Последние стражи Аарона. Изгнанники

Замок Эгона, Айриндор

По разлинованной доске двигались черные и белые камешки.

Альва Ренн показала Ивэну игру, что хлестко называлась «Тавлой» на старо-тиронский манер. Он не узнал бы о ней, если бы судьба не привела его в Эгон. Постигая азы этой забавы, он приметил гибкий ум юной принцессы, ее умение легко продумывать ходы наперед и выигрывать.

Он чувствовал сожаление из-за отсутствия Альвы за столом, ведь их веселые и отчасти бесконечные состязания стали едва ли не рутиной серых дней в скучающем замке. Ему хотелось отвлечься, прогнать из головы все мысли, оттого он в очередной раз сосредоточился на правилах, что очищали разум, делая его ясным, как небо столицы Севера в солнечный день.

Ивэн вышел из своих покоев впервые за три ночи с тех пор, как принц Бервин отдал ему письмо от Галена Бранда. Потому не было ничего удивительного в том, что Альва пропускала их встречу. Сколько раз она приходила в эту залу, обнаруживая лишь пустующий стол и горстку камешков?

Он едва заставил себя прикоснуться к еде. Слуги каждый день приносили замысловатые блюда, находя его неизменно за столом, смотрящим сквозь пестрые окна на укрытый вьюгой Дагмерский перевал. Ивэн не чувствовал голода, не различал его в прилипчивом коконе смятения, страха и боли. Воин, в которого он обратился, потеряв корону, всегда должен быть сыт, чтобы уверенно держать в руках меч. Эти слова Эрлоиса крепко засели в его голове, потому Ивэн сделал над собой усилие. Он не ощутил ни вкуса ароматного наваристого бульона, ни хрустящей корочки еще теплого мягкого хлеба, но они придали ему сил, достаточных чтобы прийти в полупустой зал для тавлы.

Он желал услышать беззаботное щебетание Альвы и вновь поразиться ее уму, потерпев очередное поражение. Проигрывать восторженной девчонке было приятно. Ивэн верил, что так помогает ей стать сильнее.

– Мне сообщили, что ты, наконец, выбрался из своего каменного панциря.

По высокой винтовой лестнице сбегал Эрло. Ивэн даже не глянул в его сторону. С тех пор, как ангерранец вынес его из охваченного войной города, что-то между ними изменилось. Их беззаботная дружба переросла в более крепкие узы, которые было не разорвать простой обидой и не выжечь огнем. Ивэн словно обрел в его лице старшего брата – нахального, резкого, имеющего свои представления о добре и зле, и незыблемое право требовать и наставлять. Эрло чувствовал себя намного увереннее в других играх, предлагаемых во дворце Реннов, будто способность к ним могла быть его врожденным талантом.

– Ты не появлялся в Совете, – Эрло хлопнулся в кресло напротив, беззаботно закинул ногу на ногу.

В отличие от Ивэна он не пропускал ни одного Совета, удивляя его такой переменой. В Дагмере, в то время пока царил мир, Эрлоис Толдманн не слишком часто утруждал себя делами королевства, обращая внимание лишь на то, что могло бы принести выгоду ловцам.

Когда каждый нерв тела Ивэна звенел от напряжения и боли, а лишенный сна разум оказался затуманенным, он и вовсе не хотел говорить ни с кем, кроме Альвы. Она не заставила бы его внутренне сжаться, попросту не умея и не стремясь резать словами без ножа.

– Ты заперся в своих покоях, затих как мышь в распахнутом ночью погребе, но вдруг решил выбраться и сыграть в тавлу? Что с тобой происходит, Ивэн? Не ты ли говорил, что должен слышать собственными ушами все, о чем говорят в Совете, чтобы быть готовым к Собранию Земель?

Ивэн ухмыльнулся собственным мыслям, не отрывая взгляда от доски, слыша непонимание в голосе Эрло. Принц Бервин, вручивший ему написанное Галеном письмо, оказался воистину достойным человеком. Он сохранил личную боль Ивэна в тайне, не поставив в известность о случившемся даже членов Совета. Бервин вручал ему право рассказать обо всем самому.

– Король – ты, а не я. Ты не можешь быть слабым, ведь выкован из стали, как все короли Севера. Так здесь говорят?

Белый камешек скользнул по доске под пальцем Ивэна. Он склонил голову набок, прищурившись, раздумывая над следующим ходом.

– Ивэн?

Эрло нагнулся над столом, очевидно ожидая поймать его взгляд. Ивэн, признаться, скучал по другой его сущности – той наблюдательной, отзывчивой, что дает пережить боль в молчании.

– Уж не присмотрел ли ты себе новую королеву? – зашептал Эрло, желая хотя бы дерзостью выпытать ответы. – Не забыл ли ты, что прежняя может быть все еще жива?

Ивэн неосознанно вцепился в край стола при упоминании об Анне. Злость захватила его слишком стремительно. Пламя считалось прекрасным оружием для магов огня, но также слыло и их же проклятием. С тех пор как он овладел этим даром, научился видеть все иначе. Те, кто укрощает огонь, ведут извечный бой с яростью, вспыхивающей в них оглушительнее, чем в прочих магах. Со временем Ивэн научился контролировать стихию в собственном теле. Для этого стоило дышать глубоко и размеренно, впрочем, это удавалось ему далеко не всегда. Вот и теперь Эрло не дал ему до отказа наполнить легкие и выдохнуть воздух вместе с вспыхивающими искрами злости.

– Идешь по стопам отца? Первая королева – по любви, вторая – для выгоды?

Доска для тавлы взлетела со стола, ударив Эрло по лицу. Он отпрянул, вскрикнув от неожиданности, пока камешки рассыпались по всей зале. Ивэн ощутил себя ослепшим и оглушенным – столь ярким был охвативший его гнев. Если бы Эрло замер, дал бы этой разрушительной волне схлынуть, Ивэн бы заставил себя извиниться и рассказать о письме, пришедшем из Дагмера, но Эрло привык действовать быстро, иначе не прожил бы так долго, довольствуясь своим ремеслом.

Он опрокинул тяжелый стол, но Ивэн не отшатнулся, напротив – бросился вперед, ударил снизу в челюсть. Та щелкнула, на пол закапала кровь. Ивэн сумел достать Эрло лишь потому, что тот не ждал удара.

– Что ты творишь, Тьма тебя дери? – процедил Эрло сквозь зубы, стремительно окрасившиеся в красный.

Они кружили по зале, подобно одичавшим зверям, жаждущим вцепиться друг другу в глотки. Незнакомое чувство затрепетало в груди Ивэна, как только он увидел первые капли крови. Он должен был остановиться, ведь на самом деле не хотел поднимать руку на друга, но иступленное желание самому ощутить боль вдруг поглотило его. Боль от удара, хлесткая, раскрывающаяся долгим, пульсирующим страданием, стала почти вожделенной, ведь с ней он мог справиться, а с той, что раздирала его разум – едва ли. Зарычав, он бросился на Эрло первым, тот отступил, схватил Ивэна за предплечье, и через миг он оказался на полу. Воздуха становилось все меньше, но Ивэн сдавленно рассмеялся.

– Довольно! – гаркнул Эрло и протянул ему руку, чтобы помочь подняться. – Я зря это сказал. Хватит.

Он вздернул Ивэна с пола одним сильным рывком, но тут же получил удар в живот, а согнувшись – еще один по лицу.

Костяшки на руках Ивэна сбились, и он оглядывал их едва ли не с восторгом, когда Эрло налетел на него, готовый смести все со своего пути. Лишь теперь он тоже окунулся в неприкрытую ярость, после того как Ивэн принял его руку, чтобы затем снова кинуться на него.

Эрло впечатал Ивэна спиной в стену. Он крепко приложился затылком, ощутил брошенный наотмашь тяжелый удар. Боль разлилась по телу, и этого было почти достаточно. Почти. Потому он снова напал.

– Стой! Да стой же! – рычал Эрло, отражая новый натиск.

Отступая, он наткнулся на опрокинутый стул, упал, хотел было вскочить, но не успел. Ивэн лишь сильнее впадал в неистовство, подметив, что Эрло дерется лишь вполсилы. Он пнул его в живот, давая рухнуть на пол. Хотел сделать это снова, но вдруг кто-то схватил его за плечо. Подозревая, что кто-то из стражников замка услышал звуки драки и решил вмешаться, он резко дернул локтем, выворачиваясь.

Одно неловкое движение руки, осознание, что противник оказался слишком легким для воина, и такой тихий девичий писк.

Ивэн обернулся резко, сжавшись от ужаса. Его словно окотили ледяной водой с ног до головы. Разум его протрезвел в момент, отринув исступление.

Он бросился к Альве, что теперь силилась встать, опираясь на локти. Упав рядом на колени, он заключил ее лицо в ладони. Капля крови из разбитого рта упала на темно-синий, почти черный хангерок, вышитый серебряными звездами.

Эрло со стоном поднимался с пола и коротко, с надрывом хохотнул.

– Что за дрянь в тебя вселилась, Ваше достопочтимое Величество?

Все еще пошатываясь, вытирая кровь с лица, он отвесил церемонный поклон принцессе, так и не заметившей этого жеста.

– А ты, – Эрло ткнул Ивэна ладонью в затылок, словно давал оплеуху младшему брату. – Катись в Великую Тьму! Разбирайся со всем сам.

– Вы даже не закричали, – тихо не своим голосом проговорил Ивэн под звук удаляющихся шагов.

Он не мог отвести взгляда от принцессы. День за днем фрейлины творили из нее яркую северную звезду, равных которой не было бы на всем небосклоне Эгона, а он словно осквернил ее. Хуже быть уже просто не могло.

– Мой крик стал бы вашим приговором, – с удивительным спокойствием ответила Альва, глядя ему прямо в глаза. – Я пришла одна, но, если бы я только закричала, здесь бы в миг оказались стражники. А вы... Даже не хочу представлять, что случилось бы с вами здесь, где лишь одна моя упавшая ресничка может быть поводом к объявлению войны.

– Я только подумал, что и в кошмарном сне не смог бы увидеть день хуже этого, – улыбнулся Ивэн, аккуратно вытирая кровь на подбородке Альвы. – Но, увы, все могло быть куда сквернее. Простите меня, принцесса.

То, как она прикрыла глаза от его прикосновения, заставило его смутиться. Он не должен был позволять себе дотрагиваться до нее, не должен был забывать, что она всего лишь девчонка, как бы не силилась выглядеть старше в его глазах. С каждым мгновением этот день и правда становился лишь дряннее.

– Бросьте, милорд, – сказала она, поднявшись резко и расправляя хангерок. – Я сама виновата. Матушка часто говорит, что мое сердце опережает разум. Дурная черта характера. Что такого могло случится между вами, что...

– Считайте это недопониманием двух братьев, – Ивэн позволил себе перебить Альву, не желая говорить ни о произошедшем, ни о том, что послужило поводом. Он поднялся, превозмогая боль в теле, проводя ладонью по лицу, пытаясь оценить последствия.

Альва недоуменно посмотрела на него, поправляя туго стянутые косы и вплетенные в них нити лунного камня, но расспрашивать больше не стала.

– Хорошо. Не оправдывайтесь, – улыбнулась она, но тут же тихонько вскрикнула от боли, приложив пальцы к губам. – Лучше ведите меня к своему чародею. Да так, чтобы нас не заметила ни одна душа. Насколько все плохо? Говорите! Только честно!

Она вскинула подбородок, подставляя свои пухлые разбитые губы его взгляду.

– Роллэн все исправит. Все, что случилось из-за меня, – заговорил Ивэн слишком быстро. – Я благодарен за то, что вы не дали повода для моей казни.

– Принц Бервин учил меня ценить союзников.

Ивэн разглядел проблеск насмешки в ее ясных глазах. Она не улыбнулась, лишь не желая снова разбередить рану.

Если бы она не прибежала в залу для тавлы тайком, то его участь была бы решена – его и в правду бы казнили или же попросту бросили в темницу. Но скрытность принцессы дала им шанс избежать таковой участи.

Они двигались по замку мелкими перебежками, прислушиваясь, прячась за выступами стен, быстро проскальзывая мимо открытых дверей. Однажды, спрятавшись от стражников в ниже за широким гобеленом, Ивэн вдруг ощутил сквозь удушающую пыль аромат ее духов, руку к которым наверняка приложили лучшие чародеи. От принцессы явственно пахло дикими лесными ягодами, столь же яркими, как и ее губы. Сквозь гобелен ее лицо освещал рассеянный свет, и Ивэн видел, как блестят ее глаза – принцесса, впавшая в изнурительную скуку от серого фамильного замка и собственного сияния, была всецело захвачена нечаянным приключением. Едва стражники прошли мимо, Ивэн скрыл нос и рот ладонью, изображая отчаянное желание чихнуть. Он беззвучно рассмеялся, увидев, как всполошилась Альва, но положил руку на ее плечо, когда она съежилась от боли, прикрывая потревоженные улыбкой губы.

Наконец проведя принцессу к лаборатории Роллэна, Ивэн ощутил, что оказался невообразимо прав. Присутствие Альвы рядом и в правду заставило его забыть о собственных бедах. Они никуда не исчезли, но потускнели – этого было достаточно, чтобы заглушить неумолкающий рой мыслей.

Ивэн аккуратно приоткрыл дверь, чтобы убедиться, что не встретит чародея Вейгара внутри. Картина, свидетелем которой он стал, была почти умилительной, и ему было жаль ее нарушать. Он застал Роллэна уронившим голову на стол и глубоко спящим. Тот и вправду вернулся к заговорам лекарских эликсиров, однако не бросил и свои хлопоты над ядами. Теперь он выглядел изнуренным, но в разы довольнее своей новой жизнью. Быть может, виной тому была и Верена, с которой он проводил в разы больше времени. Чародейка задремала в кресле, держа в руках какую-то книгу. Во сне она выглядела умилительной маленькой пташкой. Очевидно, вся ее ярость таилась в свете распахнутых дымчато-зеленых глаз. Ивэн не стал бы тревожить их сон, если бы не нуждался в их помощи столь отчаянно.

Он поманил Альву в лабораторию, и оба, нелепо встрепенувшись, повыскакивали со своих мест, когда принцесса не слишком аккуратно заперла дверь. Книга с грохотом упала на пол, пробирки и бутыльки, которыми был заставлен практически весь стол, жалобно задребезжали, стоило Роллэну нечаянно задеть его. Оба чародея уставились друг на друга и лишь потом заметили, что не одни. Верена захлопала губами как рыба, оказавшись даже не в силах поприветствовать их, и только тогда Ивэн сообразил, как они, окровавленные, выглядят со стороны.

– Нет, я не нападала на вашего короля, – опередив его объяснения расхохоталась Альва заразительно и беззаботно, поглядывая на него, выглядевшего куда более помятым, чем она сама. – Просто сделайте так, чтобы этого, – она указала на свой разбитый рот, – никто не заметил.

– Я подрался с Эрлоисом, – развел Ивэн руками, наблюдая, как от этой новости в недоумении искажается лицо Роллэна. – Думал, что он может быть здесь.

Роллэн покачал головой, а Верена уже расстелила на столе свою поясную сумку. Погремев склянками и смочив повязку, она позвала Альву в кресло, все еще хранившее ее сонное тепло.

– Ваше Высочество, будьте добры, – к принцессе Севера она испытывала куда больше трепета, чем к собственному королю.

Подставив ближе одну из свечей, она нависла над Альвой и раздраженно зашипела, когда Роллэн захотел оценить рану, заглядывая ей через плечо.

– Не мешай мне! И не смей смущать принцессу.

Ивэн уселся на место Роллэна без какого-либо приглашения, ожидая от него помощи. Он был единственным человеком, которому было известно содержание письма, отданного Бервином. Он захотел пропустить мимо ушей все, кроме вести о том, что его сестра жива. Ивэн не мог, да и не хотел его за это винить.

– Впадаешь в безумие? – тихо спросил он, орудуя эликсиром. – Огонь вновь изводит тебя?

Ивэн молча кивнул, а принцесса вскрикнула теперь куда громче, чем подвернувшись ему под руку.

– Не думала, что это так больно! – защебетала она, вскинув руки в попытке просушить выступившие на глазах слезы.

Роллэн скользнул эликсиром по скуле и подбородку Ивэна, что он выдержал стоически.

– Даже не представляете, как мы благодарны вам! – продолжила лепетать Альва.

– Отчего же? – немного рассеянно, но без всякого смущения ответил ей Роллэн, который вне лаборатории не посмел бы даже взглянуть в ее сторону. – Ни много, ни мало мы сохранили мир и покой Эгона. Или спасли одного короля, не ценящего своих друзей в пору, когда они ему нужнее всего.

Городской трактир. Эгон, Айриндор

Стянув безнадежно испорченную кровью белую рубаху, Эрло швырнул ее прямо на пол. Тяжело вздохнув от пронзившей ребра боли, он сел на кровать, опустил руки в таз и принялся омывать раны. Теплая вода тотчас окрасилась в алый. Он глупо рассмеялся, ухватившись краем глаза за собственное отражение в зеркале, стоящем в дальнем углу комнаты. Смеялся он в надежде, что станет легче, но вместо этого решительно почувствовал себя безумцем. На скуле красовался глубокий порез, который ныл, как и костяшки пальцев. Ребра снова гудели, едва ли не как после битвы за Дагмер.

Эрлоис мог остановиться, а Ивэн – нет. Словно скопленная в нем боль вдруг вырвалась наружу безудержным гневом. Он не прекратил бить, когда его руки окропились кровью, и это отзываясь в груди Эрло глухим отчаянием. Твердо вознамерившись не возвращаться в замок до очередного Собрания, он мечтал растянуться в постели и забыться самым долгим сном, желая прогнать прочь мысли о случившемся. Однако этим планам не было суждено сбыться и, едва ему удалось смыть с лица и рук кровь, тишина была нарушена стуком в дверь.

– Проваливай, кто бы ты ни был! – злобно гаркнул он, даже не намереваясь отпирать.

Но гостя по ту сторону двери, по всей видимости, было не так просто испугать медвежьим рыком – в дверь упрямо продолжали стучать.

– Чтоб великая Тьма тебя сожрала! – громко выругался Эрло, едва не опрокинув таз с водой.

В два шага он оказался у двери, даже не позаботившись о том, чтобы вновь облачиться в брошенную на пол рубаху. Ему хотелось всем своим видом показать неуместность чужого присутствия в снятой им комнате.

– Я вас удивлю, Эрлоис Толдманн, только впустите меня, – пообещал обманчиво мягкий женский голос, едва он коснулся засова.

Он узнал его даже обращенным в полушепот, подумал мгновение, что ему лишь грезится, потому в тот же миг распахнул дверь. Увидев стоящую на пороге женщину, он отступил назад – так сильно оказался ошеломлен ее визитом.

А она ворвалась в комнату грозовой бурей без какого-либо на то ей дозволения. Впрочем, принцесса Юга в этом и не нуждалась. Очевидно было, что ей привычно врываться туда, где ее не ждут. Небрежным жестом она скинула перчатки, расстегнула фибулу на отороченном мехом плаще и бросила тот на сундук, стоящий у входа.

– Если бы вы только знали, сколько хлопот мне доставила охота на вас, Эрлоис.

Следом за плащом с плеч принцессы слетела кожаная куртка, и безмолвно замерший посреди комнаты Эрло готов был поклясться, что принцесса Аэрин заявилась к нему среди ночи в одежде, по которой вне боя можно было узнать любого воина Юга. Он видел эту женщину лишь однажды. И тогда, на коронации Ивэна, она была легкой и эфемерной, прекрасной, пленительной и невинной, насколько таковой может показаться женщина, окутанная нескончаемой вереницей тайн. Тот восторженный взгляд ее карих глаз глубоко отметился в его памяти, но сейчас к нему пришла совсем иная Аэрин. И что-то подсказывало Эрло, что именно эта была настоящей.

Как только она осталась в одной белоснежной рубахе, сшитой на южный манер с высоким воротом, в комнату вбежала дочка трактирщика. Через миг на столе красовались кларет в прозрачном кувшине, виноград, сыр и хлеб, напоминающий тот, к которому могут прикасаться лишь богачи – маленькие белые булочки. Все это невозможно было найти в таверне посреди Эгона –принцесса безусловно готовилась к встрече.

– Не забудь принести ягненка, девушка! – окликнула ее Аэрин, прежде чем та вновь убежала.

И наконец оставшись наедине, она впервые взглянула прямо на Эрло. Этот слегка насмешливый, но светлый взгляд был способен пригвоздить его к полу.

– Так-таааак... – протянула она, осматривая его едва ли не с вызовом. – Как же вы изменились с нашей последней встречи, Толдманн!

Ее не смущало ровно ничего. Ни разбитое лицо Эрло, ни его неподобающий вид, ни темные вязи наемнических татуировок на шее и плечах – напротив, она словно запоминала каждую отметину, оставленную на его теле. Уловив этот интерес, он решил, что ни за что не станет поворачиваться к ней спиной. Она не должна была узнать о позорных шрамах, некогда добытых им в лагере отступников. Будучи исполненным дерзости дураком, он так и не избавился от них, с сожалением вспомнив об этом только теперь, – кожа его спины была исполосована плетью, словно он не последний из рода Толдманн, а ничтожный, ошивающийся в округе преступник.

– Мои люди сказали, что вы попали в беду, но я не думала, что это та беда, от которой спасет только лекарь.

– Вы следили за мной? – огрызнулся Эрло, не находя себе места, словно скованный неожиданным вниманием принцессы.

– О, все это время, – выдохнула она, приблизившись непозволительно близко, но даже теперь она не глядела на него снизу-вверх, как привык встречать женские взгляды Эрло. Аэрин была высокой и могла встретить его взгляд, оказавшись на равных во многих смыслах. – Все это время, едва я узнала о том, что Ивэн Бранд созывает Собрание. Но нужны мне именно вы, а не он. Я ждала вас в Эгоне в одиночестве. И это случилось. Вашим соратникам мне нечего предложить, но вот вы – совсем другое дело.

Дверь скрипнула, и Эрло ждал, что принцесса отступит от него на допустимое в обществе расстояние, но этого не произошло. Дочка хозяина таверны принесла блюдо с свежеприготовленным мясом ягненка, расположила тарелки и приборы, с особой осторожностью оставила на столе бокалы из хрупкого руалийского стекла, а затем почтительно поклонилась, глядя на принцессу.

– И пусть нас никто не беспокоит до утра, девушка, – приказала Аэрин, подбирая заколкой прядь, убежавшую из волны блестящих черных волос, собранных незатейливой шпилькой на затылке.

Даже для принцессы южанка возомнила о себе слишком многое. От ее слов он ощутил себя гадко, словно впервые оказался по другую сторону ловушки, столь привычно расставляемой им же для других женщин.

– Но... Вам не нужен лекарь? Я могу позвать его, если вам будет угодно.

Аэрин чувствовала себя как дома, находясь в землях, правители которой веками ненавидели ее семью, даже целитель, здесь – в Эгоне, был у нее свой собственный, готовый бежать в ночь по первому зову. Она словно принадлежала не династии Руаль, а абсолютно и неразделимо – лишь самой себе.

– Нет, – ощетинился Эрло. Ему хотелось прогнать эту женщину прочь. Без своей привычной маски благовоспитанной принцессы она ослепляла его и вселяла всепоглощающую тревогу. Быть может потому, что совсем не боялась остаться с ним наедине. Ее невозможно было вывести из равновесия – испугать, заставить злиться или же смутить.

– Ответьте мне, принцесса Юга, что вы забыли здесь? Чем я оказался так важен вам, что вы почтили меня своим вниманием в изгнании?

Аэрин, выглядя полноправной хозяйкой в этом месте, указала ему на стол, жестом приглашая к трапезе. Эрло послушно сел, ожидая ее ответа, но она, направившись к оставленному на сундуке плащу, зарылась ладонью в его складках.

– Ваш взгляд... Эти глаза удивительной синевы прежде так сияли! Что стало с вами? – Аэрин вернулась к нему, держа в руках небольшой узкий цилиндр.

– О, те же неприятности, что знакомы и вам, принцесса: война и споры в семье.

– Я не сомневалась, что мы окажемся едины во многом.

Пока она вытягивала из цилиндра свернутый пергамент, Эрло заметил у приспущенного ворота ее рубахи нитку руалийского речного жемчуга. Под мужской одеждой скрывалась красивая женщина, которая ни на мгновение не забывала о своей силе. И оттого по спине Эрло пробежали мурашки, когда она вложила свое подношение в его ладонь.

– Что это? – криво сложил губы он, скрывая свое волнение, намеренно и непозволительно долго вглядываясь в ее лицо.

– Ваше право на власть.

Он готов был смотреть на нее до тех пор, пока на ее губах не мелькнет улыбка, выдающая шутку или издевку, но она отвернулась, отвела взгляд лишь затем, чтобы снова броситься к плащу. В ее руках на этот раз оказался платок. Дотронувшись им до стоящего на столе кувшина, она нарушила его белизну и искусную вышивку темным в свете свечей кларетом. Обыденным жестом она приложила платок к свежей ране на лице Эрло. Пораженный такой бесцеремонностью, он вцепился в ее запястье.

– Если желаете, я расскажу... – даже не дрогнув начала она, все также смело встречая его взгляд.

– Так расскажите, – перебил Эрло.

Он все ждал, когда она подобно всякой буре, развеется и перестанет занимать собой все пространство комнаты. Не оправдав его чаяний, она вложила платок в его руку, доверив ему самому заботиться о разбитом лице.

– Это Договор, – она улыбнулась вопреки всем ожиданиям Эрло. – Готова поспорить, что вы никогда не держали его в руках, а ваши друзья видели лишь часть о перемирии и магах. Но была и другая, согласно которой принц Бервин взял на себя заботу о вашей земле, а Кейрон – о вас...

Уставившись на сверток пергамента, оставленный на столе, Эрло слышал слова Аэрин, как сквозь толщу воды. Она говорила, наливая собственной рукой кларет в его бокал. Он сделал большой глоток, едва она протянула ему напиток – просто для того, чтобы ощутить вкус, убедиться, что происходящее не сон, стряхнуть с себя недоумение.

– ...и так должно было продолжаться, пока вам не исполнится шестнадцать... Зим? Так говорят на Севере?

Аэрин села напротив, полностью и демонстративно окунувшись во внимание Эрлоиса, нарочито медленно отрезала маленький кусочек ягненка, положила его на язык, подняла свой бокал в немом тосте и сделала глоток. Ее глаза сверкали, пока он ждал и не мог вымолвить и слова, но был зависим от каждого произнесенного ею. Заправив за ухо очередную выбившуюся прядь волос, она облизнула чувственные губы, и только потом продолжила:

– Кейрон был убит. Возможно, это случилось прежде, чем он успел рассказать хоть кому-то, что, достигнув этого возраста, вы сможете вернуться в Ангерран и править им независимо от Айриндора.

– Зачем? – Эрлоис едва не задохнулся, потом расхохотался громко, пока в висках пульсировала кровь, а сердце гулко стучало о ребра. Платок, который он прежде послушно прижал к ране, упал на край стола. – Какой проклятой Тьмы вы хотите рассорить меня с Бервином? Вы ведь именно этого добиваетесь?! Вы...

– Я всегда была союзницей Айриндора и Дагмера. Ангерран был бы в их числе, окажись вы не в этой грязной таверне, а на троне, – она вскинула руки, словно демонстрируя свою безоружность, встала, осторожно взяла стоящий на столе подсвечник и медленно подошла к окну. – Мне незачем ссорить вас с Реннами. Вы не заявляли своих прав на трон Айриндора, а Бервин может не знать, что эта часть Договора осталась скрытой от вас. Или же у него есть свои причины молчать. – Стоя перед цветными ромбиками окна, она подала явный знак кому-то, наблюдающему за таверной с улицы. – Но он человек чести и сдержит свое обещание, если вы заговорите о том первым.

– С чего вы решили, принцесса, что я стану о нем говорить? Не каждый жаждет власти так отчаянно, как вы, – Эрло бросил на Аэрин тяжелый взгляд исподлобья. Она была вовсе не так безоружна, как изначально казалась. Тот, кто следил за ним все это время, наверняка имел при себе нож. И не один.

– Неужели вы не хотите обрести свой собственный дом, Эрлоис? – спросила она, бережно прикрывая ладонью пламя свечи.

– Мой дом – это Дагмер. Я так решил много зим назад, – твердо ответил он, безотрывно наблюдая, как она возвращает подсвечник на прежнее место, а потом – коротко смеется.

Вновь устроившись напротив, она стала разглядывать его с лукавой улыбкой, словно могла видеть его душу как на ладони, пока он и сам не мог разобрать, что теперь плещется в ней – желание оставить все как есть или, наконец, вернуться на тот путь, что был ему предначертан.

– Бросьте обманывать себя мнимой свободой, Толдманн, – сладко прошептала она. – Признайте уже, наконец, что всегда мечтали об Ангерране. Такие люди как мы, не могут быть лишены корней.

– А вы? – Эрло уткнулся в тарелку, добрался до сочной ягнятины, решив все-таки приобщиться к пиру, устроенному для него южанкой. Хотя бы так ему удастся скрыть охватившее его смятение. – О чем мечтаете вы? Чего хотите, приказывая служанке не беспокоить нас до самого рассвета?

Нет. Эту женщину нельзя было смутить. Ее броня была непробиваема: колкости, дерзости, бесцеремонность отскакивали от нее, как стрелы от стального панциря. На лице принцессы расцветала очередная улыбка, пока ее тонкие пальцы гуляли по ободку хрупкого бокала.

– Тут все просто, Эрлоис. Я мечтаю, прямо-таки жажду присутствовать на Собрании земель, – вальяжно закинув ногу на ногу, она заговорила почти мечтательно, но твердо. – Да, я не королева. Но я единственная наследница великого рода, правившего Руалем веками. И лишь моя власть станет единственным гарантом мира. Думаете ли вы, что Тадде остановится, выдавив меня из королевства теперь, когда в его рядах появились маги крови? О, нет... Он – та угроза, с которой мы сможем справиться, пока Дагмер заперт зимой.

– И чем я могу помочь вам?

– Заявив свои права на корону Ангеррана, конечно же, вы обретете голос в Собрании. Потребуйте моего присутствия и попросите о поддержке своего друга. Тогда корсианцы будут вынуждены смириться с ним.

Эрлоис воззрился на Аэрин с немым невысказанным вопросом на разбитых губах.

– Создатель! Если вы согласитесь помочь мне, я помогу вам и расскажу все о политических игрищах Изведанных земель. Все. Все, что захотите, – она забросила в рот кусочек сыра, и тут же продолжила: – Герцог Луиджи Альтерри все эти годы считает, что я отравила их принца, чтобы сбежать обратно в Руаль после смерти отца.

– А вы – отравили? – спросил Эрло, даже не рассчитывая на честность.

– Скажите, зачем мне это было делать? Мне нравился мой муж-дурачок. Мне полюбилась Корсия. И там я была в безопасности! – нарочно или нет, она в азарте разрезала воздух ножом для мяса, словно ей пришлось защищаться. – Я позаимствовала из казны немного дукатов. И это вся моя вина перед Корсией.

Несколько мгновений они провели в тишине, пока Эрло размышлял, что может означать «немного» в понимании принцессы Юга, когда речь заходит о деньгах. Она тем временем заботливо подлила кларет в его бокал, а он невольно залюбовался ее тонкими запястьями.

– Вы звучите так уверенно, будто знаете наперед, что Айриндор и Тирон поддержат вас, – наконец выдохнул он, признаваясь себе, что ему все меньше хочется выставить принцессу за дверь. Было приятно столь беззастенчиво любоваться ею в ответ на такое же пристальное внимание.

– Не тешу себя надеждой, что Тирон простит Руалю его имперское прошлое, – Аэрин вернулась за стол, а от глаз Эрло не скрылось, что несколько пуговиц ее рубашки будто случайно выпорхнули из петель. – Но что касается Бервина... Просто спросите, кого он считает истинным правителем Руаля? Мне нужна помощь Изведанных земель. Враг моего врага – мой друг, – она снова вскинула руку с бокалом, будто произнесла полный торжественности тост. – В этот раз я не остановлюсь, пока не получу голову кухаркиного ублюдка на блюде, в мешке, либо насаженную на кол во дворце Меццы – это уже не имеет значения.

– Так вы говорите о короле Руаля? – улыбнулся Эрло с нескрываемым вызовом. – Кухаркин ублюдок?

В ответ принцесса лишь пренебрежительно хмыкнула в бокал, не утруждая себя лишними разъяснениями причин личной ненависти.

– Если вам нужна его голова, вы обратились к верному человеку, – выпалил зачем-то он, вспомнив бочки с головами отступников, рассылаемые прежде Ловцами по всем Изведанным землям. Но ему вовсе не хотелось, чтобы Аэрин завела речь о его старом промысле.

– Так вы поможете мне? – с обворожительной надеждой в голосе спросила она.

– Я должен обдумать ваши слова, – он взглянул на нее сквозь бокал. В мерцании очага кларет напоминал ему кровь.

– С этими бурыми буйными локонами вы стали отчаянно похожи на брата, – вдруг произнесла она. – Я вижу это даже под всеми вашими ранами.

– Вы хорошо его знали? – спросил Эрло, пытаясь объяснить себе, отчего женщина, обещанная когда-то давным-давно его брату, теперь в его присутствии тайком расстегивала пуговицы на своей рубашке, чтобы явить его взору красоту своей нежной шеи и острых ключиц.

– Я видела Артура лишь на портрете. Знаете, как это бывает в знатных богатых династиях, где дочь – не больше, чем разменная монета? Но я была счастлива, что отец не желал выдать меня замуж за старого плешивого тирана. То, что Артур был магом, меня нисколько не смущало... Мы писали друг другу прелестные письма. Нет никаких сомнений, что отец читал каждое. –Дрогнувшие пальцы Аэрин неосознанно сжались в кулак. – Меня ранила его смерть. Я была обручена с корсианским принцем, но все еще хранила сердцем влюбленность в придуманный образ. Потому и решилась бросить вызов отцу, требуя завершения войны. Я хотела, чтобы Артур жил и правил Ангерраном. Хотела хоть однажды увидеть его, как вас сейчас, пускай наш брак был более невозможен. Я была наивной... – она замолчала, уставилась прямо на Эрло, но в этот раз, словно не видела его.

– Вы были смелой, – поспешил добавить он, отчего-то мучительно желая вновь завладеть ее вниманием.

Он и в самом деле считал, что она была таковой – в этих словах не оказалось и капли лести. Слухи о принцессе Юга отчетливо завораживали его, в особенности с тех пор, как им довелось встретиться в Дагмере.

– Скорее отчаянной, – расслабленно отмахнулась она. – Я часто размышляю, как все сложилось бы, окажись я в Ангерране в вашей семье.

– Случись все именно так, вы бы точно не остались наедине со мной посреди Эгона, не пытались бы споить меня и не дарили бы подобных зовущих взглядов. Что вас толкнуло на это, принцесса? Неужели снова отчаяние?

Аэрин только рассмеялась над его прямотой. Чем чаще он прикладывался к кларету, тем притягательнее выглядела эта непробиваемость, граничащая с дерзостью. Он встретился с собственной копией в теле женщины. Она не отводила смущенно взгляд, не робела, напротив – глядела с вызовом и яркими искрами в темных глазах.

– Отнюдь. Я бы сказала, что вы заслуживаете интереса, Птицелов из Ангеррана.

Этими словами она вновь зародила в Эрлоисе желание прогнать ее прочь. Встретив его в Дагмере, Аэрин, очевидно, решила разузнать о нем побольше, – откопала его страсть к женщинам, впрочем, для этого и не нужно было рыть слишком глубоко.

– Вы хотите соблазнить меня, чтобы заполучить поддержку в Собрании. У вас не выйдет, – разочарованно вздохнул он, устало растирая глаза. – Все, что стоит сделать вам прямо сейчас – это оставить меня одного. Если я приму выгодное вам решение, узнаете об этом через людей, следящих за мной. Это ведь им вы подали знак через окно?

Аэрин даже не шелохнулась. Она все смотрела на него в упор, он – на нее.

– Вы же чувствуете, что я не уйду, пока не получу нужный ответ сама, – она попробовала темный как ночь виноград, словно тон их разговора из любезного вовсе не изменился в натянуто-напряженный.

Она была уверена, что Эрло не схватит ее за волосы в попытке вытолкать за дверь. Более того, она не ждала от него и никакого иного вреда, будто не знала, как он опасен.

– Я снова прошу вас уйти, принцесса, – тихо и угрожающе проговорил он, отодвигаясь от стола, давая Аэрин понять, что больше не намеревается ничего обсуждать.

Она встала, но не для того, чтобы уйти. Эрло чувствовал, что она тоже опасна, как разящая и оглушительная гроза, но, словно застигнутый непогодой посреди океана, он мог лишь наблюдать ее приближение, ее мягкую кошачью походку и скольжение тонких пальцев по скатерти. Его ладони впились в подлокотник стула, когда Аэрин вдруг оказалась прямо между ним и столом. Повернувшись спиной, она с грохотом отодвинула прочь блюдо, приборы, поднос, оставив в своей руке лишь бокал.

Эрло столько дней делил свою постель с одним лишь мечом, что ему понадобилась вся выдержка, чтобы не дотронуться до бедер принцессы. Он прикрыл глаза и тихо выдохнул, прежде чем она обернулась, толкнула его в грудь, а сама села на стол перед ним. Миг – и ее нога в черном кожаном сапожке со шнуровкой до самого колена оказалась на краешке стула между его ног. Эрло понял, что не дышит. Стараясь не потерять лицо от подступившего возбуждения, он взглянул на Аэрин в надежде, что не успел чем-то выдать охватившее его чувство.

– Если вы верно наслышаны о Птицелове из Ангеррана, то знаете, что не в моих привычках думать в постели о заключении соглашений, – он обнял ладонями голень принцессы, медленно принявшись шнуровку. Ему все казалось, что недопустимая близость заставит ее одуматься, но она, поймав его взгляд, вытянула шпильку из волос, нарочно выронив, а та со стуком упала на стол. Черные, сияющие Тьмой, пружинистые кудри упали на плечи, отчего сердце Эрлоиса пустилось в галоп.

– Кто сказал, что все случится в постели? – проворковала Аэрин.

И Эрло понял, что пропал, но нацепил на лицо свою самую хищную усмешку. Они вновь пересеклись взглядами, когда сапог упал на пол. Аэрин смотрела на него, закусив губу, словно ожидая, что будет дальше. Эрло мог расправиться со шнуровкой второго сапожка, также, как было с первым, но вместо этого он опустился на колено, взглянул на принцессу снизу-вверх, слыша, как тяжелеет ее дыхание. Она откинулась чуть назад, прикрыла глаза, и охнула, когда Эрло, лишив ее возможности быстрого отступления, медленно заскользил ладонями вверх по ее ногам. В его голове пульсировало желание быстрее избавить ее от форменных повстанческих штанов южан – ему хотелось прикасаться к белой коже Аэрин, а не к грубой мужской одежде.

– Всегда хотела узнать, каковы на вкус губы северных принцев, – томно прошептала она, когда он выпрямился и навис над нею, отдавшись дурману и желая сорвать поцелуй.

Но эти слова вмиг отрезвили его пыл. Он отпрянул, взглянул на нее еще раз, дотронулся до ее колена, сотрясаемого от мелкой дрожи. С любой другой, настолько же зовущей женщиной он едва ли удержался бы. Но она была не любой. Она была Аэрин Руаль, когда-то обещанной его брату. Он почти не сомневался, что она разглядела в нем Артура, а не его самого. Эта ночь могла стать для нее возвращением в прошлое и несостоявшееся будущее.

– Ужин подошел к концу, принцесса, – сухо проговорил Эрло, подавляя звериное, почти животное начало, требующее снова склониться над ней, дернуть за край рубахи, заставить пуговицы выскочить из петель. Он хотел разглядеть ее настоящую, без обманчивых нежных платьев или грубой одежды воина, но вместо этого отвернулся. – Если вам угодны наследники Севера, ищите их в замке Реннов. Сейчас это единственное место, где можно их отыскать.

Он злобно улыбнулся и развел руки, являя собой недоумение, пораженный тем, что даже такая хитроумная женщина, как Аэрин, не могла принять, что обращенное в пепел не вернуть – прах Артура давным-давно был развеян над Ангерраном. Эрло повернулся к ней спиной, больше не желая прятать свои позорные шрамы – на теле его брата таких никогда не было. Он подошел к тазу с водой, отставленному дочкой трактирщика к стене, желая умыться и прогнать прочь охвативший его жар.

– Уверен, что вы способны справиться с одеждой без чьей-либо помощи, – он не слышал, чтобы Аэрин спрыгнула со стола и начала собираться, более того – он снова ощутил на своем теле ее изучающий взгляд, потому решил поторопить ее. – Ну а ваши сапоги зашнуруются сами...

Таз с водой едва не полетел на пол, когда Эрло дернулся, отшатнувшись – черный сапожок со шнуровкой глухо ударился о стену прямо над его головой.

Он оторопел.

Привыкнув к робеющим в его руках девушкам-пташкам, он никогда не думал, что однажды его пути пересекутся с женщиной настолько непоколебимой и уверенной в каждом своем шаге. В его груди смешались одновременно ярость и похоть, и если бы он прислушался к себе получше, то разглядел бы в этом урагане чувств настигающее его восхищение. В его жизни было много женщин, но вспомнит ли он лица хотя бы половины из них? Аэрин уже сейчас вгрызалась в его память, он осознавал это так же отчетливо, как и то, что она оказалась за его спиной.

– Принцессы Юга никогда не умели терпеть отказов, Эрлоис, – сладко промурлыкала она, произнеся его имя едва ли не нараспев.

Ее пальцы легли на его плечо, заставляя обернуться. Он сделал это, но только для того, чтобы схватить ее за талию и рывком прижать к стене.

– Быть может, никто попросту не смел вам отказать?

Эрло вывернулся, когда Аэрин потянулась к нему за поцелуем, но она успела запутаться пальцами в его волосах. Он ускользнул снова, но впился в ее шею губами и ощутил вкус крови, совершенно позабыв о своей ране. Придерживая Аэрин за плечи, спускаясь ладонью вниз по спине, он почувствовал, как в ее тело возвращается дрожь вожделения.

– А что, если я стану первым, кто решится? – он произнес эти слова, глядя прямо в ее темные глаза.

Воздух звенел от напряжения. Эрло, слыша рваное дыхание принцессы, чувствуя, что стоит отпустить ее теперь – она упадет, счел себя триумфатором. Он отступил с улыбкой победителя лишь потому, что ему довелось лучше скрывать обуявшую его страсть.

– Простите, Ваше Высочество, – рисуясь поклонился он, пока от желания гудело в висках. Кровь бурлила в нем, как если бы он был не один на один с женщиной, а в лесу на охоте. На той особенной охоте, о которой он не хотел бы ей говорить.

Эрлоис отступил, подумав, что принцессу Юга не стоило прижимать к стене, как какую-нибудь безродную девку.

– Северянин, – выдохнула она, по-прежнему соприкасаясь со стеной, но все также не сводя с него взгляда. – Холодный и дурной. Стоило ли ожидать большего?

Эрло рассмеялся ее словам. Она хотела уколоть его, но получилось лишь оцарапать. Вновь оказавшись у стола, он, не скупясь, наполнил свой бокал.

– Вы, южане, слишком необузданные и шальные на наш вкус, – поддразнил он ее, наслаждаясь моментом, когда она действительно могла уйти, и даже, если ей так было привычно, могла громко хлопнуть дверью.

Однако Аэрин не ушла.

– А вы, северяне, напрочь лишены изящества. И легкости жизни.

Она словно впервые говорила от души, не взвешивая каждое свое слово. Эрло вовсе не хотелось считать то количество зим, которым они разнились, – это было глупо. В особенности, когда ее броня трещала по швам, показывая ее истинную, ту, что может позволить себе забавно сморщить нос, говоря о чем-то спорном с равным себе мужчиной.

– Легкости жизни? – переспросил он, опустошая свой бокал и опираясь бедром на край стола.

– Именно! – кивнула Аэрин, решаясь подойти. – Я слышала, что вы повеса, хам и сердцеед. Но даже вы трусите...

– Неужели?..

– Трусите проживать каждый день, как последний!

Сам того не ведая, Эрло поддался, подпустив принцессу слишком близко. Она впилась в его губы с жадным поцелуем, наплевав на его кровь и боль. Чувство, гасимое кларетом и водой, вспыхнуло в нем с новой силой. Он подумал, что в последний день своей жизни ему не пришлось бы сомневаться, и с готовностью отдал бы его ей. Именно ей, такой безрассудной и импульсивной, такой... похожей на него? Да, они были слишком похожи, оттого стукнулись зубами при первом поцелуе, исполненном безжалостной страстью.

Эрло подхватил Аэрин под бедра уверенно, будто ему доводилось делать с ней так уже великое множество раз. В два шага оказавшись у кровати, он опрокинул ее, завороженно наблюдал за тем, как она высвобождает из петель последние пуговицы рубахи. Схватив за щиколотки, он притянул Аэрин ближе к себе, настолько близко, чтобы легко сорвать нелепые кожаные воинские штаны, скрывающие ее тело. Сливаясь воедино, они соприкоснулись взглядами и кожей. Эрло, стискивая Аэрин почти до боли, чувствовал, как выгибается ее спина, слышал ее жаркие стоны, отзывался на ее настойчивые, грубые поцелуи. В одно отвлеченное мгновение она оказалась сверху, давая продышаться и разглядеть ее белую идеальную кожу, заключить в ладони все еще по-девичьи упругую грудь. Она содрогнулась снова и снова, уложив горячую ладонь прямо на его горло. Он не знал ее, но желал, чтобы комнаты кругом пустовали – все, что угодно, лишь бы она не замолкала и не замирала, а продолжала двигаться в ритм биению их сердец. А она была шумной и ненасытной, словно верила, что эта ночь и вправду может оказаться последней в ее жизни. Коротко замерев и на мгновение откинувшись назад, она тихо выдохнула:

– Я стану твоей вечной весной, северянин.

Не давая Аэрин придаться эйфории, Эрлоис снова опрокинул ее на простыни, чтобы увидеть еще хоть раз, как она сжимает их дрожащей от напряжения рукой.

Городской трактир. Эгон, Айриндор

Он вырвался из оков сна с полным ощущением, что ему не доводилось прежде спать так долго и крепко. Коснувшись спиной простыней, сладко растянувшись, Эрло признавался себе в слабой надежде на то, что, открыв глаза, он увидит на другой стороне кровати тихо спящую Аэрин.

Но ее давно не было рядом.

– Конечно, – тихо ухмыльнулся он. – Разве могло быть иначе?

Она исчезла, но не привиделась и не приснилась ему – в подтверждение тому на краю кровати был оставлен белоснежный платок с каплями его крови и золотым вензелем «А.Р.», увенчанным короной.

Эрло ребячески заулыбался, глядя на него. Впервые за долгое время искренне, без насмешки, злости или принуждения. Он улыбался не потому, что минувшей ночью делил постель с женщиной, но оттого, какой она была. Он потянулся за платком, вдохнул его аромат, не сомневаясь, что тот сохранил ее запах – тот щекочущий воображение аромат жасмина, опьянивший его надежнее руалийского кларета.

Тогда Эрлоис не нашел ничего дурного в том, что Аэрин решила оставить его, ведь если бы поутру она оказалась рядом, он никак не посмел бы быть искренне восторженным. Совсем не зная ее, он почувствовал, что эта женщина была создана чтобы нести в его жизнь хаос. И все же именно она захватила его. Настолько, что он вовсе не думал об Ангерране. Да и к чему? Ведь он слишком давно знал, чего в действительности хотел все это время вдали от родной земли.

Пребывая в тумане воспоминаний о принцессе Юга, он поднялся, распахнул ставни и выплеснул в окно воду из таза, намереваясь умыться остатками той, что оставалась на дне кувшина. Зима ворвалась в трактирную комнату вместе с пониманием, что кто-то долго не сводил с него глаз. Почти мгновенно на маленькой торговой площади он заметил руалийца, признавшись, что прежде был слишком беспечен. Зато теперь, узнав о слежке, он полностью отдался своему чутью.

Эрло усмехнулся, думая, что вся его жизнь оказалась бы куда проще, если бы он не был слепцом. Он мнил себя магической пустышкой, уродцем, случайно объявившимся в семье, где каждый второй был благословлен даром. Но разве не был он одарен богаче прочих? Сила, выносливость и особый нюх – все это для него уже было дороже огня, воды и воздуха разом взятых.

Одна ночь изменила внутри него слишком многое, словно прежде он бежал куда-то по уплывающей из-под ног земли, и лишь теперь обрел опору. Его домом давно стал Дагмер, но обрести прежний вдруг оказалось так заманчиво – стоит только протянуть руку, стоит только расспросить Бервина. отчего тот не сказал или вовсе утаил, что он, безземельный и неприкаянный сирота с громким именем, может перестать быть неясным духом, разбойником, воспеваемым в песнях. Омывая лицо, шею с наемническими узорами и плечи, изуродованные плетью, он начинал понимать короля Айриндора, ведь собственное имя ему было без надобности, пока он едва не умер в грязной холодной яме. Что за блажь отдавать в руки повесы целое королевство?

Новость, принесенная Аэрин, взбудоражила Эрло. Он вдруг почувствовал в себе силы измениться, разделить с Ивэном его путь, а уж потом – ступить на свой собственный, где он оказался бы не легендарным Птицеловом, а Эрлоисом Толдманном, и тогда уже он мог бы стать ровней самой руалийской принцессе. Именно потому он оставил себе брошенный напоказ платок Аэрин, спрятав его в кармане клепанной куртки. Эта женщина вручила ему приглашение в мир большой игры, и он был согласен стать ее частью – черной или белой, зависело от того, частью чего желала быть она сама.

Одеваясь слишком быстро, будто торопясь сбежать из этого места, так неподходящего его новым намерениям, Эрло не питал никаких сомнений в том, что руалиец все еще поджидает его на площади. Он быстро расплатился с трактирщиком, перекинувшись с тем парой фраз. Оказавшись на улице, он вдохнул разгоряченными легкими морозный воздух, задержался у ступеней, делая вид что очищает грязь с сапог, а сам же незаметно оглядывался по сторонам. Юркнув между прилавками, он останавливался то у одного, то у другого, то и дело цепляя взглядом шедшего за ним по пятам человека в сером плаще.

Делая вид, что его заинтересовала свежевыловленная рыбешка, он передал торговцу серебряную монету, слишком крупную для любого его улова.

– Э-э... за что это, милорд? – почесал бороду торговец.

– За убытки, старик, – тихо ответил он, а сам схватил за полы плаща своего преследователя.

Тот, очевидно, не желая говорить с лавочниками и выдавать свой акцент, думал обогнать Эрло, а потом снова отыскать, как только он выйдет на улицы. Но не успел, оказавшись спиной в раздавленной корзине со скользкой холодной рыбой.

Эрло говорил сквозь возмущенные крики торговцев, прижимая его коленом к земле и с ликованием вглядываясь в широко распахнутые от удивления глаза. Он держал руалийца за ворот и был уверен, что тот расслышит каждое слово.

– Передай своей госпоже, что я согласен. И пусть выберет себе платье, достойное королевы.

Последнее слово он почти прошептал, но ясно различил понимание в глазах южанина, встал и подал тому руку, помогая подняться.

– И не вздумай более меня провожать, – он небрежно стряхнул с плеча преследователя рыбью чешую. – Ты попался.

Бросив старому рыбаку еще одну монету, Эрло быстро пошел дальше, уверенный, что вернется к замку Реннов без сопровождения.

Мог бы он поступить иначе, мог бы отказаться от жизни, которую Аэрин предложила, переманивая его на свою сторону? Нет. Ведь она действительно удивила его.