Глава пятая. О Соловьином Сердце
Топ, хлоп, поворот! Еще один круг, танцоры меняются, песня огибает очередной перелом – и снова топ, хлоп, поворот. Скачут юбки, хохочут зверицы, а зверцы – приседают, удалью хвастают. От прыжков да громкоголосого гомона-пения плясали даже дорожные камни и уютные дома с окраины Триединого града.
Хлоп, топ, поворот! Голову кружит, а руки – соседа находят и хватают-обнимают, к сердцу прижимают.
А балалайка так и пляшет бок о бок с разгоряченными зверцами и зверицами. Притопывая изящной маленькой ножкой, молодая балалайщица скакала из стороны в сторону, задорно виляя длинным пшеничным хвостом и подергивая такими же большими – оттого чутка несуразными – детскими ушками. Плотная светлая коса между ними дергалась и прыгала, точно владелица и вовсе за той не следила. Пухлые губки растянулись в радостной белозубой улыбке.
Хрупка была зверица, да юрка и искусна в каждом движении. Каждый мах ножкой, каждое покачивание головой – отточенные, будто тысячи раз сделанные, сотни раз повторенные. Но только эта Кошка-хитрюга знала: дела далеко не так обстояли.
А вот и последний круг! Балалайщица играла до томящей боли в пальцах, той самой приятной боли, когда понимаешь, что заводной наигрыш уже сам по себе выходит. Плясуны закрутились так, что, казалось, и впрямь головы потеряют от очередного поворота. Однако ж нет! Выжили, но испытали такое счастье, что возрадовались тотчас.
Гордо припав рукой к груди, зверица изящно откинула ножку и раскланялась в разные стороны, да так рьяно и так выпячивая другую ручку, что за мастерством никто и не заметил бы, что балалайщица песню известную, простым народом любимую, исполняет без особого усердия.
Добрые слова лились рекой, прямиком в дергающиеся ушки румяной зверицы. Да так ведь каждый раз! Чего ж тут удивляться? Кошка-то и не старалась вовсе, просто играла наобум, что в голову первым придет. И почему-то все вокруг заливаются неописуемым счастьем: неужели это какое колдовство? Вроде нет, от рождения она так умела: только издала первый напев из крохотного ротика – родители тут же заготовили ей местечко в Высшей Школе Искусств. Сами-то – известные странствующие певцы и лицедеи, точно знали, что Матушка и для их дочурки припасла дара певческого. Но ради обучения любимой малышки вот остались возле Школы, приглядывать, как успехи у их ненаглядной.
И с того мига не испытывала Кошечка другого горя, кроме как родительской заботы. И совершенного непонимания, куда этот дурацкий дар деть.
– Солнцеслава Соловьиное Сердце! – раздался громкий, поставленный голос, от которого у балалайщицы шерсть и волосы дыбом повставали.
К ней из толпы величавой походкой выступил Заяц с грамотой в руке, наверное, такой же длинной, как его уши. Стоило Кошечке разглядеть на обратной стороне великокняжескую печать, как ее изумрудные глаза сверкнули любопытством.
– Приветствую, сударь хороший, – низко-низко поклонилась она, сама не ожидая от себя такой вежливости. – С какими новостями пожаловал?
– Тебя, Солнцеслава Соловьиное Сердце, к себе во дворец приглашает сам Великий князь Драгомир!..
– Прости, меня это не...
– Достопочтимая певица, твои родители были очень любезны с нашим любимым князем и приняли приглашение за тебя, – продолжил гонец, не замечая округлившихся глаз Солнцеславы. – В этой грамоте...
Вместо того чтобы дослушать, Солнцеслава с грозно качающимся хвостом метнулась к Зайцу и вырвала у того из рук грамоту. И впрямь, она сразу узнала корявую подпись отца и изящный почерк матери. И эта печать! С чего это именно Солнцеслава Соловьиное Сердце понадобилась Великому князю Драгомиру? Других желающих не нашлось, что ли?
– Ага, спасибо. Возвращайся в Звездный Град и передай, что я не явлюсь! – заявила во всеуслышание она.
Зверолюди вокруг заохали да заахали. Солнцеслава проводила гонца победной усмешкой, но тот, несмотря на поджатые уши, все-таки прошепелявил сквозь выпирающие передние зубки:
– П-прошти, шударыня... Да вот мы уже отправили известие Царю. Эту грамоту мы для тебя написали, чтобы ты с ней отправились...
Дослушивать Солнцеслава не стала, вместо чего забрала жалкое письмецо и, яростно дергая хвостом, потопала прочь. Вот отец с матерью у нее попляшут! Вот попляшут, получше этих горе-танцоров с улицы!
С чего это они удумали решать за нее? Решать за нее снова! Конечно, у них ведь есть такое право, пока она не достигнет совершеннолетия всего-то через пару дней.
Хотят ее дар зверолюдам отдать, чтобы всем послужил... Куда больше? Солнцеслава и так старалась, как могла! Даже в Обители кисточки мазка, красивого словца и напева звучного прелесть ее голоска признают самые старые и опытные наставники. Дар есть дар! Куда ему стремиться? Выше гор, выше неба? Сумасшествие!
До дому добралась Солнцеслава быстро, стремительно влетела в двери, почти выбив их своим хрупким телом, взлетела по ступенькам в чистую, с дорогим убранством опочивальню, где перед расписным зеркалом мирно мурлыкали родители. Отвлекла их Солнцеслава отвратительным шипением – и даже оно вышло до боли славным.
– Пап, мам, вы опять за старое?! – она выставила вперед руку с повисшей на ней грамотой.
– Солнышко, ну мы же стараемся для тебя... – залепетала мама, но дочь не стала слушать.
– Если бы вы для меня старались, то бросили бы уже это дело. Сколько раз просила: не надо меня на эти соревнования, на эти обучения посылать! Это не приводит ни к чему!
– Солнцеслава, прекрати немедленно! – взревел отец глубоким голосом.
Она сперва потопталась на маленьких ступнях, но потом, сраженная его взглядом, пристыженно прошла к лавке у стены и плюхнулась на нее, стараясь увиливать от грозного взора таких же изумрудных глаз отца.
– Солнышко, это совсем не то, что раньше! Уверяю тебя! – с маленькими ручками на сердце пролепетала мать.
– Ага, конечно... Ты так каждый раз говоришь. Моя вера не бесконечна, знаешь ли, – пробурчала Солнцеслава, но получила легкий, скорее назидательный подзатыльник от отца. – Не бей меня, я же истину глаголю!
– Дослушай, а потом говори.
Она тяжело вздохнула, но препираться не стала, а просто уставилась на мать.
– Это ведь не простые соревнования, а великокняжеские, Солнышко! Поверь, когда к нам домой заявился этот очень обходительный Зайчик, мы и не подозревали, что он нам предложит. Разве не подходящее испытание твоего дара, Солнышко?
– Чем отличается от тех сотен соревнований, которые я уже перепробовала? – выждав, спросила Солнцеслава, поджимая уши под отцовским прищуром.
– А то, Солнышко, что Великий князь объявил соревнования не просто так! Выигравший певец напишет сказ, который запомнится на века!
Тотчас уши Солнцеславы навострились, а тоненькие усики-прутики встрепенулись. Маленький, плавающий в жиже тягучей скуки осколок покачался и отдался освежающей прохладой. Может, это то самое вдохновение, которое так долго не приходило?..
– Солнышко, милая, я вижу этот свет в твоих глазах! Это верный знак, сама Мать-Природа нам благоволит! – мать схватила дочурку за крохотные ручки и заулыбалась. Давно Солнцеслава не видела этой улыбки. – Вот для этого твой дар тебе и дан, Солнышко!..
– Не верю я в предназначения, матушка, – печально изогнула брови Солнцеслава, но все-таки улыбнулась и через мгновение снова сменила выражение лица на решительное. – Но это не повод не попробовать! Иначе...
– Иначе зачем жить, так, Солнышко? – на глазах мамы проступили слезы.
Мать и дочь в восторге обнялись. Отец же, улыбаясь одним уголком губ, через некоторое время, тем не менее, прервал их:
– Солнышко, ты послушай поподробнее. Ты же отправляешься туда одна...
– О... Одна? – ошеломленно захлопала большими круглыми глазами Солнцеслава.
– Да, милая, – тяжело вздохнула мать, улыбку – как ветром сдуло. – Великий князь Драгомир сказал, что ты должна выдержать все испытания сама.
– Н-но... Я же даже несовершеннолетняя! Вдруг что случится...
– Нет смысла в Великом испытании, если ты пройдешь его за ручку, – строго оборвал ее отец. – Но знай одно, – он ласково опустил руку на плечо дочери, – мы с мамой всегда с тобой, даже если нас нет рядом. Мы будем за тебя молиться Матушке-Природе.
– Пиши письма! Даже если не выиграешь, мы ждем дома! – затараторила мама, на что муж и дочь, переглянувшись, лишь рассмеялись. – Ну, что?! Я беспокоюсь!
– Моя дочь не проиграет. И не потому, что у нее дар, а потому, что в миг желания ей не занимать упорства! Верно, ленивица моя? – улыбнувшись, потрепал уши дочери отец.
– Хей! Не порти настрой! – возмутилась Солнцеслава, смеясь.
Удивительный смехнаполнил дом творцов. Смех, подобный птичьему пению.