Сороки

Агний и его мама разом рухнули в обморок. Похоже, у них это было наследственным. Вот только Светлану успел подхватить муж, а Агнию повезло меньше. В порыве храбрости он подошел слишком близко к яме, и теперь угодил прямо в нее. Все выглядело так, будто эту могилу вырыли не для Расмуса, а для Агния.

В глазах потемнело, и я тоже шатнулась, но мама положила руку мне на плечо.

– Все будет в порядке, – прошептала она.

– Вызывайте скорую! – закричала Марья Сергеевна, заглушая разговоры собравшихся.

– И полицию, а лучше прокуратуру! – поддержал ее Егор, отчим Агния.

– Полиция уже здесь, – к толпе подошла Мария Игнатовна в ярко-желтом платье, которое совершенно не подходило для похорон.

Похоже, следовательница пришла совсем недавно. Вряд ли ее приглашали.

– Очень хорошо, – буркнул Егор, все еще не выпуская из рук обмякшее тело жены. – Потрудитесь объяснить, что случилось с телом моего сына.

– Потом, сейчас не время, – Мария Игнатовна сурово взглянула на Егора. – Отпустите женщину, так только хуже делаете. Нужно оказать ей первую помощь.

Егор пару раз медленно моргнул, а круглое, раскрасневшееся от гнева, лицо снова посветлело.

– Ладно уж, делайте, что нужно, – скривился он, осторожно опуская жену на землю, слабо поросшую мелкой травой.

В сторону Агния даже не смотрели. Неужели все забыли о нем, пока наблюдали за перепалкой Егора с Марией Игнатовной?

Стало понятно, что никто не поможет. Пришлось освободиться от маминой руки, все еще сжимавшей мое плечо и отойти в сторону.

Я позвонила в скорую помощь, с трудом назвала адрес и вернулась на место.

Мария Игнатовна уложила Светлану на спину и приподняла ноги, подложив под них рюкзаки, сумки и другие объемные вещи, которые, похоже, собрали у всех, кто находился поблизости.

После Мария Игнатовна начала расстегивать черную блузку, в которую и была одета Светлана.

– Вы что себе позволяете?! – завопил Егор, тут же подскакивая к следовательнице. – Не позорьте мою жену!

– Я пытаюсь помочь, – сквозь зубы ответила Мария Игнатовна. – Вы бы лучше скорую помощь вызвали, а не мешали.

– Она уже вызвана, – подала голос я, и теперь взгляды людей устремились в мою сторону.

Когда блузка и брюки были расстегнуты, Мария Игнатовна отошла от Светланы с чувством выполненного долга.

– И это все, что вы сделали?! – снова закричал Егор. – Раздели мою жену на виду у половины города и считаете, что помогли?!!

– Во время обморока важно расстегнуть тесную одежду. И ваша жена вполне себе одета. То, что сделано – необходимость.

Мария Игнатова сверлила Егора презрительным взглядом. Похоже, они никогда не ладили.

– А как быть с Агнием? – прервала их я. – Он же все еще в яме.

– Его нельзя трогать, надо дождаться скорой помощи, иначе можно навредить. Особенно, если есть переломы.

– Но ведь они приедут хорошо, если к вечеру! – всплеснула руками бабушка Агния. – Скорее помрешь, чем от них помощи дождешься.

– У нас нет выбора, – покачала головой Мария Игнатовна.

Примерно через полчаса Светлана очнулась. Егор тут же отвез ее и Ронью домой, забыв не только об Агние, но и об открытом гробе, в котором вместо тела Расмуса устроились кирпичи, обмотанные тряпками.

Люди разошлись, а мы втроем, с мамой и Марьей Сергеевной, подошли ближе к могиле. Агний вяло сжимал пальцы на руках. Он смотрел на нас пустыми глазами, будто и не замечал. Брючный костюм испачкался в земле, а лицо Агния было покрыто ссадинами как после драки.

На открытый гроб села сорока. Она заглянула в вырытую могилу и полетела дальше. Несмотря на жару, по коже прошел холодок. Я всегда с интересом наблюдала за птицами, но теперь старалась избегать их, особенно, сорок.

Мы прождали скорую помощь больше двух часов. Из всех пришедших остались только я с мамой, следовательница и Марья Сергеевна с Агнием, который так и не подавал признаков жизни, кроме слабого шевеления пальцами. Остальные же сидели прямо на земле, не выдержав усталости.

Когда вдалеке показались врачи, их уже никто не ждал. На улице становилось все жарче, и солнце светило прямо в лицо, заставляя закрывать его ладонями.

Агния вытащили, и он даже мог стоять без посторонней помощи. На вопросы он не отвечал, все так же глядя вдаль, словно и вовсе не видел людей, стоявших вокруг. Марья Сергеевна отвела Агния в машину скорой помощи, да еще и утащила с собой гроб, из которого успела вытряхнуть тряпки и кирпичи.

– Если оставить тут, то украдут, – объяснила Марья Сергеевна.

Врачи отказывались везти ее вместе с гробом, но вскоре сдались. Немногие смогли бы переспорить бабушку Агния.

Мы с мамой ехали домой в молчании. Похоже, мы обе не понимали, что творилось в Медвежьегорске.

– Надо было поехать с Агнием. С ним что-то не так, – сказала я, уже сидя на кухне.

Сегодня не раздражали даже крики соседей. Они постепенно становились такой же частью жизни, как улицы Медвежьегорска и странности, которые происходили здесь постоянно.

– Это шок. Он станет прежним, – ответила мама, даже не глядя в мою сторону. – Света всю жизнь была как он: падала в обмороки от любого стресса или даже погоды. Наверно, они как опоссумы.

– Они же не притворяются мертвыми, – я удивленно подняла бровь, отпивая холодный лимонад из стакана.

– Не вижу большой разницы, – слабо улыбнулась мама.

Весь вечер я провела в беспокойстве. Попытки отвлечься ни к чему не приводили. Я пыталась читать, но слова пролетали мимо, не в силах пробить потоки мыслей, от которых так хотелось избавиться.

Я написала Агнию сообщение, потом еще одно, и так несколько раз за вечер. Ответа не дождалась. Скорее всего, он провел всю вторую половину дня в поликлинике.

На следующий день попыталась снова, но результат оказался тем же.

На третий день я не выдержала и пошла прямо в библиотеку. Если Агния положили в больницу, то хотя бы узнаю об этом от его бабушки.

День был пасмурным, и после недавнего солнца Медвежьегорск казался особенно серым. Разбитые дороги, покосившиеся дома и безликие пятиэтажки – все сливалось в одно пятно.

Когда я подошла к библиотеке, то заметила тетрадный лист, приклеенный скотчем к деревянной двери.

«ЗАКРЫТО», – гласила надпись от руки.

Я подошла к дому Агния, и сразу вспомнился первый день, проведенный здесь. Именно тогда сны с участием сорок перестали казаться обычными кошмарами, ведь их видела не только я, но и Агний.

Я постучала в дверь, и с нее отвалилось несколько кусков краски, треснувшей от времени и погоды. Никто не ответил. Постучала еще раз, но результат был тем же.

Стоило дернуть за ручку, как дверь открылась. Мне не хотелось заходить без приглашения, но и уходить, не поговорив с Агнием, или хотя бы с его бабушкой я не собиралась.

В доме было тихо, но на звук открывшейся двери сразу отреагировала Марья Сергеевна, вышедшая с кружкой в руках.

– Я гостей не ждала, – сказала она и жестом позвала за собой.

Мы оказались на кухне. Здесь пахло травами, сыростью и свежим деревом. Мы сели за стол, а Марья Сергеевна налила чай и для меня.

Рядом с холодильником, прислонившись к стене, стоял гроб Расмуса, будто всегда был там. Я задержала взгляд на его полированной крышке дольше, чем следовало, и Марья Сергеевна еле слышно презрительно фыркнула.

– Я хотела спросить об Агние, – не стала затягивать я, но из кружки все же отпила.

Чай был горьким и травянистым, как отрава. Я поморщилась, не сумев сдержать неприятное ощущение.

– Он в своей комнате, но к разговорам не склонен, – невозмутимо ответила Марья Сергеевна.

Она улыбнулась, взглянув на мое перекошенное лицо еще раз.

– Иди, если хочешь. Вижу, что чай мой все равно не осилишь.

Во взгляде Марьи Сергеевны скользнуло высокомерие, и я недоуменно улыбнулась. Неужели она считала, что способность пить всякую гадость – повод для гордости?

После нашей с мамой квартиры тишина удивляла и казалась роскошью, вроде покупки одежды, которая стоила дороже, чем средний человек зарабатывал за месяц. Каждый шаг гулом отражался от стен, покрытых пожелтевшими от времени обоями. Я почти кралась по коридору, но все равно чувствовала себя так, словно старалась создать как можно больше шума.

Агний сидел под столом, накрывшись одеялом так, что виднелись только глаза. Не задумываясь, я подошла к окну и отодвинула пыльные темно-коричневые шторы.

– Не надо, – прошептал Агний, но с места не двинулся.

– Но тут совсем темно. Я ничего не вижу.

– Так и должно быть, – дернулся он, и одеяло сползло, открывая раскрасневшееся лицо наполовину.

Я села рядом. От Агния веяло беспокойством и бессонными ночами, а под глазами засели темные круги, которым могли бы позавидовать даже панды.

Стоило стянуть одеяло с лица Агния, и его затрясло, как от холода.

– Что с тобой такое?

– Они следят за мной, – одними губами ответил Агний. – Я чувствую это.

– Кто следит? – бровь удивленно скользнула вверх.

– Тише ты! – всплеснул руками Агний, и одеяло упало на пол. – Они услышат. Они постоянно ходят у моего окна.

В дверном проеме показалась Марья Сергеевна. Она прошла через всю комнату, словно не замечала нас, чтобы снова занавесить окно.

– Знаешь, Настенька, похоже, тебе пора. Сейчас не лучшее время для общения, – голос Марьи Сергеевны звучал настолько холодно, что по плечам побежали мурашки.

Я взглянула на Агния снова. Казалось, он хотел возразить, но этого не случилось.

– Будь осторожна, – сказал Агний, когда я встала. – Они будут следить и за тобой.

Я шла за Марьей Сергеевной. Хотелось задать кучу вопросов, но я чувствовала, что не стоило. Всегда приветливая Марья Сергеевна стала молчаливой, и каждая фраза теперь была пропитана неприязнью.

– Что происходит с Агнием? – спросила я до того, как Марья Сергеевна успела хлопнуть дверью у меня перед носом.

– Он потрясен из-за того, что случилось на кладбище. Нужно время.

Я шла, еле передвигая ногами. Думала, что увижу Агния, и будет спокойнее, а вместо этого стало только хуже. Но куда больше смущало то, с каким рвением меня выпроваживала его бабушка. Наверно, она боялась слухов, которые так легко разлетались по Медвежьегорску. Вот только создавалось впечатление, что все и так уже знали о странностях Агния.

Всю дорогу казалось, что за мной наблюдали. Я останавливалась через каждые несколько метров и оглядывалась по сторонам, но рядом либо никого не было, либо вдалеке виднелись прохожие, которых вряд ли интересовали мои проблемы.

Я села на скамейку, стоявшую рядом с выкрашенным в черный цвет домом. Хотелось отдышаться и успокоиться. Слабый ветер прошелся по волосам и одежде. Я посмотрела на небо, чтобы увидеть, как по нему проплывали облака, но вместо этого взгляд упал на березу, склонившую ветви прямо над скамейкой.

Глаза расширились то ли от удивления, то ли от страха: на каждой ветке сидели сороки, внимательно следившие за мной. Схватив рюкзак, я побежала прочь, а птицы разлетелись в разные стороны.