Дом
Заброшенный коридор третьего этажа утопает во мраке. Дальние часы с маятником пробили два часа ночи. А это значит, что воспитатели закончили свой обход еще четыре часа назад и больше не выйдут из комнат. Если, конечно же, не издавать лишнего шума и тогда они не выскочат на звук. За два года жизни в этом доме мне удалось запомнить каждую скрипучую половицу и теперь я иду осторожно, стараясь не наступать на них. Сложнее всего было выскочить из общей комнаты, где каждый из нас спит на своей узкой раскладушке. Стоило только спустить босые стопы на пол, как мой сосед Том сразу же оторвал голову от подушки и сонно поинтересовался куда я собрался идти. «В туалет. Спи.» – пришлось шикнуть на него. Еще не хватало, чтобы он последовал следом. Но Том повернулся на бок и засопел сильнее прежнего.
Решимость преодолеть темный коридор таяла. Приходилось заставлять себя идти дальше, в сторону уборной. Сердце глухо стучало о ребра и казалось, его звук заполняет всю тишину, отзываясь эхом от стен. Больше всего я боялся, что план того человека окажется насмешкой и никто не придет за мной. Потные ладони выдавали волнение.
Когда заветная дверь оказалась напротив, я толкнул ее и прошел внутрь, ступая босиком по холодному кафелю. Лунный свет освещал помещение, скользил по белоснежный унитазам, отбрасывал тени деревьев на стены. Несколько шагов, в сторону подоконника дались с большим трудом. Вставая на носочки и хватаясь за ручку окна я поворнул ее под нужным углом и неожиданно замедлился. В горле стал ком. Вот оно. Все или ничего. Еще не поздно повернуть назад. Лечь в своей застиранной пожелтевшей пижаме на кровать и притвориться о том, что недавняя встреча лишь сон. Ко мне никогда не приходил странный мужчина, не протягивал конфету на раскрытой ладони и не предлагал уйти с ним. Я проснусь утром по звонку будильника или от криков воспитателей. Почищу зубы, ощущая на языке мятный вкус пасты, а затем ровным строем с остальными отправлюсь в столовую, где переживу очередной завтрак. Стану проглатывать склизкую массу под названием каша, потом на уроки. Строгая учительница с вечно недовольным лицом и длинной хлесткой указкой начнет задавать вопросы или цепко следить за каждым движением подопечных. И так по кругу до самого выпуска. День за днем. Неделя за неделей. Год за годом.
У меня заныли скулы. Нервно оглядываясь назад, я успел мазнуть взглядом по отражению над раковинами. Невысокий мальчишка с голубыми глазами смотрел затравленно. Бледное лицо выглядело испуганным, губы подрагивали. «Не хочу так» – быстрой вспышкой промелькнула мысль в моей голове, заставляя дернуть на себя ручку. Окно распахнулось, запуская в помещение запах ранней весны. Ветер прошелся по моей коротко бритой голове и добрался до тела, спокойно преодолевая препятствие в виде пижамы, на воротнике которой значилась печать с адресом детского дома. На коже выступили мурашки. Ежась то ли от страха, то ли от холода, я перегнулся через подоконник, стараясь различить в темноте силуэты. Никого. Там никого не было. Обман. Ощущение свободы померкло, оставляя едкий вкус чужой насмешки. На глазах выступили непрошенные слезы. Значит, другого пути нет. И если раньше идея вернуться не казалась мне такой глупой, то сейчас я ее возненавидел.
– Пацан, – долетел до меня спокойный голос.
Тот самый голос, что снился мне две недели каждую ночь. Он принадлежал человеку, готовому забрать меня с собой. Забрать из этих стен.
– Прыгай, – последовал приказ, заставляя меня замешкаться.
– Он не прыгнет, Юхан, – нарушил тишину другой голос.
– Прыгнет, – заспорил с ним первый.
– Ты ненормальный? Хочешь, чтобы он разбился?
– Здесь только третий этаж.
– Он же ребенок, мать твою.
– Я был таким же.
Голоса стихают. По моей спине стекает капля пота. За ней еще одна и еще одна.
– Пацан, – вновь раздается все тот же голос. – Я до утра ждать не собираюсь. Или делаешь, как я сказал, или я сваливаю, и ты продолжаешь гнить в детском доме.
Промедление равно возвращению обратно в комнату с зелеными стенами, где спят восемь других ребят одного со мной возраста. Прежде чем мне удается еще раз все осмыслить, я уже с ногами забираюсь на сидушку унитаза и перелажу с нее на подоконник. Ветер усиливается. Теперь он рвет воротник ненавистной пижамы, заставляющей сливаться с другими детьми, становиться безликим. Запах свободы манит ароматом сладкой выпечки субботним утром, взлетом качелей, уютными книгами с яркими картинками и теплым мягким одеялом.
Третий раз просить не надо. Отталкиваясь ногами от края и крепко зажмурившись из-за ледяного страха, лечу в черную бездну. Крик не успевает вырваться сквозь плотно стиснутые зубы. Полет прерывают чьи-то руки. Они ловят меня и сразу же закидывают на плечо, вниз головой.
– Что я говорил, а? – смех.
От этого мужчины пахнет горьким табаком. Им пропахло все. Его волосы, одежда, тело.
– Заткнись, иначе нас услышат, – шипение сбоку.
Отрываю взгляд от земли и поворачиваю голову. Слабый отсвет дальнего фонаря позволяет рассмотреть высокого мужчину с русыми волосами, высоко забранными в хвост. Его зеленые глаза на здание в поисках светящихся окон. Не найдя их, он успокаивается.
– Пора валить, – произносит он. – И поставь ребенка на ноги.
– Издеваешься? Он своими крохотными шагами будет нас тормозить. И это я еще молчу о том, как сильно он трясется от страха.
Неся меня на плече, мужчина направляется к высокой железной ограде. Около прутьев он все же спускает меня и ставит на землю. Несколько секунд возиться, стараясь отцепиться от моих пальцев, что крепко зажали его черную длинную футболку, а затем, видимо желая отвлечь, с силой поворачивает мою голову в сторону другого мужчины. Он бежит в нашу сторону. С разбега запрыгивает на лавочку и отталкивается от нее, хватается руками за крепкую ветку толстого дуба, стоящего совсем рядом с оградой. Раскачиваясь вперед, он перебрасывает свое худое тело, перелетая над острыми прутьями. Я стою замерев, с открытым ртом, провожая взглядом его полет. Приземление получается мягкое, бесшумное.
– Хочешь научиться так, как дядя Алекси? – спрашивает у меня мужчина, освободившись от моих пальцев.
– Не называй меня дядей, – слышится раздраженный голос за той стороной ограды.
– Слышь, пацан, – он приседает на корточки, – залазь на спину и крепко держись. Вздумаешь душить – скину.
В ответ на его слова киваю и исполняю приказ, аккуратно хватаясь руками за плечи. Ногами обвиваю торс. Мужчина начинает перелазить через ограду, осторожно выбирая куда поставить ногу и как зацепиться рукой. Его дыхание ровное, в отличие от моего. Мне не терпится оказаться на свободе, за территорией этого места. Закусываю губу в страхе, что кто-то может в последний момент нас заметить и мне придется вернуться. Не сразу понимаю, когда именно мужчина вместе со мной оказывается на самом верху ограды. Ловко перекидывая ногу, он перелазит и затем также осторожно спускается. Прохладные руки Алекси хватают меня подмышки, и я отпускаю мужчину, позволяя меня снять с его спины. Когда он оказывается на ногах, они выдвигаются в сторону стоящей машине на дальней стороне улицы. Алекси не торопится меня спускать с рук, а я во все глаза рассматриваю пространство замечая, как непривычно смотреть на все это не сквозь решетчатое окно детского дома.
Оказываясь рядом с машиной, Алекси запихивает меня на заднее сидение.
– Ложись на пол и ни звука, – хриплый голос мужчины дает указания.
В его интонации отчетливо слышится – он не потерпит возможных возражений. Но я и не думаю с ним пререкаться. Послушно ложусь на постеленный плед. Алекси садится за руль, заводит машину, и мы трогаемся с места. Внутри себя я ликую. Получилось. Все получилось.
Дорога оказывается слишком долгой. Меня трясет на ухабах, спина отбита и ноет, тело затекло в неудобной позе. Однако я даже не делаю попыток как-то перевернуться, ведь все это мелочи по сравнению с тем, что теперь у меня есть свобода. Мужчина опускает окно и закуривает. Алексий смотрит на меня через зеркало в салоне машины. Перехватываю его взгляд на себе.
– На счет глаз, – говорит он. – Ты был прав.
Мужчина поворачивает в мою сторону и криво усмехается.
– Проклятый, – без злобы вновь бросает Алексий и больше не отрывается от дороги.
Когда мы останавливаемся, я выхожу последним из машины. На горизонте брезжит слабая полоска восходящего солнца.
– Приехали, – говорит мужчина. – Пошли.
Путь проходит к четырехэтажному кирпичному зданию. На вид оно мало напоминает жилое, но в руках мужчины звенит связка ключей. Его квартира на последнем этаже. Он отпирает дверь и пропускает сначала меня, затем Алексия. Захожу внутрь, разглядывая бетонные неокрашенные стены. Прямо по коридору просторная комната с низким лакированным столом, на котором что-то лежит завернутое в ткань, и широкий тканевой диван красной расцветки. Остальные две комнаты скрыты дверьми. Заперев дверь изнутри, мужчина хватает меня за плечо и ведет прямо по коридору.
– Теперь это твоя комната, пацан, – безразлично говорит он, запуская меня внутрь.
Около окна узкая кровать, застеленная черным постельным бельем. На нем лежит пижама с яркими фиолетовыми звездами. Там дальше к стене прислонен старый шкаф. С недоверием смотрю на мужчину. Это все правда мое?
– Чего вылупился? – раздраженно интересуется он, выщелкивая сигарету из пачки. – Снимай эту пижаму и надевай новую, затем ложись спать, – собираясь выходить из комнаты он неожиданно замирает на пороге, бросая напоследок. – Добро пожаловать в настоящую жизнь. Зови меня Юхан.
Дверь за нимзахлопывается.