Я.Н.Т.

Пенис с яйцами. Взяв с подставки салфетку, я придал ей причудливую форму. Сначала мой выбор колебался между привычным корабликом или самолетиком, но так как я считаю себя эксцентричной личностью, я выбрал пенис с яйцами. Сначала сложил ствол, потом приступил к яичкам, и завершил свой шедевр самым сложным: головкой. Важно взять побольше бумаги, иначе в конце он выйдет либо слишком коротким, либо это будет пенис ветерана Афганистана. В конце еще надорвал бумажку, чтобы было похоже на отверстие уретры. Получился результат на удивление хорошо, даже лучше, чем я планировал: вышло реалистично, рельефно и свежо, со вкусом. Прямо-таки искусство.

Я и не заметил, что, судорожно ища занятие для своих рук, я только что открыл новый раздел оригами: бумажные члены. Если приноровиться, то можно хоть курсы давать. Уверен, что ни у кого не получается складывать их из бумаги лучше, чем у меня: я профессионал своей сферы.

А если задуматься, то чем фонтан Дюшана или "Черный Квадрат" Малевича ценнее моего произведения искусства? У моего продукта тоже богатая история. Сначала он на протяжении двадцати лет, или сколько там растут деревья, спокойно проживал свою умиротворенную древесную жизнь (Уже этот факт делает его старше банана Кателлана, который меняют каждые три дня). Потом над ним был совершен жестокий акт убийства, а после вырубки его труп был разделен на множество маленьких частей, одна из которых была переработана на фабрике, и теперь лежит у меня в руках. Очень насыщенная биография, можно даже книгу написать. "Пенис и Маргарита", или "Раковые яйца". Или нет, "50 оттенков бумаги". Думаю, первое название звучало бы эпичнее.

Так, ладно, вернемся к реальности. Прямо сейчас я сижу в баре "Белая Лошадь". Не один. Передо мной сидит девушка, её зовут Эмпатия. Запах ее духов переносит меня в воспоминания годовалой давности.

Если объяснить что я сейчас чувствую в трёх словах, то я в шоке. И это не значит, что я удивлён или что-то подобное. Наверняка многим людям было знакомо это чувство, когда они разбили телефон, потеряли серёжку, сожгли оставленным утюгом любимую футболку, или, в конце концов, расстались с любимым человеком. Ты не веришь, что это произошло. Тебе кажется, что это случилось с кем-то другим, кем угодно, но не с тобой. Ты смотришь на ситуацию не как её жертва, а как наблюдатель, тебе кажется, будто ты можешь в любую секунду обратиться к тому, что потерял. Если говорить обобщённо, это происходит, когда люди теряют то, что им было дорого. Причина этого проста: люди рабы вещей, обстоятельств, чувств к другим людям. И я был её рабом.

Как только ушла Эмпатия, вместе с ней как будто бы ушла и последняя изюминка моей жизни. Мне стало тяжело спать, заниматься повседневной жизнью, я снова стал задумываться о суициде. Её присутствие объясняло всё, делало меня полноценным и давало смысл жить. Она была музой, которая вдохновляла и покоряла, но без неё стало не к чему стремиться. Потеряв её, я потерял себя.

У меня было много смыслов жизни: я жил ради искусства, борьбы с собой, самосовершенствования, ради поиска смысла жизни, но сейчас потерял ещё один: ради человека. И зачем всё это? Не сказать, что я доволен жизнью. Но и не сказать, что меня лучше бы не было, потому что я бы точно так не смог получить удовольствие от своего существования. Мы постоянно куда-то идём, стремимся, и можем умереть в любой момент жизни. Но в чём трагедия: в том, что этого не происходит, или что это рано или поздно случится?

Эмпатия откашлялась и уставилась на меня, в ожидании начала диалога.

Ладно. Что-то я в сильно философию ударяюсь, когда пьяный. Я и не заметил, что на протяжении всего моего внутреннего монолога я пялился на нее, как кот на рыбу. Я отвел взгляд и отпил из стакана "Смерть блондинки". Охрененный коктейль.

Устав от тишины, Эмпатия спросила:

- Так зачем ты меня позвал, Нэвер?

Точно. Я и забыл, что попросил её встретиться, не объяснив зачем. Самое забавное, что я и сам не знаю. Я просто хотел её увидеть, несмотря ни на что и прямо сейчас. Поэтому я и позвал её, а причину нашей встречи я решил придумать потом, пока она едет сюда.

- А-а-а-а, э-э-э...

- Кстати, бумажный пенис у тебя хороший получился, - иронично сказала она, - То, что ты его сейчас сложил, как-то относится к теме нашего диалога? Или зачем ты это сделал?

Слишком много вопросов. Мне сейчас нужно придумать сразу оправдание для того, зачем я её позвал, и для того, зачем я при ней сделал пенис с яйцами. На второе в качестве ответа можно просто отшутиться, а пока она смеётся, продумать дальнейший диалог.

- Предлагаю стать тебе соучредителем моей компании "Paper Penis Incorporated" Сокращённо P.P.I. Будем делать члены из салфеток и продавать в качестве сувениров. Если у Гэри Даля получилось, то чем мы хуже?

Эмпатия не посмеялась. Она лишь разочарованно оперлась лбом на свою ладонь, и тяжело вздохнула. Какой я долбоёб. Что я вообще несу?

- Давай без этой херни. Зачем я сюда приехала?

Похоже, я слишком затянул. Быстрее надо было думать. Так, ладно, в ход вступает первая попавшаяся мысль:

- В общем... Может, сойдёмся? Мне жаль, что я себя так вёл. Я исправился.

1 ГОД, 13 ДНЕЙ НАЗАД

- Ты чего загрустил?

Задав этот вопрос, Эмпатия посмотрела на меня. Зачастую, когда люди спрашивают подобное, им плевать на твое состояние, и уж тем более на его причину. Они спрашивают, не желая знать ответа, просто чтобы сделать диалог немного теплее. Но не она. В её взгляде было что-то искреннее, такое... Тёплое и манящее. Ей просто хотелось быть со мной, не более.

- Да так, ничего, - сказал я, подсознательно надеясь, что сейчас она продолжит меня расспрашивать о моем состоянии.

- Ну, котик... - сказала она, и продолжила смотреть мне в душу.

Интерес, печаль, искренность, сожаление - лишь часть того, что я разглядел в её спокойном светлом взоре.

Вздохнув, я, наконец, ответил:

- Просто... Я боюсь, что всё это когда-то кончится. Мне хорошо с тобой.

Услышав мной сказанное, она отвернулась. Может, боялась, что в ее взгляде я найду безразличие. Обдумав ответ, она сказала:

- Да просто не бойся. Ты же знаешь, что ничего не длится вечно. Мы - тоже. Просто наслаждайся моментом. И в наших силах сделать все, чтобы продлить его, - сказала она, таинственно посмотрев в даль.

- Знаю. Но от этого не становится менее грустно. Понимание, что мы когда-то расстанемся, не дает мне полностью почувствовать себя счастливым с тобой. Вдруг через время я буду сидеть тут один и вспоминать этот диалог, да и вообще... Нас? Хотелось бы сдохнуть прямо сейчас. Вместе. И остаться до конца жизни радостным.

Она перевела взгляд на меня. Моя речь её несколько удивила. Я понял, что мне стоило оставить это всё в себе и заткнуться. Но я уже ей вылил душу, и закрыть эту брешь теперь не выйдет. Тем самым я оттолкнул её. Но раз уж я начал, то чего останавливаться?

- Знаешь, во мне живет две стороны, - продолжил я, - подсознательно я хочу, чтобы я был вечно счастлив. Без всех этих вечных проблем и долбежки мозгов. Но при этом я понимаю, что это невозможно. Что вечное счастье со временем станет мукой, что я устану скучно жить и прочее. Я понимаю, что мои желания глупы, иллюзорны, и никогда не станут явью. Но рациональное мышление не помогает мне избавиться от мечт о счастье. От этого писклявого чувства в груди, мешающего нормально и трезво жить...

Она обняла меня, а затем сказала:

- Солнышко, ты чего? Все же хорошо. Просто радуйся. Помни: путь в гору интереснее, если он тернист. Конечно, ребенок внутри тебя продолжит пищать, но ведь это лучше, чем постоянно упрекать себя и думать о смысле жизни. Да, мы вместе не навсегда, но в этом ведь и прелесть отношений. Представь, как мы задолбали бы друг друга, если бы общались вечно. Когда-то настанет этап, в котором мы постоянно будем ссориться и конфликтовать, так происходит всегда, и этого не избежать. Нам просто нужно будет пройти его.

Она определенно была права. И поспорить не с чем. Но легче почему-то все равно мне не стало.

- Ты правильно говоришь, - неискренне согласился я, толкая плоские речи, - Наверное, мне нужно смотреть на мир позитивнее. Он ведь не меняется, меняется только мой взгляд на него. Давай просто не думать о том, что будет дальше. - подытожил я, не веря до конца в сказанное.

- Ну, хорошо!

Постоянно задумываюсь о том, как же она прекрасна... Кто ещё мне скажет такие тёплые слова?

- Люблю тебя, - сказал я, улыбнувшись.

- И я тебя.

- Может, по мороженому?

- Погнали.

НАШИ ДНИ

- Иди на хуй.

Эмпатия уверенно потянулась за моим бокалом и отпила коктейль. Она явно не была удивлена моим ответом. Напротив, она как будто его и ждала услышать.

Чего нельзя сказать обо мне. Я ожидал чего угодно, любого отказа или упрека, но точно не прямого, обжигающего душу посылания на хуй. Продержав пять секунд челюсть приоткрытой, я ошеломленно спросил:

- Чего?..

- Я сказала "иди на хуй". Иди на хуй со своим самобичеванием, инфантильностью, раздутым самомнением, сам иди на хуй. Меня тошнит от того, насколько ты мелочен и жалок. Ты не человек, ты двуногое бессилие, и всех видишь таковыми. Тебе не нужны окружающие, только их любовь и сюсюканье твоей персоны. Может, ты в себе этого не видишь, но я потратила на тебя год своей жизни, и я вижу тебя насквозь. Ты не чувствуешь себя полноценным, пока не найдешь себе дуру, которая будет лелеять твои комплексы и психологические проблемы. Ты не ценишь чужие границы, ты пускаешь свои щупальца в дорогих тебе людей, и питаешься их соками, пока они не умрут от истощения, и те не перейдёшь к новой жертве!

- Так, остынь, пожалуйста, - перебил я ее монолог. - С чего ты взяла, что, высмеивая мою неудовлетворенность жизнью, цитируя Маяковского и приписывая мне гигантское по масштабу эго, которого, кстати, у меня нет, ты сможешь помириться со мной? Что с тобой стало? - безжизненно выпалил я.

- Слушай, я рада что ты уловил отсылку на Маяковского, но...

- Спасибо, - перебил я.

- ...но я не вернусь. Ясно? Я ненавижу тебя. Всё кончено, мы расстались. Мне больше не нужны созависимые отношения. Я уже давно поняла, что, читая тебе монологи о твоей никчемности, я не смогу изменить тебя.

- ...

Я не нашел, что ответить. Я просто пялился на нее, понимая: теперь точно конец. Точка на моей биографии. Уход Эмпатии стал нокаутирующим ударом, после которого я, надеюсь, не очнусь. Я могу насладиться ее глазами в последний раз. И когда-то я буду дорожить этим мгновением.

- И это я хочу задать тебе вопрос, что с тобой стало. Ты с самого начала давал о себе впечатление, как о сильной личности. Помнишь, как ты спас меня?.. Но посмотри на себя сейчас. Ты пробил дно, Нэв. Где ты вообще сидишь? Что это за забегаловка для жалеющих себя людей?

- Это ведь из-за того, что я сделал? Но ты же вроде меня простила? - осмелился заявить я.

Эмпатия изменилась в лице. Оно наполнилось краской, и было в одном мгновении до того, как вывалить на меня свою злобу. Не самая удачная реплика в данных обстоятельствах.

- Заткнись!, - резко выпалила девушка, - Мы договорились это не обсуждать! Боже, почему ты такой жалкий? Хватит уже унижаться, и просто забудь обо мне. Я - не главное в твоей жизни.

- Ну, конечно! - поддержал я тон разговора - Как только мне становится хреново, ты сразу оставляешь меня одного! Люди не созданы для того, чтобы делиться с тобой своей харизмой!

- Да тебе всегда хреново! Каждую, сука, секунду!

- Да мне должно быть хреново! Понимаешь?! Должно! Актёр - не актёр, если у него ничего не болит. Моё творчество не может быть настоящим, если у его фундамента не стоит никакая душевная рана. Я не могу нарисовать ничего дельного, когда я хорошо себя чувствую...

- Так я была спасательным рычагом, который держал в узде твоё самобичевание? "Бедный Нэвер! Всё хорошо, у тебя получится стать великим человеком, просто соберись". Тьфу на хуй. Как же я устала от этого.

Эмпатия правда плюнула. Комок слюны, стекающий по углу стола, стал отличной аллегорией для искренности её высказывания. Моя душа лежала где-то рядом, на скатерти, распятая перед ней, открытая для её ранящих выкриков и позволяющая в себя плюнуть.

- Знаешь что? Дерьмо всё твоё творчество! - продолжила обличать она, - И сам ты кусок дерьма! Никому нахер не сдались твои картины, и актёр ты никудышный! Каким актёром ты вообще можешь быть, если ты выдаёшь свои натуральные эмоции за артистизм?

- Да меня поймут через сто лет! Ван Гога признали после смерти, Кафку признали после смерти, Галилея признали, и меня признают! Время дай.

- Да знаешь ли ты сколько таких как ты, "творческих", говорили то же самое? И кому они сейчас нужны? Все люди, которых ты перечислил, это всего лишь ошибка выжившего.

Тон Эмпатии стал спокойнее, а поток обличающих оскорблений постепенно переменился в дружеское напутствие.

- Пойми уже, что на пути к уникальности ты уже пожелаешь стать заурядным. И не дай бог ты станешь великим, потому что тогда жизнь обычного человека для тебя станет самым желанным благом. Тебе надо научиться жить как все. Это будет нелегко, но, только добившись этого, тебе перестанет быть постоянно хреново. Просто... Забудь про свои амбиции и научись жить спокойно! И всё наладится, я уверена. Тогда уже мы встретимся, выпьем по бокалу, и будем смеяться с этой истории. Ну а пока у меня всё.

- Да что ты смыслишь в уникальности?! Тебе... тебе просто не понять, - поникнув, заявил я.

- Нэвер. Тебе надо к врачу, и срочно. Я тебе больше не помощник. Если хочешь, чтобы тебя спасли, сделай это сам.

Эмпатия встала из-за стола, поняв, что закончила свою мысль. Задумчиво она начала неторопливо одевать пальто, оставленное на спинке стула. Казалось, она навсегда изменит свои требования к людям после меня. Неужели я в её жизни останусь лишь воспоминанием? Опытом, который предоставила ей судьба для того, чтобы сделать её сильнее?

От этих мыслей по щекам начали скатываться слёзы. Нет, я должен задержать её. Хотя бы на секунду. И плевать что будет потом.

- Блять, Эмпатия, пожалуйста... Мне правда жаль. Я знаю, что я неудачник и далеко не лучший парень, но, умоляю, не оставляй меня одного. Я правда изменюсь. У меня уже никого не осталось, ты - единственное, что разбавляет мою жизнь красками.

Воцарила пауза. Одним мгновением мои слова перевели собеседницу из состояния берсерка в граничащее с жалостью сожаление. Она наверняка стала анализировать, что ей сейчас сказать, чтобы отвязаться от моего эмоционального захребетничества, при этом осуществить это так, чтобы я не покончил с собой.

- Год назад, - начала Эмпатия, - в начале наших отношений, мы смотрели на закат и ели чипсы. Но ты все был какой-то грустный, и я тебя спросила, мол, почему? Ты ответил, что боишься, что это все кончится, подразумевая наши отношения. Начал петь серенады о том, как тебе хорошо со мной, начал философствовать и размышлять о суициде. Я не была к этому готова, естественно, я начала успокаивать тебя и убеждать тебя в том, что все прекрасно, но уже тогда в глубине души я поняла, что что-то с тобой не так. Ты вроде выслушал меня и согласился, но по тебе было видно, что ты соврал, и просто продолжил это мусолить в своей голове. Мне еще тогда надо было усомниться в твоей личности, но я пропустила все мимо ушей. Дурой была.
И ты всегда был таким, понимаешь? Одновременно действовал принципу "один раз живем", и корил себя за каждую оплошность. На публике - уверенный в себе, зажигающий, талантливый, какой-то шабутной, что ли, - она улыбнулась. - Ты мне нравился таким. А со мной ты был другим, становился плаксивым на жизнь, неуверенным, и излишне философствовал.

- Но ты ведь тоже такая...

- Да, - сказала она, задумавшись. Её взгляд изменился. Она редко была такой откровенной. - Поэтому я тебя и ненавижу.

Наступило то нередкое мгновение, когда обоим собеседником нечего добавить в диалог. Но Эмпатия сформулировала мысли, и всё же выговорила:

- Может, я после тебя стала такой, или была до наших отношений, и по этой причине мы сошлись. Неважно. Сейчас ты мне неинтересен. Рядом с тобой мир становится другим, слишком детальным. Все вокруг одновременно и обретает, и теряет смысл. Начинаешь думать моментом, просто кайфовать, но не на полную. Все равно пробирают мысли о сущем и о смысле жизни, от которых не отвяжешься, бе. Я изменилась, и именно поэтому мы не можем остаться друзьями. Потому что я боюсь, что у меня снова появятся к тебе чувства, и всё пойдёт по новой.

- Я не понимаю. Почему ты мне просто не сказала об этом? С самого начала.

- Как ты и говорил, я такая же. По крайней мере была, и стараюсь в себе это исправить. Со временем я поняла, что не хочу жить как прежде. Но ты все равно тот же самый, и ты останавливаешь мой прогресс. Я устала от этого. Наши интересы разошлись, и продолжать это все нам незачем.

Мы посмотрели друг на друга. По-новому. Не как пара, и не как ненавидящие друг друга люди. Посмотрели с благодарностью за этот год и за то, что было. Я мог бы сейчас убеждать её, что могу измениться, что я исправлюсь и прочее, и, может быть, она бы даже дала мне второй шанс... Но я просто прекратил тянуть кота за яйца, и позволил этой истории закончиться. Так будет правильнее. Но где заканчивается одна история, там начинается другая. Не факт, правда, что лицеприятная.

Она встала, задвинула стул и направилась к выходу.

- Спасибо за выпивку, - подытожила она.

- Ага. "Смерть блондинки", угощайся.

Она не стала отвечать, и уже направилась к выходу. Но перед этим остановилась, и, резко обернувшись, попросила:

- Пообещай мне, что ничего с собой не сделаешь.

Вопрос застал меня врасплох. Неужели мне придётся справиться с проблемой, а не избегать её?

- Нэвер! - поторопила мой ответ Эмпатия.

- Обещаю, - скоропостижно выдавил я.

- Поклянись чем-нибудь.

- Клянусь безымянным пальцем, - сказал я, подняв руку. Я попытался показать упомянутый палец, отделив его от остальных, но пальцы не смогли так согнуться.

- Хорошо, - успокоилась Эмпатия, - я верю, что ты можешь измениться. Но тебе нужно время и серьёзное лечение. Береги себя и найди девушку, которая от тебя не будет ничего скрывать.

Встав из-за стола снова, она направилась к выходу, но перед тем, как удалиться, она попрощалась со мной, соблюдая базовый этикет:

- Прощай.

- au revoir, Shoshanna, - оживлённо подхватил я.

Она не поняла отсылку, и, проводив меня обескураженным лицом, удалилась окончательно. Что ж, поздравляю тебя, Нэв. теперь ты остался один. Совершенно один.

Я допил коктейль (Какой же он все-таки шикарный), расплатился за счет и вышел. Вокруг воцарили холодные оттенки, и я окунулся в февральский омут. Запах не передать словами...

Идя по переулку, я услышал, как кто-то окликнул мое имя.

- Эй, Нэв!

Обернувшись, я увидел старую подругу. Гиперактивная, когда требовались хладнокровие и выдержка, и излишне спокойная, когда нужно было от души повеселиться. Так можно было описать ее наиболее кратко. И именно в этом мы и были похожи.

- Привет, Бэла. Давно не виделись.