Заблудшие

– Когда говорят, что это вы интуитивно предполагаете, что мы не одни во вселенной...

– Да.

– Но ведь когда мы интуитивно предполагали, что вокруг солнца вращаются планеты...

– Да.

– Мы же оказались правы?

– Правы. Правы оказались.

– Никто не упрекал в каком-либо авантюризме, когда полагали, что у других звезд есть планеты. А если планеты такое же обыденное явление, как и звезды, галактики, то почему не предположить, что и жизнь... разумная жизнь является также обыденным явлением. Глупо в таком случае предполагать, что мы одни во вселенной.

– Полностью согласен с вами.

– Я скажу Вам так. Мы в каком-то смысле на полпути...

По девятому каналу шло одно из самых популярных на ТВ научных шоу с Полом Новаком, в гостях у которого находился научный сотрудник института космических исследований, расположенном в округе Сиа. Сьюзен с абсолютным равнодушием внимала диалогу двух стариканов за экраном ее скромненького десятидюймового телевизора. Картинка иногда искажалась полосой помех, ежеминутно проползавшей по призме ящика. То, о чем эти двое говорили, и близко не воспринималось мозгом молодой девушки. Она думала о своем. Понятно было одно: тот, что постарше и скромнее одет –активно доказывает что-то тому, кто помоложе и в престижном костюме. Человек в престижном черном костюме, что поддакивает собеседнику – Пол Новак. Имя его собеседника Сьюзен неизвестно. Ей это и не нужно. Пусть говорят... Пусть говорят, что угодно, лишь бы разогнать эту гробовую тишину, что поселилась в комнате. Лишь бы забыть события, что произошли в прачечной «Джек&Джо». События, что так сильно напугали. После которых хотелось убежать куда-то далеко. Испариться на месте. Что угодно, лишь бы коленки перестали дрожать.

Не слишком ли впечатлительна? Может, она драматизирует, и все увиденное и пережитое не должно вызывать такую бурю эмоций, что вырвалась наружу через колотун всего тела и панику.

Но это ненормально!

В голове воспроизвелись события, произошедшие в прачечной. Тот момент, когда Брэд вернулся в мастерскую. Он начал звать ее. Обеспокоенно осматривал помещение, желая найти. Именно ее, ведь он звал по имени: «Сьюзи». Она отзывалась и махала руками, но Брэд никак не реагировал на речь. Он засуетился и начал ходить в разные стороны. Перебирал предметы. Двигал тумбы. Она подошла к нему и крепко взяла за руку, чтобы успокоить. Никакой реакции не последовало. Встав на цыпочки, чтобы выровняться, она заглянула в потерянные глаза Брэда. Его зрачки расширились. Она позвала его по имени, просила успокоиться. Говорила что-то вроде: «Я здесь, Брэд. Вот же я. Не переживай, все хорошо. Сядь и успокойся». Его лицо искривилось так, словно после услышанных слов, его спину поразил кухонный нож. Рот открылся, а язык стремительно пытался покинуть положенное место. Он начал издавать пронзительное вытье, что было немного схоже с тем, как немые пытаются что-то сказать вслух. Брэд сжал ее плечи своими крепкими, пусть и костлявыми, руками. Продолжая мычать, он смотрел сквозь ее, будто впереди никого не было. Его язык ходил ходуном по полуоткрытому рту. Руки сжимали ключицы все сильней и сильней. Вот-вот он сломает их. Треснут, как рыбные косточки. Вдавит их по самые легкие. Изувечит ее, находясь в безумном состоянии. Она кричит, но ему нет до крика никакого дела.

– Шарлотта, – кричит он. Язык залазит обратно в рот, чтобы смочить пересохшую полость слюной. Лицо не перестает быть искаженным гримасой неописуемого ужаса. Может боли.

– Закрой пасть, злобная сука! – заорал вновь после короткой паузы. На ее щеках слезы. Она плачет и кричит. Кричит и просит остановиться. Прекратить это безумие и отпустить, ведь ей больно. Она боится.

Его язык снова вылазит из поверхности рта и продолжает болтаться в пространстве. Он пытается вычертить им в воздухе графическое изображение. Его руки вдавливают в пол со всей силы, посредством мощного натиска на ключицы. Она становится на колени. Руки онемели. Почти не чувствует их. На мгновенье она отводит пристальный взгляд от обезумевшего Брэда и замечает пустую бутылку от рома, что лежит подле колен.

Подарок судьбы?

Она знает подходящее применение для сосуда. У нее нет иного выбора, кроме как всадить фигурную емкость из стекла в голову мужчины, который сейчас раздавит ее в пылу безумия. Она обхватила горлышко своими тоненькими пальчиками. Сжав, что есть мочи, и собрав волю в кулак, она из последних доступных сил бьет Брэда бутылкой по голове. Удар пришелся по виску. Кажется, в момент удара он ненадолго пришел в себя. Его взгляд ненадолго прояснились, пускай он через несколько секунд и рухнет на пол, как убитый. Но он больше не выглядит безумным. На долю секунды он стал тем самым Брэдом, что понравился ей с первого взгляда. Но она больше не может оставаться здесь. Необходимо уходить. Она чувствует это нутром и, доверившись себе, встает на ноги.

Рука, державшая горлышко разбитой бутылки, бездумно разжалась. Кусок стекла упал на бетонный пол, звякнув напоследок несколько раз. Она застыла на месте словно пораженная молнией. Когда наконец пришла в себя, точно не помнила, сколько вот так простояла. Убрав волосы со лба и поэтапно вытерев глаза от слез, она подняла с пола брошенную при нападении сумку. В очередной раз проведя ладонью по покрасневшему лицу и глубоко шмыгнув носом, сумка была застегнута на замок. Окинув взглядом валяющегося на полу Брэда, зашагала к лестнице.

Двери прачечной захлопнулись позади и, она инстинктивно направилась к дому. На протяжении всего пути голова оставалась абсолютно пустотой. Только невиданный страх, что предался от Брэда, с бешеной скоростью метался в разных направлениях, как мячик от пинг-понга, отскакивая от стенок черепа. Дойти. Ей было нужно лишь дойти до дома и не потерять сознания. Не поддаться страху. Не упасть и начать истерить посреди улицы и встречных прохожих. Она шла и боролась с этим чувством, обеими руками прижимая сумку к груди.

Оказавшись в квартире, она без лишних действий упала на кровать. Истерический плач не заставил себя ждать. Заревела. Разрыдалась, как новорожденный малыш. Выла, прижимая со всей мочи подушку к заплаканному лицу. Это продолжалось около получаса. Когда слезы полностью иссякли, она пролежала еще какое-то время пялясь в потолок. Опять перестала о чем-либо размышлять. Ведь пока рыдала, думала о Брэде. О ее чувствах к нему. О том, что произошло в прачечной. Она снова и снова воспроизводила в своей памяти те события, что приключились пару часов назад. И с каждой мыслью ее окатывала новая волна жалости к сложившейся ситуации и, конечно же, к самой себе. Где-то в глубине души она понимала, что Брэд находился в неконтролируемом состоянии. Однако чувство страха продолжало доминировать над остальными. Ожидала ли такого от него? Была ли готова?

Последнее, что помнит: тишина стала невыносимой и, она включила ТВ. Дальше мозг перестал функционировать. Дальше время ускорило ход.

За окном ночь. Сьюзен глянула на часы, что висели у потолка ровно над книжной полкой. Стрелки указывали на полвторого ночи. Довольно поздно, чтобы продолжать бездумно сидеть напротив ящика. Мозг все равно был безвозвратно превращен в кашу, по крайней мере на сегодня. Она отчетливо ощутила усталость, которая накатила за осознанием времени суток. Неужели для этого стоило только посмотреть на циферблат настенных часов?

Сьюзен откинулась на кровать. Не торопясь, подтянула к себе плед, что лежал у самых ног. Укрывшись, она повернулась на правый бок так, чтобы наблюдать за видом из окна.

Осматриваемая улица освящалась лишь одним фонарем, что работал совершенно исправно. Пока она наблюдала, тот не удосужился ни разу моргнуть. Улицы абсолютно пусты. Ни одного постороннего звука, ни единой души. Лишь фонарь и освещаемая им поверхность тротуара с дорогой, окрестные дома и чуть меньше переулки. Только он далеко не единственный светоч ночных улиц. Королева ночи и спутница Земли – Луна светила с небес пусть и не так ярко, зато с заметно большим масштабом.

Опущенные рольставни скрывали содержимое небольших магазинчиков, что расположены вдоль улицы у дома. Все они закрылись уже больше четырех часов назад. Окна жилых квартир, что расположены на этаж выше, скрылись за пеленой ночного неба. Люди легли спать в подступе буднего дня. Лишь из пары окон соседнего здания продолжал литься наружу свет.

Сьюзен осматривала и подолгу задерживала взгляд на всем, что могло подвернуться за прозрачной оградой из стекла.

«Зачем все это?» – думала она про себя. Ее жизнь всегда была такой – одинокой и бессмысленной. Когда задумывалась о смысле своего существования, всегда приходила к выводу, что если бы умерла – мир бы ни капельки не изменился. Даже любые действия, совершенные ей, не смогут отразиться эффектом бабочки. Еще пяток лет и молодость канет в небытие. И это не целых пять лет, а всего навсего пяток. С той скоростью, что пролетают недели, тут и глазом не успеешь моргнуть. А если и успеешь, то моргнул – молодость позади, еще раз – старость на скромные пенсионные. Наконец моргнув в очередной раз, глаза уже могут вовсе не открыться. И то одиночество, с которым была прожита жизнь, опять широко распахивает руки и, смыкая позади, тащит тебя в могилу.

Ей просто хотелось избежать этого исхода. Хотелось опереться на чьи-то крепкие и надежные плечи, окончательно выбросив абракадабру из головы. Внести в жизнь немного смысла, либо обмануться и посчитать, что он внесен. Прожить иначе, чем есть – умереть, как должно это делать.

Брэд.

С Брэдом она провела всего несколько дней. Необъяснимое чувство с поразительной силой тянуло к нему. Оно не поддавалось никакому объяснению. Что их связывало вместе? Что вызвало такую бурю эмоций внутри? Сьюзен не помнит, чтобы когда-либо испытывала подобное к другому человеку.

Или испытывала? Но к кому?

Ей стало не по себе. Ощущение такое, словно попыталась залезть в дальние уголки разума, к которым не было доступа. Что это за обстоятельства непреодолимой силы, что мешают вспомнить нечто поистине важное? Почему это происходит именно сейчас?

Вся жизнь прокрутилась в подсознании, подобно видеокассете. Все формируется в единую логическую цепочку. Все в четком хронологическом порядке.

***

Ей десять лет. Она просит мать купить красную игрушечную машинку. Тогда сможет наравне играть с мальчиками со двора, у каждого из которых уже есть миниатюрный автомобиль. Багажник игрушки открывается, а это значит, она почти настоящая. Она сможет положить в этот крохотный багажник что-то очень маленькое и устраивать грузоперевозки. Когда Бобби и Стив увидят, обязательно обзавидуются.

Мать покупает игрушечный Шевроле по пути с работы. Неся его домой для дочери, она попадает под автомобиль той же марки, водитель которого в прединсультном состоянии. Ироничный поворот судьбы стал причиной тому, что Кэрол Стокс уйдет из жизни через пару дней, находясь в особо тяжелом состоянии в реанимации.

Звонок. На пороге стоят двое полицейских и что-то говорят отцу. Держась за ручку одной рукой, он закрывает рот свободной. Плачет. Слезы льются по грубой коже покрытой густой бородой. Сьюзен не понимает, что происходит. Полицейские прекращают свою речь, он кивает головой в ответ. Оставляя дверь открытой, направляется к ней. Он говорит: «Подожди меня дома, малышка. Я скоро вернусь. Посмотри пока телевизор». Его глаза достаточно красны. Выглядит очень странно и обеспокоенно. Она спрашивает о том, когда вернется мама. Отец ничего не отвечает. Лишь накидывает на плечи снятое с вешалки пальто и уходит, оставляя ее наедине с собой.

Мальчики дразнят ее:

«Слезы на мокром месте!»

«Плакса!»

«Купи себе свою машинку или денег нет?»

«Сьюзи идет. Бежим!»

«Если она дотронется у тебя начнут расти вот такие бородавки по всему лицу!»

«С ней даже другие девочки не дружат! Потому что она ведьма и бомжиха»

«Говорят, ее вчера девочки после школы поймали. Побили!»

«Фу!»

Время идет. На нее начинают все меньше обращать внимания и это хорошо. Легче находится в компании самой себя, чем терпеть ежедневные поддразнивания сверстников. Сначала, будучи маленькой, она плакала. Плакала потому, что не знала, как поступить в сложившейся ситуации и почему остальные дети относятся так негативно. Ей хотелось, чтобы кто-то подошел и пожалел, поддержал и вытер слезы. Но этот кто-то не приходил.

Дети растут. Им не интересно каждый день приставать к простушке Сьюзи. Иногда специально начинают разговор о ней, когда та проходит мимо. Говорят настоящие гадости. Их глаза сверкают от возбуждения. Им интересно видеть реакцию. Что произойдет с простушкой Сьюзи? Такая тихоня, а может, она как бы случайно услышит их и выйдет из себя. Начнет истерить, орать и плакать, а может, она начнет биться головой о стену? Вот будет умора. Надо же как-то развеять скучные школьные будни.

«Говорят, мать кинулась под машину, когда узнала, что отец насиловал Сьюзи, пока та была на работе»

«Что вылупилась, тупица?»

«Ее отец до сих пор продолжает ее насиловать, поэтому такая замкнутая»

«Раз никому ничего не говорит, значит, ей нравится. Шлюха»

«Поэтому от нее так воняет»

«От нее воняет?»

«Да»

«Давай от ее имени любовную записку Юджину подкинем. Вот будет умора!»

«Видела, как Юджин на нее наехал? Ха-ха. Он ее просто уничтожил. Красавчик»

По возвращении домой ужасы школьной жизни оставались позади. Словно закрывая за собой входную дверь весь мир, полный кошмаров и создающих их людей, переставал существовать.

В семь часов вечера с работы возвращался отец. Смерть матери неплохо подкосила обоих, однако спустя некоторое время они сумели полноценно стать на ноги и вернуть размеренную спокойную жизнь. Вечерами они смотрят фильмы, в основном комедии. Расположившись на уютном и в меру просторном диванчике, едят попкорн. Иногда заказывают пиццу, чаще в выходные дни. Отец любит мясную с оливками, она – пепперони. Он спрашивает о том, как обстоят дела в школе, о друзьях, учителях. Она утаивает все, что происходит за пределами дома. Верит отец или нет, она не знает. Отец, конечно, не верит, но не заставляет лишний раз испытывать дискомфорт. Дома ей хорошо, пусть так и остается.

Школа закончилась. Большинство сверстников поступило в колледж. Кто-то просто уехал из города. В любом случае, никто не остался в Сандерсене кроме нее. Сьюзи решила никуда не поступать вопреки желанию отца. Она не хотела покидать родной город. Как минимум, одна причина, чтобы остаться имелась – ее отец. Она не хотела заново проходить все школьные круги ада будучи студенткой колледжа.

Отец сопротивлялся изо всех сил, требуя, чтобы дочь уехала в большой город, отучилась и наладила жизнь. Со временем он сдался.

Сьюзен устроилась в забегаловку официанткой на полставки. Скряга босс платил настоящие гроши, но ей хватало на то, чтобы приносить хоть какой-то доход в дом.

Прошел год. Отец умер, оставив ее наедине с большим пустым домом, скудной зарплатой и неблагодарной работой в далеко не престижном заведении. Она со всеми почестями похоронила его и прониклась серой рутинной жизнью в полном отсутствии красок. Дни шли один за одним. Затем она повстречала Патрика.

Патрик Голдин. Он сидел за столиком кафе, где она работала. В тот день, жизнь или же судьба распорядились тем, чтобы именно она направилась обслуживать очередного посетителя. Именно она, одна из пяти сменных официанток, которые могли оказаться на ее месте.

Она помнит его лицо. Ровные строгие черты подчеркивали глубину голубых глаз. Прическа канадка, отбившийся локон на лбу, искрящееся от улыбки лицо. Патрик держал руки в замке, сложив на столе. Черный приталенный пиджак сидел так, словно был сшит под него.

Она помнит беседу с ним. Их первую беседу. Помнит, как он был вежлив и тактичен в разговоре. Его манеры, жесты. Взгляд. От такого взгляда грудная клетка вздымалась к верху, будто вот-вот станет воздушным шаром. Он говорит. Она внимательно слушает и пытается отвечать наравне. Он говорит, что она очень красивая. Говорит в самый подходящий момент, найдя для этого идеальную брешь. Она смущена. Помнит это как сейчас. Она смущена и счастлива. Кажется, что этот разговор катализировал выброс красок различного спектра в ее жизнь.

Она помнит, как они гуляли. Бродили по вечернему парку в поисках белок. Он взял с собой орешки. Аккуратно отсыпал половину ей в ладошу, чтобы их шансы увеличились вдвое. Так он объяснил это. Его касание было незабываемым. Прилив эмоций оккупировал центральную нервную систему Сьюзи, не давая опомниться от этого момента. Тепло его руки надолго передалось ладони, в которой она держала корм для белок.

Она помнит, как он позвал ее к себе. Они промокли под дождем и поспешили к нему домой. Патрик жил неподалеку. Повезло. Было место, где они могли переждать дождь и согреться. Он предложил ей сухую майку. Та оказалась слишком большой и приятно пахла одеколоном. Он тоже переоделся в домашнее. Нательная майка превосходно сидела на его накаченной груди. Темно-синий байховый халат был накинут на широкие плечи. В руках он держал два бокала с красным вином.

Неужели. Вот оно счастье. Вот оно, так близко, что до него рукой подать. Этот свет гасит всю рутину, все невзгоды былой жизни, весь мрак вчерашнего дня.

Она помнит, как приняла протянутый бокал. Поднося свой ко рту, он делает первый глоток, затем еще, еще и еще. Он осушает его до дна. Ослепительно улыбается и указывает на посуду в ее руке. Она пьет вино и помнит его вкус. Приятное и терпкое. Такого вкуса не может припомнить ввиду того, что прежде не пробовала дорогих вин. Оно однозначно было дорогим и не стоило тех грошей, что платили в кафе.

Она помнит, как перед глазами начало мутнеть. Она не понимает, что происходит. Прищуриваясь, смотрит на его лицо, пытаясь уловить фокус и рассмотреть хоть что-то. Ничего не различить. Только его улыбка, искрящаяся от широко растянутых губ. Только она видна, остальное словно в мыле. Пытаясь произнести его имя она понимает, что говорит какую-то несуразицу. Не в силах контролировать речевой аппарат и органы зрения она отключается.

***

Раздетая догола, она закована в наручники. Резкое движение кистью заканчивается звоном цепи. Дальше отведенного расстояния не подать. Она делает резкий рывок то одной, то другой рукой. Каждый выпад она сопровождает женским бессильным стоном. Цепь громыхает в той же последовательности.

Она еще окончательно не пришла в себя. Память начинает понемногу возвращаться. Вечер с Патриком. Бокал вина. Внезапное помутнение. Она начинает звать его. Зовет, не понимая всей ситуации. Зовет, ожидая спасения от того голубоглазого парня с глубоким взглядом. Ее руки больше не двигаются в направлении от стены, не пытается высвободиться. Сдавшись ладони повисли на натирающих кисти металлических обручах. Взгляд упал на ноги. Каждая щиколотка также имела по собственному браслету, что были на цепь приколочены к полу.

В помещении довольно темно. Здесь нет ни одного окна. Нет никакой мебели. Есть только сырость и довольно неприятный запах. Спертый или даже затхлый. Так пахнут мертвые животные, что лежат на обочине сутки под палящим солнцем. Она не знает этого запаха. Но в голове возникла именно эта ассоциация.

Есть в этой комнате еще кое-что. Это даже не комната, скорее, погреб под домом. По крайней мере очень на него похоже. В дальнем левом углу тяжелая железная дверь с замочной скважиной.

Ей холодно. Она голая сидит на бетонном полу. Наручники прикованы к стене растопырив руки по сторонам. Сидеть так становится невыносимо. Пробирающий холод и тяжесть подступают к почкам. Тупая боль заседает в боках. От этой боли уже не получается думать о спасении, не получается кричать и звать о помощи. Эта боль словно ждала пока девушка проснется. А сколько она спала? Сьюзен пытается перекочевать с одного бедра на другое. Пытается сменить положение тела, лишь бы не сидеть голыми ягодицами на пробирающем до костей бетоне.

Прошел час, два, может куда больше. Здесь не было счета времени. Только периодический звон цепей создаваемый каждым движеньем. Ей хочется в туалет. Желание опорожнить мочевой пузырь настолько сильно засело в голове, что его нельзя просто проигнорировать, руководствуясь нормами этики и морали. Это желание настолько велико, на сколько сильно сдавливает от боли бока. По почкам бьют кулаками, ногами и многим другим. И эта боль сможет прекратиться, лишь когда она опорожнится.

Это не вызвало абсолютно никакого удовольствия. Весь процесс протекал довольно затруднительно и очень болезненно. Начав, она уже не могла остановиться. Теплое содержимое пузыря струилось по ее нежной молодой коже. Она плакала. Плакала от того, что ей приходится делать в этой темной холодной комнате. Сначала тихонько, пытаясь привести себя в порядок, затем навзрыд. Она зарыдала так, что слезы полились ручьем по ее посиневшим щекам, падая на оголенную грудь. Слезы и сопли, которые сочатся по лицу тут же остывают, как моча на бедрах. Они приносят очень неприятные ощущения.

Резкий аммиачный запах глубоко просачивается в носовую полость. Она и думать боится, какие муки уготованы помимо тех, что она испытывает сейчас. Она больше не ждет спасения от Патрика и поэтому не зовет, как прежде. До ее сознания уже дошло, что Патрик не тот принц, что придет и спасет ее. Он скорее демон, чьего прихода стоит бояться больше всего. Ее голову распирает самый настоящий диссонанс. Неужели этот добрый и располагающий к себе человек мог сотворить такое? Неужели он мог заковать в цепи беззащитную девушку, заставив мочиться на пол, как какую-то дворнягу? Сколько ужаса и жестокости скрывается за этими голубыми глазами и широкой улыбкой. И чего он в конце концов хочет добиться?

Что ему от меня нужно?

Папа. Папа. Папа, помоги мне...

Сдавленно повторяя, она зовет отца.

Время идет. Сил звать совсем не осталось. В какой-то момент, она сидит на одном бедре, наверное, не более двух минут. Потом на другом. Иногда она ненадолго пытается подняться на цепях вверх отрывая ягодицы от пола. Пятки до предела упираются, а оковы сдавливают еще слегка потертые щиколотки. Она ненамного поднимает тело вверх подтягиваясь руками на железных браслетах. Таким образом она может чуть-чуть передохнуть от сдавливающего почки бетона. И дело не в том, что кожа на кистях стерта и подобные действия вызывают болезненные ощущения. Скорее, находиться в таком положении довольно затруднительно. Непривычная для тела нагрузка давит на мышечные ткани и те расслабляются. Тело с глухим шлепком возвращается на исходную позицию и так раз за разом.

Неожиданно у железной двери раздались брякающие звуки. Вероятно, она ненадолго отключилась. Эти звуки мгновенно пробудили Сьюзен, не дав осмыслить, что происходит. Нарастающая паника начинает охватывать сознание. Бросает в дрожь. Челюсть самопроизвольно шевелится, выписывая в воздухе узор похожий на петлю Мебиуса. Зрачки расширяются. С горла вырывается короткий стон.

Ключ поворачивается в замочной скважине, приводя в движение механизм замка. До Сьюзен доносятся звуки, как с обратной стороны поднимается кверху тугая металлическая задвижка. Этот скрип проржавевшего железа длится целую вечность.

Полотно открывается. На лестничной площадке стоит фигура мужчины. В темноте видны лишь очертания, однако это телосложение Сьюзен знакомо, как и та роскошно сидящая на лице улыбка. Не смотря на всю тусклость в помещении эту, теперь дьявольскую, улыбку она смогла различить. Вся белоснежность зубов становится более выразительной по мере, как фигура приближается к ней.

Патрик.

Он расположился напротив обессилевшей девушки. Продолжая улыбаться, он снизошел до того, что присел перед ней на корточки. В этом положении ему, по всей видимости, будет проще объяснить почему он так поступил. Его глаза блестят даже в темноте. Блестят, глядя на трясущееся от страха тело. Он смотрит, внимательно изучая каждое движение. Спустя непродолжительное время он заговорил и первое, что сказал:

– Обоссалась?

Поначалу Сьюзен никак не отреагировала на подобную реплику. На веках начали образовываться капельки слез. Лицо искривила гримаса боли и отчаяния. Шмыгнув носом, она бессильно наклонила голову набок так, что почти положила на плечо.

– Патрик...

– Да, Сьюзи, малышка, – не меняясь в выражении, ответил он.

– Отпусти меня. Отпусти домой.

– Я не могу этого сделать.

– Почему?

– Потому, что мы еще даже не начали играть. Хотя... Может и начали. Решила скрыться от дождя, чтобы потом устроить его на моем полу? Зассала здесь все. Грязная сука. Один-ноль в твою пользу. Но сильно не ликуй, я потом отыграюсь. Придумаю что-нибудь очень интересное.

– Отпусти меня, – так же бессильно вторила Сьюзен.

– Да ты дура? – взорвавшись от смеха прогорланил Патрик. – Включи мозги, ослица, и пойми, наконец, – он по слогам вымолвил каждое слово из последующего предложения. – Я тебя никуда не отпущу!

– Зачем? Зачем ты это делаешь? – начала кричать ему Сьюзен. Ее руки сжались в кулаки. Брови нахмурились, а взгляд стал на порядок жестче.

– Зачем? Потому, что могу. Потому, что хочу, – чуть ли не пропев ответил он. – Потому, что это доставляет мне истинное наслаждение. Неописуемое ощущение, вызванное полным контролем жизни другого человека. Ты, конечно, не представляешь, что значит доставлять человеку страдания. Истинные страдания – физические... духовные. Какого наблюдать за агонией другого и контролировать это состояние по своему усмотрению. Я покажу тебе. Думаешь мне от тебя нужен только секс? Да затащить тебя в кровать было бы проще некуда. На третий... нет, даже на второй день я бы трахнул тебя, если бы только захотел. А ты ведь очень даже миленькая. Роскошные густые волосы, выразительные бровки и носик, а эти губки – сладкие, наверное, как мед, – он обхватил ее челюсть сжав пальцы на ее щеках. Сильно вдавливая их в мягкую плоть, он сделал из нее некое подобие рыбки. – Понимаешь, с тех пор как ты оказалась здесь, ты начинаешь полностью принадлежать мне. И я подавно не собираюсь взять и отпустить свой трофей вдоволь не наигравшись, потому что ты моя, Сьюзи-и-и.

– Почему именно я?

– Не бери на себя слишком много, детка. Ты далеко не первая и уж тем более не последняя.

Из Сьюзен вырвался продолжительный гнетущий стон, выражавший всю безысходность положения, в котором оказалась. Ее глаза окаменели и упали на посиневшие от холода веки. Она не могла больше сопротивляться, просить о пощаде. Продолжать разговор с монстром в человечьем обличии, что так мирно присел напротив.

– Ха-ха. Рано еще так вздыхать. Погоди немного здесь, я продезинфицирую инструмент. Мы же не хотим, чтобы в тебя попала какая-нибудь зараза и наше веселье преждевременно окончилось. Что ни говори, но здоровье превыше всего. Так ведь? – выразительно закончил он.

ИНСТРУМЕНТ?!

На несколько мгновений зрачки Сьюзи моментально расширились. Ее снова охватил испуг. Чувство анергии улетучилось в мгновение ока.

НЕТ. НЕТ. НЕТ, ТОЛЬКО НЕ ЭТО!

Голову и плечи начало трясти. Челюсть снова заходила, выписывая в пространстве разного рода маневры.

– Отпусти! Отпусти меня, ублюдок конченый! – истерично прокричала Сьюзен. Билась руками в наручниках изо всех сил, что оставались ей. Выразительный звон цепей в который раз заполонил площадь темной комнаты.

– Только посмотрите. Да в тебе еще куча энергии. И это несмотря на то, что ты почти двенадцать часов просидела тут. Ну, конечно, у тебя было достаточно времени, чтобы отдохнуть.

Он издевался. Издевался, чувствуя, что полностью владеет ситуацией и, в частности ей. Она кричала в ухмыляющееся лицо, уставившееся, как на лабораторную мышку. Кричала, не давая что-либо сказать. Кричала в спину уходящей к двери фигуре, зарывавшей ту на замок и следом засов. Она продолжала это делать даже в отсутствии похитителя. Когда сил совсем не осталось, она смолкла. Дрожь, что захватила все тело, никак не унималась, а голову полонили только одни мысли.

ИСТРУМЕНТ?! ИСТРУМЕНТ?! ИСТРУМЕНТ?!

***

Она помнит, как он вернулся с тележкой полной хирургического инструмента. И как новый приступ истерии захлестнул с ног до головы. Он вколол ей небольшую дозу обезболивающего, объяснив тем, что не желает вызвать преждевременную смерть от болевого шока. На нем медицинская маска, халат и шапочка.

Он режет ее плоть. Режет и внимательно смотрит в глаза, изучая каждую деталь. Она кричит ровно до тех пор, пока в рот не помещается кляп. Слезы стекают по раздраженным продрогшим щекам. Неистовая боль охватывает тело. Снова и снова. Испытывая агонию, она не в силах что-либо предпринять. Она стонет, вопит в плотно воткнутый кусок ткани и плачет пока скальпель выписывает узоры на коже. Лишь в моменты, когда он вынимает острый инструмент из плоти, она может ненадолго передохнуть.

Она помнит, как за его маской без устали скрывалась чудовищная улыбка. Это было видно по мимическим морщинам у глаз. И это приносило ему удовольствие. Интерес безумца не угасал, а лишь заставлял менять подручные средства одно за другим, чтобы испробовать его эффект на девушке.

Она помнит, как по несколько часов в день ей приходилось терпеть адские муки к счастью неведомые многим. Это чувство безысходности, вызванное бряканьем железной двери, означавшего очередное возвращение безжалостного мучителя. Как воет навзрыд, оставшись наедине и как истерически бьется в конвульсии при виде Патрика.

Помнит, как в момент очередного визита, она увидела постороннего мужчину. Как обрадовалась и принялась молить о спасении. Как он подошел и стал волнительно расспрашивать о том, что с ней произошло, о том, как она здесь оказалась. Мужчина жалел ее, гладил по щекам и вытирал слезы. Говорил, что она очень сильная. Сильная, раз смогла столько всего пережить и дождаться спасенья.

Он оценил прочность цепей и наручников посильней сжав их в руках. Присев на коленки он прильнул к ее телу и обнял. Сказал, что непременно найдет ключ и освободит. Положил ладони на ее лицо и поцеловал в лоб.

Она просит его. Молит о том, чтобы был аккуратнее. Говорит, что человек похитивший ее настоящее чудовище. Плачет от счастья, за дарованную Богом надежду. В этот миг ее озаряет свет. Неужели существует подобное чудо, что поможет выбраться даже из такой ситуации. Краски возвращаются в затхлую комнатку и ее мир. Краски надежды.

Она помнит, как услышала знакомый ей смех. Патрик стоит в проеме железной двери. Он смотрит на них и смеется. Она, видя контур фигуры, слыша адский рокот на всю комнату, начинает паниковать. Она теребит мужчину за рукав куртки. Не имея сил отвести лица, переполненного первобытным страхом, она продолжает смотреть на того, кто расположился на лестнице. Она кричит, что это он. Он вернулся! Указывает резким кивком не в силах по-другому обратить мужчину на внезапно вернувшегося монстра.

В ответ на все, она слышит смех. Безумный смех мужчины, что больше не мог сдерживать истинных эмоций. Он гогочет не в силах сдержаться. Падает на пол рядом с ней и держась за живот продолжает это делать без остановки.

Патрика подобный поворот, развеселил с большей силой. Он уже не просто смеется, он орет во всю, надрывая рот и легкие. Орет, глядя на ее ошарашенное лицо, то и дело переглядываясь с мужчиной, кувыркающимся, как крохотное дитя.

Нет... Этого не может быть. Нет!

Теперь вдвоем они тащат злосчастную тележку с инструментом к ней. Мужчина также одет в хирургическую одежду, как Патрик. Он также протыкает тело скальпелем, сменяя его ножницами, иглодержателем и самой иглой. Также улыбается, внимательно всматриваясь и изучая ее движения.

Демоны. Это чертовы демоны. Просто хочется умереть, чтобы прекратить эти мучения.

– А малышка Сьюзи так и не научилась никому не доверять! – поговаривал Патрик, крутя кровавый инструмент в не менее кровавых руках. – Малышка Сьюзи такая глупенькая. Думала, что тебя спасут? Бедняжка. Я же сказал, что ты принадлежишь мне!

Мужчина все хихикал по окончанию каждой реплики главного похитителя, но сам ничего не говорил. С тех пор ни слова. Просто резал, улыбался и периодически посмеивался.

Она не помнит, сколько дней прошло с тех пор, как оказалась в чертовом логове. Не знает, как долго это могло продлиться. Тогда она надеялась, что однажды закроет глаза и те, в свою очередь, больше не откроются. Они постоянно открывались.

Чудовища перевязывали ее каждый день по окончанию пыток, тщательно обрабатывая перед этим раны. Они кормили и убирали за ней, пусть и с долей насилия. Кажется, что тем двоим хотелось максимально продлить мучения. Смерть могла означать поиск новой жертвы. Ей думалось так, иначе умерла бы в самый первый день, испытав болевой шок и потеряв море крови.

Пробуждение. Она часто отключается без причины. Еще довольно помутневшему взору предстали две фигуры. Одна лежала на бетонном полу у ее ног. Другая стояла рядом и пристально смотрела на лежачего. В руках второго пожарный топор. Резкий взмах до самой головы и следом рубящий удар по распростертому телу. Брызги крови разлетелись по сторонам окатив собой побуревшие бинты Сьюзен. Резко отвернулась. Инстинктивно обратив взор обратно, она увидела достаточно четкую картину.

Мужчина, что вечно хихикал, держал обеими руками воткнутый в Патрика топор. Лезвие скрылось меж лопаток Патрика. Выдернув его резким выпадом, он пустил короткий смешок усопшему. Вытер нос рукавом куртки и довольно выдохнул.

Снова взмах топора. Удар пришелся по ягодице и отсек часть ноги и без того мертвого Патрика. Без передышки и каких-либо размышлений безумец взмахнул орудием в очередной раз. Еще удар. Он делал это, пока тело лежавшего не превратилось в кровавое месиво.

Сьюзен видела только первый выпад. Крепко защурив глаза, ей только оставалось слышать чвакающие звуки, издаваемые плотью. Только лязганье пожарного топора о бетонный пол. Каждый удар отчетливо отдавался на перепонках. Ее голова тряслась в унисон с отвратительным бряканьем. Как же хотелось закрыть уши, как можно крепче, чтобы не слышать этих звуков.

Когда он закончил свою расправу, то какое-то время рылся в порубленных штанинах Патрика, откуда достал ключ. Также улыбаясь, подошел к Сьюзен и принялся открывать замки на наручниках. Чертовых наручниках, что так долго держали ее на привязи. Руки без сопротивления мышц упали на пол издав глухой шлепок.

Мужчина протянул к ней ладонь и мягко коснулся щеки. Сьюзен не плакала. В этот раз ему не довелось вытирать слезинки с промокших глаз. Соленая жидкость давно иссякла в ее организме. Он медленно опустил руку касаясь ее шеи и плеча, ладони. Все это оставляло на коже багряный след от грязной клешни. Взяв ее бессильную ручку, он принялся гладить ее кровавым большим пальцем. Гладил ладонь и ее тыльную сторону, каждый пальчик без ногтей.

Голова Сьюзен все также была опущена набок. Мозг начисто не реагировал на происходящее. Никаких мыслей. В ней не осталось абсолютно ничего, за исключением огромной черной дыры.

– Ты выйдешь за меня? – прервал молчание мужчина. Он все также улыбался и гладил руку.

Ответа не последовало.

– Я позабочусь о тебе. Я спас тебя. Будь моей женой, – продолжил он.

Сьюзен молчала. Тогда он наклонился и прильнул к ее перебинтованному рваному телу и обнял в точности, как тогда. Волосатой рукой, он обхватил ее затылок и крепко прижал к своей шее.

– Все хорошо! Я о тебе позабочусь. Этот больной больше не сможет тебе навредить.

Зубы Сьюзи вцепились в шею монстра. Она обхватила ее, как голодный аллигатор, накрепко сжав челюсть. Мужчина взвыл и пытаясь выбраться из мертвой хватки, но этого попросту не удавалось сделать. Руки Сьюзен совершенно не двигались. Она не хваталась за него, пытаясь удержать, и не шевелила даже ногами. Сидела ровно, как секунду назад.

Из шеи хлынула алая кровь. Он барахтается в ее зубах, как пойманная муха. Бьется в конвульсии и размахивая кулаками. Несколько мощных ударов пришлось Сьюзи по голове. Однако она ни на секунду не ослабила хват челюсти.

Внушительный поток теплой крови полился по ее телу. Он стекает по плечу, рукам и бедрам. Мужчина больше не шевелился. Он всем своим весом свалился на девушку, что была обмотана кровавыми бинтами. Пальцы на руках мужчины слегка подрагивали. С туши, чью сонную артерию только что перегрызли, наконец спала безумная улыбка.

Когда Сьюзен разжала челюсть, сознание покинуло ее в очередной раз.

ОНА ПОМНИТ ЭТО!