Я ждал солнца;; [1]

Шум поездов гулом отдавался в моей голове и я нервно перевернулся на бок, глядя в темноту. Хотя смотреть и правда не на что. Комната была маленькой: потертый диван, шкаф и старенький телевизор напротив. На стенах висели черно-белые фотографии из прошлого. Когда я не могу уснуть, как и в эту ночь, то рассматриваю эти фото и мысленно предаюсь воспоминаниям своей бабушки, которая тоже когда-то жила в этом доме и была счастлива. Но сейчас дом находится в аварийном состоянии, а у меня нет денег на ремонт. Хотя терять единственные материальные вещи о прошлом тоже не хочется.

Я вздыхаю и проклинаю чертовы поезда. Решаюсь встать и иду босиком на кухню. Включаю свет и лампочка загорается тусклым желтым светом. Щурюсь.

Не прошло и полминуты, как лампочка начинает мигать, а спустя секунду свет вовсе пропадает. Не в новинку. Тут всегда так.

Я бросаю взгляд на обшарпанные стены. Где-то остались обои, на которых пятна от чего-то (вероятно, дождь), а где-то и вовсе виден фундамент дома. Насекомых, как странно, нет. Но тут в частности собаки из живности. Их глаза, признаюсь, выдают совсем другое.

Пытаюсь прощупать на столе спички и свечу. Нахожу, случайно обжигаю палец и роняю коробок на пол. Черт, а ведь надо было положить в карман зажигалку. Но я её потерял на вокзале, когда пытался отсюда уехать.

Тот вечер был странным. Я пошел покупать сигареты, но после того, как я побывал у ларька, мои ноги пошли совсем не в сторону дома. Мысленно меня несло на вокзал. Помню, ветер дул в мою сторону и где-то пахло кофе. Я впервые почувствовал что-то живое. Оно словно просило меня остаться, дать надежду этому городу, но я шел и шел, не останавливаясь ни на секунду.

Вокзал был заброшенным, но за кассой стояла бабушка лет шестидесяти и читала газету. На её плечи была накинута серая шаль — точно такая же была у моей бабушки. Это сразу напомнило мне её.

Остановившись, ко мне вернулись чувства и я впервые за несколько минут испытал страх. Не знал, стоит ли отрывать её от столь интересного чтения, и я уже намеревался уходить, но сзади раздался хриплый голос:

— Тебе чего?

Я остановился.

— А автобусы тут есть? — на ходу выпалил я, боясь, что опять передумаю.

— Это смотря куда. А ты что хочешь, мальчик?

Мне было неприятно такое обращение. В конце-то концов, мне не пятнадцать лет. Я подошел к кассе и тихо проговорил, будто боясь, что нас кто-то услышит.

— А можно. уехать отсюда?

Бабушка посмотрела на меня серьезным взглядом и тут же убрала газету в сторону. Поправила очки и заглянула в справочник. Я заметил, что от неё пахло мукой и дешевыми духами, которые продавались недалеко от моего дома. Но она совсем не была похожа на мою бабушку. От неё обычно пахло травами и порошком, на который у меня была жуткая аллергия и ей даже пришлось отказаться от него ради меня. Я всё ещё считаю это самым лучшим поступком, который когда-либо делали для меня.

— Нет. Автобусы только на конец города. А коли хочешь уехать отсюда, иди на железнодорожный вокзал. Тут они каждый день как черти: спать не дают!

Я понял, что разговор без толку и сел на скамейку. Домой возвращаться совсем не хотелось.

Но я, видимо, был единственным, кто здесь вообще бывает, поэтому женщина решила продолжить диалог.

— Кожа да кости! — с неким упреком сказала она, а я закрыл глаза. — Вот у меня внук тоже такой. Когда в последний раз приезжал, таки-им худющим был! Учеба совсем измотала. Вот мне и пришлось его скармливать. А он всё отнекивался, мол, в моде щас так принято — худым быть, — я услышал какое-то шуршание бумаги. —Чего ж вас так разнесло-то, молодежь, а? На, возьми хотя бы пирожок: сама пекла, а тут и некого кормить.

Я открыл глаза и посмотрел на бабушку. Она высунула голову в окошко и держала в руках пирожок.

— Не, спасибо. Я не голоден.

— Бери, говорю!

Я лениво поплелся в сторону кассы и взял пирожок. Поблагодарил её и стал копаться в карманах в поисках денег. Но ничего не нашел. Зато видимо и тогда я обронил зажигалку.

— Дурак, что-ли? Не надо мне денег. Ты мне моего внука напомнил, — она жестом указала на пирожок, мол, ешь.

Я опять поблагодарил её и извинился.

— У меня тоже была бабушка, — неожиданно заговорил я. — У неё шаль была точно такая же, как и у вас. Я помню, в детстве по утрам она укрывала меня ею и мне было так тепло, так хорошо.

Наконец-то зажег свечу. Теперь на кухне не так темно. За окном идет дождь. С какой-то стороны дома течет крыша. Я ведро вечером ставил, но видимо оно уже полно воды. Сейчас нет никакого дела до этого.

Пытаюсь отыскать пачку сигарет и нахожу её на подоконнике. Закуриваю и дым отдает в голову, расширяя сосуды. Это ещё при том, что я не ел с самого утра. Противное чувство. Голова кружится.

Беру свечу и иду в зал, садясь на незаправленный диван. Включаю телевизор и натыкаюсь на прогноз погоды.

Следующим днем ожидается солнечная погода.

Я слышу это каждый день из года в год, но ничего не меняется.

Знаешь, приятель, здесь многие спились. А я не могу. Мне кажется, я должен дождаться солнца, чтобы помочь другим. Типа сторожевой. Или Данко. Бабушка бы меня так назвала. Она вообще любила все эти повести и легенды. Особенно творчество Горького.

Когда я был маленьким, она с упоением мне его читала и эта любовь примкнула ко мне как её чай с черемуховым пирогом. Я вкушал её любовь и мне казалось, что моя жизнь и не была моей жизнью вовсе: она стиралась в пыль, как только я бросал взгляд на фото.

Тут вечный промозглый октябрь, пропитанный запахом табака и настойки, которой обычно пахнет в подъездах по вечерам. Спирт, травы. Алкаши не придумали ничего лучше, как делать самим настойки. Вот люди и стали умирать чаще. У меня однажды был сосед. Все деньги пропил, а в магазинах только паленая водка. Ну и купил боярышник у своего друга. Потом некоторые заметили, что он на улицу не выходит. Зашли в дом, а там запах разлагающегося трупа. Отравился и пролежал так почти неделю.

А я живу один, как видишь. В темноте я очень много раз прожигал свои руки и даже при свете дня я не могу сосчитать, сколько шрамов было сделано специально.

Страшно это осознавать, приятель.

Даже шум поездов не спасает от удручающей тишины.

По утрам я иногда выхожу на улицу, надевая свои старые поношенные сапоги. Это единственное, с чем я пришел в этот дом спустя десять лет. Бабушка была бы разочарована мной, если увидела, во что я превратился сейчас. Она-то надеялась, что я уеду отсюда, найду работу и буду счастлив. Но взрослые не понимают, что от печальных родителей рождаются убийцы своих жизней.

Всю ночь, утро и день я провел в одиночестве. К вечеру вышел на крыльцо и увидел грязно-белую кошку, которая приютилась на моей валяющейся старой поношенной одежде. Я сел на колени и погладил кошку. Улыбнулся.

— И откуда же ты, такая неряшливая еще. — тихо прошептал я и заметил под ней маленьких котят. Ох. Она, видимо, искала место, чтобы родить. — Ну что ж, мне наверное стоит попрощаться со своей одеждой.

Если её искупать, то её шерсть стала бы похожа на снег. Такой чистый, похожий на новую жизнь. Я попытался осторожно разглядеть окрас котят. Их было трое: один черный, другой черно-белый, а третий полностью белый, похожий на свою мать. Насколько я знаю, нельзя, чтобы запах человека остался на котятах, иначе кошка не воспримет их как своих.

— Вас стоит занести домой. Но сначала надо найти коробку.

Я обыскал весь дом в поисках хоть одной коробки, но ничего не нашел. Пошел в соседний магазин, но он оказался закрыт. Хотя было пять часов вечера. Тогда я пошел на вокзал. Очень надеялся, что там опять окажется та бабушка. По пути закурил.

Дождь лил как из ведра, поэтому мне пришлось надеть капюшон. Я уже потерял надежду, что в такую погоду кто-то будет работать, но издалека увидел тепло-оранжевый свет у кассы и что-то внутри меня проснулось. Что-то живое, отдающее теплом и похожее на солнце.

— Здравствуйте, — спешно сказал я, выкинув сигарету.

— О, опять ты, — удивленно сказала она. Видимо, она испугалась. — Здравствуй, мальчик. Автобусы не ходят.

— Нет, я не для этого здесь, — выдохнул я. — Извините, у вас есть коробка? Просто у меня кошка родила, а я не знаю, куда их.

— Уж не убивать ли ты их собираешься? — бабушка прищурила глаза, спустив очки на нос.

— Конечно же нет!

Она сказала, что дома у неё точно где-то завалялась коробка и предложила пойти к ней. Женщина выключила свет, надела темно-фиолетовую куртку, обмотала голову шалью и взяла свою белую сумку. Закрыла кассу. По пути мы разговаривали о новостях, зарплате в России и о том, какой сорт ягод лучше.

— У меня раньше в огороде виктория росла. Варенье такое вкусное из неё получалось! И малина раньше была, но сын хотел убрать. А так они сами после холодов и умерли.

Я ответил, что никогда не пробовал викторию. Она обещала меня угостить вареньем.

Жила она, как ни странно, недалеко отсюда. Маленький домик типичной бабушки. Низкий дом с голубыми ставнями, как говорил Есенин. Мы поднялись по крыльцу и вошли в дом. В ноздри отдало пирожками и теми самыми дешевыми духами. На кресле сидела серая кошка, которая лениво зевнула, но увидев свою хозяйку, сразу побежала к ней под ноги.

— Ах ты моя хорошая, — она взяла её на руки. — Поздоровайся с мальчиком.

Она стала мурлыкать и бросила на меня быстрый взгляд. Будто я недостоин её внимания. И мне всё ещё не нравилось, что бабушка называет меня мальчиком. Я взрослый человек, господи. Такие как я уже имеют семьи, любовницу и дачу, но единственное, что есть у меня сейчас — это кошка и пачка сигарет.

Старуха вернулась с огромной широкой коробкой и спросила, подойдет ли такая. Я сказал, что она же не слона родила, и поблагодарил. Решил уходить, но она настойчиво усадила меня за стол и налила чаю. Как и обещала, дала попробовать варенье. Даже под конец дала мне пирог с черемухой и это заставило меня опять вспомнить бабушку.

— Заходи ко мне, а то знаешь ведь, бабушкам часто скучно, — грустно улыбнулась она, держа в руках своё чадо. Я даже не спросил как её зовут.

Я обнял её и пошел домой, достав ещё одну сигарету. Зашел в круглосуточный магазин и незаметно положил под куртку кошачий корм.

Кошка на крыльце всё так же сидела и вылизывала своих котят, которые пили молоко. Увидев меня, она замурлыкала и стала ласкаться об мою руку. Я попытался аккуратно переместить их с одеждой в коробку. Это было очень сложно, если учесть, что маленькие стали кричать. У них даже глаза ещё не открыты.

Занеся коробку в дом, я взял тарелку и насыпал туда кошачьего корма. Кошка с охотой съела всё и я достал из холодильника молоко. Видимо, придется покупать еду. Не позволю же я умереть этим малюткам.

Я сел за стол и зажег свечу. Закурил. Наверное, надо отыскать в чулане лампу бабушки, а то вдруг котятам будет холодно. Вспомнил, что та старуха дала пирог. Отрезал кусочек. Курил и ел. За окном смеркалось.

Солнца больше не будет. Бросаю взгляд на бутылку, которая была припрятана для особого случая. Водка точно паленка, конечно, но это не имеет значения.

Солнца больше нет. Думаю о бабушке.

Вокруг темнота. Встаю, иду к коробке, держа в руках бутылку.

— Ну привет, Снежок.

Улыбаюсь.

Убираю водку.