Голос внутри
— Как думаешь, мы одни во вселенной? — задал вопрос Пак, рассматривая вечернее небо через оконный проём.
— Возможно. Но поговаривают, что вселенная бесконечна. Может быть, мы и не одни, — ответил Шуга, сидя на подоконнике, закинув только одну ногу.
— Такое большой мир. Некоторые люди думают, что мы и в правду одни, — чуть надув губы, продолжил младший.
Подставив локти под лицо, он положил подбородок на мягкие ладони, недоверчиво осматривая еле виднеющуюся луну.
— Странные, — усмехнулся старший, дыхнув на стекло теплым воздухом, а после, проведя по пятну пальцем, нарисовав полумесяц.
— Интересно, а что там, за смертью? — с любопытством спросил Чимин, касаясь пухлыми губами фильтра сигареты.
— Не знаю. Кто-то говорит, что там рай. Кто-то верит в переселение души в новое тело. Я считаю, что там то же самое, что и было до рождения – неизвестность.
— Интересно было бы узнать, — задумался Пак, переведя взор на хёна.
— Кстати, как твои кошмары?
Ври. Ври. Ври.
— Уже несильно беспокоят. Приходят редко, но не так чтобы до истерики. —Чимин натягивает уголки уст, обводя взглядом оконную раму, и медленно выдыхая дым. — Иногда кажется, что я схожу с ума...
— В смысле? — Насторожился Мин, переведя прищуренный взгляд на младшего.
— Я, — начал пианист, — кажется, слышу голос. Вот тут. В голове, — продолжил парень, ткнув пальцем в висок.
Шуга молчал. Секунду. Две. Может больше. Чимин не засекал время, приковав своё внимание к давно изученным чертам старшего.
— И как часто? — Спросил Мин, взглянув прямо в глаза собеседника.
— Временами. Обычно перед сном, или когда волнуюсь. Иногда он приходит, когда... — запнулся Пак, — ...когда я с тобой.
— А сейчас? Он тоже говорит? — Спросил старший, спуская вторую ногу с подоконника, и повернувшись к окну спиной.
— Нет. Сейчас молчит...
***
« 30 августа.
23:10
Я не справляюсь. Я тону в себе. Прошло почти 2 месяца с того момента, как я ушел из дома, но боль не утихает. Кошмары становятся ужасней. Вижу кровь на близких мне людях. Кричу во снах, разрывая глотку, но меня никто не слышит. Голос. Этот чёртов голос в моей голове. Он вернулся. Он не даёт покоя. Он говорит мне, что я должен вернуться домой, хоть я уже дома. Требует хвататься за ножи. С каждым днём всё громче. Не хочу причинять хёнам вреда.
Внутренний демон отвергает всё, что мне дорого. Во мне не осталось ничего правдивого. Ничего нет. Только приступы. Эти ебучие галлюцинации. Словно я – это уже не я, а кто-то другой. Другой человек, личность, сущность. Он хочет творить ужасные вещи. Он просит меня делать всё, что вздумается. Ужасные вещи. Он всё портит. Я не знаю, что делать с этим. Не могу найти выход. Галлюцинации. Слишком мрачные. Как выглядит реальность? »
Холодная комната с запахом табачного дыма. Открытое настежь окно показывало за собой чёрно-белую картинку. Серое небо, заполненное облаками без единого просвета, грустно утекало на запад. Пролетающие машины рычали своим мотором так, что вся улица могла услышать мчащийся транспорт.
На подоконнике заканчивал свой жизненный цикл скуренный бычок, вдавленный в дно чёрной пепельницы. Таких "гордо умерших" было уже немало. Пепел заполнял ёмкость на одну треть. Это говорило о не одной скуренной пачке папирос.
( Teflon Sega – Demons on the side of my bed )
Синие рисунки мрачно висели на стене, часто вздымая свои края под порывами ветра, шуршали, и возвращались в исходное спокойствие. Не заправленная постель. Мятое одеяло одиноко лежало в скомканном состоянии у стены. Холодная простыня и запачканные в чернилах подушки. Запах – это единственная тёплая вещь в этом здании, которую нельзя было увидеть, потрогать, забрать с собой. Такие родные ноты мятной жвачки и горького шоколада. Горького, как падающие на край постели слёзы, как разрывающая печаль, как истошный крик, колющий глотку...
— Сукин сын!
Потёртый ежедневник полетел в стену, с хлопком упав на пол. Крик не смолкал, постепенно заглушаясь толстой подушкой.
— Уходи!
Слёзы стекали по горячим щекам, затекая под белую футболку. За ежедневником полетела подушка с мокрыми пятнами. Рычание. Худые пальцы тянули волосы на голове, словно пытаясь вырвать их.
— Уходи прочь!
Тело сорвалось с места, ощутив животный гнев. Подойдя к пыльному столу, оно начало сбрасывать всё, что находилось на поверхности. Стопки старых книг навевали воспоминания. Вырванные листы разлетались по комнате, оставляя рассказы без парочки глав. Произведения падали следом за стеклянной вазой с засохшими ромашками. Осколки покрыли ламинат. В порыве гнева пальцы срывали синие рисунки со стен, превращая их в изуродованные куски.
— ВАЛИ ИЗ МОЕЙ ГОЛОВЫ!
Простынь оказалась на полу, укрывая под собой разбитую вазу. В дверь влетела пепельница, подобно комете, оставляя за собой шлейф пепла. Вновь из горла вырвался крик. Такое ощущение, что сейчас из глотки пойдет кровать, а связки разорвутся на две части. Пианист впился ногтями в свои предплечья, выцарапывая их до красных полос. Соленая вода не прекращала своё движение ни на секунду. Юноша не мог сдержать приступы гнева.
— Это не правда! Это ёбанная ложь! Я не сумасшедший! — убеждал он сам себя.
Падая на колени, юноша опустил голову, пронося сквозь себя страх. Рычание переросло в вопль. Плечи начали ныть из-за царапин, оставленных самим собой.
— Пожалуйста, уходи. Я не хочу слушать тебя. Я не стану подчиняться тебе!
Капли падали с лица на голые колени, оставляя маленькие лужицы.
— Это не правда. Я – это я. Никто не смеет мне указывать. Я живой, сука! — выкрикнул Пак, пока его тело тряслось от гнева.
***
Грохот со второго этажа донёсся отзвуками до кухни. Истошный крик коснулся ушей старших, заставив тишину ужина заполниться тревогой.
Одновременно подняв глаза на источник шума, парни переглянулись. Намджун заметил в зрачках Шуги звериный испуг и желание сорваться с места. Не успел старший задать вопрос, как Мин покинул пригретое место на диване и молча ринулся вверх по лестнице.
— Дьявол... — шикнул Мон, чуть медленнее, но не менее испуганно встав из-за стола.
Грохот из комнаты импульсом прошёлся через сердце Юнги, когда юноша прильнул к двери. Кусок дерева был границей между их мирами. Один – жуткий, холодный, с запахом прокуренных стен и сырости. Другой – снаружи наивный и напуганный, но внутри горящий желанием помочь.
Шуга дёрнул ручку, но поняв, что дверь заперта, начал бесконтрольно повторять свои попытки, тем самым пытаясь привлечь внимание младшего. Но Чимин не придавал значение тому, что творилось за пределами его комнаты, скуля от ненависти к происходящему.
— Чимин! Чимин~а! Открой дверь! Чимин! — Кричал старший, пока Намджун, прибегая следом, выстраивал в голове план действий.
Эхом в сознании, Пак услышал своё имя. Голос. Этот голос, тембр... Он успокаивал, но не мог избавить парня от данного состояния. С каждым новым словом, младший возвращался в себя, заглушая вой сердца и нескончаемые слёзы.
— Чимин~а, пожалуйста! — рычал Мин, с желанием вырвать замок голыми руками.
— Парень, ты живой там?! — выдал Мон, ударив пару раз ладонью по дереву.
Второй голос. Менее успокаивающий, но такой же теплый, как и предыдущий. Холодок из раскрытого окна проскользнул по мокрым щекам, словно оглаживая овал бледного лица.
— Малыш, открой... — умолял мятноволосый, пытаясь держать гнев и растерянность.
Тишина. Больше не было слышно ни криков, ни скулежа, ни ударов об стену. Секундное молчание в котором старшие встретились взглядами.
— Чёрт... Ключ! — внезапно выдал Ким, и сорвавшись с места, побежал на первый этаж.
Он вспомнил о связки ключей от внутренних дверей, на случай ошибочного закрытия замков. Шуга лишь проводил его взглядом, считая секунды до возвращения.
— Чимин, скажи что-нибудь. Прошу, поговори со мной. Умоляю, скажи хоть слово! — Молил хён, прижавшись плечом к двери.
Но его слова уходили в воздух, ведь ответа не последовало. Сердце разрывалось на части, когда юноша не слышал никаких признаков жизни за стеной.
Но не успел Юнги повториться, как за спиной раздались шаги и перезвон связки ключей.
— Нашёл! Сейчас откроем твою Джульетту, — убедил его сонбэ, опустившийся на корточки, чтобы было легче отпереть дверь.
Мин считал мгновения и мысленно проклинал этот день. В черепной коробке было много вариантов исхода событий. Каждый казался страшнее предыдущего. Прямо сейчас лишь маленькая капля веры в лучшее не давала ему сойти с ума. Руки тряслись, а ноги сводило, подобно судороге.
Состояние навевало прошлое. Мысли о сестре свалились на голову, как снежный ком в разгар зимы. Юноша боялся вновь потерять дорогого ему человека, как это было несколько лет назад. Плечи тяжело вздымались, а воздух, дрожа, выходил из груди.
Щелчок. Путь открыт. Юнги, не выслушав фразу старшего, дёрнул ручку и распахнул дверь, влетая в холодное помещение.
— Лис... — шепнул себе под нос Мин, и подбежав к Чимину, упал на колени напротив трясущегося тела, что расположилось у батареи.
Худые ноги, поджатые к корпусу, и хрупкие предплечья, обнимающие голени. Голова, подобно тяжёлой гире, лежала на коленях, упираясь лбом в чашечки. Только еле уловимые всхлипы и неровное дыхание уведомляли парней о жизни этого тела.
— Малыш, взгляни на меня. Пожалуйста. Что произошло? — тараторил хён, осматривая бардак вокруг них.
Намджун неспешно продвигался вглубь этого погрома, с жалостью и ноткой печали кидая взор на разорванные листы, мятую постель и рассыпанный пепел. Он даже представить себе не мог, что именно здесь творилось до их прихода. Хотя... Мог, но уже за гранью восприятия.
Пак медленного поднял красные от слез очи. Алые, покусанные в кровь губы дрожали, в желании сказать хоть слово. Не может, ведь соленая вода вновь окропит его щёки и подбородок.
— Помоги мне... — тихо хрипел тонсен.
— Хорошо. Всё что угодно. Только скажи, чем? — проговорил старший касаясь теплой ладонью линии чиминовой челюсти.