Книга Дэрила

Очередное ущербное утро выживших постапокалипсиса. Новое утро в неизвестность: либо ты сдохнешь от голода или холеры, которую подхватишь в одном из водных источников, где тебя искусит собственное обезвоженное тело, либо тебя сожрут ходячие, либо убьют живые прикола ради. Такова реальность нового мира, добро пожаловать, блять!

Я всегда был черствым болваном, эгоистом, в какой-то части отвратным мудаком и гребаным кретином. Иногда я не понимал сам себя и готов был саморучно пустить пулю в лоб, чтобы мозги вышибло и всю дурь из них.

Не любил людей. Никаких. Абсолютно. Любил собак, но собственной никогда не было, потому что не собирался брать ни за кого ответственность. До апокалипсиса был полным уродом, как таких вообще земля носит? Должен был откинуть копыта еще десятки лет назад от передоза, алкоголя, пули "крутого" мужика на чёрном джипе, чью девчонку трахнул Мерл-кусок-говна? Руки собственного отца? Он был гребаным уебком. И Мерл, мой старший брат, тоже уебок, внешне был похож на отца как две капли воды, такой же лысый и сифилисный. Мерл был тем еще придурком, но мне его не хватает. Когда мне пришлось пробить череп "новой версии" Мерла в Вудбери, где ебаный Губернатор всадил ему пару пуль в живот, оставив для меня подарок в виде брата-зомбака, я ревел как ебаная сучка. Мерл был крутой. Но это было давно, пиздец как давно. Прошла целая вечность? Да нет, всего лишь десять с хуем лет. Земля тебе виски, Мерл-гребаный-алкаш.

Обычно я не так многословен, предпочитаю молча слать всех на хуй.

Моей груди коснулись горячие руки, от чего я закатил закрытые глаза, еще и языком бы прицокнул.

— Дэрил, я знаю, что ты не спишь, — раздался тонкий голос где-то слева от меня.

— Что надо?

— Опять тебе кто-то настроение испортил во сне? — Каролина, так звали эту влюбленную идиотку, чьи глаза были закрыты розовыми очками, надула губы.

Я молча поднялся с соломы, накрытой потрепанным пледом, и вышел из палатки.

Мы оказались в полной заднице с грудным ребенком и двумя сорвиголовами-подростками. Нам удалось обустроиться в одной из общин, прожили там больше трех лет, но снова вынуждены были вернуться в вечные скитания. Александрию просто стерли с лица земли уебки, возомнившие себя пупами земли. Спаслись немногие, и до этого дня дожили не больше двадцати пяти человек. Постепенно мы теряли людей, изо дня в день отсеивались слабые и больные, дети, беременная женщина, те, кто не выходил за стены и не сталкивался с реальностью. Знаете, если бы я тоже просиживал возле телека свои последние трусы со времён цивилизации, я бы тоже уже давным-давно был одним из ходячих говнюков, к хорошему быстро привыкаешь, теряешь сноровку, былой настрой и мышечную массу, кое-кто наел даже себе пару лишних килограммов. Впрочем, я не давал себе расслабиться, пару дней всего провалялся с утра до ночи на чертовски удобной кровати в своей комнате, когда вывихнул лодыжку, неудачно приземлившись с крыши одной из множества полностью разграбленных аптек. На этом все. Три дня и больше никакого бездельничества, только упорная работа. Либо спортивная площадка, где часто зависали отпрыски соседских мамаш, либо за стенами. Второй вариант мне нравился куда больше.

Мы начинали с Атланты и совершенно другим составом, от которого остались четыре человека: я, Рик, Карл и  Кэрол. Остальные не справились. Это было улетное время на самом деле, тогда мне нравилось гораздо больше, чем сейчас. Я был беспечным, никому не доверял, ни к кому не привыкал, никого не защищал, ни к кому не испытывал привязанности. Со временем вся эта черствость отошла на второй план. И каждая потеря из человеческого состава делает  меня слизью.

Мы зависли в этом гребанном лесу на полторы недели, а могли бы уже преодолеть немалый путь и приблизить свои задницы к Бостону. Зачем нам нужно было туда? Да хрен его знает. Мы просто куда-то двигались, пытались найти способ выжить. А идею с Бостоном подкинула Каролина, а если быть точнее, путь мы держали к Куинси. Так мы и двинулись от Вашингтона. Четыреста тридцать с хвостиком миль, это просто сдохнуть можно, но и не такие расстояния приходилось преодолевать, но усложняют дети. Они всегда все усложняют, а в нашей ситуации это верная смерть. Но нам удалось пройти почти сто девяносто миль. Не нужно задаваться вопросом "сколько ушло времени?". Мой ответ: "дохрена и больше!"

Измотались мы знатно, первые недели ноги превращались в фарш. Стояла жуткая сырость, мы попали в сезон дождей, и это значительно усугубило ситуацию. Ступни прели в обуви, не у всех она была по размеру. Я стер себе подошву ног, таких мозолей у меня еще никогда не было, наступать было больно еще до хрена и больше времени. Росита три дня лихорадила, а потом выяснилось, что она подцепила бронхит в тот день, когда нас накрывал шквальный ветер и ледяной дождь. У Иезекииля воспалился зуб, он ходил с неделю с раздутой, как бейсбольный мяч, щекой. Грудной Сэм-созыватель начал страдать от прорезывающихся зубов. Он итак был капризный, каких свет еще не видел, так еще и с этими зубами он не умолкал от слова совсем. Почему Сэм-созыватель? Потому что орал, привлекая лишнее внимание ходячих ублюдков.

Короче говоря, эти месяцы выдались просто улетными! Всегда мечтал о таких каникулах, блять!

Плелись мы слишком долго. И когда на горизонте замаячил Куинси, счастью не было предела. Потому что шли мы слишком долго, слишком сложно. И даже было круто, что нам не пришлось идти лишние 6-10 миль до Бостона. Да и делать в большом городе нечего, да и опасно. Поэтому небольшой городок в бухте был самым привлекательным, тем более, сюда мы и держали путь, миллион раз сдавались, хотели залечь на дно где-то поблизости Вашингтона, но потом преодолели путь до Филадельфии, где так же хотели обосновать свой небольшой лагерь из оставшихся. К слову, Сэм больше не с нами, так же, как и его мать. Недалеко от границы между штатами Пенсильвании и Нью-Джерси мы столкнулись с охренеть каким стадом ходячих. Нас буквально окружили со всех сторон. И казалось, не было выхода из этой передряги, но пришлось взять яйца в кулак и прочищать тропу спасения. И от той четверти сотни осталось одиннадцать человек. И к Куинси мы плелись на автомате, без особого энтузиазма, который был после первой сотни мили. Уставшие, до одури голодные и похудевшие, потому что в лесах дичи осталось не так много, ее истребляют ходячие, чистой воды тоже в обрез, почти все источники загрязнены ходячими ублюдками. Но без детей и слабых взрослых дело пошло куда быстрее. От Трентона до Куинси мы дошли за неделю, с двумя большими остановками на отдых. В то время, как от Вашингтона до Трентона мы плелись полтора месяца! Двести миль полтора месяца! И за эти двести миль мы устали сильнее, чем за сто семьдесят с хвостиком, почти без остановки! Вывод такой: дети — энергетические вампиры, сосут из вас энергию только так, не заводите детей.

Куинси встретил нас все той же разрухой, ходячими и автоматной очередью где-то вдали. Заскочили в парочку мест, чтобы обжиться шмотками, а повезло и на провизию. Пара просроченных консервов, мешок с мылом, которое так отвратительно пахло, что аж глаза резало, бинты и непригодные для использования лекарственные препараты. Это лучше, чем ничего. Из просроченных препаратов наш Юджин Портер мог сотворить эликсир молодости или бессмертия. Пока шли следом за Каролиной, которая вела нас по мертвому городу, старались сторониться открытой местности, чтобы наши ряды еще больше не поредели. Куинси когда-то был красивым небольшим портовым городком, стоящим на заливе, от которого приятно тянуло прохладой, свежестью и сыростью. Но все, что осталось от былого городского колорита — руины. Дома от сырости гораздо быстрее приходят в негодность, у большинства отсутствовали то стены, то крыша, а некоторые и вовсе валялись грудой на земле. Посреди улиц прорастали деревья, пробивались даже сквозь потрескавшийся асфальт, бордюры. Еще столько же лет, и город полностью сольется с природой, оставив после себя заросли с уцелевшими строениями в виде единичных домов.

Я единожды бывал в Куинси, нас сюда занесло с Мерлом в далекой молодости. Мерл подцепил двух цыпочек, которые колесили по штатам на своем старом разваливающемся пикапе ужасного рыжего цвета. Так сюда нас и занесло. Те две недели были как в бреду. Еще бы! Мы трезвыми не были от слова совсем. Ни разу за эти чертовы четырнадцать дней, после которых Мерл загремел в реанимацию с острой печёночной  недостаточностью. Особо ничего не помню, но один паб, в котором мы сливали деньги этих двух развратных девиц, запомнился хорошо.

— Мы пришли, — остановилась Каролина, тяжело вздыхая.

— Вряд ли тут твоя сестра, — беспечно пожал плечами я, оглядывая полуразрушенный одноэтажный домик.

— Я… Хочу войти туда.

Делать нечего, под ее умоляющий взгляд я зарядил арбалет и двинулся вперед, осматривая местность. Покосившаяся открытая дверь поскрипывала от легкого теплого ветра. Ступив на прогнившие ступени крыльца, я заглянул в дом. Полная разруха. Все вверх дном, как и во всех домах, которые пострадали от рук мародёров и выживших. Каролина протиснулась между мной и дверью и стремительно вошла в просторную гостиную.

— Ее тут не может быть, дом не пригоден к выживанию, — констатировал я, оглядываясь, чтобы найти то, что можно утащить из полезного с собой.

— Я знаю. Я просто хочу побыть тут. Дома.

— Это ваш семейный дом? — без особого энтузиазма спросил я, усаживаясь на пыльное и сыроватое кресло.

— Да. Он раньше принадлежал матери моего отца, мы переехали сюда, когда наша мама умерла. Отец перевез нас сюда, в отвратительный район и этот еле живой дом. Нам с Кимберли приходилось делить одну маленькую комнату на двоих. Это нас ужасно раздражало, даже больше, чем отсутствие ванной комнаты.

Я поднялся с места, безмолвно прерывая этот ненужный для меня монолог о ее прошлом. Мне просто не интересно. Прошел вдоль стены с маленьким угловатым камином, когда-то он был серым, возможно, белым, но сейчас был полностью покрыт копотью и сажей. На небольшой нише над камином валялись пыльные рамки. Я поднял одну и смахнул со стекла толстый слой пыли. С фотокарточки на меня смотрела старуха. Морщинистая, древняя, с крючковатым носом, тянувшимся чуть ли не до верхней губы, она являла собой зрелище, от которого веяло неприязнью. С брезгливым вздохом я перевернул рамку, спрятав фотографию лицом вниз.
— Она была мерзка и лицом, и душой. Никогда ее не любила, — прозвучало сухо.
— Жуть.
— Но Ким ее обожала, и та отвечала ей взаимностью.Меня же она ненавидела.
— У Кимберли, похоже, своеобразный вкус, — хихикнул я, отчего-то пробуя на вкус ее имя.
— Она классная, тебе она понравится, если мы ее найдем.
— Угу, — ответил я и направился к выходу. — Скоро солнце сядет, нельзя оставаться без укрытия. Нужно выдвигаться.

— Я знаю одно место, — Каролина указала на юг, в сторону невысокого холма. — Надеюсь, там безопасно.
—Ты уверена? Может, нам стоит найти ночлег в черте города? — Рику явно не нравилось, что командует Каролина.
— Это короткий путь. Идем, — она, не обращая внимания на протесты, уже двинулась в выбранном направлении. Нам ничего не оставалось, кроме как последовать за ней.