Отброшенный в прошлое
Антонио
Я всю поездку в машине наблюдаю за Сереной, а она смотрит на меня со скучающим выражением лица. Я недооценил ее раньше, и это больше не повторится. Я думал, что вывихнутая лодыжка замедлит ее ход, или, возможно, откровенное предупреждение о ее любимой кузине сделает ее более сговорчивой, но она доказала обратное.
Теперь я официально озвучил угрозу и надеюсь, что она будет вести себя хорошо. Почему-то я уверен, что этого не произойдет.
Вот почему я провожу почти двухчасовую поездку до нашего летнего дома на озере Комо, не сводя с нее глаз, несмотря на постоянно маячащее присутствие моего охранника Отто. Пьетро едет впереди с моим водителем Неро, и его отвратительно громкий храп доносится с заднего сиденья. Отто не сводит с нее здорового глаза, несмотря на то, что каждое моргание явно причиняет ему боль.
Он хороший человек, и я сожалею, что он оказался в центре этой неразберихи. Он был в нашей семье столько, сколько я себя помню, и ему не привыкать к рискам нашего мира, но потеря глаза потребовала бы от него отставки. Это было бы действительно прискорбно.
Мы поворачиваем за угол мощеной улицы, обсаженной высокими кипарисами, и наша семейная вилла обретает очертания, очерченные теплым сиянием заходящего солнца. Впервые за несколько часов я отвожу взгляд от Серены, чтобы осмотреть дом, в котором я не был с тех пор, как не стало мамы. Он не принадлежал Феррара, он перешел по наследству от моей матери, Доменико. Таким образом, мало кто знает о моей связи с этой собственностью, что делает ее идеальным местом для того, чтобы спрятать прекрасную Серену Валентино до тех пор, пока мои требования не будут выполнены.
Неро ведет лимузин по подъездной дорожке, изящные оливковые деревья обрамляют территорию, и я мгновенно переношусь в свою юность. Как бегал с моими братьями по фруктовому саду, собирал лимоны и апельсины в рощах за домом.
Оформленная в пастельных тонах вилла расположена на берегу озера, с обширных террас открывается вид на сверкающие воды и Альпы вдалеке. Я и забыл, как здесь красиво. У меня перехватывает дыхание, когда я вбираю все это в себя, от натиска воспоминаний, которые существуют только в пределах границ этого дома.
Вся ненависть, гнев, жажда мести начинают угасать при виде этого.
— Милое местечко. — Серена прижимается носом к тонированному стеклу. — Надеюсь, я получу комнату с видом на озеро.
В глубине моего горла зарождается печальный смешок, но я не решаюсь выпустить его. Я должен держать ее в подвале. Это было бы самое безопасное место для заложницы. Я говорю себе, что чувство вины из-за вывихнутой лодыжки заставляет меня пересмотреть условия ее проживания на следующие несколько дней.
Лимузин подъезжает к стоянке перед мраморным фонтаном, который выбрала моя мама. Три круглых мраморных херувима, извергающих воду из сморщенных губ. Она сказала, что это напоминает ей о трех ее сыновьях.
Dio, она была бы так разочарована.
Неро раздвигает перегородку между передним и задним сиденьями. — Готов, capo?
— Одну минуту. — Я распрямляю ноги и пересаживаюсь на скамейку напротив, между Отто и Серены. Поворачиваясь к моей прекрасной пленнице, я надеваю маску дикого принца, нового наследника империи Феррара. — Прежде чем Неро откроет двери, я просто хочу напомнить тебе о нашем уговоре, tesoro. Если ты попытаешься сбежать, твоя кузина поплатиться жизнью. Capisci?
— Я уже сказала, что согласилась в самолете, — шипит она.
— Хорошая девочка. Теперь, чтобы все было предельно ясно, знай, что тебе некуда бежать. Ближайшая вилла находится в полумиле отсюда, а с такой лодыжкой ты не пройдешь и нескольких метров, прежде чем я тебя догоню.
— Я поняла, — выдавливает она.
— Очень хорошая девочка.
Она прикусывает нижнюю губу, глядя на меня яростно прищуренными глазами.
Моя рука вытягивается, пальцы хватают ее за подбородок, прежде чем я успеваю передумать. Слегка потянув, я освобождаю ее распухшую губу. — Не делай этого, tesoro, я мало сдерживаюсь, когда дело доходит до того, что красивая женщина надувает губы.
Ее плечи дрожат, и я уверен, что это не от страха. Нет, Серена Валентино ни капельки меня не боится. Что странно волнующе.
Я поворачиваю голову к Неро, и замок отключается. Серена распахивает дверцу и выпрыгивает из машины, или, по крайней мере, пытается, пока ей не мешает лодыжка.
— Мы уже можем зайти внутрь? — По ее коже бегут мурашки, когда прохладный вечерний воздух доносится с озера.
Она все еще в том скандальном комбинезоне, и я только надеюсь, что смогу найти для нее что-нибудь свое, пока не смогу утром отправить Мариуччу в город за более подходящей одеждой. Мне следовало подумать об этом раньше. Когда я позвонил экономке, чтобы подготовить виллу к нашему приезду, я не подумал о женской одежде. Я уверен, что в моей квартире в Риме было что-то от моей бывшей.
Отто тащится мимо Серены, затем поднимается по ступенькам к входной двери, его здоровый глаз прикован к ее теперь освобожденным рукам. Он был недоволен таким развитием событий, но он знает, что лучше не задавать мне вопросов. Он отпирает дверь и распахивает ее за считанные секунды, держа ее приоткрытой, чтобы мы могли войти. Серена прихрамывает вперед, и, судя по тому, как она морщится, ее лодыжка выглядит еще хуже, чем раньше.
— Елена уже в пути? — Я бросаю на Пьетро через плечо: Он в багажнике машины, вытаскивает наш жалкий багаж.
— Si, capo, она должна быть здесь в течение часа.
Я смотрю на часы, и мои губы кривятся в недовольной гримасе. На Манхэттене уже почти полночь. Я надеялась поговорить с Данте сегодня вечером, но, возможно, мне следует подождать. Возможно, он лучше воспримет известие о поимке своей дочери и будет более сговорчивым в переговорах после хорошего ночного сна...
Проходя между высокими колоннами на лестничной площадке, я прохожу мимо Отто и следую за Сереной в фойе. Волна ностальгии захлестывает меня, когда знакомые виды и запахи старой виллы захлестывают меня.
Как может после стольких лет в комнате все еще пахнуть ею?
Легкий аромат пудры наполняет мои ноздри, и я мгновенно переношусь в прошлое, к нашему последнему визиту сюда. Papà подумал, что свежий воздух поможет справиться с изнуряющим действием химиотерапии. Этого не произошло. Она умерла через несколько дней после того, как мы вернулись в Рим. Пронзительная боль пронзает мои внутренности, когти боли впиваются в мое сердце, нет, в сердце маленького мальчика, потерявшего свою мать.
— Это ты? — Голос Серены возвращает меня в настоящее. Она стоит посередине фойе, указывая на богато украшенную позолоченную рамку, висящую на стене. Пятеро незнакомцев смотрят на меня, улыбаясь, их глаза полны такой надежды, что я с трудом узнаю эту версию своей семьи.
Отрывая взгляд от болезненного прошлого, я встречаюсь с ее любопытными глазами. — Я уже давно таким не был, — бормочу я.
Ее губы кривятся, но она не произносит ни слова, делая еще один нетвердый шаг в гостиную и продолжая разглядывать роскошную обстановку. В отличие от Papà, моя мать была богата, но мой отец был слишком горд, чтобы взять что-либо из этого. Он настаивал, что предпочел бы жить в бедности, чем взять хоть пенни у Доменико. Сначала мы так и делали, пока бизнес не начал процветать, но Mamma к тому времени умерла, и успех казался пустым звуком.
Быстрые шаги эхом отдаются в коридоре, и из тени появляется знакомая фигура. Бледно-серые глаза Мариуччи загораются, когда они находят меня. Она задыхается, прижимая руку к сердцу. — Non lo posso credere.(Я не могу в это поверить.)
Я сам не могу до конца в это поверить. Я никогда не думал, что вернусь в этот дом, не говоря уже о том, чтобы обнаружить, что женщина, которая была нашей няней все эти годы назад, все еще живет в этом районе. Я много лет писал ей, когда был ребенком, после смерти мамы. Она была мне как вторая мать. Затем, после того, как все полетело к чертям с Раффаэле и Papà, я отправил последнее письмо. Просто во мне больше не было этого.
— Тонио! — Она подбегает ко мне и обхватывает своими теплыми, крепкими руками мое напрягшееся тело. Я не могу вспомнить, когда меня в последний раз кто-то обнимал. Это чувство неловкое и успокаивающее в одно мгновение. Кажется, я не могу оттолкнуть ее, не тогда, когда чувствую радость в ее объятиях. В последний раз, когда она видела меня, я был всего лишь мальчиком.
Мариучча продолжает болтать по-итальянски, так и не выпустив меня из объятий, рассказывая о тридцати годах своей жизни. Все это время Серена наблюдает, ее тяжелый взгляд краем глаза устремлен на меня. Я должен положить этому конец, иначе она перестанет меня бояться.
Я наконец высвобождаюсь из объятий моей бывшей няни и стискиваю челюсть. — Спасибо, что пришли в такой короткий срок.
— Для тебя все, что угодно, Тонио. — Она щиплет меня за щеку, и я едва сдерживаюсь, чтобы не поморщиться. Серена не делает ничего, чтобы подавить взрыв смеха.
Я поворачиваюсь к ней, бросая прищуренный взгляд и хмурясь изо всех сил. Это никак не помогает укротить дикий гогот. Merda. Как будто эта женщина не представляла достаточной проблемы.
Поворачиваясь обратно к Мариучче, я решаю обойтись без любезностей. — Это Серена Валентино, она наша гостья, но ей запрещено покидать территорию поместья, понятно?
Ее серебристые брови хмурятся, но она все равно кивает. — Certo, signore(Конечно, сэр). — Молва о печально известной семье Феррара распространилась по всему итальянскому полуострову. Конечно, она должна знать, кем я стал и на что я способен.
— Пожалуйста, проводите ее в одну из спален для гостей.
— С видом на озеро, per piacere, — вставляет Серена.
На этот раз я не скрываю, что закатываю глаза.
— Я буду прямо за тобой, — Предупреждаю самым суровым тоном. — Ничего не предпринимай.
— Конечно, нет, я буду идеальной маленькой пленницей. — Она одаривает меня ухмылкой, и когда я поднимаю голову, то встречаю неодобрительный взгляд Мариуччи.
Замечательно, как раз то,что мне нужно. Еще одна rompicoglione(Боль в заднице),еще одна женщина, которая надерет мне зад.