Глава 6
В Маше было что-то необходимое мне в тот период. Продолжение меня. Продолжение моих переживаний. Мы играли с ней в пинг-понг. Только вместо шариков были наши чувства. Она бросала в меня свои боль и ненависть, а я огранял их. Превращал в радость и смех. Она делала тоже самое и для меня. Каждый вечер, поднимая телефонную трубку тем далеким летом, её голос становился всё чище и светлее. Её чудесный голос, искаженный трубкой телефона, до сих пор звучит у меня в голове. Я помню каждый её вздох. Каждое её молчания. Улыбку на своём лицо от осознания что она ждет моих слов, не кладет трубку. Я так по ней скучаю.
Тогда всё и началось. Первые искорки огня, желания. Я был самым счастливым человеком на земле. Ведь я встретил такого прекрасного человека. Он дополнял меня. Заполнял пустоту. Я мог быть с ним самим собой и не стыдится этого. Казалось, что всю мою жизнь меня вели сюда, через все страдания и все несправедливости. Мне показали Машу и замерли. Я выдохнул и сказал – «Она идеальна. Я не могу поверить своим глазам и ушам».
Или же это очередная ложь? Может быть, она увидела форму дыры в моем сердце и подстроилась под неё? Как животное, напуганное грозой, забилась под камень, в странной позе, единственной позе, при которой капли дождя не попадали на неё. А когда дождь закончился – она ушла.
Каждый вечер я ждал звонка. Она звонила, и мы говорили часами. Мой отец, проходя мимо на балкон покурить, странно смотрел на меня по началу, не понимал, с кем я мог говорить так поздно и так долго. Так же он не понимал, что в его пачке сигарет становится на одну сигарету меньше каждую ночь.
Ожидая телефонных разговор, дни шли медленно, а вечера летели быстрее пули. И каждый вечер, кладя трубку и выходя на балкон, я думал, как бы позвать её погулять.
За язык на последнем издыхании едва держались слова: «Не хочешь погулять со мной?». Тем более, когда нутром чуешь и знаешь, что она согласиться. Но слова так и не срывались. Мне нужен был Шрам из фильма «Король лев». Или смелость. И как говориться: если гора не идет к Магомеду...
Все началось с того, что Маша позвонила не вечером, как обычно, а днем. Уже тогда стоило догадаться. Я сидел на кресле у балкона с телефоном под ухом и поглядывал на курящего отца. По телевизору заиграл очередной русский народный концерт и мать остановилась в проходе между коридором и залом, засмотревшись. В её защиту могу сказать, что концерт был действительно интересный. Женщины в красных платьях размахивали платками и ждали своих мужей с войны. Не знаю, что должны были олицетворять красные платья, но мне хотелось думать, что это символ пролитой крови с их стороны. Пока все мужчины были на войне, они тоже страдали. Они не истекали крови как солдаты, не рвали зубами ткань чтобы перебинтовать товарищу отрубленную конечность. Нет, но они тоже страдали. Они не выхаркивали имена возлюбленных пока тем по живому зашивали раны. Они шептали эти имена, от бессилия. И эти красные платья, эта метафорическая кровь, накинута на этих женщин как ордена - наколоты на мундиры мужчин, в качестве их признания.
С другой стороны, мне кажется, я слишком глубоко капаю и больше для себя самого. Может быть концерт не такой хороший, раз я от скуки придумывал им целые истории, что даже не подразумеваются?
— Не хочешь на улицу выйти? — спросила Маша из трубки телефона. И тут я осознал, что слишком долго держал паузу.
— Я думал, ты никогда не позовешь! — отшутился я, надеясь, что она не восприняла затишье на свой счет.
— Я думала, это ты никогда не позовешь! — она засмеялась.
— Мы уже сейчас выходим? — в непонятках сказал я.
Да, оказалось что сейчас.
Я быстро накинул на себя кофту с замком, и, надев первый носок крикнул:
— Мама! Где мои джинсы?
— На балконе мокрые, сушатся!
Я остановился. Второй носок, на полпути к щиколотке, тоже. Это был крах. Я настороженно выглянул из своей комнаты, не веря своим ушам.
Только не сейчас.
— Как это мокрые? — я произнес это медленно, чтобы мать услышала недовольство в моем голосе.
— Тон сбавь, — сказал отец, выходивший с балкона.
«А то что» - не сказал я.
— Это мои единственные нормальные джинсы! — произнес я с отголоском нытья в голосе, дав понять отцу что я не претендую на главенство в его стае. Он это почувствовал и потерял интерес к разговору.
Я сел обратно на свою кровать осознавая всю серьёзность ситуации. Мне придется выйти в «запасных» джинсах. В запасных джинсах к Маше! В каждой семье такие были и поверьте мне, что «запасными» они были не просто так. Далеко не просто так. Ой как далеко не просто так.
— А нет, высохли уже! — крикнула мать с балкона.
Я поднял голову к потолку и как типичный неверующий прошептал:
— Спасибо.
Мы договорились встретиться у качелей, что была ровно посередине между моим и её домом. Жили мы близко друг к другу, в пяти домах и двух дорогах. Качели у которой было назначено рандеву, были не простые. Вместо двух деревянных качелей рядом друг с другом, эти качели были целостными. Две толстые деревянные доски соединялись в одну длинную и широкую. Держались на четырех цепях по краям.
Я подошел к качели первый. Ждал Машу минут пять, а её всё не было. Начал сомневаться в себе, в своей адекватности.
Не приснилось ли мне всё это? Телефонные разговоры до самой ночи? Нет, не может быть. А если это всё розыгрыш? Сейчас выпрыгнет Костя. Жак, Маша, Её отец и объявят меня лохом...ага, ещё и Валдис Пельш.
— Что с лицом? — знакомый голос раздался сбоку. На этот раз без телефонных помех.
Во всей красе, в легком сером платье с цветочками, передо мной стояла Маша. Выглядела она лучше, чем я мог себе представить. Пахла ещё лучше. Цитрусовый аромат её духов навевал новогодним настроением и покоем. Она выглядела чудесно, даже на фоне моих «основных» джинсов. Она уже не была девочкой, что растянула связки и упала на сентябрьскую траву. Она была молодой женщиной. С новыми мыслями, с новыми страхами, с новыми чувствами. И я хотел быть рядом с ней, когда она с ними освоится.
— Ой, привет, — растерялся я.
Маша заулыбалась.
— Привет.
— Я только что подумал, что ты не придешь и всё это была шутка. От того и лицо было.
Она ударила меня в плечо. Легонько.
— Ты дурак, я бы так никогда не сделала.
— Я знаю, — кивнул я и действительно ей поверил.
— Хочешь покачаться?
Маша села на левую сторону качели. Я рядом.
Мы сели на неё как на лавочку, поэтому сильно раскачаться было невозможно. Нам этого было достаточно.
— Мне нравятся твои джинсы, — Маша тыкнула в них пальцем.
«Ещё бы»
— Да так, обычные джинсы.
— Мне нравится твое платье.
— Ещё бы! Его мама сшила.
Маша встала с качели и крутанулась чтобы, я рассмотрел платье со всех сторон.
— Итак, — объявила она, качая руками вниз-вверх, — куда хочешь пойти?
— Я не знаю. Можем пройтись по... — я хотел сказать по парку. Идея была ужасная. Хорошо, что я это понял, хоть и на полпути. — Можем сходить на площадь. Там много всего интересного.
— Пошли! — к счастью, Маша ничего не заподозрила. Или притворилась специально для меня.
Первый квартал мы шли почти молча. Привыкали к друг другу. Она к моему темпу, я к её темпу. Я всегда ходил слишком быстро и мне никогда не приходилось ни под кого подстраиваться. Все мои друзья ходили похожим темпом и для меня женский вальяжный шаг был в новинку. Пришлось сбавить свой. Она тоже подстраивалась под мой. В конце концов мы пришли к удобному темпу для нас обоих.
— Моя мать хочет, чтобы ты пришел к нам на ужин. Она готовит очень вкусную солянку. Ты любишь солянку? — Маша толкнула меня плечом, передавая эстафету диалога.
— Да, я обожаю солянку.
— Значит решено. Мама старается быть занятой в последнее время. И ты пойдешь ей на пользу. Как и мне, — Маша не сдерживала улыбки. Её глаза блестели.
Я ничего не успел ответить, а она продолжила:
— Можем даже зайти сегодня. Как тебе идея?
— Но тогда твоя мама не успеет приготовить солянку.
Маша сморщилась и призналась:
— Она уже её готовит.
— Я смотрю у тебя всё спланировано! А что, если бы я сегодня не смог? Вдруг у меня дела? Ты настолько была уверена, что я соглашусь?
— Какие дела, Денис! Ты мне уже неделю рассказываешь, как сидишь дома и смотришь телевизор. Даже в выходные. А мы оба с тобой знаем, насколько плохие передачи идут по выходным в дневные часы.
Меня передернуло лишь от мысли о тех дневных передачах по первому каналу. Да и вообще по любому каналу.
— Мы с тобой всего неделю общаемся, и ты уже думаешь, что меня знаешь! — сказал, изображая искусственное недовольство, разбавленное своей улыбкой.
— Я тебя знаю Денис. И ты знаешь меня.
— Дааа, ну тогда мой любимый цвет? — у меня его не было.
— Такой же какой и мой.
— Я не знаю какой у тебя любимый цвет!
— Я тоже.
Я в недоумении развел руками, не понимая её логики. Она засмеялась, согнувшись вдове. Я смотрел на её спину с упавшими со спины белыми волосами. Просмеялась она только когда мы подошли к площади.
Там было пусто и неинтересно. Впрочем, как и всегда. Мимо нас замелькали пенсионеры, идущие с дачи домой.
Я увидел вывеску – «Экзотические животные» и указал в неё пальцем, хитро улыбаясь. Маша закивала, и мы зашли в помещение.
— Обезьянка, обезьянка! Хочу к обезьянке, — крикнула Маша, даже не успев пройти в дверь, учтиво открытую мной.
Я тоже хотел к обезьянке.
Мы сфотографировались с обезьянкой. Сначала по очереди, а затем вместе. Стоя рядом с Машей, почувствовал запах шампуня на её волосах. Я хотел придвинуться ещё ближе, но хозяин обезьянки с фотоаппаратом прервал меня сказав: «Снято!».
Маша снова на меня посмотрела. Она улыбалась и была счастлива.
— Хочу тоже самое только теперь со змеями.
Она побежала к ним. Я остался стоять наедине с одной мыслью – «Со змеями? Кто хочет фотографироваться со змеями?!»
— У них такая скользкая чешуя! — раздался её восторженный голос. Она надела змею на себя словно шарф. Змеевод стоял рядом с ней и контролировал процесс. Я помню, как его присутствие напрягло меня. Зачем не представляющим опасность змеям нужен змеевод?
— Денис иди сюда скорее, надень змею!
Я подошел.
— Обойдусь.
— Да ты чего, Денис, они же не ядовитые! Ой! — Маша с ужасом поняла, что не спросила змеевода об ядовитости змей.
Змеевод же всё понял по её лицу и успокоил улыбающимся кивком:
— Не ядовитые.
— Я хочу фото, с тобой Денис и со своей змеёй, — она скрючила лицо задумавшись, — Нет! С нашими змеями! Выбери себе!
Я подошел к аквариуму и посмотрел на ассортимент.
В аквариуме расположились ещё три змеи по мимо той, что была у Маши на шее. Одна из них коричневая. Сразу нет. Маша стояла с точно такой же, и я не хотел повторяться и боялся, что она расстроится если я возьму такую же. Вторая змея - желтая. Я может быть её бы и взял, да только третья была в грациозно змеином светло зеленом цвете.
— Змеи, как змеи, — проворчал я, прямо как мой отец, — ладно, возьму зеленую. Истинно змеиный цвет.
— Я думала коричневый истинно змеиный цвет, — в недоумении произнесла Маша, уставившись в объектив фотоаппарата. — Товарищ змеевод, какой цвет истинно змеиный.
Змеевод посмотрел на меня потом на Машу.
— Какой ты скажешь дорогуша.
Маша засмущалась. Я взял зеленую змею и подошел к ней для фото.
— Коричневый, не змеиный цвет, — мы стояли с Машой и ждали щелчка фотоаппарата.
— Змеиный!
— Нет, не змеиный!
— Змеиный!
— Нет!
— Да!
— Нет!
— Да!
— Да!
— Нет!
— Ты сейчас сказал «да»?
— А ты сказала «нет»?
Щелчок.
Я, снимая змею, сказал:
— Тогда если коричневый цвет, — змеиный, получается, что и желтый цвет тоже.
Она посмеялась.
— Хорошо, хорошо. Зелёный - змеиный. И вообще, перед нами змеи желтого, коричневого и зеленого цвета. Они все истинно змеиного цвета.
Мы заплатили за фото и вышли.
— Хорошие фото, мне нравятся, — проговорила под нос Маша.
— Да, хорошие, — Я стоял рядом и мой подбородок касался её макушки, когда мы оба смотрели на фотографии.
Она подняла голову на меня, а я чудом успел убрать лицо и не столкнуться.
— Твои две фотки, бери.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Чтобы спрятаться от солнца и дать ногам отдохнуть, мы прошли во дворы. Несколько лавочек были свободны, и я подметил для себя ту, что была под деревом, чьи пышные ветки прикрывали солнце. Маша тоже её заметила и мне даже указывать на неё не пришлось.
— Ох, — вздохнула она, стирая пот со лба сев на скамейку, — когда мы выходили так жарко не было.
— Ты хочешь пить? Могу в магазин зайти, — я не стал садится, на случай если она скажет «да».
Вместо слов она только посмотрела на меня провинившимся взглядом.
— Денис, тебе понравились же фото? — она замахала ими передо мной подняв руку.
— Конечно.
— Так вот, я заплатила за них деньгами, которые мама дала мне на хлеб.
Я засмеялся.
— У тебя будут деньги и на хлеб, и на попить? — спросила Маша.
Остановив смех, я порылся в карманах джинсов, достал всю мелочь и стал подсчитывать другой рукой. Быстро понял, что денег не хватить.
— К сожалению, нет, — огласив, рухнул на лавочку.
— Извини.
— Ничего, — я достал свои фотки из кармана.
Маша придвинулась ко мне.
— Хорошие ведь.
— Да, хорошие.
— Это же воспоминания. Они лучше, чем вода. Они бесценны.
— Только эти не бесценны, эти стоили нам воды.
Маша вздохнула.
— Мы можем купить воды, если ты сильно хочешь пить.
— Нет, нет! — замахал я руками, — всё хорошо. Хлеб, так хлеб. Солянкой напьюсь.
— С хлебом!
Наконец, Маша улыбнулась.
— Кстати насчет солянки, когда мы пойдем? Не готово ещё?
— Думаю готово. Можем идти.
Маша схватила меня за локоть остановив.
— Прежде чем мы пойдем, я хочу сказать, что не знаю, как пережила бы смерть отца без тебя. Без наших телефонных разговоров. Спасибо, что позвонил. Спасибо, что возишься со мной.
Я впервые почувствовал себя нужным.
-Я бы сказала пожалуйста. Но правда в том, что ты нужна была мне чуть ли не больше.
Мы подошли к двери её квартиры.
— Даже в подъезде ничего не изменилось. Стены не покрашены. Не то что у нас. — заметил я.
— Я постоянно забываю, что вы меня с Костей тащили до дома, когда я растянула связки.
— Для этого есть я, всегда помнил.
— Важный был день для тебя?
— Оказалось, что да, — отшутился я.
Её это едва ли рассмешило. Она резко спросила:
— Почему вы с Костей не общались со мной после того дня?
Я не успел ответить, да и не знал, как. Женщина с такими же прекрасными белыми волосами, как у Маши открыла перед нами дверь.
— Что-то вы рано!
Маша зашла первая и грациозно разулась.
— Но я как раз успела всё приготовить!
Я помнил эту квартиру. Ничего сильно не изменилось с тех пор, как мы с Костей здесь побывали. Разве, что Телевизор стал лучше. Современнее. Но учитывая времена - ненамного. Одно «Sanyo», заменили на другое «Sanyo».
Стулья на кухне были те же. Я осознал, что и у меня дома стулья никогда не менялись. Честно говоря, я вообще не помню, чтобы у кого-то менялись стулья на кухне. Это же стулья, зачем их менять если они работают?
— Денис, тебе сметану ложить в суп? — сказала мать Маши, когда мы сели на эти самые стулья. Она стояла спиной ко мне и зачерпывала солянку поварешкой.
— Мам, класть! А не ложить!
— Да, да, да.
— Да кладите сметану, спасибо, - ответил я.
Надо запомнить не произносить «ложить» при Маше. Хотя с моей грамотностью, это будет практически невозможно.
Две дымящиеся тарелки со стуком оказались передо мной и Машей.
-Кушайте, кушайте. И потом я вам мороженое достану.
Ещё и мороженое. Этот день может стать ещё лучше?
Когда мы перешли к мороженому, Маша вернулась к тому вопросу, о котором я надеялся она забудет:
— Ну так что, почему вы с Костей решили со мной не общаться?
Я облизнул эскимо.
Ещё раз.
И ещё раз.
— Денис!
Её эскимо было сухим. Она ждала ответа.
Я вздохнул.
— Не знаю Маш. Мы были детьми. А общаться с девчонками тогда было не в почете у пацанов, — Маша даже не дернулась. Мне стало жалко её эскимо. Глядишь растает и стечет на пальцы. — Ладно, если попытаться совсем откровенно, я жутко боялся девчонок. Особенно когда они пытались со мной подружится.
— Ты не выглядел напуганным при мне?
— Ты была в беде, и Костя был ещё с нами. Тем более всё произошло очень быстро. Не было времени накручивать.
— Но смелости пожертвовать пятьдесят рублей хватило?
Поверить не мог что она помнила и от неожиданности покраснел.
— Это был не я.
Маша всмотрелась в меня. Я покраснел ещё сильнее.
— Действительно?
Зачем я соврал?
— Ладно! Признаю, — краска начала постепенно стекать с лица.
— Нечего признавать, я знала, что это был ты!
— Откуда?
— Просто знала.
— Ты приукрашиваешь, специально. Будто у тебя есть шестое чувство, завязанное на мне. Неправда.
— Зачем мне врать? — Маша безобидно подняла плечи, не снимая улыбку с лица.
— Ты мне скажи!
Мы так ни к чему и не пришли. Лишь пререкались, пока нас не перебила мать Маши предложив сыграть в лото.
— Лучшие места в заведении! — объявила Маша и указала руками прямо на ковер.
Я полностью её поддержал, ведь играть в лото на ковре всегда было удобнее.
Скрестив ноги на полу рядом с Машей, я почувствовал домашний уют. Наши плечи соприкасались. Лампочка горела теплым желтым цветом.
Удивительно, ведь только сейчас я понимаю, как по-настоящему счастлив был в тот день. Старые добрые времена. Хотелось бы знать, что ты в них находишься, до того, как их покинул.
Но и не могу не задуматься - не будь тот день настолько чудесным, может быть моя жизнь обернулась иначе? Может быть именно воспоминания об этом дне, об этих чувствах, в дальнейшем и гнали меня не давая покоя, разрушая всё на своём пути?
Вечер заканчивался. Я уже обыграл Машу в лото и стоял у двери, искал глазами ложку для обуви.
— Вот она, я подам, — Маша подобрала ложку и протянула мне.
Ложка помогла.
— Что ж, — начал я, осталось только уйти.
Маша вздохнула.
— Похоже на то. Увидимся завтра? — протянула она.
Я кинул несколько раз и быстро, будто сдерживался, ожидая сигнала. Открыл дверь и переступил одной ногой порог.
— Позвони как придешь! — резко выпалила Маша мне в след.
— Хорошо.
Вторая нога переступила порог, но я развернулся в последний раз, чтобы посмотреть Машу. Она меня ждала. В последний раз мы посмотрели друг на друга. Что - то приятное растеклось у меня в груди. Я развернулся обратно и поскакал по ступенькам. Жизнь обрела смысл и дальше меня ждало только безоблачное чудесное существование