Конечная станция
Примечание от автора:
Это спин-офф рассказ к новому роману "Не потревожим зла", который я выложила в июне 2017 года.
Здесь вы найдёте кое-какие намёки на его сюжет, однако рассказ является самостоятельной историей, и вдохновило на его написание безумное берлинское метро, в котором я бываю чаще, чем на поверхности.
«17 ноября 201[...] года около 23:45 (CET,UTC+4) электропоезд Берлинского метрополитена модели Н97, следующий по девятой линии «Ратхаус Штеглитц-Ослоер Штрассе», внезапно пропал после достижения конечной станции.
Связь с машинистом прервалась на станции «Вестхафен».
Датчики на путях перестали подавать данные о движении поезда после «Ослоер Штрассе».
Спустя два часа поезд вместе со всеми пассажирами приехал на станцию «Ратхаус Штеглитц».
Сотрудники диспетчерской службы и машинист не могли дать никаких объяснений произошедшему...»
***
Берлинское метро – это сцена пьесы абсурда, и выступление никогда не заканчивается.
Берлинское метро – это бесконечный поток туристов, городских сумасшедших, бездомных, уличных музыкантов, алкоголиков, джанки, сосущихся парочек и попрошаек.
Берлинское метро для всех.
Об этом Пётр задумался, глядя на очередной набор разномастных пассажиров напротив него. Каждый из них заслуживал на лоб стикер «Типичный берлинец».
Ближе всех находился чопорный немец, ковыряющийся с брезгливым лицом в пристроенном на коленях айпаде.
Через одно место сидел темнокожий парень с натянутым по самый подбородок капюшоном.
Рядом расползлась девушка в изодранных колготках, в чьих глазах брезжила "after-party" пустота.
Подле неё замер коренастый восточноевропейский мужичок с передвижными колонками. Его Пётр знал отлично, он постоянно катался по всем веткам Берлина, включая одну и ту же песенку и подпевая на куплетах (что-то типа «Боро-боро!»). На чём и зарабатывал.
Затем девушка в леопардовых леггинсах. Похоже, студентка. С надменным видом она читала книгу под названием «Мультимодальные дискурсы», и за выражение лица ей очень хотелось надавать оплеух.
Ещё дальше валялся бомж. Самая интернациональная категория людей. Он был здесь со станции «Зоологический сад», откуда Пётр и запрыгнул на девятку.
Парень прикрыл веки и откинулся назад под усыпляющие звуки несущегося поезда. В этот поздний час он прозаично ехал из библиотеки. Вот уже год он ломал зубы о гранит науки в Берлинском Свободном Университете, и света белого не видел.
Его солнцем стали лампы метро. С них начиналось утро, ими заканчивался вечер...
Они подъехали к облупленной Биркенштрассе. Айпадщик сошел, а вместо него завалились огромная турчанка и азиат с небесно-голубой челкой. Под очередное «Zurückbleiben bitte!" двери сомкнулись.
(Примечание автора: «Zurückbleiben bitte!" (немец.) – «Пожалуйста, не прислоняться!». Автоматическое сообщение в берлинском метро при закрытии дверей)
До дома оставалось еще две остановки.
Пётр осоловело смотрел в никуда, чувствуя, как расслаивается от усталости, и ему казалось, все в этом вагоне были связаны безмолвным утомлением, застывшим в их пустых глазах.
Но ему нравилось ездить в метро. Жизнь здесь двигалась в необычном ритме. Механически, легко, как по маслу. И стоял этот особый запах.
Креозот, которым обрабатывают шпалы.
Он расслаблялся и отдавал себя движению поезда, а станции походили на стадии медитации, прежде чем его личность окончательно перезагружалась. Выходя наверх, он словно становился чуть новее, чуть живее. Чуть лучше.
Может, под землей даже грехи отпускаются, кто знает?
- «Вестхафен», - проскрежетал голос в динамиках.
«Ещё одна остановка и всё», - отметил про себя Пётр.
Мелькнула белая плитка станции западного канала. Мелькнула и пропала.
Пётр моргнул. Ему показалось, что что-то пошло не так.
Другие словно ничего и не заметили, продолжая таращиться в свою невидимую точку. Только темнокожий парень вынырнул из капюшона и напряженно обернулся.
- «Вестхафен»? – недоуменно спросил он, уставившись на Петра непонятно отчего красными глазами.
- Мы проехали эту станцию.
- И какого хрена?
Никто ему не ответил. Поезд продолжал ехать, а за окном пролетали смазанные тоннельные огни.
- Фак ит, - буркнул в итоге Капюшон, долбанув рукой по поручню.
- «Амрумер Штрассе», - снова объявил голос в динамиках, и за окном посветлело.
Это была его остановка. Пётр прошёл к выходу, готовясь сойти...
... но станция пролетела мимо также, как и предыдущая. Парень только успел увидеть застывших в недоумении людей на той стороне.
- Да что за фигня! – Капюшон врезал по двери ладонью и обратился непонятно к кому: – Э-э-э, поезд открыл, йоу!
Теперь и Пётр чувствовал себя вконец обескураженным. Доехал, называется.
В глазах других пассажиров появилось осмысленное выражение. Начались загадочные переглядывания. Капюшон психовал и лупил руками и ногами дверь. Мужичок «Боро-боро» нервно ерзал. Только бомж посматривал на них всех из-под кучи газет с каким-то весельем.
- Вы думаете, поезд сломался? – не выдержала умница в леопардовых леггинсах.
Она напряженно вытянула шею и переводила взгляд с одного лица на другое. Турчанка, которую Пётр условно обозначил для себя, как Биг Мама, пожала плечами и опасливо уставилась на внезапно мигнувшие лампы. Азиат молчал, и было вообще непонятно, говорит он по-немецки или нет.
- А что если он и на следующей не остановится? – повысила голос Леггинсы.
Мисс Афтерпати очнулась и обвела всех мутным взглядом.
- Э, народ, что случилось?
- Поезд проехал две станции и не затормозил, - нервным голосом отчиталась Леггинсы. – Это должно быть какая-то техническая ошибка.
- Я *бал ваш поезд! – рявкнул Капюшон. – Мне надо на «Вестхафен»!
Воцарилась секундная тишина, которую разрезал голос из динамиков.
- «Леопольдплатц».
Все как по команде уставились на дверь, а затем ринулись к ней. Туннель наполнился светом, и станция вынырнула с необычной быстротой, но поезд даже не собирался тормозить. Леопольдплатц тоже осталась позади.
- Вот же хрень... - пробормотал Петр на русском.
- Что делать будем? – деловито осведомилась Биг Мама.
У Леггинсов начиналась истерика. Она пошла красными пятнами и судорожно затыкала в кнопки своего телефона. Капюшон буравил ненавистническим взглядом дверь вагона, как если бы она специально его не выпускала.
Эти двое внушали остальным тревогу. Один – агрессивный, другая – нервнобольная.
- На конечной он хоть остановится? – не очень уверенно спросила Мисс Афтерпати.
- Если он не остановится, - прошипела Леггинсы, по-менторски задрав указательный пальчик, – я лично дерну аварийный рычаг. Потому что у меня, чёрт возьми, есть дела. И меня дома ждёт парень, между прочим. А с «BVG» я три шкуры сдеру!
(Примечание автора: BVG - Берлинская транспортная компания, обслуживающая все виды общественного транспорта в городе)
Последние слова разнеслись по вагону визгливым криком.
- Успокоилась, а? - ехидно отбрила её Биг Мама. – У нас тут у всех планы были.
Мисс Афтерпати, тем временем, тоже проверила телефон и растеряно сообщила:
- Связи нет. Вообще.
Бомж заржал, и это начало напоминать какую-то трагикомедию.
- Давайте успокоимся, - сказал Пётр, борясь с собственной нервозностью. – И попробуем подумать логически. Возможно, проблема в торможении. Или же случилась какая-то экстренная ситуация.
- Нам же должны сообщить что-то по громкоговорителю, – уточнил Боро-Боро. – Про поломку там или экстренную ситуацию...
- Может, машинист помер?
Ситуация становилась все более и более тревожной.
- На шпалах есть передатчики, - заметил Пётр. – Когда поезд проезжает, они посылают данные о его местоположении, а также высчитывают время его прибытия, которые вы видите на табло.
- Ты что ли машинист? – обрадовался Боро-боро и даже хлопнул его о плечу.
- Нет, я... учусь на инженера, - вконец стушевался Пётр. – Просто понимаю принцип рабо...
- ТАК СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ! - гаркнул Капюшон. – Мы так во что-нибудь въедем, если он не тормознёт!
За пререканиями они прослушали объявление о следующей станции, поэтому «Наунер Платц» вынырнула для всех неожиданно. Тьма за окнами озарилась яркими огнями, и станция тоже пролетела мимо, как кадр кинофильма.
Капюшон выдал очередное многоэтажное ругательство.
Мисс Афтерпати перевела на Петра свои погасшие глаза и произнесла:
- Ну, все, следующая конечная.
Пётр отчаянно пытался прикинуть, как будет развиваться ситуация. Диспетчеры должны хоть что-то заметить, поезд пропустил уже несколько станций! Ехать бесконечно тоже нельзя. Если требуется какая-то перестройка на путях, то они могут просто столкнуться с другим поездом. Или же они автоматически выезжают на противоположную сторону по направлению «Ратхаус Штеглитц?»
Что там в тоннеле?
Люди всегда видят только станцию.
Они не знают о том, что между.
Они не знают, что делать в промежутках.
«Непрерывность жизни - как едущий поезд. Существование без страха – это выход на своей остановке».
Пётр нервно выдохнул и поправил очки.
- Надо попасть в кабину машиниста... - напряженно сказал он. – Только он нам скажет, как быть. Но отсюда мы не сможем.
Пассажиры дружно обернулись на закрытую дверь меж вагонами, через стекло которой виднелся другой отсек. Пустой. Прямого сообщения меж вагонами не имелось, и пройти дальше не представлялось возможным. Как и узнать, что там у машиниста. В любом случае они запирали свои кабины.
- Высадить плечом? - поднял брови Боро-боро.
- Но не на полном же ходу, - возразила Афтерпати. – Там ещё дверь другого вагона надо как-то выломать.
- «Ослоер Штрассе», - сообщил механический голос.
Всё убыстрялось. Поезд как будто летел на скорости света. Конечная станция приближалась, а жизнь заканчивалась.
Мысли балансировали на грани абсурда.
...Огни, людские фигуры и норвежский флаг на стенах станции... Это превратилось в красную вспышку, после которой за окнами разлетелась тьма.
- Куда дальше? – разомкнула губы Биг Мама.
Никто ей не ответил. Худшее произошло, и теперь события становились непредсказуемыми.
Леггинсы опомнилась и дёрнула рычаг аварийного торможения. К её удивлению он просто легко ушёл вниз, но поезд даже не сбавил скорости. Тогда Капюшон оттолкнул её руку и начал рвать несчастный рычаг с двойной силой.
- Почему мы всё ещё едем? – испуганно спросил Боро-боро.
- Рычаг не тормозит поезд, - беспомощно попробовал объяснить это Пётр. – Он служит для связи с машинистом, и мы сообщаем ему о проблеме.
- А раньше ты не мог сказать, умник хренов? – злобно зыркнул на него Капюшон, оставляя наконец-то рычаг в покое.
- Я думал, вы знаете...
- Откуда нам знать?! – и тот вцепился в ворот его куртки.
- А ну заткнулись, - прикрикнула Биг Мама, на пару с Синей Чёлкой оттаскивая озверевшего Капюшона. – Проку от вас... Ты, - она уставилась на Петра внимательными, тёмными глазами, – что нужно, чтобы поезд перестал уже везти нас, чёрт знает куда?
- Машинист не отвечает, вот в чём загвоздка, - только и сказал он.
Все вслушались в тишину, в которой шелестел шум поезда. А динамики молчали.
- Это значит, что рычаг либо не сработал, либо... с машинистом что-то случилось.
Леггинсы заплакала и начала носиться туда-сюда по поезду, размахивая руками. Видно, думала, что тут есть камеры.
- Ау! Ау! Произошла ошибка. ОШИБКА! Слышите, вы?! Вытащите нас отсюда! Ау!
Боро-боро тоже подёргал рычаг, но всё осталось по-прежнему.
Тонко похихикивал бомж. Словно ему доставляло удовольствие наблюдать за их злоключениями. В какой-то миг взгляд Капюшона отлил злой вспышкой, и Пётр отчётливо понял, что если они не сойдут, тот размажет бродягу вместе с газетками в его же углу.
- Поезда очень редко останавливаются меж станциями, - продолжил Пётр в царящей тишине. – Обычно в случае требования экстренного торможения они доезжают до ближайшего вокзала, так как эвакуация оттуда легче, чем из тоннеля...
- В чём вообще смысл этого рычага тогда?! – в слезах воскликнула Афтерпати.
Она снова проверила свой телефон, но связи по-прежнему не было. Вагон наполнили всхлипы. Обе девушки плакали навзрыд, только Биг Мама казалась спокойной, но и в её лице уже ширилась тревога.
«Может, это мне снится?» - подумал Пётр.
Бывают ведь абсурдные, глупые сны, в которых падаешь с высоты, но не убиваешься. Говоришь, но никто тебя не слышит. Едешь куда-то, но не доезжаешь.
Однако никто не просыпался, а, значит, спали они очень крепко, и из этого сна, как и из этого поезда, им не выйти.
- Мы просто врежемся, и всё, - бесцветным голосом закончила свою истерику Леггинсы. – Ничего больше не будет.
Внезапно обрушилась темнота, и они больше не видели друг друга. Внешние огни в тоннеле тоже погасли. Остался только шум по рельсам, ставший в несколько раз громче. Грохот просочился в их головы и замкнул пространство вокруг.
Замкнул эту темноту.
«Этого не может быть. Если света нет, поезд должен перестать ехать...»
Во мраке раздался истошный крик Леггинсов. В потоке рвущихся из неё нечленораздельных звуков можно было различить только: «Прекратите! Прекратите! Прекратите!», адресованное неизвестно кому.
Кто-то схватил Петра за запястье, и он вцепился в эту руку с такой же силой. Иначе казалось, что в этой тьме перестало существовать его собственное тело. Шум и слепота растворяли.
Сколько прошло времени?
Час или год?
Сколько осталось от них самих?
Ждущих света и конечной станции...
В истерику Леггинсов влилась молитва Биг Мамы. Звуки незнакомого языка, послания чужой религии внезапно подействовали на всех успокаивающе. Леггинсы затихала. Они считали собственные вздохи...
...пока свет не загорелся.
В первую секунду им показалось, что они ослепли. Лица стали слишком чёткими, словно вырезанными в белизне. В Петра вцепилась Афтерпати, а в неё Капюшон. Биг Мама всё продолжала шептать свою молитву с закрытыми глазами. Боро-боро плакал в обнимку со своими колонками, и ему вторила тонким голосом Леггинсы.
А бомж оставался тем же. Улыбался неизвестно кому, шамкая беззубой челюстью, и смотрел на них непонятным взглядом, в котором воедино слились безумие и прозрение.
Чертовщина, впрочем, не заканчивалась, и за окном по-прежнему царила непроглядная тьма. Где сигнальные лампы? Они вообще в туннеле или уже... нигде?
- Я домой хочу. Пожалуйста, - повторила Леггинсы, едва шевеля искусанными в кровь губами. – Я просто хочу домой.
- Инженер...
Пётр понял, что обращались к нему.
- Придумай что-нибудь, - сказала Биг Мама.
Она почти требовала. На Петра снова все уставились, но уже с необъяснимой надеждой. Возможно и зря: знал он не больше их.
- Можно вручную открыть, - его рука указала на специальный рычаг над дверью, - но не во время движен...
Слова оборвались. За окном что-то мелькнуло.
- Кто там? – спросила Афтерпати, вытянув шею. – Я видела что-то белое...
Всё изменилось в один миг, и они сами не поняли, как это произошло. Поезд заволокло серым туманом, сквозь который струился холодный, мерцающий свет.
- Может, пожар в тоннеле? – вдруг спросил Синяя Чёлка, и все поняли, что у него есть голос.
Этот факт шокировал даже сильнее, чем загадочная мгла за окном.
- Но дымом-то не пахнет.
Они смотрели в окна и не понимали, что видят.
Пока с той стороны не появилась ладонь. Сначала одна - бледная, увитая темно-синими венами. За ней вторая. Вскоре все стёкла облепили чьи-то руки, оставляющие влажноватые следы. Слышались глуховатые, скользящие удары.
Леггинсы уже не издавала ни звука. Даже бомж перестал подхихикивать.
Руки, ласково несущие их поезд...
Или же толкающие его в бездну.
Руки без тел.
- Господи, - беззвучно прошептала мисс Афтерпати.
Но видение не задержалось. Туман вдруг начал рассеиваться, а ладони исчезать. И наконец-то все пассажиры смогли разглядеть, куда их принесло: они подъезжали к пустынной, богом забытой станции. Та кристаллизовывалась из мглы точно мираж. Дымка всё ещё витала меж пустых скамеек, придавая происходящему сновиденческую эфемерность.
Но название никто не видел.
- Где мы? – Биг Мама подошла к двери и положила пухлые ладони на стекло.
Её глаза напряжённо выискивали хоть какую-то надпись.
К её спине прильнули Боро-боро и Синяя Чёлка, опасливо таращась на внезапную остановку.
- Мне кажется... - не очень уверенно начала Афтерпати. – Это не совсем правильная станция.
- Да какая разница, - Биг Мама горячо стукнула по стеклу. – Надо наружу!
Леггинсы успокоилась, вернув себе с необъяснимой быстротой самообладание. Только вспухшие глаза выдавали её недавнюю истерику.
- Нажмите на кнопку, - процедила она. – Я выйду.
Троица у дверей только посторонилась. Биг Мама мрачно ухмылялась ей, даже не собираясь разубеждать. Леггинсы раздражённо побила рукой по кнопке, горевшей зелёным, но двери оставались сомкнутыми.
- Отвали!
Капюшон отодвинул её и с разбегу прыгнул на дверь, отчего стекло слегка треснуло.
- Я вынесу сейчас её на *уй, - пригрозил парень непонятно кому и снова разбежался.
- Стой! – вдруг заорала Биг Мама, вовремя его оттаскивая.
С той стороны что-то приближалось. Оно не походило на человека, хотя обладало его телом. Но вместо лица трепетало белое марево. Паутина затягивала его черты, за которыми едва различались провалы глазниц. Иссохшие руки вслепую водили по стеклу.
Те, кто стояли у двери, отшатнулись, а существо наоборот прильнуло, выжидающе глядя на них всех. Даже не имя глаз, оно могло смотреть. Они ощущали его взгляд, как далёкий привет из другого мира.
Затем их стало больше. Они выходили из-за колон, отделялись от стен, выныривали из далеких проходов. Путались в белой пелене, и их блеклые тела расслаивались на нити. Словно бродили в собственном саване.
Но их всех тянуло к поезду.
«Потому что от нас идёт свет. Они хотят света».
Это их руки липли к стеклам. А сейчас они окружали поезд, и каждый в этом вагоне поблагодарил вышние силы, что двери всё-таки не открываются.
Это был момент безмолвного знакомства, длившийся неизвестно сколько. Их облепляли со всех сторон подобно мошкам, обсиживающим одиноко горящую в ночи лампу.
Мельком Пётр выловил лицо бомжа. Тот улыбался фигурам, будто видя старых друзей.
Но поезд неожиданно сдвинулся и понёсся вперёд, как опомнившийся старик, к которому ненадолго вернулась память, и снаружи нахлынула спасительная тьма.
Поначалу даже нечего было сказать. Увиденному и не было слов.
Позже Синяя чёлка первым нарушил тишину:
- Откуда взялась эта станция? «Ослоер штрассе» - конечная.
- Берлинское метро полнится вокзалами-призраками, - нервно усмехнулась мисс Афтерпати. – Они давно вышли из эксплуатации. Или бомбоубежища. Бывшие военные склады. Никто ведь не знает, что на самом деле творится под землёй.
Её слова вдруг обрели смысл и что-то всем объяснили на каком-то интуитивном уровне.
Под землёй - другая реальность, о которой люди ничего не знают.
- Доберусь до машиниста, ноги ему вырву, - только и сказал Капюшон.
- А это... это что было? – отстранённо спросила Биг Мама. – Эти... белые...
Белые всех пугали.
Белые жили меж станциями.
О белых никто не знал.
Внезапно раздался странный гудок, и поезд стал ощутимо сбавлять ход. Меж пассажирами пронеслась очередная цепная реакция тревожных взглядов. И, к добру или нет, но они затормозили снова.
Свет продолжал гореть, но тускло. За окном же виднелись освещенные стены туннеля. Кажется, они возвращались в нормальный мир. Пётр приблизился к окну, и различил далёкие голубые огни.
- Надо выйти здесь! – возбуждённо воскликнул он. – Голубой свет виден в дыму лучше белого, поэтому выходы в тоннелях маркированы именно им. На случай пожара. Эти лампы ведут к внешнему выходу.
Ещё минут десять они пробовали открыть дверь при помощи ручного рычага, но поезд словно обрёл свою волю: ни кнопка, ни рычаг не действовали, и это приумножало всеобщее отчаяние.
- Всё, я высаживаю дверь, - поморщился Капюшон и снова взял разбег.
Но неожиданно они распахнулись, и получилось, что бедолага сам вышвырнул себя из вагона. Все охнули.
«Только бы не на рельсы», - взмолился про себя Пётр.
Даже короткий контакт с незащищённым участком убил бы парня.
Однако снаружи понеслись знакомые матерки, и, значит, тот был пока жив. Пётр высунулся наружу и крикнул во тьму:
- Не наступай на рельсы! И ноги под них не просовывай, снизу они обычно не изолированы!
По очереди пассажиры выбрались наружу, осторожно заполняя собой узкий прошеек между двумя путями. Капюшон перешёл на шпалы других путей и уже двигался в сторону призрачных голубых огней.
- Мы бродягу забыли, - напомнил им Чёлка.
- Да кому он нужен, - наморщила нос Леггинсы.
Бомж смотрел им вслед с какой-то грустью и больше не ухмылялся.
- Ну, погодите, - сказал Пётр, и протянул руку. – Эй... Герр... как вас там?
Тот уставился на него из своей кучи газет с каким-то опасением и уязвимостью и помотал головой.
- Вы вернётесь, - шепеляво произнёс он. – Потому что иначе вы не выйдете.
- Что? – Пётр будто ослышался.
Но бомж говорил. Он умел.
- Я тут был, - последовал неожиданный ответ. - Здесь просто вход. Всё пропадает. Люди. Души. Поезда. Об этом молчат. Но это случается.
Пётр убрал руку, в которой никто не нуждался, а бомж завернулся в пальто и отвернулся к стене.
Тогда он оставил его. Просто не знал, что с ним можно сделать. Пётр пошёл вслед за остальными к голубым огням, сулящим спасение, но слова бродяги оставили тревожный след в душе.
Их шаги рассеивали слабое эхо. Другие вагоны казались пустыми, хотя в них также горел свет. Выход наружу пока не принёс облегчения, лишь обозначил пугающую истину: они здесь и впрямь совсем одни.
Наконец, пассажиры поравнялись и с передней частью поезда, чтобы увидеть, что в кабине машиниста пусто. Эту гусеницу из металла никто не вёл.
- Бермудское, блин, метро какое-то. Чтобы я ещё раз им воспользовался, - бурчал себе под нос Боро-боро.
До голубых ламп они дошли растерянными и не очень-то верили в свое спасение.
С грехом пополам все перебрались на лестницу, и Биг Мама пошла первая, задав боевой темп вопреки своей тучности.
Но путь закончился очередным разочарование, и лестница привела их к глухому кирпичу. Они различили кладку, а в уши влилось особое молчание камня. Выходов нет.
- Супер, - сообщила Афтерпати. – Добро пожаловать в никуда.
Капюшон взревел, как зверь, но даже у него уже не было сил беситься.
- Где выход? – сурово спросила Биг Мама у Петра, как будто это была его ответственность проложить им путь наружу.
- Не знаю. Здесь должен быть люк, - последовал его растерянный ответ.
- Здесь ни х*я, - прокомментировал их маршрут Капюшон.
Боро-боро что-то запричитал на своём языке, а остальные измученно уставились на тупик. Голубая лампа освещала их лица холодным, равнодушным светом, словно говоря: "Ну, и с чего вы взяли, что я должна была вас куда-то вывести?"
Нет дверей в стене, как и путеводных звёзд под землёй.
Только креозот и тишина.
Креозот и темнота.
- Ищем путь дальше, - помотала головой Биг Мама. - Идём по рельсам. Куда-то уж придём.
Гуськом они стали спускаться вниз, и их путь в почти что полном мраке казался зыбким. Лестница под ногами едва чувствовалась, а обманчивые синие лампы, ведущие к выходу, теперь освещали путь назад - в темницу.
Поезд ещё стоял там, походя на покинутый ковчег. Двери их вагона были по-прежнему распахнуты, словно приглашая их.
Первыми пролезли Пётр и Капюшон, помогая женщинам. Боро-боро и Синяя Чёлка страховали их сзади. Наконец-то все оказались внутри и перевели дух.
Бомж был по-прежнему на своём месте, но на них не глядел. Всё его веселье пропало. Пётр задался про себя вопросом, что он имел в виду, под тем, что здесь всё пропадает? Бездомный явно что-то знал, но не мог сообщить это вразумительно.
А сейчас вообще лежал лицом в пол.
- Значит... ждём, когда мы снова поедем? – неуверенно спросила Афтерпати.
- Электричество есть, но поезд стоит. Машиниста нет, но он едет. Синие лампы горят, но выхода нет, - сказал Пётр, чувствуя абсурдность своих слов. – Мы будто угодили в какую-то ловушку. Это как... логическое противоречие.
Никто его, кажется, не понял. Но ему казалось, что происходящее очень сильно напоминает замыкание в системе. Технический глюк, баг, сбой. Как ещё такое назвать?
Вдруг его глаза тревожно распахнулись. На поезд снова надвигался знакомый туман.
- Белые идут, - тихо сказал бомж из своего угла.
Эта простая фраза напугала всех до чёртиков.
Капюшон вскочил и попытался задраить дверь, но её явно заклинило. Они так мечтали её открыть, а теперь только и думают, как бы вернуть всё обратно...
Туман надвигался, и в нём проступали чьи-то фигуры. Белые. Жители заброшенных станций. Тайна земли.
Дверь не поддавалась. Где-то в конце вагона в окнах мелькнули первые руки, сотканные из тленных нитей.
Боро-боро застучал по кнопке «Закрыть двери», и в какой-то момент что-то просто пошло верно. Свет в вагоне стал ярче, а дверь сдвинулась.
Руки бессильно скользнули с той стороны, но не могли к ним добраться. Чьи-то лица прижимались к стёклам...
«Белые, чего же вам надо от нас?»
А потом поезд поехал, и у всех отпустило сердце. Безопасность ощущалась в движении, которое раньше казалось им ловушкой. Всё вставало с ног на голову под землёй.
Пётр же подобрался ближе к бомжу, игнорируя кислый запах, рассеивающийся вокруг него плотным кольцом.
- Вы здесь были раньше? – тихо спросил он. – Пожалуйста, поговорите с нами. Вы знаете что-то...
Другие навострили уши, молча следя за их разговором. Бомж оторвал от пола всклоченную голову, и в его глазах почему-то собрались слёзы.
- Мы так далеко, - дрожащим голосом сообщил он. – Дальше жизни. Страшно... Страшно так далеко от неё уходить.
- Кто такие белые? – попробовал задать новый вопрос Пётр.
- Те, кто ищут выход. Они застряли.
- Что он мелет? – не выдержал Капюшон.
- Ч! – приструнила его Биг Мама, внимательно вслушиваясь в лепет бомжа.
- Входы и выходы под землёй везде, - прошептал бродяга, цедя слова сквозь текущую слюну. – Просто об этом молчат. Все знают, что белые есть. И есть и их станция. Двери нельзя открывать. Белым нельзя назад.
Назад?
Больше от него ничего добиться не удалось. Бомж свернулся калачиком, а Пётр отстранился, ощущая странный привкус его слов. Остальные выжидающе смотрели на него. Синяя Чёлка, Боро-боро. Афтерпати, Биг Мама. Леггинсы. Капюшон...
А ЭТО ЕЩЁ КТО?
В конце вагона на одном из боковых сидений, обняв себя руками, замерла чья-то фигура. Человеческая. Но раньше её здесь не было.
Взгляд Петра устремился вперёд, и другие истолковали его верно. Они тоже обернулись и уставились на нового пассажира.
Однозначно человек. Одет в потёртую, видавшие виды кожанку, из-под которой выглядывали руки со сбившимися костяшками.
- Эй... - эхом бросил ему Пётр.
Тот мерно покачивался, а его лица по-прежнему не было видно.
- Что это за хер с горки? – поинтересовался Капюшон. – Его тут не было...
Пётр приблизился, коснулся его плеча, и на него уставились режущие голубые глаза. Удивительная радужка: настолько светлая, что отдаёт неоном. Это глаза зрячего слепца.
Из-под капюшона выглядывали слипшиеся пшеничные волосы. Лицо открытое, почти что детское. Но его тело лихорадило и била мелкая дрожь, и выглядел этот новенький по меньшей мере больным.
- Ты... кто?
- Я? – голос удивлённым эхом рассеялся по вагону. – Я – Якоб.
- Якоб... - повторил Пётр. – Ты... ты тоже в поезде был?
- Да, был.
Что-то мелькнуло в его интонациях.
Якоб словно не о поезде говорил, а о себе.
- А почему мы тебя не видели? – тихо спросила Афтерпати.
- Не знаю, - рассеянно ответил Якоб. – Меня редко видят.
Ответ был достаточно странным.
- Да он - обдолбанный, - снова начал делиться умозаключениями Капюшон.
- М-х-х-м, - даже одобрительно добавила Леггинсы.
- Наверное, он пришёл из другого вагона, - пробормотал Пётр.
Или ему хотелось найти какое-то рациональное объяснение этому Якобу, походившему на подкидыша. Похоже, тот сам едва осознавал, где он.
- А ты знаешь, что вообще творится?
Якоб помотал головой и съежился в своей огромной куртке. Лицо искривилось в болезненной гримасе, и почему-то его стало очень жалко. В нём было что-то надломленное, порченное... Как разорванный кабель, из которого торчат провода.
- Нет. Но меня ждут. Очень сильно.
Его рука внезапно вылетела вперёд и скрутила изо всех сил запястье Петра. Ощущение от его пальцев были неприятные, будто его коснулось какое-то земноводное. Бледные глаза уставились точно в душу, и он повторил:
- Меня, правда, ждут. Я не вру. Она меня ждёт.
Из своего угла вдруг закричал бомж. Да так, будто его пытали. Он орал и дёргал субтильными конечностями, и чувство реальности окончательно растворилось. Они сходили с ума... Все. Разом.
- Белые! Белые! Белые, как снег! – крикнул бездомный.
Якоб вдруг начал плакать, и вагон потонул в его ирреальных, дробящихся рыданиях. Почти все пассажиры интуитивно закрыли глаза и заткнули уши, потому что эти крики заражали.
Поезд загремел, и свет погас, как в первый раз.
Остались звуки, по которым разлетались их души.
Скорость всё увеличивалась, и что-то убыстрялось вместе с их движением. Время? Пространство?
Пётр по-прежнему чувствовал неожиданно сильную руку Якоба, отдающую влажным холодом. Она ещё какое-то время цеплялась за его запястье, а потом стала таять. В темноте вагона мелькнули белые нити, и крик Якоба завис осколками в пустоте.
Включился свет, и с ним вдруг разлилась тишина.
- «Ратхаус Штеглитц», - ожили динамики и, тем самым, напугали всех до чёртиков.
Станция плавно вынырнула, а поезд остановился. Никто не верил своим глазам. Неужели они проехали где-то в туннелях всю девятую линию, начиная от конечной «Ослоер Штрассе»? Это был абсурд, но, как ни крути, поезд привёз их сюда.
На станционных часах застыло почти два часа ночи.
Леггинсы вылетела первая и со всех ног понеслась прочь, размазывая по лицу слёзы облегчения. Капюшон вышел наружу, выглядя злым, как раззадоренный бычара. Всем своим видом он говорил: «Устроили мне тут покатушки!». Биг Мама просто в трансе упала на скамейку. Также сделала Мисс Афтерпати. Синяя Чёлка незаметно для всех слинял, а в вагоне остался сидеть только Боро-боро, отходящий от шока, да бомж...
...К ним бегут люди в оранжевых жилетах, стекаются со всех лестниц. Им что-то кричат, машут... Из кабины машиниста вдруг выходит встрёпанный, растерянный мужчина в форме, который только разводит руками.
Из других вагонов выбираются непонимающие люди...
Откуда они все взялись? Ни одного из них здесь не было.
Это походило на чью-то злую шутку. Преломление реальности, расхождение вероятностей...
...Пётр с ними и не с ними. Он стоит на станции «Ратхаус Штеглитц», живой и невредимый, но не видит людей вокруг. Не видит и этих стен.
В нём звучит крик странного Якоба, оставившего на его запястье фиолетовые оттиски своих пальцев. Его глаза всё ещё перед ним, а в капиллярах оседают последние крики.
Якоб проник в поезд, когда двери были открыты.
Якоб не был пассажиром.
Он - тот, кто бродит в собственном саване на той станции без номера и названия.
Пётр тяжело моргает, и реальность возвращается к нему.
«Меня, правда, ждут. Я не вру. Она меня ждёт».
Слова, сказанные с таким убеждением... Так говорят только о тех, кто, действительно, ждёт.
Пётр провёл по лицу рукой, и отправился прочь из метро. И поклялся на нём больше никогда не ездить.
***
«17 ноября 201[...] года около 23:45 (CET,UTC+4) электропоезд Берлинского метрополитена модели Н97, следующий по девятой линии «Ратхаус Штеглитц-Ослоер Штрассе», внезапно пропал после достижения конечной станции.
Связь с машинистом прервалась на станции «Вестхафен».
Датчики на путях перестали подавать данные о движении поезда после «Ослоер Штрассе».
Спустя два часа поезд вместе со всеми пассажирами приехал на станцию «Ратхаус Штеглитц».
Никто из пассажиров, включая машиниста, не помнят, что с ними произошло, или отказываются от показаний.
Сотрудники диспетчерской службы не могли дать никаких объяснений произошедшему...»
_____________________________________________________________
Примечание автора:
Среди героев рассказа присутствует ОДИН персонаж, который будет фигурировать в новом романе.
По итогам конкурса его угадали Таня Гупало, Софа Яблочная и Яна Лехчина.
Якоб .Парень-призрак с глазами зрячего слепца. Пассажир, которого не было. Загадочный "белый", ищущий лазейку назад в мир людей. Он - второстепенный персонаж в новой книге и играет двойственную роль. Можно сказать, что он плохой и хороший одновременно.
После того, как я придумала Якоба и нашла ему обиталище за станцией метро "Ослоер Штрассе" , я наткнулась на его живое воплощение. Именно на этой девятой линии, на которой я всегда еду домой.
Я увидела в вагоне парня в старой, нелепой кожанке с отсвечивающими, неоновыми глазами. Мы встретились даже дважды и почему-то долго друг друга разглядывали.
После я по привычке нажала на "шаффл" на плейере и спросила, кто это был. Мне выпала пеня Motionless in White - "Dark Passenger" (слишком много странных совпадений, не находите?)
Больше я его не видела, но мне показалось, будто моя история передала мне через него привет.
Хочется верить, что все писатели немного ясновидцы, и интуитивно тянут друг к другу какие-то связанные куски реальности.
До встречи со Якобом романе «Не потревожим зла». Якоб ждёт именно вас ;)