Пустыня

Мужчина шёл по пустыне. Высокие жёлтые барханы простирались до самого горизонта. Куда ни глянь — только песок, без конца и края. Он медленно передвигал ноги, увязая и спотыкаясь, словно песок пытался поглотить его. Старые, потрёпанные брюки, рваные сандалии, сквозь которые раскалённые песчинки обжигали ноги, и мятая рубашка, повязанная на голове, едва защищали его от неумолимого солнца. Он не помнил своего имени. Не знал, почему оказался здесь и сколько времени прошло.

Солнце жгло беспощадно, словно решив испепелить его до последней капли влаги. Казалось, это длилось целую вечность. Шаг, ещё шаг... Мужчина запнулся о собственные ноги и рухнул на горячий песок. Он почувствовал, как песчинки, словно наждачная бумага, царапают его обожжённую кожу. Силы покидали его, как вода уходит сквозь пальцы.

Перед глазами мелькали силуэты, но стоило протянуть к ним мысль, как они снова ускользали, оставляя его в одиночестве. Он хотел просто остаться лежать. У него не было ни сил, ни цели продолжать путь. Но стоило остановиться, как солнце начинало жечь его с новой силой, изъязвляя тело, уже не способное сопротивляться. 

Он поднялся, с трудом удержавшись на ногах, и пошёл вперёд, без понятия куда. Песок безжалостно засыпал его следы, и вскоре невозможно было понять, откуда он начал свой путь. Сознание то и дело застилал густой туман, в котором он терял не только дорогу, но и самого себя. 

В очередной такой момент он не нашёл опоры для следующего шага и просто шагнул в пустоту. Его тело кубарем полетело вниз с дюны, катилось долго, а каждый удар и трение о песок раздирали кожу, оголяя кровавые раны. Ему хотелось плакать, но слёзы давно иссякли, оставив лишь сухую, жгучую боль.

Сжав глаза, он вдруг увидел перед собой образ: молодая женщина лет тридцати с тёплой улыбкой и добрыми глазами.

«Кто она? Я её знал?» – мелькнула первая за долгое время живая мысль. Этот обрывок памяти вдохнул в него жизнь. Теперь у него хотя бы была причина идти. Он должен был узнать, кто она. Может быть, она его возлюбленная? Может, она ждёт его? Это предположение вспыхнуло в сознании, даруя ему надежду. 

Он медленно поднялся, не отряхиваясь, зная, что лишится и без того пострадавшей кожи. Тело ныло от боли, но он продолжал идти, ведомый образом женщины и слабой надеждой на ответы. 

Он пытался удержать её образ в голове, словно боялся, что если отпустит хоть на миг, она исчезнет навсегда. Постепенно черты её лица начинали вырисовываться: длинные волнистые волосы, светло-серые глаза и нежная улыбка, от которой тепло разливалось по телу, даже в этом адском пекле. Он шёл, очарованный её образом, ведомый этой незнакомкой... Но была ли она незнакомкой? Он лихорадочно пытался вспомнить, найти ещё хоть одну ниточку, ведущую к ней.

Её образ вёл его через пустыню, то появляясь, то исчезая на горизонте. Иногда он видел силуэт среди барханов, ускользающий, как мираж. Может, она пыталась показать ему путь? Или это лишь плод его воспалённого сознания, схваченного жарой и жаждой? Но он не мог отпустить её, не хотел. Она была всем, что у него осталось в этой бесконечной, безжалостной пустыне.

С каждым шагом силы покидали его всё быстрее, но он так и не смог догнать её. А была ли она здесь вообще? Он уже не помнил. Когда его тело снова рухнуло на раскалённый песок, образы в голове вспыхнули ярче, и одно воспоминание всплыло перед глазами. 

Она стояла посреди светлой гостиной в старой серой футболке, запачканной краской. Перед ней стоял мольберт, а на холсте оживал пейзаж. Горы, покрытые свежей, зелёной травой и усыпанные фиолетовыми цветами. Со снежных вершин стекала река, прозрачная и чистая, словно можно было протянуть руку и зачерпнуть ледяной воды. 

Вода... Как давно он не пил? Мысль об этом пронзила его, обострив жажду. Он попытался облизнуть потрескавшиеся до крови губы, но это принесло лишь боль. Как же невыносима была эта жажда. Жажда и этот чёртов песок, который словно проникал под кожу, истирая его изнутри.

Он больше не мог лежать. Он больше не мог идти. Но боль, заполняя всё его существо, вынудила его снова подняться. Незнакомка исчезла, и его сердце защемило от тоски. Она была лишь фантомом, миражом, но её присутствие позволяло ему чувствовать себя не таким одиноким.

Он шёл вперёд, взгляд устремлён вдаль, надеясь увидеть хоть отблеск тех далеких снежных вершин. Он был готов отдать всё, чтобы оказаться там. Но у него и так ничего не было. Всё, что оставалось – это призрачное воспоминание и неутихающая боль.

Белое, безжалостное солнце неумолимо жгло его спину, и в глазах начало темнеть.

Внезапно он оказался на маленькой уютной кухне. Спиной к нему у плиты стояла та самая незнакомка. Он подошёл к ней, обнял за плечи, и она, обернувшись, нежно поцеловала его. Потом взяла ложку и, зачерпнув что-то аппетитное из кастрюли, протянула ему. Он почти почувствовал вкус на языке, но в этот момент реальность вернула его обратно. 

Он чувствовал, как привязывается к этой женщине всё сильнее, как пытается удержать в памяти ощущение её поцелуя. Но больше всего он чувствовал голод. Желудок болезненно скрутило, словно невидимая рука затянула всё внутри в тугой узел. Он понимал: не ел куда дольше, чем не пил. 

Когда спазм ослаб, он с трудом заставил себя идти дальше. Пытался не думать о еде, стараясь не потерять тепло воспоминания о её поцелуе.

Он всё шёл и шёл. Казалось, его путь длился целую вечность, но пустыня оставалась бесконечной. Надежда то вспыхивала, то угасала, пока впереди, среди песков, не появился её силуэт. 

Он побежал к ней, отчаянно надеясь догнать, поймать, удержать. Он хотел крикнуть, звать её, но из горла вырвался лишь хрип, раздирающий его грудь.

И вдруг он снова слышал музыку. Они в ресторане. Она в красном платье, подчеркивающем её изящные формы. Они танцуют, и она, прислонившись к нему, шепчет на ухо: «Я тебя люблю». 

Перед ним снова пустыня, слепящее солнце и безграничная пустота. Как же он хотел обратно – туда, где была она, прекрасная женщина, которая его любит. Он не помнил, кто он такой, но теперь знал одно: его любят. Она его любит.

Он шёл только благодаря мыслям о ней. В его груди разливалось тепло — не такое, как жгучее, беспощадное солнце пустыни, что выжигало всё живое, а тепло, дающее надежду, смысл продолжать идти, жить. Он размышлял, ждёт ли она его? Волновалась ли? Возможно, она прямо сейчас ищет его, и вот-вот, за следующим барханом, она появится, стоя посреди зелёной травы, и бросится к нему в объятия?

«Белла...» — имя вдруг всплыло в его памяти, как вспышка. Это её зовут так? Конечно. Изабелла. Он прошептал её имя и почувствовал, как воспоминания начали возвращаться. 

Они идут по морскому берегу. Лазурные волны мягко накатывают на песок. Не такой, как этот — безжизненный и горячий. Тот песок приносил радость, был усыпан ракушками, по нему было приятно идти босиком. Прохладная вода омывала ноги, принося облегчение, а ветер приносил свежий морской бриз. Чайки кружили в небе, перекрикиваясь. Он посмотрел на неё — её каштановые волосы вились ещё сильнее от солёного воздуха, её глаза сияли, а лицо было усыпано маленькими веснушками. Он всегда называл веснушки «поцелуями солнца». Её лёгкое белое платье развевалось от малейшего дуновения ветра, а большая соломенная шляпа придавала ей забавный, но чарующий вид. Он взял её за руку и, остановившись, достал маленькую коробочку из кармана. 

— Изабелла, ты изменила мою жизнь. Теперь я не представляю её без тебя. — Он протянул ей коробочку. — Ты выйдешь за меня? 

Она сказала «да», и в тот день он стал самым счастливым человеком на земле.

Он знал, что должен выбраться ради неё. Он сделает это. И снова шаг за шагом по бескрайнему морю жёлтых песков. Он чувствовал, как возвращается то, что было давно забыто. То, что заставляло его сражаться, творить, рисковать, идти на жертвы. Это забытое чувство... любовь. Оно вновь разожгло в его сердце огонь, вернуло ему жизнь.

«Белла, я обязательно вернусь», — думал он, чувствуя, как каждое воспоминание давало ему силы. Он не мог заставить её ждать. Не мог быть без неё. Каждая минута приносила боль, но каждый шаг приближал его к ней. 

«Белла...» — её имя застыло у него на губах, когда он вспомнил. Вспомнил всё.

Он вернулся домой поздно, после бурной ночи в баре с друзьями. Шатаясь от выпитого, он достал бутылку джина и стакан, намереваясь продолжить пить в одиночестве. Телевизор мелькал фоновым шумом, но он его не слушал. 

Вдруг она спустилась вниз — сонная, взъерошенная, в белом халате, еле прикрывающем её плечи. Тихо, почти на цыпочках, подошла и нежно обняла его сзади, прошептав: 

— Пойдём спать, милый...

— Я ещё не допил, — нервно буркнул он, избегая её взгляда. 

Она мягко потянулась к стакану, как будто забирая его из рук ребёнка. 

— Не стоит так поздно пить, да ещё и одному... — прошептала она, ласково глядя на него. 

Он резко отдёрнул руку.

— Не лезь! — его голос стал резким. 

Она обиженно посмотрела ему в глаза, полные тени, и, развернувшись, направилась к лестнице. Но вдруг остановилась, обернувшись: 

— Теперь я ясно вижу, что для тебя важнее.

Эти слова, как раскалённый нож, пронзили его душу. Гнев, заполз в голову, заволакивая всё вокруг красной пеленой. Не думая, он схватил бутылку и с размаху запустил в её сторону.

Она не ожидала этого. Бутылка с глухим звуком ударила её прямо в голову. Время замедлилось. Она молча осела на пол, а тоненькая струйка крови сделала её белый халат алым. 

Шок овладел им. В одно мгновение ярость сменилась ледяным ужасом. Он кинулся к ней, падая на колени, пытаясь сдержать кровь, тряс её хрупкое тело, но было слишком поздно. Её глаза уже не видели. Она испустила последний вздох в его объятиях. 

Он сидел над ней до самого утра, пока первые лучи солнца не пробились через занавески, осветив её безжизненное тело. Слёзы текли по его щекам, впитываясь в её остывающую кожу.

Когда свет полностью наполнил комнату, он встал, как в трансе, поднялся наверх в спальню. Сейф стоял в углу, как всегда. Он открыл его, достал револьвер и проверил наличие патронов.

Подняв дуло к виску, он закрыл глаза.

Щелчок. 

Он упал на раскалённый песок, и его крик разорвал безмолвие пустыни. Боль пронзала не только тело, но и душу. Осознание содеянного разрывало его изнутри, как ржавые когти. Белла... Бедная, невинная Белла... Она была для него всем. Как он мог? Как мог лишить её жизни, которая была столь прекрасна и светла?

Он лежал, прижимаясь лицом к песку, сухие слёзы стекали по щекам, царапая кожу, словно острые осколки стекла. «За что?» — беззвучно кричал он. — «Зачем?» Он повторял это, как заклинание, но ответа не было. Только неумолимое солнце смотрело на него, как на ничтожество, лишённое надежды и искупления. 

Песок под ним был жёстким и беспощадным, впиваясь в его тело, как раскалённые иглы. Даже боль, которую он чувствовал физически, не могла заглушить той, что разрывала его душу на части. Он видел её лицо перед собой, каждый раз, как только закрывал глаза. Её улыбка, её доброта, её нежность. Как он мог бросить бутылку? Как мог позволить ярости затмить разум? Она не заслуживала этого. Она просто хотела помочь. Почему она не ушла? Почему не дала ему остыть? Теперь эти вопросы будут терзать его вечно. 

Его крик сливался с шорохом песка, но пустыня оставалась безмолвной. Она была его тюрьмой. Здесь не было конца, не было начала. Только вечная боль и раскаяние, которые пожирали его изнутри, как ненасытные твари. Боль от ожогов солнца была невыносима, но хуже всего была тишина. Тишина, что давила на его разум, пока отчаяние не стало его единственным спутником. 

Он плакал сухими слезами, потому что в этом месте больше не оставалось воды даже для слёз. «Прости меня, Белла...» — шептал он. Но ответа не было. Не было ни голоса, ни прощения. Время утратило всякий смысл. Минуты тянулись, как вечность, а может их просто не существовало. Он вспоминал её последние моменты, её глаза, потухшиеот его рук. Это был его крест, и он нес его в одиночку. 

С каждым вздохом казалось, что воздух сам становился песком, заполняя его лёгкие, раздирая их изнутри. Даже смерть была бы спасением, но он был лишён этой милости. Когда солнце поднялось настолько высоко, что всё вокруг ослепило белым светом, он наконец-то потерял сознание.

Когда он очнулся, его разум был пуст. Он не помнил ничего — ни себя, ни свою жизнь, ни содеянного. Только бескрайние пески тянулись до самого горизонта, как бесконечное море страданий. Он встал, медленно, с трудом, как человек, умирающий от жажды и слабости. Каждый шаг причинял боль, но он не мог остановиться.

Он пошёл вперёд, не зная, кто он и зачем, его разум был чистым листом. Но где-то глубоко внутри, в недрах его души, продолжал тлеть огонёк раскаяния. Его личный ад продолжался, и он, даже не зная этого, был обречён повторять этот цикл до скончания времён. 

Мужчина шёл по пустыне. Высокие жёлтые барханы простирались до самого горизонта...