Сделай мне одолжение.

PoV: Дженнифер

Я сижу уперевшись об дверь, закрывая лицо руками. Мне до безумия обидно слышать эти слова от Каулитца. Сердце разрывается на сотню кусочков, представляя, о чем он думал. Слезы льются из глаз, и сколько бы я их не вытирала руками, они не заканчивались. Хочется закатить истерику, кричать, злиться, но вместо этого я плачу прижав ноги к груди, как маленькая девочка.

Мне противно находится с Томом в одной квартире, смотреть ему в глаза, и вообще, находится рядом. Я проклинаю тот момент, когда согласилась танцевать с ним вальс. Когда согласилась идти с ним за салютами. Когда поверила его красивым глазам, не подумав о том, каким человеком он может оказаться.

Я больше никогда не смогу поверить ему. Не смогу так же смущаться от его взглядов. Ни за что не притронусь к Каулитцу. Потому что теперь это все меня заставляет только больше его ненавидеть.

От рыданий мое тело мелко дрожит, а попытки успокоится оборачиваются лишь еще большими слезами.

Я хочу позвонить Марлен, и взяв телефон лежащий на кровати, снова набираю ее номер. Приложив телефон к мокрой от слез щеке, я нервно жду. А в ответ снова получаю гудки без ответа. Почему она уже сутки мне не отвечает?

Вытерев слезы, я залезаю на кровать, и прижав ноги к груди обхватываю их руками. Чувствую себя идиоткой.

«Марлен, у тебя все хорошо? Который день ты не отвечаешь» – печатаю я ей, надеясь, что подруга мне скоро ответит. Ее поддержка и совет сейчас жизненно мне необходимы. Но сообщение до нее даже не дошло, и единственное, что мне оставалось, это глубоко вздохнуть, и разгребать эти проблемы самой.

Я сидела с телефоном в руках, стараясь на что нибудь отвлечься. Грудь все еще ужасно сдавливает обида.

Я не хочу думать об этом. Завтра, на свежую голову я решу, что мне делать. Найду себе квартиру, устрою истерику Тому, или еще что нибудь... Сейчас я просто хочу просто забыться в чем нибудь. Вытерев все слезы, я забираюсь под одеяло, которое давало мне чувство защищенности от всего этого мира. А спустя минут двадцать бессмысленного просмотра соц.сетей, я слышу, как Том разговаривает по телефону. 

Он не просто разговаривает, я слышу, как он злиться и нервничает. Но не понимаю, о чем он говорит. Наверно очередная подружка отказалась прыгнуть ему в постель. Придурок.

– ... Аварию? Какая больница? Я сейчас приеду. – разобрала я слова Тома, который вдруг забегал по всей квартире. По его голосу понятно, как он не на шутку нервничает. И мне становится вдруг до жути интересно что случилось. Его подружка попала в аварию?

– Что с Биллом? В каком он состоянии? – снова слышу я обеспокоенный голос Каулитца, и от охваченного меня интереса, скинув с себя одеяло, ближе подхожу к двери, пытаясь прислушаться, но больше ничего не слышу. Только шаги Тома, проносящиеся по всей квартире.

Билл? Билл попал в аварию? Том едет к нему в больницу? Я тоже еду! Нет, я не хочу видеть этого идиота. Но Билл... Он не был похож на брата. Мне казалось что он намного лучше. Мягче, наверно. Я слышала их разговор за дверью, когда Билл упрекал своего брата в похождениях. И вдруг тоже запереживала. Я тоже поеду в больницу!

Резко взявшись за ручку двери, я уже хотела ее открыть, как вдруг остановилась. Не плевать ли мне на этого Билла? Кто он мне такой? Но что-то тянуло меня поехать туда, словно я обязана быть там. К черту! если у него брат придурок, это не значит, что он такой же.

– Я еду с тобой. – уверенно говорю я Каулитцу, открывая дверь.

Том стоял у прохода, напуганно что то печатая в телефоне. А когда я резко открыла дверь с таким заявлением, поднял на меня свои нахмуренные глаза, и недоверчиво осмотрев меня с ног до головы, отвернулся. И тут я вспомнила что я до сих пор в этой идиотской футболке.

– Тебе незачем туда ехать, – грубо отвечает он, снова быстро печатая что то в телефоне.

– Я у тебя не спрашиваю! – захлопнув дверь, и не дожидаясь ответа Тома, я быстро беру первые попавшиеся из шкафа джинсы. Хоть единственный адекватный Каулитц должен жить.

Лучше бы Том попал в аварию, чем его брат.

Напялив широченные джинсы, которые я покупала еще в прошлом году, я выхожу с комнаты, и вижу, как Том быстро одевает обувь у порога.

– Шевелись, – отрезает он.

Это он еще мне указывать будет? Так и хотелось сказать ему что нибудь в ответ, но вместо этого, стиснув зубы я быстро одела свои белые кроссовки. Ничего, я еще найду момент, чтобы ему за все припомнить.

Мы садимся в машину, в которой уж слишком много воспоминаний. В голову ударяют мысли как я трогала его брейды, смущалась с каждого его взгляда, как он увозил меня с горящего здания, и я вздыхаю, пытаясь отогнать эти воспоминания. А Том, в это время, быстро заводит машину и трогается с автостоянки, крепко сжимая в руках руль.

Еще чуть-чуть, и руль не выдержав его хватки сломается пополам. Мы едем молча, и единственное, что я чувствовала, это как воздух между нами накаляется. Том нахмурив брови, сжимает челюсть так, что я вижу выступившие вены у него на лбу. Я опять не заметила как глазею на его профиль. Это его машина так на меня влияет?

Все бабники красивые, поэтому они и бабники. Самое худшее в парне это если он знает о том, что он красивый. А если при этом еще и харизматичный, точно будет считать себя богом. Этот Каулитц как раз из таких.

– Что с Биллом? – спросила я, прерывая наше молчание, и наблюдая за тем, как стремительно повышается скорость машины.

Том ответил мне не сразу, а лишь сильнее надавил на газ. Намекает мне о том, чтобы я заткнулась?

– Он попал в аварию, – ответил он сквозь зубы, и даже не обернулся на меня, а продолжил прожигать глазами дорогу.

Его взгляд был такой злой и напряженный, что можно было испугаться. Я украдкой смотрю на его руки, и вижу как вены на них были так выражены, что казалось, сейчас лопнут. Черт, его руки такие привлекательные... Так, Дженнифер, приди в себя!

Доехав до больницы, Том буквально вылетает из машины, громко хлопнув дверью. Когда я выхожу за ним, чувствую как холодный ветер пробирает до дрожи, заставляя меня жалеть о том, что я в одной футболке. Каулитц бежит ко входу в больницу, а я, понимая, что не смогу его догнать, аккуратно закрыв дверь машины шагаю за ним.

Кругом суета: кто-то сидит на скамейках и громко плачет, врачи судорожно бегут к подъехавшим машинам скорой помощи с носилками, а кто-то выбегает из здания в истерике. Людей кругом так много, что можно сойти с ума. Пока я пробиралась через всех них за Томом, я успела потерять его из виду, и не на шутку занервничать.

Машин скорой помощи, с воющими мигалками, один за одной заезжали на территорию больницы. Эти смешавшиеся звуки плача людей и мигалок сводили с ума. Мне хотелось как можно быстрее зайти в это здание.

– Здравствуйте, а вы не знаете где... – обратилась я к девушке в белом халате около входа, войдя в больницу, но вдруг услышала кричащего Тома.

– Дай мне войти! – злился он, и сориентировавшись откуда звучит его голос, развернувшись я побежала в эту сторону.

Том стоял и держал за шиворот врача, который размахивая руками пытался объяснить ему, что в реанимационную нельзя входить посторонним. Каулитц был на голову выше его, и смотрел на бедного в возрасте врача, как хищник на добычу. А он, ничего не в силах сделать ему, жалко пытался оттолкнуть.

– Том! – подбегаю к ним я, и он поворачивает на меня голову. Взгляд Каулитца прожигал насквозь, словно металл на раскаленном огне, – Угомонись!

Он отталкивает врача, заставляя его стукнутся головой об стену. Я еще никогда не видела Тома таким злым. 

Его глаза темнели от гнева, а руки крепко сжались в кулаки по обе стороны от него. Он тяжело дышал, пытаясь контролировать эмоции, которые готовы были взорваться. Каждый мускул его тела казался натянутым до предела, как будто в любой момент он может сорваться и устроить сцену. Он буквально готов уничтожить всю эту больницу, лишь из за переживания за брата.

– Ты сделаешь только хуже, если зайдешь туда, придурок. Угомонись. – говорю я, поворачиваясь к врачу, который хватается за голову.

Я кладу руку ему на плечо, разглядывая лицо. Он корчится от сильного удара головой, а потом еле фокусирует взгляд на меня. Идиот, Каулитц!

– У вас все хорошо? Простите его пожалуйста... Сильно переживает.

– Все хорошо, милая, – все еще держась за голову, и еле улыбаясь мне в ответ говорит врач.

– Как ты ее назвал? – вскрикивает сзади Том, и я оборачиваюсь на него, останавливаясь от того, чтобы не врезать ему прямо сейчас.

Врач вздыхает, и развернувшись быстро заходит в реанимационную, закрыв дверь на замок.

Почему Том так отреагировал на слова сказанные мне врачом?

– Приди в себя, Том! Что ты творишь?

– Мой брат сейчас там! – его голос дрожал от злобы и беспокойства.

– Ты ничем ему сейчас не поможешь. Если ты зайдешь туда, сделаешь только хуже, – мой голос становится тише, – сядь. Успокойся, Том.

Внешне Том кажется сильным и жестоким, но в его глазах читается страх за Билла. Том сжал зубы и резко отвел взгляд, будто стараясь не показывать эмоций, пронзавшие его мозг. Его дыхание стало неглубоким и рваным, словно он боролся с собой, пытаясь не позволить эмоциям взять над ним верх. А потом он делает шаг к реанимационной.

– Том! – снова злюсь я, рукой уперевшись в его грудь, не давая ему пройти.

О чем он вообще думает? На что надеется, пытаясь зайти туда? Он же тупо сорвет всю операцию, делая своему брату хуже! Том не умеет думать головой?

Он громко вздыхает, и демонстративно садится на стул напротив реанимационной, все еще прожигая ее взглядом.

Видно, как он нервничает. Он стучит пальцами по колену, не находя себе места. И мне становится жалко Тома.

И как бы я ненавидела его за все сказанные мне слова, чисто по человечески я сажусь рядом с Каулитцем, пытаясь хоть немного его успокоить. Или он  разнесет всю эту больницу, которая и так завозит людей в крови один за другим. Что вообще здесь происходит?

Каулитц упирается головой об стену, прикрыв глаза. Я вижу как на его лбу напрягаются виски, как он сжимает свои джинсы, как он напрягается всем телом. Его губы дрожали, когда Том пытался удержать себя от слез. А потом по его щеке все же начинает стекать предательская слеза.

И вместе с этой его слезой мое сердце разрывается на сотни кусочков.

Я обещала себе, что близко не подойду к Тому, что ни за что на свете не притронусь к нему. Но сейчас, пересилив себя, я аккуратно дотрагиваюсь до его щеки, вытирая слезу. Я знаю, что такое, переживать за своих близких. И полностью разделяю чувства Тома.

– Том, успокойся. Все будет хорошо, – тихо говорю ему я. 

Он поворачивает голову, смотря на меня испуганными как у котенка глазами. И я чувствую, как внутри все сжимается от его последующих слез.

Я моментально забываю все, что Каулитц говорил мне, когда он молча чуть наклоняет голову к моей руке у его щеки, полностью показывая своим видом, как он сейчас уязвим и чувствителен.

В реанимационную забегают две девушки в медицинских халатах, и Том полными глазами слез проводит их взглядом, а затем отчаянно закрывает лицо руками.

– Если с Биллом что-то случится...

– Не случится, – перебиваю я Тома, – не думай об этом.

Хотя не думать об этом в этой больнице сложно. Где то в глубине коридора слышен женский плач, который пробирает меня до мурашек.

– Давай выйдем? Здесь ты с ума сойдешь.

– Нет, – отмахивается Том, – я буду рядом с братом.

– Он будет там еще не меньше пары часов, а тебе нужно придти в себя. Посидим чуть на улице и вернемся, пошли.

Я встаю и протягиваю руку Тому, который жалобно смотрит на меня снизу вверх, и чуть помедлив, хватается своей рукой за мою, переплетая наши пальцы.

Да, еще пару часов назад, я думала что никогда не притронусь к нему. Но сейчас я вижу как ему ужасно плохо. Я не тварь, которая оставит его в таком положении, как бы мне этого не хотелось.

Мы садимся за самую последнюю скамейку, чтобы не слышать суеты около больницы, все это время идя держась за руки.

Когда нас окружала только тишина, и слабый свет уличного фонаря, мне показалось, что Тому стало легче. Я смотрю на измученное лицо Каулитца, каждой клеткой своего тела сопереживая ему.

– Прости, Дженн – прерывает тишину Том,
неуверенно поднимая на меня свой взгляд, – я виноват. Я не хотел обижать тебя.

Мои губы дрогнули в полуулыбке. Его голос звучал тихо и хрипло, и пробирал меня до костей. Глаза Каулитца смотрели с мольбой, в них была неподдельная искренность и раскаяние.

– Я сам виноват в том, что приплетаю тебя в свои фантазии. Я знаю, я ужасен, Дженн, – он виновато склонил голову вниз, пряча от меня свои глаза.

Во мне вспыхивают противоречивые чувства, но стараясь подавить их, я продолжаю пытаться успокоить его. Пусть он и придурок, бабник, изменщик и вообще человек, не достойный жить на этой планете, я не хочу, чтобы он страдал. Точнее, хочу чтобы его так же бросила девушка и он понял, что такое играть с чувствами других. Но я искренне не хочу, чтобы он терял брата, видя, как он готов уничтожить всех, лишь бы он жил.

– Ничего страшного, – выдавливаю я, понимая, что сейчас не время истерить и говорить о том, что он все равно во всем виноват.

Том и так это понял. Но, признаюсь, если бы сейчас не было этой ситуации, я бы его не простила. Но если я сейчас продолжу его порицать, ему будет еще хуже. Я вижу как он искренне чувствует себя виноватым, а еще, как находится на грани истерики, из за Билла в реанимационной.

– Я обещаю, я не притронусь к тебе, Дженнифер, просто... – Том резко отвернулся и попытался спрятать своё лицо, но я всё равно заметила, как он резко вытер слезу с глаза тыльной стороной ладони.

Его грудь тяжело вздымалась от неглубокого дыхания, когда он пытался взять себя в руки и не показать свою слабость мне снова.

Меня пронзило чувство жалости к Тому, когда я увидела его растерянность. Он казался мне таким испуганным и расстроенным, что я не смогла просто наблюдать за ним.

Решившись, я аккуратно обхватила его в нежные объятия, притягивая его сильное тело ближе к себе, чтобы успокоить его и дать понять, что он не один. Том вдруг напрягся, а затем расслабился, застыв на месте. Его руки медленно поднялись, сомкнувшись на моей талии, но казалось, что он боялся быть грубым или сделать что-то не правильно. Он неуверенно обхватил меня в ответ, и аккуратно положил свою голову мне на плечо.

Том прятал своё лицо в моих волосах, и я могла чувствовать его нежное дыхание, пробегающееся по моей шее. Его голос дрожал от чувства вины, когда он шёпотом
снова и снова произносил слова извинения.

Его руки крепко сжимали мою талию, словно он не хотел меня отпускать. Я чувствовала его уязвимость и искреннее раскаяние в его объятиях.

Моё сердце замерло от внезапного осознания столь близкой близости с Томом, и забилось чересчур резко от близкого контакта. Это было одновременно приятно и немного пугающе.