XXII
Почтение к жизни требует от каждого жертвовать частицей своей жизни ради других.
Швейцер Альберт.
Раннее утро. 30 июля. 2017 года.
Ноги ступают по мокрой траве, и я слышу неприятное чавканье. Вокруг тьма, но я иду вперед. Меня тянет туда. Я посреди какого-то поля, куда не суется ни одна живая душа. Мне не страшно. Я иду, шагаю по росе и чувствую пальцами ног рассыпчатую землю. Тишина сменяется шептанием, и я замираю на месте, чувствуя ледяное дыхание себе в затылок. Поднимаю руки вверх и не вижу пальцев, будто их нет. Мне не страшно. Некто касается моей шеи, проводя острым ногтем по ключице, и убирает мои волосы назад. Они не рыжие. Пепельно-синие, увядшие. Мои глаза горят, и я чувствую жар, который исходит от моего тела. Ноги подкашиваются, но некто ловит меня, что-то шепча на ухо, но я не могу понять.
— Повторите, — молвлю я, касаюсь невидимыми пальцами кожи под носом и чувствую соленный привкус металла на губах, — я...я не слышу, — перед глазами все темнеет, и я наблюдаю за падением звезд с синего неба.
— CH03, — произносит голос, — E07SH, — шум отвлекает меня, — 04M06, — я падаю вниз.
Я резко подрываюсь и сбивчиво дышу, оглядываясь по сторонам. За окном только-только встает солнышко из-за горных хребтов, и я нервно выдыхаю, понимая, что это лишь сон. Ничего более. Ничего менее.
Перевожу взгляд на спящего Криса, и улыбка озаряет мои губы. Это самое милое создание на земле, я клянусь вам. Сейчас он такой расслабленный и умиротворенный. Прекрасный. Даже без горящих глаз и ухмылки.
Губы парня дрогнули, и я, испугавшись, нырнула обратно под одеяло и почувствовала, как ладони Шистада ложатся на мой оголенный живот и притягивают к себе, он утыкается в мои волосы, сопя.
Облегченно выдохнув, я закрыла глаза и попыталась еще немного поспать.
***
Josef Salvat — This Life
Становится невыносимо жарко, и все тело затекло. Скорее всего, я спала все это время в одном положении. Я переворачиваюсь на другую сторону и открываю глаза, встречаясь с шоколадным взглядом Криса, и выдыхаю от неожиданности, быстро закрывая глаза. Черт.
— Доброе утро, — хриплый голос разносится около моего уха, и пальцы парня убирают выпавшие пряди из хвоста за ухо. — Я знаю, что ты не спишь, — я открываю глаза и смотрю на полусонного Шистада.
Прекрасен, как и всегда.
— Доброе, — почти шепча, говорю я и тру нос, который зачесался. — Который час? — Крис берет с тумбочки телефон и смотрит на дисплей, а затем поворачивает мне. 12:35. — Спасибо, — он кивает и смотрит в потолок.
Мы молчим. Кристофер думает о чем-то своем, медленно моргая. Я смотрю на него и подмечаю: почему же так не может быть всегда? Почему в наших недоотношениях всегда есть недопонимание, скрытность и недосказанность. Почему все всегда должно быть так сложно?
Не говорите мне, что я безразлична ему. Это не так. И это не моя самоуверенность, я просто не слепая, не глухая и не бесчувственная. Я такой человек, который всегда подмечает мелочи и заостряет на них внимание. Я всегда вижу то, что можно скрыть. Не всегда. В случае с Крисом я не могу понять многого, а он не помогает мне в этом плане. Он просто не хочет довериться мне так, как я. Знаю, я не могу требовать этого, но я хочу взаимности. Я хочу ясности и аргументированного ответа с его стороны: «Что же, все-таки, происходит».
— Нам нужно поговорить, — обрываю я свои мысли, сама до конца не осознавая, что произнесла это вслух.
Без единой эмоции Крис поворачивается ко мне и вопросительно выгибает бровь.
— Нам не о чем разговаривать, — он принимает сидячее положение и смотрит в окно, где ярко светит солнышко. Я так же сажусь и чувствую небольшое покалывание в районе бока.
— Есть о чем, не притворяйся, — кашель настигает меня, постепенно раздирая горло. — Хватит уже... — я не успеваю закончить, как мой телефон звонит, и я оборачиваюсь на звук. Беру его в руки и вижу на дисплее «мама», затаив дыхание, беру трубку.
— Мам? — осторожно произношу я и смотрю на Шистада, который хмурится.
— Привет, родная, — её голос бодр, и огромный камень падает с моих плеч. — Надеюсь, я тебя не разбудила. Хотела сказать, что я выполнила все поручения раньше и завтра днем буду в Осло, — я закусываю губу и кладу голову на колени.
Этого мне еще не хватало.
— Да, это отличная новость, мам, — сквозь зубы произношу я. — Вчера целый вечер гуляла с девочками, поэтому хочу еще поспать. Люблю тебя, — оттягиваю концы волос и встаю с кровати.
— И я тебя люблю, — я сбрасываю звонок и стону, распуская волосы и массируя голову.
— Мама завтра приезжает! — смотрю я на Шистада, который тоже встает с кровати и натягивает футболку.
— Вот это новость, — закатывает он глаза, а я бросаю на него испепеляющий взгляд. — Ладно, я закажу билеты, — он берет телефон в руки и выходит из номера, оставляя меня одну.
Нет, ну какого черта? Эта женщина по месяцам не бывает дома, а когда не надо, она у нас «раньше срока» заканчивает работу и приезжает в самый ненужный момент. Нет, я люблю маму, но не могу понять логику этой женщины до конца. Она никогда не рвалась домой.
Я беру чистые вещи и иду в ванную комнату, приводя себя в порядок и снова обрабатывая рану. Я собираюсь где-то за час, успев принять бодрящий душ, высушить волосы, немного подкраситься и даже обновить социальные сети.
— Через три часа у тебя рейс, — в помещение заходит кареглазый, пялясь в телефон. — Собир... — он переводит на меня взгляд и видит, что я, уже полностью собранная, умиротворенно лежу на застеленной постели, и затыкается. Берет чистое полотенце и скрывается за дверью ванной.
Я своим маленьким мозгом вспоминаю, что Ди была серьезно ранена, и подскакиваю с кровати, направляясь в соседний номер. Стучу пару раз, дергаю ручку двери, и она открывается.
— Извините, — пищу я и отворачиваюсь к двери, когда вижу, что Ди сидит на Митчеле, и они ну очень страстно целуются. Раздается смех, и я улыбаюсь, все еще стоя спиной к ребятам.
— Все нормально, — говорит Митч, и я разворачиваюсь, все еще сгорая от стыда, — проходи, — Ди облокачивается на изголовье кровати, а парень встает и, подмигнув своей девушке, обходит меня и скрывается за дверью, говоря напоследок: — Я позже приду, — брюнетка хихикает и вытирает свои губы.
— Правда, извини, — закусываю я губу и иду к кровати, присаживаясь на край. — Дверь была не заперта, и мне никто не отвечал...
— Угомонись, Ева. Думаешь, ты первая, кто нас застал? Крис однажды застал нас, когда мы занимались сексом в тренажерном зале, — хихикает она, и я вижу, что она хорошо себя чувствует. Это греет душу.
— Дай угадаю, он вас еще долго подкалывал? — улыбаюсь, и она кивает, заправляя растрепанные волосы за ухо. — Как ты себя чувствуешь?
— Вполне нормально для человека, который словил пулю в живот, — она отодвигает край футболки, и я вижу перемотанный вокруг живота бинт с небольшими красными пятнами. — Думаешь, меня первый раз подстреливают? — усмехается она и опускает футболку, тепло смотря на меня.
— Извини меня, Ди. Правда, спасибо тебе большое. Я не знаю, что было бы со мной, если бы ты меня не оттолкнула, — я, правда, очень виновата перед ней и не знаю, как отблагодарить её.
— Прекрати, — хмурит она брови. — Это могло случиться с каждым из нас, и никто не застрахован. Это я хотела поблагодарить тебя, потому что с твоим появлением я почувствовала себя простой девушкой, а не бойцом. Это приятно, когда можешь пообщаться не только с парнями, но и с девушкой, и даже стать с ней подругами, — я усмехаюсь и тянусь к ней, заключая в объятия. Не сильные, чтобы она не напрягалась. — Знай, что ты заменила мне младшую сестру, и я надеюсь, что мы еще встретимся с тобой, — она вытирает слезы, и я впервые в жизни вижу, чтобы такая, как Ди, плакала.
И не смейте думать, что слезы — это показатель слабости. Если ты чувствуешь, значит, ты живой.
— Мой рейс через три часа, я бы осталась, но моя мама прилетает завтра, и я, честно, не знаю, как ей объяснить тот факт, что весь дом разгромил сумасшедший убийца в поисках какой-то информации, — она смеется, как и я.
— Не думаю, что ты полетишь одна, потому что на эту миссию нам дали срок до 1 августа. И копии нужно предоставить Голове именно в Осло, — говорит она, явно зная что-то большее, чем я. — А я прилечу как только поправлюсь, не хочу, чтобы моя рана открылась на борту самолета, и я заплескала кровью пассажиров, — я киваю и улыбаюсь.
Все-таки есть плюсы того, в чем я так погрязла. Я встретила удивительных людей, которые меняют меня с каждый разом.
— Ди, я хотела спросить, не знаю, может, у меня уже безысходность на счет...
— Криса? — перебивает она меня и попадает прямо в цель. — Ох, милая, этот парень еще тот «фрукт», искренне не понимаю, как ты вообще с ним связалась. Но если ты хочешь узнать о его прошлом и, вообще, почему он ведет себя таким образом, то я не смогу тебе помочь, потому что свою историю он должен рассказать сам, — печально говорит она, и я понимающе смотрю на нее. Она поступает правильно, в любом случае. Я осознаю это, хотя от этого совсем не легче.
— Спасибо, Ди. Поправляйся, — я обнимаю ее напоследок и выхожу за дверь, прислоняясь к холодной стене, и закрываю глаза.
Хочется просто лечь на пол и уснуть. Навсегда. Это угнетающее состояние просто съедает меня по частям, не давай шанса на выздоровление. Окей, я могу понять мотивы Круэла, кое-как осознаю поступки отца, но никак не могу понять, чего добивается Крис. Он чертова головоломка, которая никак не хочет решаться. Он даже зацепки не дает, а я слишком тупа, чтобы быть телепатом.
Горячее дыхание появляется из ниоткуда, и я широко распахиваю глаза, видя перед собой Кристофера, который находится в миллиметре от моего лица. Он пристально смотрит мне в лицо, затем переводит взгляд на мои губы, которые открыты, а потом снова в мои глаза, и ухмылка озаряет его губы.
Kaleo — Way Down We Go
— Нам пора, — буквально в губы шепчет он и отходит на несколько шагов. В его руках моя и его сумка. Он идет к лифтам, а я будто в трансе следую за ним.
Что за игры, Шистад?
— Ты тоже едешь? — восстановив дыхание, лепечу я и нажимаю кнопку «1». Дверь лифта закрываются, и он едет вниз.
— Ты не рада? — язвительно говорит он, а я закатываю глаза. — Ева, ты — девочка-проблема, и мы не можем отпустить тебя одну, ибо проблем сами не оберемся, — мы идем через холл и оказываемся на улице.
— Мы? — усмехаюсь я. — А может ты? — время и мне перейти в атаку. — За свои действия я отвечаю только сама, и «разгребать» то, что я сама наделала, буду лично я! — с силой открываю дверь и хлопаю ей, больше не обращая никакого внимания на парня.
Он закидывает сумки на заднее сиденье и обходит машину, садясь на водительское кресло. Блять, я села на переднее, черт. Ну что, мне проблем мало, что ли?
— Мне нет никакого дела до тебя, Мун, — мы выезжаем на дорогу, и он закуривает.
— Ну да, конечно, — фальшиво усмехаюсь и достаю из кармана джинс пачку сигарет, подмечая про себя, что по приезду нужно купить новую. Беру с торпеды зажигалку и вдыхаю табачный дым, выдыхая его в окно, которое открыла пару секунд назад. — Ведешь себя как мудак, даже не хочешь обсудить то, что происходит между нами, — делаю долгие затяжки, растягивая удовольствие.
— Нет никаких «нас», рыжая, — он давит педаль газа в пол, и мы мчимся по полупустой трассе. — Никогда и не было, просто ты напридумывала себе каких-то иллюзий, блять.
— Ты в курсе, что сейчас ты убеждаешь самого себя?! Хватит быть трусом, Шистад! — почти кричу я, смотря на профиль парня, который играет скулами и довольно дерзко крутит руль влево, обгоняя рендж ровер. Я бьюсь о дверь плечом и шиплю, удерживая сигарету в руках.
— Ты наивная дура, которая думает, что мир прост и добр, — закатывает он глаза.
— Светофор! — кричу я, и он резко тормозит, что я не успеваю понять, как лечу в лобовое стекло, но Крис успевает среагировать и потянуть меня на себя так, что сигареты выпадает из моих рук на пол, и пепел летает по салону.
Я прижалась к его телу и смотрю в темно-карие глаза парня. Его глаза блестят недобрым огоньком, и я понимаю, что права. Права, потому что он сейчас сильно прижимает меня к себе, вместо того, чтобы оттолкнуть и поехать дальше. Права, потому что точно как и у меня, в его душе двенадцатибальное цунами, сметающее все принципы и предубеждения. Гоняющее все эмоции то ввысь, то вниз, заставляя мозг кипеть.
Не знаю, что на меня нашло, но я легонько оттолкнулась ладонями о грудь парня и села на свое место, отворачиваясь к окну. Через пару секунд машина трогается с места, и мы опять едем. Я и не заметила, как мы оказались в жилой местности, потому что ранее мы ехали по пустынной дороге.
Через тридцать минут мы уже парковались около аэропорта, и я, взяв свою сумку, поспешила в само здание, не заботясь о том, что билеты у Шистада, и я совершенно не знаю куда идти.
Вокруг меня множество людей, совершенно непохожих друг на друга. Кто-то спешит на свой рейс, расталкивая людей, кто-то спокойно идет и разговаривает о чем-то своем. Неподалеку на чемоданах сидит молодая семья с двумя детьми, которые резвятся и весело смеются. Двое пожилых старичков держатся за руки в ожидании своей очереди на регистрацию. А сзади меня разносится радостный возглас, что заставляет меня обернуться, и уголки моих губ ползут вверх. Парень встречает свою девушку, которая бросает чемодан по пути и кидается в объятия парня, целуя его, а он крутит ее на своих руках.
Аэропорты всегда вселяют смешанные чувства. Ты можешь встречать тут кого-то в предвкушении долгожданной встречи, либо убегать от проблем налегке, как можно скорее хотеть скрыться от родного места. Аэропорты повидали искренние эмоции людей. Радость, грусть, слезы, расставания и встречи.
Мой взгляд падает на знакомый силуэт женщины, которая стоит в объятиях какого-то мужчины и ярко улыбается. Я искренне твержу себе, что мне показалось, но женщина смотрит в мою сторону, скорее всего, не видя меня, и это позволяет мне рассмотреть родное лицо. Моя мать. Мое сердце замирает, когда она касается губ незнакомого мне мужчины, и я отворачиваясь, сталкиваясь с Кристофером, который, кажется, стоял сзади все это время и следил за той же картиной, что и я.
— Это твоя мама? — он хмурится, и я вдыхаю его аромат, потому что он стоит слишком близко.
— Да, — говорю я, — поэтому нам нужно как можно скорее убираться отсюда, — беру его за руку, и мы спешим к стойке регистрации.
Кажется, не у меня одной есть секреты.
Мы проходим всю эту волокиту с документами и сдаем багаж. Идем по трапу, а затем занимаем свои места в самолете. Прямо за две минуты до отлета я вижу в проходе свою мать, которая направляется в бизнес класс, и натягиваю капюшон, смотря в окошко. Она не заметила меня.
Здесь довольно тепло, поэтому я снимаю кофту, оставаясь лишь в майке, и достаю из кармана наушники, втыкая их в телефон и окунаясь в волшебный мир «The Neighbourhood».
Но тут до меня доходит одна вещь, и я снимаю наушники, переводя взгляд на парня, который точно так же почти заснул в наушниках. Дергаю за проводки, и он открывает глаза.
— Откуда ты знаешь мою мать? — я опускаю брови, пристально смотря на него.
— Какая разница? — устало выдыхает он и хочет снова надеть наушники, но я перехватываю его руку. — Боже, Мун, — закатывает он глаза. — Когда я был совсем маленький, твои родители часто приходили к нам, потому что наши отцы дружили. Все, теперь отстанешь от меня? — вскидывает он брови.
— Наши отцы были знакомы?
— Тупой вопрос. Как думаешь, если они оба состояли в Семье? Скажу тебе больше, они были как братья, — он засовывает наушники в уши и откидывает голову на сиденье, закрывая глаза.
Еще один факт того, что Крис много скрывает от меня. Хотя, я должна была догадаться. Собираю волосы в пучок и прислоняюсь лбом к стенке, желая насладиться несколькими часами сна.
***
Мы прилетаем в полтретьего утра. Спросонья я мало что понимаю, поэтому как верный песик следую за Шистадом, который забирает наш багаж и ловит нам такси. Мамы я поблизости не вижу, поэтому шанс остаться незамеченной возрастает.
В салоне машины стоит приторно-сладкий запах, и все время поездки моя голова торчит в открытом окне, чтобы меня не стошнило. Я живу ближе, чем Крис, поэтому через двадцать минут такси останавливается около моего двора, я лениво беру сумку и плетусь на задний двор, чтобы забраться через окно. Крис, к слову, был очень молчалив и даже не сказал ни единого едкого слова на прощание. Оно и к лучшему.
Окно открыто, и я хмурюсь, но затем вспоминаю о последней ночи в своем доме. Закидываю сумку и ступаю на выпуклое место в стене, прыгая и подтягивая себя руками, плюхаюсь на подушки, которые разложены по полу.
Включаю свет и оглядываю свою комнату. Все чисто, нет ни единого намека на то, что в мой дом ворвались люди Круэла с оружием. Честно, страх присутствует, и я беру статуэтку, подсвечивая фонариком себе путь по всему дому. Обойдя его, я прибываю в неком шоке. Все стоит на своих местах, а входная дверь не выбита. Посуда покоится в тумбочках, мебель на своих местах и даже разбитые рамки в отличном состоянии.
И что мне думать? Это убийцы решили прибраться или это Вильям попросил своих ребят? Может, это Нура и девочки? Или это у меня глюканы из-за перелетов?
Боль в боку дает о себе знать, и я вспоминаю, что хотела выпить обезболивающее. Достаю с верхней полки на кухне небольшую коробочку и запиваю белую таблетку водой, решая принять душ. Заклеив рану, я натягиваю свою любимую пижаму со слоненком Дамбо (кигуруми) и с разбегу прыгаю на кровать, ликуя, что наконец-то в своей кроватке. Любимом и неповторимом месте. Сон настигает моментально.
***
12:00. 31 июля. 2017 года.
Jacquees — B.E.D.
— Милая, — меня будит ласковый голос матери, и я улыбаюсь сквозь сон, открываю глаза и тут же поднимаюсь, крепко обнимая её. — Задушишь, — усмехается мама, и я извиняюсь, отстраняясь.
— Ты давно приехала? — спрашиваю я, складывая ноги в позу лотоса.
— Пару минут назад, — говорит она, а я подмечаю, что из аэропорта она поехала совсем не домой. Что же ты еще скрываешь, а, мам? — Боже, я и забыла, что ты до сих пор носишь эту пижаму, — тепло улыбается она и гладит меня по волосам.
— Я приготовлю завтрак, а ты иди в душ, — говорю я и встаю с кровати, расправляя одеяло по всему матрасу.
— От меня плохо пахнет? — в шутку говорит мама, и мы выходим из моей комнаты.
— Ты была где-то, где жарко, потому что ты вся липкая и пахнешь зеленью, — говорю я и сворачиваю на кухню, а мама закусывает губу. — Салат и кофе? — спрашиваю я, а она кивает и идет в свою комнату.
Ставлю чайник на конфорку и включаю огонь, заглядывая в холодильник. Пусто. Шикарно. И из чего мне салат делать? Я бреду к маме в комнату и без стука вхожу.
— Маааам, — протягиваю я, и она оборачивается на меня, при этом выкладывая одни вещи и засовывая в чемодан другие. — Ты снова уезжаешь? — я облокачиваюсь о дверной косяк.
— Ева, понимаешь, просто меня попросили съездить на конференцию и представить новый проект, — по ее лицу видно, что она опечалена. — Я не могла отказать, потому что лишние деньги нам не помешали бы, — она откладывает пару рубашек и подходит ко мне, касаясь руки.
— И когда ты уезжаешь? — пытаюсь не показать разочарованность, приподнимаю уголки губ и сплетаю наши пальцы.
— Сегодня ночью, — закусывая губу, говорит она, а я глубоко вздыхаю и снова обнимаю мать. Черт знает, когда мы еще увидимся.
Я вдыхаю аромат ее волос. Они пахнут черникой и персиком. Всегда поражалась тому, что мама пользуется одним и тем же шампунем из года в год. Я обращаю внимание на сережку в ее ухе и хмурюсь. Незадолго до того, как папа ушел, он подарил маме гвоздики с сапфирами, которые она не снимала на протяжении долгих лет, и последний раз, когда я видела ее зимой, они были на ней. Сейчас же на их месте красуются серьги в виде струн, обрамленные янтарем.
Янтарь. Перед глазами появляются ангельской красоты глаза Кристофера, которые не таят в себе ничего хорошего.
— Ладно, тогда весь день проведем вместе, — я отстраняюсь, и мама улыбается мне в ответ, что позволяет мне разглядеть новые морщинки у нее на лбу и в уголках глаз. Я разворачиваюсь и хочу уйти, но вспоминаю первоначальную цель своего визита, снова поворачиваясь лицом к матери. — А, я хотела сказать, что мне не из чего делать салат, может, просто пиццу и пончики закажем? — женщина усмехается.
— С грибами, беконом и сыром? — вопросительно смотрит она на меня, а я смеюсь и даю ей «пять», выходя из комнаты прочь и направляясь к домашнему телефону, заказывая еду.
Весь оставшейся вечер мама рассказывает в каких уголках мира побывала, при этом собирая свой излюбленно кофе, которой она коллекционирует. Она покупает по две пачки одного сорта, одна хранится у нее в комнате, на полке с остальными, а вторая идет по назначению. Мы объедаемся двумя пиццами за просмотром сериала «Две девицы на мели», который сегодня целый день идет по телевизору.
Ближе к вечеру нам привозят пончики из «Dunkin' Donuts», которые мы с охотой уплетаем за чашечкой ароматного кофе с имбирем, кажется, из Берлина. Я рассказываю маме о моем вымышленном мини-путешествии с девочками по четырем озерам близ Осло и о том, как мы убегали от стаи птиц, что хотели отобрать у нас маршмелоу.
Мама звонко смеется от каждого моего высказывания в сторону сериала и не перестает улыбаться. Это так прекрасно, что, даже не видясь столько времени, моя мама не меняется. Конечно же, я хочу задать сотню вопросов про того мужчину и почему она его скрывает, но понимаю, что это совсем не к месту.
Одна мысль о том, что я могу ее потерять, обдает меня холодными импульсами и заставляет подкашиваться колени. Я так безумно и безгранично люблю этого человека, что не представляю дальнейшей жизни без нее. Она — моё все. Потерять ее, значит потерять самую важную часть себя.
Я ни за что и никогда не позволю навредить ей из-за ошибки, которую допустила я.
Мама засыпает на моем плече, а я умиротворенно прижимаюсь к ней ближе, укрывая нас одеялом. Заранее ставлю будильник на 2 часа ночи, чтобы мама не пропустила рейс, и не замечаю, как сама засыпаю под звонкий голос Макс и Кэролайн*.
Макс и Кэролайн - главные героини сериала "Две девицы на мели".
Вот такая вот теплая концовочка, честно, я была Евой в тот момент. Даже расплакалась. Я прошу вас, цените каждый момент, проведенный с близкими. Их жизнь не вечна. Показывайте свою любовь в поступках и не забывайте говорить "Я люблю тебя". Это так важно.