8 глава (Дэймон)
Каждый день, как по инстинкту, я возвращаюсь к её дому. К её запаху, к её тени, к её следам, к её дыханию. Мой маленький мышонок... Я теряю себя, если не вижу её хотя бы полчаса. В груди всё пылает, сгорает, будто мои собственные кости разламываются от тоски. Я — демон, древнее, мрачное существо, повелитель боли и разрушения, а теперь — жалкая тень, преследующая девушку с хрупким телом и живым сердцем.
Она — моя слабость. Проклятье, которое я жажду. Каждый раз, когда я встречаю её взгляд, мои когти прячутся, мои клыки исчезают, а внутри начинает пульсировать нечто странное… что-то, что я должен был забыть столетия назад. Я не понимаю, как это возможно. Я был сильным. Непоколебимым. Ничто не могло сломить меня, кроме неё. Эта девочка, чья кровь наполовину принадлежит моему миру, сумела пробиться сквозь тьму и коснуться моей гнилой души.
Когда она улыбается — мне хочется сжечь этот мир, лишь бы сохранить эту улыбку. Когда она плачет — я готов вырвать сердца у тех, кто причинил ей боль. А когда она засыпает у меня на руках — всё остальное перестаёт существовать. Моя реальность становится ею. Только ею.
Но во мне горит другое пламя. Пламя желания. Безумного, первобытного, разрушительного. Я хочу её… не только телом, но и душой. Я хочу её в аду. Я хочу, чтобы её тело затрепетало от демонической силы, чтобы её крик смешался с плачем теней, чтобы её сердце билось только для меня. Я хочу забрать её из этого гнилого, смертного мира и переплавить её в своё подобие. Сделать её демонессой. Моей. Навсегда.
Даже если для этого мне придётся уничтожить её свет. Даже если она будет плакать и звать на помощь. Я всё равно пройду через всё, пролью кровь, разорву законы, уничтожу богов. Я сделаю её одной из нас. Одной из тех, кто не знает пощады. Моей королевой. Моей игрушкой. Моим наказанием.
Мышонок, ты ещё не понимаешь, насколько глубоко я связан с тобой. Но однажды ты проснёшься, и твоё сердце уже не будет биться по-человечески. Оно будет биться в унисон с моим — холодно, яростно… и вечно.
Целую ночь — до самого рассвета — я сидел в полумраке, среди воплей, крови и горящего мяса, выслушивая мольбы моих жертв. Кто-то молил о пощаде, кто-то звал своих богов, кто-то кричал так истошно, что рвал себе горло. Но мне было всё равно. Люди — отвратительно жалкие создания. Их страх воняет. Их любовь фальшива. Их храбрость умирает при первом хрустящем звуке ломающихся костей. Они все одинаковы. Пустые, лживые, смертные. И я наслаждаюсь их гибелью. Это моя суть, моя пища, моя песня.
Но в эти моменты, когда кровь льётся рекой, когда в воздухе витает крик, а ад сам дрожит от моей ярости — я вдруг замираю… и думаю о ней. О ней, охотнице. Моей девочке. Моей Мэдди.
Если бы сейчас мой отец видел меня... Он бы с яростью вонзил свои когти в мою грудь, вырвал бы сердце и закричал: "Ты — слаб! Демон не может любить!" Он бы хотел, чтобы я разорвал её на куски. Чтобы я перерезал ей горло, как всем тем, кто пытался встать у меня на пути. Он бы хотел, чтобы я выжег её душу и бросил в бездну.
Но отец, если ты слышишь меня из глубин проклятого мира... знай:
Я одержим. Я зависим. Я проклят ею.
Она как яд в моих венах, как огонь под моей кожей, как цепи на моих крыльях. Я не могу дышать без неё. Я не могу убивать, не думая о ней. Я не могу спать, не ощущая её запаха. Я не могу даже пить кровь, потому что она вся кажется мне грязной по сравнению с её вкусом. Эта охотница — мой наркотик. Моя мука. Моя слава и моё падение.
Каждый раз, когда она смотрит на меня своими смертными глазами, во мне просыпается ярость и похоть. Я хочу сжечь её, но и хочу вечно прижимать к себе. Я хочу, чтобы она кричала — от боли или от наслаждения, всё равно. Я хочу, чтобы она плакала, чтобы кусала губы, чтобы дрожала подо мной. Я хочу забрать её свет, запачкать её невинность, превратить её в то, что я сам ненавижу — в демонессу, холодную, жестокую, кровавую.
Но я не могу. Пока ещё не могу.
Пока её кожа такая тёплая. Пока её голос звучит в моей голове, как молитва. Пока её сердце бьётся — только для меня.
Проклятие. Боль. Сладость. Я снова и снова тону в этом безумии, зная, что однажды либо превращу её в своё отражение… либо убью, и навсегда похороню остатки той жалкой человечности, что ещё осталась во мне.
Отец, ты был прав: любовь — это слабость.
Но какая же она вкусная.
Я сидел в своём мрачном кабинете, окружённый мраком, который был мне родным, как плоть и кровь. Всё вокруг пахло серой, старой кровью и разложением — запахи моей власти, моей сущности. Пламя свечей дрожало, словно само боялось заглядывать в мои мысли.
Передо мной было зеркало — не обычное, а трещиноватый артефакт, питающийся страхом и болью. Через его осколки я наблюдал за своим миром.
Мир, в котором царил хаос. Мир, который гнил под моими ногтями.
Мир, где души людей сгорали от отчаяния, а их тела рвались когтями моих подчинённых.
Каждый крик был музыкой. Каждый всхлип — ритмом ада.
И я наслаждался...
Но всё же не до конца.
Проклятие.
В самом сердце моего безжалостного разума теплилось нечто тёмное. Теплое. Ядовитое.
Мэдди.
Я помнил её с первой секунды. Этот взгляд — смелый, но полный ужаса.
Как она дрожала, но стояла.
Как в голосе её звучала решимость, но глаза кричали "спаси".
Я тогда только хотел поиграть. Вкусить её страх. Подчинить, как всех.
Но она вонзилась в моё сознание, как проклятый клинок, который нельзя вытащить.
Она не знала, как сводит меня с ума.
Она не понимала, что стала моей зависимостью.
Моей слабостью.
Моим наркотиком.
Я вспомнил, как прикасался к ней, как сжимал её хрупкое тело, будто хотел разорвать и прижать к себе одновременно.
Её запах… он всё ещё на моей коже.
Её голос… он стонет в моей голове, даже сейчас.
Боже ада… что же ты со мной сделала, девочка?..
Я должен был её разорвать, распять, бросить в клетку, наблюдать, как ломается её душа.
Но я хотел другого. Хотел слышать, как она шепчет моё имя, как смотрит вверх, умоляя… не о спасении, а о прикосновении.
Я хотел, чтобы она принадлежала мне, разумом, телом, сердцем.
Чтобы её слёзы были только от страсти.
Чтобы крики были только от наслаждения.
Чтобы боль — была сладкой.
Но теперь…
Слишком много дел.
Мир ещё не дожат.
И пока я здесь, сижу, утопая в своих грехах, она там — на поверхности. Охотится. Любит. Дышит.
Без меня.
Я встал, и чёрная тень окутала моё тело. Я вышел из кабинета, оставляя за собой след из гниющего пепла.
Договоры ждали. Души ждали. Мучения ждали.
Но всё это — ничто. Потому что в этот момент моё сердце, израненное и гниющее, билось только для неё.
О, Мэдди… ты даже не представляешь, насколько глубоко я паду ради тебя. Или ради твоей гибели.
Ты будешь моей —
либо на земле,
либо в аду.
Я знал, что снова уйду резко. Без слов. Без прощаний.
И потому решил оставить ей напоминание… о себе.
На кровати, среди бархата тени, я оставил коробку.
Внутри — чёрное кружевное бельё, которое я выбрал сам.
Тонкое, как её дыхание.
Грешное, как мои мысли.
Пусть примерит. Пусть почувствует, как я обволакиваю её даже в своё отсутствие.
Это не просто подарок — это вызов. Мягкая метка на теле, говорящая ей, кому она принадлежит.
И когда она наденет его…
Она вспомнит мои руки. Мои губы.
И всё, что я делал с её телом..