Палата №2

 Я рассказала старым новым друзьям о тайных визитах хорька. У Гарри аж кулаки сжались, а Рон от злости заскрипел зубами. Джинни — умная девочка — единственная заподозрила что-то неладное. 

 — Он ведь неспроста приходит к тебе, — заметила она. 

 Да, мыслишка умная, и я только сейчас об этом задумалась. Ну действительно, зачем ко мне приходит человек, который меня, оказывается, ненавидит? Уже столько времени (целый час, представьте себе) корю себя: какого хрена вообще я в это ввязалась? Или, точнее, Малфой меня ввязал. Хотя по рассказам друзей я и самая умная волшебница столетия, понять, что сподвигло Малфоя навещать меня, я никак не могу. 

Джинни пообещала подумать над этим на досуге, собрала и потащила домой Рона с Гарри. Но только эта непутёвая троица вышла из моей палаты, как в коридоре сразу же раздалась оживлённая возня. Я встала с кровати и осторожно подбежала к двери.

 Передо мной развернулась такая картина: Рон сидит на белобрысом хорьке и месит его лицо кулаками, а Гарри вместе с Джинни пытаются оттащить словно обезумевшего Уизли. Выглядела эта ситуация забавно, но Малфою наверняка было совершенно невесело — Рон будто сошёл с ума. 

 Я с ужасом смотрела на резко изменившегося парня. При каждом соприкосновении лица Малфоя и кулака Рона моё сердце болезненно сжималось. Драчунов наконец разняли два врача, дежурившие у моей палаты, а я всё ещё стояла на пороге с распахнутыми в страхе глазами. 

Чего я боялась? Не знаю. Почему я не помешала Рону? Тоже сказать не могу, но с того момента я не могу просто даже думать об этом чёртовом Уизли. При одной мысли о нём мою душу что-то режет раскалённым ножом как масло. Это даже хуже, чем просто боль... 

Только я осознала, что всё закончилось, драчунов разняли, как я сразу убежала в палату и закрыла дверь на замок. Никто больше не войдёт сюда, пока я не впущу его. 

Я несколько недель не впускала друзей в палату. Позже я примирилась с Джинни, но Гарри и Рон всё так же вызывали у меня отвращение. Какие же они всё-таки гады. Не убивал же Малфой их родных и друзей, чтобы так на него набрасываться... 

 Малфой заходил несколько раз и оставлял на тумбе маленькие подарки. Когда ромашку, когда кольцо, когда просто записку с чем-то вроде: 

  «Выздоравливай скорее» 

 Или: 

  «Приятных снов» 

 Только я слышала знакомый робкий стук в дверь, как падала на кровать и притворялась спящей. Старалась не попадаться ему на глаза и не говорить. Было неловко перед ним, что тогда я не помогла, не оттащила Уизли, а просто стояла и хлопала глазами. Хотя я не обязана была Малфою, вроде как, ни за что, мне было стыдно. 

Он навещал меня, а я даже не пыталась вспомнить что-нибудь. Не помнила кто он, не спасла от драки, в конце концов. Я чувствую, что виновата перед ним. 

 За эти несколько недель я окончательно вспомнила всё. Только некоторые дни пребывания в больнице смазались. Не помню я и визитов Малфоя. Из воспоминаний о моих глюках не осталось ничего, даже синяя курица и та улетела на юг вместе со своими яйцами.

 Не очень приятно было вспоминать мою вражду с Малфоем. Да, вражда была не нашей, не чьей-то, а именно моей, в моей голове и головах моих друзей. Ведь при первой же встрече с Малфоем Гарри не подумал над его предложением, а я... я нагрубила ему ни за что. Он конечно, тоже хорош, но виноваты во всём лишь мы. Только мы, и больше никто. 

Вражду больше не хочется продолжать. Когда я вернусь в школу, и если я вообще в неё вернусь, то надо хотя-бы поддерживать нейтралитет. А то и вообще дружить. Только вряд ли получится. Какая-то тонкая ниточка судьбы оборвалась. Мы больше не связаны с друг другом. Больше не обязаны ничем, больше не союзники и не враги. Мы друг другу никто. Никто. 

 Иногда грустные мысли как кучевые облака: лежат в голове кучами и пока не разгребёшь, легче не станет. Мои же мысли были не облаками, а змеями. Окутывали меня с ног до головы и сжимали в своём страшном, непроглядно-чёрном коконе.

 Я отодвинула рукав пижамы и провела рукой по длинным шрамам на запястье. Они остались у меня с ещё только первого курса: мы с Гарри и Роном усыпили Пушка — трёхголового адского пса Хагрида — и пробрались в люк под ним, спасать Философский камень. Я залезала последней. Пушок уже начал просыпаться и зацепил меня зубами, чуть не отгрыз руку.

 Шрамы давно зажили, но иногда, когда я злилась, они начинали болеть. Однажды я в истерике чуть не отхватила себе ножом руку в порыве боли, но эльфы на кухне, у которых я брала нож, образумили меня. Вот и сейчас, шрамы болели. Но я говорю не о шрамах на руках, а о своей душе. 

Шрамов на ней очень много. Заканчивается шестой курс обучения в Хогвартсе, и вернулся Волан-де-Морт. Чтобы он не нашёл меня через моих родителей, я стёрла им память, а вернуть уже не смогу. Каково это, остаться сиротой при живых родителях? Тяжело. Тяжело и больно. Есть и другие, хоть и менее значительные, но такие же болезненные шрамы, о которых я не хочу даже вспоминать. Просто... просто это слишком тяжело для меня... 

 ***

 Малфой уже несколько недель ходил как в тумане. Синяк под глазом уже проходил, но всё так же болел коричневатый синяк. Многие смеялись над ним, но они не понимали. Они не понимали, что Малфой даже немного любит этот фингал. 

Фонарь был за дело, и очень большое и плохое дело. Зачем ему надо было лезть к Гермионе Грейнджер? Он и сам не знал. В тот момент он руководствовался своим сердцем. Оно и привело его к ней. Он знал, что Уизли и Поттер его ненавидят, но всё равно навещал эту кареглазую бестию. Когда он столкнулся с троицей Поттера в палате Грейнджер, то остался ждать в коридоре, а не ушёл. Почему же? Потому, что она не безразлична Малфою. 

Но испытывает ли она к нему те же чувства? Этого Малфой не знал, но догадывался. Конечно, она его ненавидит. Её золотые друзья напомнили ей их вражду, и она наверняка даже видеть его теперь не хочет. Так было всегда, и видимо, так и будет. 

 Конечно, Малфой пытался замазать фонарь дешёвым женским тональником, который ему одолжила Панси Паркинсон, но и тот не помогал. Когда Блейз в первый раз увидел синяк у Драко под глазом, он посмеялся конечно, и попытался выведать, откуда появился фингал, но Малфой даже под огневиски не выдал тайну. Вскоре Забини плюнул на это дело. 

 Малфоя уже долго мучил вопрос о чувствах Грейнджер к нему, и парень решил всё же приоткрыть завесу тайны. На третьем курсе Панси Паркинсон за что-то обозлилась на гриффиндорку и каким-то образом украла у неё дневник. Дневник был за первый и второй курсы, и Паркинсон в отмщение разболтала всему Хогвартсу записи Грейнджер. 

Два месяца Малфой ходил обозлённый на весь мир, ведь ни о чём другом, как о гриффиндорской заучке поговорить было нельзя. Теперь Малфою нужен был этот дневник. 

 Малфой постучался в дверь спальни Бестии-с-лицом-Мопса — так прозвали Паркинсон на Гриффиндоре. В ответ на стук в комнате послышались торопливые шаги, и дверь открыли. Перед Малфоем стояла девушка. В ней всё указывало на её аристократичные корни: идеально прямая спина, гордый подбородок, прекрасные манеры и речь. Девушка отошла в сторону приглашая Малфоя войти. 

Драко вошёл, сел на кровать и только тогда поздоровался. Паркинсон закрыла дверь, поставила напротив Малфоя стул и оседлала его спинкой вперёд.

 — Ну и что тебе надо? — спросила Панси.

 Малфой внимательно расспросил девушку о дневнике Гермионы, и выяснилось, что он перекочевал, как ни странно, в руки Колина Криви. Услышав имя надоедливого гриффиндорца Малфой немало удивился, но не снял с лица маску безразличия ко всему, что движется.

 Как вообще этот прирождённый папарацци попал на столь благородный факультет? Это, наверное, величайшая загадка человечества. 

Драко поблагодарил Паркинсон за информацию и отправился искать Криви-Дай-Сфотографирую. Найти Колина было сложно. 

Парень всегда стоял в одном из потайных закоулков Школы и тайком фотографировал проходивших мимо учеников. Закоулков было множество, и угадать, где сегодня прячется Криви, было практически невозможно. Нет, шансы были, но пришлось бы обходить весь замок, а здание было огромным.

 В конце концов Малфой отыскал злополучного гриффиндорца рядом с кабинетом трансфигурации. Криви рассматривал только что проявленные плёнки с фотографиями наиболее известных учеников Хогвартса. Малфой знал, что Криви — отчаянный трус, и шантажировать его будет легко, по этому первым делом ткнул ему палочкой в спину. 

Криви дёрнулся и застыл с поднятыми руками. Драко быстро вывел Колина на чистую воду и отправил за дневником. 

 Колин Криви не возвращался довольно долго, и Малфой понял, что гриффиндорец обманул его. Такого в истории Школы ещё не было, чтобы Гриффиндор обманывал Слизерин, а не наоборот. 

Малфой досадливо вытащил волшебную палочку из набедренного чехла и закатив глаза пробурчал:

 — Акцио дневник Гермионы Грейнджер за первый-второй курс! 

 Ничего не произошло. Обычно вещи появляются сразу, но сегодня Малфою явно не везло. Драко ещё несколько раз опробовал заклинание, но разочаровался и вышел на улицу. 

Как раз там его и настигла ужасная участь: сзади в голову Малфоя прилетел неизвестный снаряд. Довольно мощный. От неожиданности у Малфоя потемнело в глазах. Парень обернулся. Возле его ног лежал старый потрёпанный дневник. 

 — О, — воскликнул Малфой, — вот и дневник нашёлся...