Тридцать две ножевые
— Хочешь? — он лениво протягивает сигарету, вынимая их брюк пачку Malboro и зажигалку.
— Я не курю, — резко отказывается девушка севшим голосом, качая головой и опуская взгляд вниз, на свои сведённые колени.
— Правильно делаешь, это вредно, — его голос тоже хриплый, как и у неё, но главное их различие — Ким говорил так всегда, его хрипотца являлась необычной деталью в личности мужчины, а девушка сорвала голос, долго крича на морозе и бегая с открытым горлом, в итоге застудив его.
— Зачем тогда куришь, если считаешь курение вредным? — спрашивает, не поднимая головы, наверняка желая просто заполнить образующиеся паузы хоть какими-то звуками. Тишина давит на мозг, она невыносима.
— Привычка, являющаяся одной из главных составляющих меня. Её не искоренить, как бы не хотелось, — Ким делает пару долгих затяжек, замолкает на несколько минут и смотрит прямо, в стену. Брови сведены на переносице, взгляд напряжённый и мрачный — явные признаки тяготящих его мыслей.
Лиса старается не смотреть на мужчину. Она осматривает колени, пальцы, запёкшуюся кровь, относительно недавно запачкавшую её одежду, стены и потолок, вертит головой из стороны в сторону — куда угодно, но не на Тэхёна. Невыносимо сейчас видеть задумчивое, хмурое лицо и взгляд, в котором лишь один вопрос «Зачем?».
— Что-то мы отошли от дела, — мужчина поднимается с места, огибает стол в допросной и измеряет шагами помещение, собираясь с мыслями. — Я не хочу заставлять тебя, не буду кричать и вытягивать слова клещами, хотя с большим удовольствием бы ёбнул кулаком об стену… Лиса, просто скажи, почему ты это сделала?..
Вопрос висит в воздухе, речь обрывается, и печальный взгляд голубых глаз направлен на девушку. Она морщится, сутулится и молчит, молчит, не в силах сказать хоть пару слов в своё оправдание. Желает рассказать правду, открыть завесу тайны её семьи, избавиться от груза, но…не может. Лиса не сможет выдержать, если Тэхён не поверит ей, назовёт лгуньей и обвинит в преступлении без мотива, а после откажется от неё.
— Пожалуйста, ответь на вопрос.
— Он…избил маму, — слова даются с трудом, а на щеках чувствуется влага.
— Так, — Тэхён вновь затягивается.
— После чего обещал вывезти её в лес…и закопать там живьём, — солёные капли орошают нежную кожу, смешиваясь с каплями крови на лице. — Говорил, мама не достойна жить, «что такие шлюхи как она должны сдохнуть». — Девушка поднимает голову и видит неверие в глазах. Вот оно, то, чего она так боялась. — Дядя, я не вру тебе…
— Поэтому ты закопала живьём его, перед этим нанеся тридцать две ножевые? — задаёт вопрос в лоб, внешне игнорирует вопрос, но внутренне борясь со своим бессилием, одновременно желая и боясь узнать дальнейшие подробности.
— Не шути так… — отворачивается Лиса и шепчет себе под нос, глотая слёзы.
— Чёрт, Лис, не у меня сейчас руки по локоть в крови! Не время для обид, прошу, просто говори правду!
— Ты не понимаешь… — всхлип совсем тихий, но отчётливый. — Я говорю тебе правду, всегда говорила… Мы с мамой молчали об избиениях…не хотели…говорить, — вновь всхлип, слёзы уже заливают лицо, а руки тянутся стереть красно-солёную мешанину с щек и глаз, но наручники, закреплённые на запястьях, не позволяют поднять их больше, чем на десять сантиметров. — Прошу, дядя, поверь…
— Замолчи, — Ким не может на это смотреть, вытаскивает платок их кармана пиджака и помогает племяннице, вытирает всё и кидает испачканную вещь на пол. — Теперь продолжай.
— Я решилась… Когда он закончил и заснул, я пробралась в комнату и, пока мама рыдала в ванной, ввела снотворное. Потом подождала и вывезла в лес, прихватив нож с лопатой. Это заняло много времени, очень, его тело довольно тяжелое… А дальше я… — девушка замолкает, в памяти ясно всплывают те моменты безумства, когда она на коленях стояла перед спящим отчимом и, крича, срывая голос, наносила один за другим удары. Тридцать два… Слишком мало, стоило ударить раз сто, чтобы показать всю ненависть, всё презрение к этому человеку.
Тэхён ждёт около минуты, слышит лишь всхлипы и сопение племянницы, достаёт очередную сигарету, не последнююза эту ночь, и заканчивает рассказ:
— А дальше на тело посыпались удары. — кивок и сжатые губы девушки заставляют его продолжить. — Знаешь, я говорил с судмедэкспертом после скорого вскрытия тела несколько часов назад, и она сообщила мне, что убитый умер после первого удара, самого точного, попавшего в сонную артерию. После мгновенной смерти ты сидела и превращала его тело в кровавое месиво.
— Дядя…
— Лиса, я знаю тебя с детства. Ты всегда всё мне говорила, делилась секретами, даже рассказала о первом поцелуе и первой любви. Так почему умолчала об этом? Не обратилась за помощью, когда это было нужно?
— А разве бы ты поверил? Вы были лучшими друзьями.
— Поверил и предпринял меры, можешь не сомневаться… Однако сейчас… Ты понимаешь, что тебя ждёт? Осознаёшь, что за свой необдуманный поступок ты будешь гнить в тюрьме? Лиса… — Ким не сдерживается, не выполняет обещанного и с злостью и всей силой бьёт стену кулаками, сдирая кожу костяшек. — Чёрт, Лиса!
Девушка молчит, не смея прекословить. Она со многим не согласна, но не скажет Тэхёну об этом. Окидывает его взглядом, его — взъерошивающего волосы руками, разбитого и раздавленного свалившейся неожиданно правдой, беспомощного и бессильного против закона — и понимает смысл его слов, гласивших о том, что за все свои поступки нужно отвечать и нести ответственность. Лиса осознавала это и раньше, но сейчас отчетливо понимает, глядя на дядю и представляя моменты своей жизни за решёткой.
Ким же, сбрасывая свой пиджак и нечаянно в потоке злости на самого себя срывая значок служителя закона, поворачивается к племяннице. Окровавленная, заляпанная, ссутулившаяся и молчаливая, покорно принимающая свою участь за убийство отчима, она предстаёт в совершенно новом для мужчины взглядом. Продолжая поливать весь свет ругательствами и решая немедленно заглянуть в кабинет к начальству, Тэхён вылетает из допросной под пристальный взгляд печальных глаз.