13
Дверь за нами тихонько захлопнулась, и Влад щелкнул выключателем. Свет озарил прихожую – светлую, с глянцевой плиткой на полу, практически пустую – если не считать вешалки, на которой ничего не висело и обувной полки с одиноко стоящими кроссовками.
Отсюда была видна огромная кухня-гостинная с белоснежным кухонным гарнитуром, большим угловым диваном напротив телевизора и круглым обеденным столом, который окружали восемь стульев. Все было идеально красивым, чистым, подходящим друг к другу настолько, словно весь интерьер сошёл сюда с картинки в каталоге мебельного магазина.
Нельзя сказать, что находиться здесь было неприятно или некомфортно, нет, здесь даже было по-своему уютно. Но слишком отчетливо бросалось в глаза полное отсутствие личных вещей хозяина – будто мы пришли не домой к Владу, а на выставку в музее или только во вчера арендованные аппартаменты. Здесь не было совсем ничего – ни брошенных на журнальном столике книг, ни расставленных рамок с фотографиями, ни магнитов на холодильнике, привезенных из путешествий. Ничего. О том, что тут вообще кто-то живет, говорила только стоящая на столе кружка с недопитым утренним кофе.
Одну из стен комнаты полностью замещало огромное панорамное окно. Вид из него действительно впечатлял – весь город, как на ладони, подсвеченный тысячами огней. Окна домов, уличные фонари и подсветка, неоновые вывески –все вместе это создавало удивительную картину. А вдали особенно бросался в глаза, освещенный иллюминацией мост через реку – отсюда машины, спешащие куда-то по нему казались такими маленькими, словно игрушечными.
– Нравится? – услышала я тихий голос за спиной.
– Да, очень.
Я стояла к Владу спиной, но была уверена – он улыбнулся, кожей почувствовала тепло от его улыбки. Прошла по комнате и коснулась рукой мягкой обивки дивана, словно поглаживая ее.
– Это точно твоя квартира? – усмехнулась я. – По обстановке не скажешь, что тут вообще кто-то живет.
– Я вернулся сюда меньше недели назад, а до этого она пустовала несколько лет. Я здесь, как в гостинице – и совсем без прошлого.
– Но ты жил здесь раньше, до того, как уехал?
– Да. Пока учился в институте – почти пять лет я провел под этой крышей.
– Интересно было бы посмотреть, как выглядела эта квартира тогда.
– Поверь, лучше на это не смотреть, – его взгляд помрачнел, – эти стены видели сплошные вечеринки, реки алкоголя, сигаретный дым и не очень хороших людей. Они слышали много криков, громкой музыки, стук полиции в дверь. Ты бы вряд ли захотела тут оказаться в то время. Бедные соседи, которым не посчастливилось жить рядом со мной – они купили квартиру в элитном комплексе, а оказались в эпицентре бесконечной тусовки. Спасибо хорошей шумоизоляции, она хоть немного спасала.
– Бурная юность? Глядя на тебя сейчас, сложно такое представить.
– Почему?
– Руководящая должность в компании, дорогая машина, – начала я загибать пальцы, – одет всегда с иголочки, держишься со всеми холодно-нейтрально. Это никак не вяжется с образом того, кто принимал в своей квартире толпы пьяных людей.
– С тех пор много воды утекло. Я изменился. Полностью перевернул свою жизнь.
– Интересно. Расскажешь? – попросила я, даже не надеясь на положительный ответ.
– Да что тут рассказывать? – пожал он плечами. – Я просто повзрослел. Понял, что эта дорога ведёт в никуда. И пытаться кому-то что-то доказать – это так по-детски. Всем вокруг абсолютно все равно, даже если в один прекрасный день ты напьёшься так, что выпадёшь из окна. Наоборот, кто-то даже вздохнет с облегчением. Тогда я оборвал все контакты, уехал в другую страну и принял, наконец, на себя ответственность за свою жизнь.
Я на мгновение замерла. Влад стоял сейчас передо мной такой неожиданно искренний и открытый, без жгучего мороза в словах и глазах, без выставленных острых иголок, что казалось – ещё немного, и он совсем оттает. В голове промелькнула мысль – а, может быть, вот именно сейчас подходящий момент спросить, что вообще случилось между ним и отцом и оттуда такая ненависть к нему и Татьяне, покашавшейся мне такой милой. Не заметить отношение Влада к этим двоим мог разве что слепой, эта ярость была почти что осязаемой.
Но я промолчала, так и не задав ни одного вопроса. Во-первых, лезть в душу к человеку со своими расспросами вряд ли хорошая идея, особенно к тому, которого ты знаешь несколько дней, а он сам явно не спешит делиться сокровенным. А, во-вторых, я прекрасно помнила, как от одного неверно сказанного слова, он вмиг превращался в сущего дьявола, встречаться сейчас с которым мне совершенно не хотелось. Мне хотелось задержаться рядом с этим новым, показавшимся из-за тяжёлой брони, Владом.
Поэтому я уселась на высокий стул возле барной стойки, разделяющей зоны кухни и гостиной, и спросила:
– И где же твоё обещанное вино?
– Сейчас будет.
Он открыл один из навесных шкафчиков и достал оттуда бутылку вина – кроме неё там ничего и не было. Из другого жестом фокусника извлёк два бокала, а я успела заметить там ещё несколько тарелок и кружек. Готова отдать руку на отсечение, что больше на его кухне ничего не было – здесь явно ничего не готовили и не ели. Плита была девственно чиста и больше походила на декорации к рекламе идеальной кухни.
Я взяла протянутый мне бокал и пригубила напиток. В вине я мало понимала, но вкус оказался приятным, и я улыбнулась.
– Неплохо.
– Если бы ты знала, сколько оно стоит, ты бы воздержалась от столь скромных оценок.
– Разве это так важно? Если мне что-то не нравится, то все равно, что это стоит кучу денег. И наоборот. Людей это, кстати, тоже касается. Никогда не оценивала их по благосостоянию. Если человек богат, это не значит, что он лучше бедняка.
–Хорошо, значит не деньги. Но что же тогда делает человека хорошим?
– Честность, доброта, искренность... –начала я.
– Это стандартный набор качеств, подходящих под определение хорошего человека. Но люди гораздо сложнее, их невозможно так легко загнать в рамки "плохого" и "хорошего". У каждого есть шкафчик со скелетами.
– Хочешь сказать, хороших людей нет, все в разной степени плохи?
– Скорее, что у каждого своё понятие о том, что такое хорошо и что такое плохо. Это кажется лёгким только в детском стишке, а в жизни разобраться бывает очень сложно. Я сейчас, конечно, не про базовые вещи – не убей, не укради.
– А бывает так, что хорошие люди ошибаются и делают плохие поступки.
– И что, это не делает их плохими? – Влад внимательно посмотрел на меня.
– Нет, – я встретила его взгляд, – это делает их... Настоящими, живыми. Все могут ошибиться. Люди вообще существа неидеальные, не надо об этом забывать.
– То есть, даже если человек совершил плохой поступок, он заслуживает быть прощенным?
– Думаю, да.
– А если поступок очень плохой?
– Что значит – очень? У всех разная измерительная шкала, этой меры нет в системе единиц. Но всё-таки да, заслуживает. Не обязательно же продолжать с этим человеком общение, но это прощение нужно нам самим. Обида и ненависть разрушают изнутри.
Он глубоко вздохнул и залпом выпил вино из своего бокала. Расстегнул пуговицы на манжетах рубашки и закатал до локтя рукава. Потом вдруг спохватился:
– Прости, я даже не предложил закуску. У меня есть только... – он задумался, а потом хмыкнул: – На самом деле, у меня ничего нет из еды. Прости.
– Не страшно, – я улыбнулась, – на твое счастье, я люблю пить вино просто так.
– Ты удивительная девушка, Полина.
– Потому что не люблю закусывать алкоголь? – рассмеялась я.
– Нет. Потому что рядом с тобой чувствую себя... Свободным. И это ощущение сводит с ума.
Это признание оказалось таким неожиданным и обескураживающим, что я растерялась, не зная, что ответить. Влад смотрел на меня так внимательно, будто я была каким-то ценным музейным экспонатом, по счастливой случайности, оказавшимся на его кухне.
– Кто-то, похоже, слишком много выпил, – я решила перевести все в шутку и тоже прикончила свое вино одним глотком, потому что от его взгляда меня бросило в жар.
Он лишь улыбнулся, откинувшись на спинку стула, и разлил остатки вина по нашим бокалам.
– Совсем нет, – он дождался, пока последние капли стекут с тонкого горлышка бутылки в бокал, и отставил ее в сторону.
– Ты заигрываешь со мной.
– Расслабься, Поль. Я же обещал вести себя хорошо.
Я рассеянно кивнула. Мой взгляд был прикован к его рукам, лежащим на столе. До этого момента, я видела Влада только в рубашке, но теперь, когда он оголил руки до локтей, на правой из-под одежды виднелась татуировка. Верхняя ее часть заканчивалась где-то на шее, этот участок я видела раньше, но не думала, что она занимает практически всю руку. Что на ней было изображено – непонятно, рубашка все ещё скрывала практически весь рисунок.
– Что за тату? – не смогла я скрыть любопытства и кивнула на его руку.
– Хочешь посмотреть?
– Да.
Он расстегнул рубашку, снял ее и бросил на спинку дивана, а я едва удержалась на высоком стуле, совсем не ожидая, что он окажется передо мной полуголым. Его плечо опутывали черные полосы, местами напоминающие графические фигуры, местами замысловатые переплетающиеся узоры. Они спускались вниз по руке, заползали на грудь, терялись где-то на рёбрах.
– Красиво, – выдохнула я. – Тоже отголоски молодости?
– Не совсем. Скорее тату их скрывает.
Я встала и подошла поближе. Он не шевелился, пока я медленно спускалась со стула. Не шевелился, когда замерла всего в нескольких сантиметрах от него. Лишь едва уловимо дрогнул, стоило мне коснуться пальцами причудливого рисунка на его теле. Если присмотреться повнимательнее, то под черной краской можно было разглядеть едва заметные шрамы. А ещё – почувствовать, если провести по ним рукой. Один, самый длинный тянулся вдоль плечевой кости, почти на всю ее длину. Остальные, уже меньше и тоньше, попадались то тут, то там. Я тяжело вздохнула, а Влад будто бы вообще забыл, что нужно дышать.
– Что случилось? – поинтересовалась я и сразу же добавила: – Если не хочешь, можешь не отвечать. Я сегодня не в меру любопытная.
Он тихо рассмеялся.
– Может, угадаешь?
– У нас тут что, шоу "Интуиция"? – я отстранилась от парня. – Ладно, уговорил. Начну с простого – ты попал в аварию на машине? Нет, стой! На мотоцикле!
– Ни то, и ни другое.
– Хорошо, – я задумалась. – Упал с высоты? Неудачно нырнул прямиком в острые камни?
– Нет.
– Занимался экстремальными видами спорта? Паркуром?
– Нет, – он даже рассмеялся.
– На тебя напал тигр или медведь? – я сложила на груди руки. – Тоже нет? Тогда я сдаюсь.
– Подрался. Я всего лишь подрался. И не с медведем, а с обычным пацаном, с которым мы не сошлись во взглядах. Только в разгар драки у него в руках оказалась разбитая стеклянная бутылка, которой он меня и полоснул.
Меня передёрнуло от ужаса, а моя собственная рука заныла от какой-то фантомной боли. Я поёжилась и обхватила себя за плечи.
– Какой кошмар. Что за дикость?
– Мы были молодые и глупые, полные спеси и ненависти ко всему миру. Нам едва исполнилось по шестнадцать.
– Откуда у шестнадцатилетних детей столько злости?
– Полина, – Влад покачал головой, – мы жили в интернате. Это ещё цветочки, там творились вещи и похуже. Кучка никому не нужных подростков, озлобленных на весь мир – ты даже представить себе не можешь, какой там царил ад.
– Что? Почему? – я опешила. – Как ты там оказался?
– Так вышло, – он опустил глаза, словно пожалев, что вообще рассказал мне об этом, – я был довольно трудным подростком. И отец не придумал ничего лучше, чем отправить меня туда.
Подняв руку, я осторожно провела кончиками пальцев по его волосам, затем по лицу и, наконец, опустила руку ему на плечо, а затем на грудь. Услышала его тяжелый вздох и ощутила, как напряглись его мышцы под моими пальцами.
Я чувствовала, как сильно и быстро бьётся у меня под рукой его сердце. Его глаза, оказавшиеся неожиданно близко от меня, смотрели так пристально, что становилось трудно дышать. Руки Влада мягко легли мне на талию и притянули к себе, а затем стали нежно гладить по спине. Моя кожа горела от его прикосновений, а воздуха в лёгких становилось все меньше. Я, с трудом отдавая себе отчёт, подалась вперёд и поцеловала его. Он едва не застонал от наслаждения, и тут же ответил на мой поцелуй – сначала нежно и осторожно, а затем все настойчивее. А потом подхватил, усаживая к себе на колени и не прекращая целовать. Начал скользить ладонями по всему телу – ногам, рукам, спине, спускался ниже, запутывался пальцами в волосах.
Неожиданно Влад прервал поцелуй и прошептал:
– Пожалуйста.
– Что? – я едва понимала, что он говорит и о чем меня просит.
– Пожалуйста, побудь сегодня плохой девочкой. Мне так не хочется нарушать обещание, данное тебе.
Я улыбнулась и согласно кивнула ему в ответ. Притянула к себе и снова поцеловала. Затем слезала с его колен и встала, потянув Влада за собой. Оказавшись в спальне, он стянул с меня кофту и одним резким движением расстегнул молнию на юбке, пока я нетерпеливо возилась с пряжкой на его ремне.
– Проклятье, – выругалась я, – избавься от этого ремня, он ужасен. Те, кто придумал этот механизм, явно не пытались расстегнуть его в порыве страсти.
Он рассмеялся и легко щёлкнул замком на пряжке. А затем мягко толкнул на кровать и принялся избавлять от остатков одежды. Горячие губы целовали меня в шею, спускаясь все ниже, скользнули по груди, по животу...
Способность думать смыло волной возбуждения, и мысль, что завтра я об этом наверняка пожалею, просто не смогла попасть ко мне в голову. Стук сердца оглушал, хотя я едва могла понять чьего – моего или Влада. А, может, обоих сразу.
"Я пропала" – единственное, что успело пронестись у меня в голове до того, как все вокруг полностью поглотил туман. И Влад.