MURDERER/ Убийца [Justin Bieber]

  Я наблюдаю за тем, как он медленно открывает глаза и мысленно молюсь богу, чтобы он позволил мне увидеть глаза того мальчика, которые я впервые увидела девять лет назад. Сжимаю руками стул и нервно кусаю губу, когда он поднимает голову.

Он оглядывается по сторонам. Затем смотрит на свои перебинтованные руки, которые привязаны к стулу. Его глаза метаются по комнате из стороны в сторону, пока он не находит меня.

Это те самые глаза.

— Алексис? — хмурится он. Когда он делает это, то сжимает челюсть, потому то ему больно. — Что происходит? — спрашивает он, смотря на меня.

Я не знаю, почему я не могу произнести ни слова. Они стали у меня где-то в горле, потому что я снова вижу те обеспокоенные глаза. Я снова слышу тот голос, который молил меня о помощи.

Но я знаю, что в какой-то момент, этот голос может заставить просить помощи меня саму.

Я поняла, что с ним происходит, как только вспомнила случай девять лет назад. Когда его избили, и он получил сотрясение мозга.

Его сознание как выключатель. Оно само выбирает, когда ему нужно включить нормального человека, а когда того, из кого сделали его родители и те, кому я доверяла.

Это не моя вина и ни его.

— Ты в порядке? — спрашивает он и я возвращаюсь в реальность.

Рефлекторно разглядываю свои руки и ноги. Затем сглатываю, чтобы не выпустить из своего рта слова, которые могут принести ему боль и снова переключить выключатель. Я не знаю, когда это происходит, но мне стоит за этим проследить, потому что выбраться из этого дома я пока что не могу.

Дверь оказалась не только запертой, но и забитой досками с другой стороны, как и каждое окно в этом доме. Я пыталась выдрать доски, но вместо этого потянула руку и теперь мучаюсь от ноющей боли.

Прошло около трех часов со звонка Дэниелу, но ни полиции, ни каких-либо посторонних людей рядом с домом не появлялось.

Мне кажется, что я и вправду в аду.

— Да, — выдыхаю я и пытаюсь улыбнуться. — Где мы находимся, Джастин?

Он оглядывается по сторонам, но, кажется, не узнает это помещение.

Только вторая половина его может ответить на этот вопрос, но, пока что я не хочу с ней иметь никакого дела.

— Почему ты в крови? — спрашивает он.

Мне кажется я замечаю в его глазах панику. Он пытается освободить свои руки, но каждое движение причиняет ему боль.

— Один парень сделал это со мной, — произношу я, приподняв содранные руки.

Он смотрит на них внимательно, а затем переводит взгляд в мои глаза.

— Кто он? Он все еще здесь? — поспешно спрашивает Бибер. — Это он меня привязал?

— Нет. Это я тебя привязала, — отвечаю я.

— Но зачем?

— Потому что тот парень, это ты, Джастин.

Он хмурится так, будто в его сердце вонзили нож. Он понимает, о чем я говорю. Он так же боится того, кто внутри него.

И он уже здесь.

Сидит, и нагло улыбается мне, потому что ему удалось внезапно вернуться и завладеть сознанием Джастина.

— След от веревки тебе идет, — улыбается он. — Я бы попробовал на вкус твою багровую кожу.

— Я бы всадила нож тебе в глотку если бы не знала, что где-то внутри этого тела есть парень, который искренне нуждается в помощи.

Он смеется.

— Да ладно, Алексис? Тебе нужен этот слюнтяй? — он резко дергается и наклоняется над пустым столом. — Если бы не он, я бы совершал великие дела намного раньше.

— Убийство человека — это не великое дело, — спокойно произношу я и это выводит его.

— Человека? — вздымает он брови. — У меня больше трех десятков жертв.

— Это тоже не делает тебя великим, — пожимаю я плечами. — Тот, кому удалось спасти твоих жертв, вот, тот великий человек.

Он сужает глаза и стыдится того, что второй половине Джастина удалось хоть раз остановить его.

— Он просто трус, — выпаливает Бибер.

— А ты просто чокнутый, — произношу я, скрестив руки на груди. — Чего ты добивался?

— Мне не нужно добиваться, детка, — хмыкает он, — ты в моем доме. Я трахнул тебя, и мы помолвлены. Ты спросишь «как»? Связи, — пожимает он плечами.

Я опускаю голову, взглянув на кольцо на своем пальце и чувствую подступающую рвоту.

Все что я так хранила для кого-то особенного оказалось в руках у этого ублюдка.

— Где мы находимся? — спрашиваю я, подняв голову.

— Беспокоишься о том, почему же все еще нет полиции? — вздымает он брови. — Сколько раз мне нужно будет повторить слово «связи»?

— Сколько хватит сил, — выплевываю я и поднимаюсь из-за стола, захватив чугунную трубу со стола.

— Мы поменялись ролями? — улыбается он. — Не боишься испортить его смазливую улыбочку? Тебе ведь она нравилась, верно?

Я поднимаю над ним трубу и готовлюсь к удару.

— Тебе не выбить из меня информацию о том, где мы, — улыбается Бибер.

— Я не собираюсь выбивать из тебя информацию, Бибер. Я собираюсь выбить тебя из него, — зло кидаю я и ударяю трубой ему по лицу.

Мужское тело падает на пол и я следую за ним, приподняв его над полом. Из разбитой губы течет кровь, а с глаз — слезы.

— Джастин? — зову я.

Он не отвечает, потому что он плачет. Он понимает почему я сделала это, а я рада, что он пока что все еще со мной.

— Мне нужно знать, как я могу остановить это, — проговариваю я, поднимая стул.

— Таблетки, — стонет он. — Мне нужны таблетки.

— Таблетки? Где они?

Пока он сглатывает, я вытираю кровь из его губы и откидываю окровавленный бинт на пол.

— Я не знаю, — пожимает он плечами.

Конечно он не знает. Он не помнит ничего из того, что происходит с ним, когда он не в себе.

— Нам нужно что-то придумать, — быстро проговариваю я. — Но я не могу развязать тебе руки, потому что ты...

— Могу причинить тебе боль, — заканчивает он. — Алексис, просто убей меня.

Эти слова вводят меня в ступор. Я была готова услышать любые слова, которые могли сорваться с этих губ, но не эти. Не слова, которые просят о смерти, а не о удовлетворении.

— Я не стану этого делать, — качаю я головой.

— Ты же знаешь, что он вернется, — хрипит Джастин. — Ты не можешь быть к этому готова каждый раз. Тебе его-лишь нужно ударить посильнее, чтобы все закончилось.

Я бы ударила посильнее, если бы не знала, что внутри него, все еще находишься ты, Джастин.

— Должен быть другой способ, — проговариваю я и двигаюсь к шкафчикам с посудой.

Переворачиваю каждый и не нахожу ничего полезного. Направляюсь к холодильнику, но в нем находится лишь пару фруктов и питьевая вода в бутылке. Хватаю яблоко и начинаю откусывать раз за разом, пока роюсь в ящиках столешницы.

Там тоже ничего.

Оборачиваюсь назад и замечаю, что Джастин не двигается.

— Джастин? — шепчу я.

Он молчит, опустив голову на грудь.

Я делаю несколько шагов вперед и склоняюсь, чтобы посмотреть, дышит ли он, как мужское тело резко дергается, и я отпрыгиваю назад, смотря в улыбающееся лицо парня.

Он ушел.

  А этот монстр внутри него улыбается мне оскалив зубы. 

— Ты все еще надеешься выбраться отсюда? — усмехается он. — Ты все еще думаешь, что ты в безопасности, пока я привязан? Как много времени прошло с того момента, когда твой маленький и правильный мир всколыхнулся?

Я хмурюсь и не понимаю его последнего вопроса. Нащупываю рукой что-то тяжелое и холодное, выставив вперед перед собой. Это ржавый нож.

— Не помнишь? — интересуется Бибер. — Хм, неужели гипноз, — задумался он, и поднял голову вверх, будто разглядывая помещение.

Я пытаюсь предпринять как вернуть Джастина в сознание, пока этот идиот мелит какую-то чушь, но его вздохи или тихий смех отвлекают меня. Они раздражают меня.

— Ты думаешь, что первый раз, когда я к тебе прикасался, это тот вечер в клубе. Или, может, в машине. Или же здесь. Но нет, Холт. Я и ты. Мы с тобой встречались раньше. Один на один, — улыбается он. Его зубы приобретают красноватый оттенок, потому что из его губы пошла кровь. — Вспоминай, Алексис.

Я качаю головой и отступаю назад.

Он сошел с ума, если ему все еще есть куда.

— Никогда не задавалась вопросом, откуда у тебя шрам на лбу? — вздымает он брови.

Я машинально тяну руку ко лбу и нащупываю неровную поверхность кожи. Провожу по ней пальцем и в моей голове мелькают малые воспоминания. Но это то, что разрешили мне видеть.

Белые стены. Белый потолок. Серебряная игла в чужой руке. Кровь, которая поспешно стекает по моему левому глазу и чей-то крик. Похоже, он моей матери.

— Закрой глаза, Алексис, — приказывает мне мужской голос. Но я не могу разобрать, голос Бибера это или того темнокожего мужчины из моих воспоминаний, который сидит передо мной в сером костюме. Позади него полки с книгами, а в руках стакан с водой.

Я чувствую дрожь.

Опускаю голову и смотрю на свои руки. На синяки и царапины. Он дрожат так же, как и тогда, в кабинете этого мужчины.

— Я сосчитаю до десяти и затем ты уснешь, — спокойно говорит мужчина и я киваю.

На мне светлое платье в цветочки и светлый кардиган. У меня сбиты колени и расцарапаны руки.
Воспоминания вламываются в мое сознание огромным потоком, который спрятали от меня же. Я хватаюсь за столешницу, чтобы не упасть и чувствую подступающую рвоту. Смех Бибера смешивается с голосом мужчины, который отсчитывает каждую секунду в моей голове.

— Четыре, — проговаривает он.

Я падаю на пол, ударившись спиной о батарею.

— Три, — не останавливает он счет.

Я хмурюсь от боли, которую только что почувствовала и пытаюсь не смотреть на довольное лицо Бибера.

— Два.

Накрываю лицо ладонями, пытаясь не слушать чужой голос, но он сильнее меня.

— Один.

Все вмиг потухает.

Я на улице. Асфальт мокрый после дождя. Я иду по нему к своему дому с вечеринки сестры Дэниела, которая устроила ее по поводу окончания школы. На мне светлое платье и бежевые туфли на шпильке.

Мне холодно.

Я укутываюсь поплотнее в куртку Дэниела, которую успела захватить, прежде чем уйти оттуда.

Гляжу на телефон в своей руке и замечаю несколько пропущенных звонков от собственной матери. Отвечать или перезванивать не буду. Я пьяна.

Пытаюсь набрать номер Джея, чтобы тот передал ей, что я уже дома и я в порядке, но пальцы соскальзывают с мокрого сенсера. Останавливаюсь, чтобы попробовать снова, но чем больше я стою на месте и пытаюсь, тем больше мне становится холоднее.

Засовываю телефон обратно в куртку Дэниела и оглядываюсь по сторонам что бы понять, где я нахожусь. Ловлю себя на мысли, что мне все-таки стоит позвонить Джею, чтобы он забрал меня, так как я понятия не имею, как добраться домой раньше утра.

Достаю телефон и у меня получается его разблокировать. Номер Джея на быстром наборе, поэтому я нажимаю на вызов и прикладываю телефон к уху. Идут гудки. Я слышу стук собственного сердца или это вовсе не стук моего сердца, а чьи-то шаги.

— Какого черта, Алексис? — слышу я голос из телефона и отстраняю его, чтобы оглянуться назад, как резкий удар в голову сбивает меня с ног.

Боль. Ужасная боль в моей голове и что-то теплое, стекающее по моему лицу.

Чужие руки хватают меня за ноги и тянут по земле. Я каждой частью своего тела ощущаю шероховатость бетона. Он продолжает идти, а я не могу сказать ни слова.

Слышу собственное дыхание и вижу картинки, которые проплывают мимо меня. Я в машине. Чужой машине. Она едет слишком быстро. Опускаю голову и вижу мужские руки. Они в крови. Мое платье тоже в крови.

— Что происходит? — шепчу я и краем глаза замечаю его лицо. Оно кажется мне знакомым. Я где-то видела эти глаза. Год или два назад я их встречала, но они были чуть светлее.

Он тянется рукой в бардачок и достает оттуда бинт. Мне кажется, он хочет мне помочь, потому что поливает бинт какой-то жидкостью, но вместо того, чтобы обработать мне рану он прикладывает бинт к моему рту и не отпускает.

Я задыхаюсь и окунаюсь в короткий сон, который разделяет момент в машине с моментом, когда я лежу в яме и каждые две секунды на меня посыпают песок. Меня погребают заживо?

Я слышу чужой крик, будто его владельцу так же ударили по голове, как и мне. Он падает передо мной на колени и держится за голову. Это снова тот парень, но теперь его глаза не отражают того холода, это те глаза, которые я помню. Которые, казалось бы, не причинят мне вреда.

Он достает мой телефон и что-то пишет на нем. Я слышу оповещение отправленного сообщения. Ему жаль, но я не до конца понимаю почему. Протирает чем-то телефон и кидает его на землю, исчезнув.

Я стону, пытаясь повернуть голову, но понимаю, что все мое тело уже в земле, кроме головы. Может, именно поэтому мне трудно дышать. Трудно настолько, что я снова теряю сознание.

— Проснись, Алексис, — приказывает мне голос. — Проснись.

Белые стены. Белый потолок. Лицо Джея, которое смешивается с лицом мужчины в той комнате и лицо того, что чуть не похоронил меня заживо. Бибер.

Он смеется.

Он смеется потому что я пришла в себя, и я вспомнила то, что скрыли от меня же с помощью гипноза.

— Ты, — зло выпаливаю я, поднимаясь с пола. Хватаю чугунную трубу и направляюсь к нему. — Ты пытался убить меня.

— Я не пытался, — качает он головой. — Я почти сделал это.

Я завожу трубу назад и хочу ударить его так сильно, чтобы он почувствовал всю ту боль, которую пережила я.

— Что же тебе помешало, кусок дерьма? — щуру я глаза.

— Тот, кто все еще держит здесь такую дуру, как ты, — пожимает он плечами.

Я — была той, кого он чуть не убил. Я была той, кого удалось спасти Джастину.

Одна из трех десятков.

Я замахиваюсь и ударяю трубой ему по ребрам. Он снова падает на пол и смеется. Я сажусь рядом с ним и наблюдаю за тем, как с его слюной смешивается кровь и стекает на пол, к которому он прижат лицом.

Ты почувствуешь все то, что я испытала на себе, Бибер. 

  Подтягиваю к себе трубу снова и поднимаю её над его головой, как слышу голос, напоминающий мне школьные дни. Голос, который молил меня о помощи когда-то.

— Алексис? — шепчет он.

Я замираю с трубой и смотрю на его прикрытые глаза.

— Ты здесь, Алексис? — спрашивает он.

— Почему Я? — спрашиваю я, ожидая ответа. Я знаю, кто сейчас со мной и знаю, что только он даст мне ответ на это. — Почему он выбрал меня? Как вообще он появился? — я опускаю трубу, чувствуя, как по щекам скатываются слезы.

— Мое детство было не самым лучшим, Алекс, — он все еще не открывает глаза и все еще прижат щекой к полу. Я протягиваю руки и перекатываю его на спину. Он вздыхает.

— Я знаю, что ты был приемным ребенком, — тихо шепчу я, опасаясь того, кто может вернуться в его сознание.

— Они издевались надо мной, — проговаривает он, открыв глаза. Его взгляд направлен в потолок, и он почти не дышит. — Мой приемный отец и мать постоянно избивали меня. Так же меня избивали в школе. Меня пинали везде и всегда, — он поворачивает ко мне голову, и я замечаю, как припухла его скула. — Сотрясение мозга, когда ты пыталась мне помочь, это был щелчок к тому, что у меня появилось раздвоение личности. Сначала это происходило медленно, затем все чаще и всего за секунду я мог стать кем-то другим. Кем-то, кто причинил тебе столько боли.

Я замечаю, как по его щеке скатывается слеза.

— В ту ночь, в день окончания школы...

— Я помню лишь то, — начал он, — что пришел в сознание тогда, когда ты была усыпана песком в сырой могиле. Меня охватил жуткий страх, и я понял, что все зашло слишком далеко. Я набрал смс твоему брату и уйдя уехал из города. Пытался найти того, кто мне поможет, но пока искал, он каждый раз возвращался и совершал убийство.

— Я так и не поняла, почему я.

— Потому что он пытается убрать с моего пути все то хорошее, что осталось во мне. Все те воспоминания, связанные с тобой. Ты была тем, за что я цеплялся. Он хотел убрать не только тебя со своего пути, но и меня самого.

От этих слов по моему телу бегут мурашки.

— Тебе нужно выбираться отсюда, но для начала убить меня.

Я качаю головой.

— Единственный, кого бы я хотела убить, так это его, но вместе с ним, я убью тебя.

— Даже если ты выберешься, Алексис, он найдет тебя, — шепчет Джастин. — Всегда находил.

Я тяжело сглатываю и встаю на ноги, оглядываясь по сторонам.

— Как ты понимаешь, что он возвращается?

— Раньше, вместе с ним возвращалась тревога или сильный страх. А затем злость и агрессия. Справиться с этим мне помогали антидепрессанты или иные таблетки. Но теперь, он меня не предупреждает, — Джастин закрывает глаза и шевелит плечами, затем руками, будто они у него затекли.

— Нам нужно выбираться отсюда, — проговариваю я. — И ты мне поможешь с этим.

— Мое место здесь, Алексис, — отвечает он, открыв припухшие глаза. — И ты это знаешь.

— Нет, — качаю я головой. — Твое место там, где и всех остальных. Среди людей.

Я присаживаюсь рядом с ним на пол и смотрю в медового цвета глаза.

— Ты поможешь мне? — спрашиваю я.

Он мешкается некоторое время, а затем отвечает:

— Да.

Я встаю с пола и направляюсь за ножом. Возвращаюсь вместе с ним и разрезаю веревки, которые приковывали его к стулу.

— Твои руки я развязывать не буду, — поясняю я и он понимает. — Но мне нужно знать, как я смогу вернуть тебя обратно, — я оборачиваюсь и смотрю в его глаза. — Бить по лицу трубой тебя каждый раз я не хочу.

— Ты бьешь не меня.

— Но боль чувствуешь именно ты.

Он вздыхает, и я помогаю встать ему на ноги.

Джастин осматривает комнату, прежде чем пойти вперед, а я беру трубу с пола и иду вслед за ним.

— Прости меня, Алексис, — проговаривает он, поднимаясь по лестнице. — Он тронул твою невинность и чуть не убил тебя прямо в той ванне.

Я останавливаюсь, тяжело сглотнув. Не лучшее время для таких разговоров. Джастин оборачивается и спускается на пару ступенек вниз.

— Хуже всего не быть им, хуже всего возвращаться в свое сознание и видеть мертвых девушек у своих ног. Видеть, как ты захлебываешься под водой, а затем не дышишь.

Он поднимает связанные руки и касается пончиками пальцев моего лица, от чего я вздрагиваю и пячусь назад. Он улавливает страх во мне и опускает руки.

— Я чудовище, — шепчет Джастин.

— Ты не виноват в том, что тебе попалась такая семья, — отвечаю я.

Он безмолвно опускает голову и обернувшись ко мне спиной продолжает свой путь.

Я следую за ним на второй этаж, где чаще всего проходили мои пытки в одной из комнат, двери которых представлены нашему взору. Он толкает первую — она заперта. Вторая тоже. Третья, за которой находится мой личный ад — открыта.

Я замечаю, как он поднимает руки и вытирает рукой кровь из губы, а затем направляется к забитому досками окну. Несколько минут разглядывает его, пока не замирает на месте.

— Все куда сложней, Алекс, — хрипло проговаривает он, подзывая меня рукой.

Я держу трубу впереди себя и подхожу к нему как можно близко, пытаясь высмотреть то, на что он показывает пальцем. Это протянутая леска в глубине забитых досок.

Джастин отходит от окна и направляется к другому, так же замерев возле него. Несколько секунд он мешкается, а затем выходит из комнаты, и я слышу, как он спускается вниз. Я иду вслед за ним и нахожу его в той мрачной гостиной с одним единственным старым диваном. Он проходит каждое забитое досками окно, останавливаясь на пару секунд.

— Джастин? — зову я в надежде, что он все еще со мной.

Он оборачивается.

— Ты ведь понимаешь, что это значит? — спрашивает он у меня.

Я догадываюсь. Но не хочу верить в это.

— Если мы начнем пытаться открыть хоть одно окно, мы взорвемся к чертовой матери, — заявляет он, а мои руки вздрагивают.

Он ударяет ногой по дивану и начинает ходить из стороны в сторону, совсем не обращая внимания на кровь, которая поспешно идет из его губы.

Он приходит с агрессией, злостью...

Я выставляю трубу вперед готовая занести удар, как он останавливается и делает шаг назад, подняв руки вверх.

— Это я, Алекс, — быстро проговаривает он, явно испугавшись моей реакции, — Я все еще здесь.

— Почему я должна тебе верить? — щурюсь я, смотря в его глаза.

— Потому что я единственный, кто помнит, что ты приходила ко мне в больницу после того, как нашла у школы, — шепчет он и я слышу, как тяжело произносить ему эти слова.

Я опускаю трубу и оглядываюсь по сторонам в поисках двери, которая могла бы вести в ванную комнату. Выхожу из гостиной и иду по коридору чуть дальше, останавливаясь возле двери.

Толкаю её и вижу перед собой то, что искала. Правда, в этот раз здесь темней, потому что единственное окно забито досками.

— Джастин? — зову я и делаю шаг вперед.

Он появляется через несколько секунд, в то время как я разрываю белую простынь, которая находилась в корзине для белья. Иду к умывальнику и намачиваю её.

— Присядь, — указываю я и он садится на пуфик рядом с зеркалом.

Я выжимаю белую ткань и направляюсь в его сторону, положив трубу к своим ногам. Он настороженно смотрит на меня, а затем хмурится, когда я касаюсь мокрой тканью его лица. Почти все его лицо в крови, которую он сам же и размазал.

Я стираю её со лба, где нахожу ссадину, а затем и со щек. Касаюсь губы, и замечаю, как он сильно зажмурил глаза. Ему больно. Отстраняю руку и перевернув ткань, чистой стороной вытираю остальные участки его лица. Так то лучше.

— Алекс, — шепчет он, не сводя глаз с моего лица.

Я продолжаю протирать его шею, а затем вздрагиваю, когда его связанные руки, касаются моих. Он забирает ткань из моих рук и чистой стороной касается моего лица. Я с широко раскрытыми глазами смотрю в его сосредоточенное лицо и не могу расслабиться, как это делает он.

Единственное отличие, когда передо мной Бибер — это потемневшие глаза.

Сейчас они медового цвета и не представляют никакой угрозы для меня.

Это глаза того мальчика, которого я помню со школы. Глаза того мальчика, к которому я приходила по утрам в больницу, пока он все еще спал.

— Когда ты сбежишь, — тихо начал он, — я хочу, чтобы ты запомнила меня только тем парнем, со школы. Я не хочу, чтобы ты помнила то чудовище, которое скрывается во мне, потому что с каждым днем он все больше владеет моим телом и в какой-то момент станет его полным правообладателем, — он вздыхает, отстранив связанные руки от моего лица. — Постарайся запомнить мою лучшую сторону, потому что это настоящий я.

Я замечаю, как начинают наполняться слезами его покрасневшие глаза.

— Я никогда не хотел причинять тебе вреда, Алекс, — шепчет Джастин. — В школе или каждый будний день в кафе, это был я. Не он. Я просто хотел видеть тебя, и ты была единственной, кто сдерживал его до самого последнего.

Слезы скатываются по его щекам, и я поспешно стираю их, обхватив ладонями его лицо.

— Ты навсегда останешься для меня тем храбрым мальчиком, который не боялся посмотреть в мою сторону зная, что затем с тобой сделают, — шепчу я, всхлипывая. — И не смей думать, что та сторона тебя станет доминантном в твоем теле. Этого не произойдет, и я сделаю все возможное, чтобы этого не случилось.

— Ты не в силах что-либо исправить, — качает он головой.

— Я — нет. Медицина — вполне, — я пытаюсь улыбнуться, чтобы он поверил в мои слова так же, как и я верю в них.

Он отрицательно качает головой и опускает ее, а затем хватается руками за пуфик.

— Привяжи меня! — выкрикивает он.

Я дергаюсь и отхожу назад.

— Алекс, привяжи меня к батарее, сейчас же! — выкрикивает он.

Я хватаю простынь из корзины и разрываю её в тот момент, когда он присаживается на пол к батарее. Подхожу к нему и обкручиваю его руки, а затем привязываю к батарее, видя на его лице улыбку.

Джастин ушел.

— Надо же, он успел предупредить тебя, — низким тоном произносит он. Это уж точно не тот тон, которым говорит Джастин. — Я гляжу мы в ванной комнате. Решила повторить пройденное?

Я щурю глаза, но не собираюсь что-либо отвечать на его комментарии.

— Уже приняла для себя всю неизбежность своего положения?

Я думаю, он о забитых окнах и возможности взрыва, когда я бы попыталась очистить себе путь.

— Я думаю, тебе пора перестать так радоваться и принять для себя то, что в скором времени ты больше не вернешься в это тело, — холодно проговариваю я, подняв трубу с пола.

— А кто сказал, что я собираюсь уходить? — улыбается он.

— Что ж, — пожимаю я плечами, — тогда мне снова придётся тебя выбить из него.

— Да ладно, Холт, ты же с такими успехами инвалида из него сделаешь.

Я смотрю на его наглую ухмылку и думаю о том, как бы быстрее стереть её с его лица.

— Знаешь, что самое привлекательное в этом? — смотрит он на меня. — То, что даже если сюда приедет Дэниел или полиция, то, попробовав открыть дверь или как-то освободить окна, они подорвут и себя и нас.

— Ублюдок, — шепчу я сквозь зубы.

   Он закатывает глаза, будто оскорбление для него не особо большая новость.

Я встаю с пола и взглянув на привязанного, еще раз выхожу из ванной комнаты. Быстрыми шагами прохожу мимо каждой двери, которая закрыта и спускаюсь вниз по лестнице, подойдя к двери. На полу рядом с окном все еще лежит разбитый телефон, а снаружи никаких изменений.

Дэниел не приедет за мной.

Я отхожу от окна и беру нож со стола, построив план того, что буду пытать его, чтобы узнать, как выйти из заминированного дома. Резко замираю, заметив небольшую дверь, заставленную синей тумбочкой, по которой сползает устаревшая краска.

Кладу нож на столешницу и хватаюсь за тумбочку, отодвигая её в сторону. Дверь не заперта, и все, что я вижу за ней, это лестница вниз и холод, идущий оттуда. Он будто... могильный.

Оборачиваюсь по сторонам, пытаясь найти какой-нибудь фонарик или, может, свечу, но не нахожу ничего стоящего, поэтому ступаю во мрак ни с чем.

Лестница бетонная и узкая. Немного кривая и в некоторых местах отбитая. Чем дальше я спускаюсь, тем холоднее мне становится. Я обхватываю себя руками, когда ступаю обеими ногами на бетонный пол. Здесь темно, поэтому я пытаюсь найти хоть какой-то выключатель. Сталкиваюсь с чем-то о колено и хмурюсь от боли. Наклоняюсь, чтобы проверить, все ли в порядке и нахожу выключатель. Свет медленно, но уверенно заполняет небольшое пространство вокруг меня.

Я чувствую дрожь по всему телу и нуждаюсь в том, чтобы прямо сейчас уйти отсюда, но что-то останавливает меня. Стена, увешанная фотографиями девушек с перерезанным горлом, сняты скальпом, отрезанным рукам. Я приближаюсь к ней с каждым шагом и прикрываю рот ладонью чтобы не стошнить прямо здесь.

Вытягиваю руку вперед и замечаю, как она дрожит, когда касаюсь фотографии, на которой я сама.
Это тот темный переулок. Из моей головы течет кровь, и я без сознания.

На этом коллаж заканчивается.

Я отхожу от стены, намеренная подняться вверх и как можно быстрее найти выход отсюда.
Поворачиваюсь к лестнице и замираю.

— Далеко собралась? — спрашивает хриплый голос, смотря на меня покрасневшими темными глазами.
Прежде чем сделать какое-либо движение, я смотрю на его посиневшие руки, которыми он был привязан к батарее и куски ткани, которые все еще пережимают ему кисти.

— Как это мило, что ты сама пришла сюда. Мне даже не пришлось тебя приглашать, — улыбается Бибер, с каждым шагом приближаясь ко мне. — Я думал подождать с этим некоторое время, но ты так настойчива сегодня.

Я замечаю цепь в его левой руке. Он тянет её по полу вслед за собой, направляясь прямо на меня. Медленно, как хищник.

— А мы ведь могли жить долго и счастливо, Алексис, — качает он головой.

Я хочу плюнуть ему в лицо. Хочу сказать хоть что-нибудь, но слова застряли где-то у меня в горле.

— Ты и я. У нас были бы дети.

— Лучше умереть, чем иметь хоть какой-то интимный физический контакт с тобой, — выплевываю я, столкнувшись спиной со стеной.

— Ну что ж, — пожимает он плечами, — Ты сделала свой выбор.

Его левая рука возносится в воздух и первое что я чувствую это боль, пронзившая мое тело.
Тяжелый метал прошелся по всей моей правой стороне от чего я упала на землю, чувствуя, как слезы скатываются по моим щекам. Я гляжу на свою трясущуюся руку, по которой он ударил цепью и замечаю, что она вся в крови.

Цепью, которой он меня ударил состоит не просто из железа. Она обмотана колючей проволокой, от удара которой я вполне могу лишиться собственной жизни.

— Я бы был не против запечатлеть этот процесс, но боюсь, что не хочу терять времени зря, — шепчет он, подходя ко мне. — Лучше буду просто наслаждаться этим моментом.

Я перестаю слышать его лова, потому что все мое внимание сосредоточено на большом количестве крови, которая вытекает из моей руки.

Мне нужно сделать жгут...

Но из чего мне его сделать? Да и есть ли в этом смысл?

Воздух вокруг почему-то становится тяжелым. В затылок сильно давит, а в глазах темнеет.
Может, потерять сознание и умереть, не самая худшая смерть?

— Не самая худшая смерть, — шепчу я, наблюдая за тем, как он делает из цепи веревку для повешенья, — не самая худшая...

Я уже вижу, как под натиском моего тела колючая проволока впивается в мою шею и когда я умираю в диких болях, вес моего тела побеждает и падает на пол, а голова остается в петле.
Он подходит ко мне и хватает меня за волосы, пытаясь поднять на ноги. Боль в голове уже не сравнится с болью в моей руке. Но, как оказывается не только в руке, он задел и ногу по которой так же стекает кровь.

— Что скажешь на прощанье? — улыбаясь, спрашивает он.

— Гори в аду, — выплевываю я, чувствуя солоноватый привкус крови у себя во рту.

— Детка, я и так в нем, и как видишь, я в выигрыше, — широко улыбается он, оскалив зубы.

Сильный и резкий взрыв по левой стороне от нас отбрасывает меня в сторону, усыпая фотографиями со стены и все, что я слышу в первые секунды, это звон. Он заполняет все пространство вокруг меня. Он заполняет меня саму. Я пытаюсь открыть глаза, но когда делаю это, то в них попадает что-то сыпучее. Слезы снова текут из моих глаз, и я пытаюсь приподняться чтобы понять, что произошло.

Откидываю доску в сторону, которая укрыла всю мою левую сторону, а затем смотрю в сторону лестницы, где из проема исходит еще больший свет, чем прежде.

— Алексис? — слышу я.

Слишком тихо. Это похоже на шепот.

— Алексис? — снова этот голос. Он не шепчет, он выкрикивает мое имя.

Я не могу ответить, потому что весь мой рот заполнен песком, который я пытаюсь тихо выкашлять.

— Алексис? — снова зовут меня, но уже слишком близко.

Я оборачиваю голову влево и замечаю Бибера, прижатого шкафом к земле. Но это не Бибер, это Джастин.

Он пытается повернуть голову на звук чужого мужского голоса, когда он звучит снова и замечает железную веревку для повешенья. В его глазах пробегает страх, а по щекам скатываются слезы.
Шаги над нами заполняют тишину, и я пытаюсь выкарабкаться из-под груза, который свалился на меня во время взрыва. Пытаюсь встать на ногу, но боль не дает мне этого сделать, поэтому я громко стону.

Шаги замирают.

— Алексис? — снова зовут меня.

Я падаю на землю, хмурясь от боли и смотрю в наполненные слезами глаза.

— Можешь мне кое-что пообещать? — спрашивает он, тяжело сглатывая песок, который так же наполняет его рот.

Я еле заметно киваю.

— Равенна Бибер, — шепчет он. — Это имя моей настоящей матери, — Джастин переводит дыхание, — я пообещал себе, что возложу на её могилу цветы, но так и не появился у нее. Он не позволил мне.

Его глаза закрываются с каждым шагом чужих ног, но он продолжает:

— Если тебе будет не сложно, я прошу...

Я снова киваю ему, хотя он этого не видит.

— А можно я попрошу у тебя кое-что?

Он открывает глаза.

— Постарайся справиться с ним и обрести покой, — выдыхаю я и утыкаюсь лицом в землю, потому что делать что-либо у меня больше нет сил.

Чужие шаги наполняют пространство, в котором мы находимся, затем я слышу крик, похоже, он моей матери. Пытаюсь открыть глаза, но слишком яркий свет убеждает меня в том, что я не готова сделать этого. Вокруг меня много людей. Все мужчины. Хотя, нет, есть одна женщина и она светит фонариком в мои глаза.

Чувствую, как игла впивается в левую руку, затем в ногу. А позже, я не чувствую ничего.
Пустота и тишина, в которой мне действительно уютно до момента, пока в мое сознание не начинает проникать сигнал.

Он похож на стук моего сердца.

Я открываю глаза и вижу белый потолок. Слева от меня стоит пустое белое кресло, а за окном я вижу зеленые деревья и лавочку, на которой сидит маленькая девочка и читает книгу. Я чувствую, как по моим щекам стекают слезы и не могу поверить в то, что это правда.

— Алексис? — голос Дэниела я бы узнала из тысячи.

Я оборачиваюсь в его сторону в то время, как он тянет руки к моему лицо.

— Все в порядке, слышишь? — спрашивает он. — Ты в безопасности.

Его большие пальцы поглаживают мое лицо.

— Все кончено. Теперь все будет хорошо, — уверяет меня он.

Впервые за долгое время я выдыхаю с облегчением и прикрываю глаза погружаясь в сон.