В коконе моего разума

Над Городом Памяти разгорался рассвет. В головах героев, чьи тела упорно восстанавливали потраченную за прошедший день энергию, бушевала кромешная пустота и... покой. Да, именно тот покой, которого им не хватало в мире живых, здесь, в мире мертвых, он дарил большее наслаждение. Именно к этому покою стремились их души, заточенные в кокон плоти, но кокон страха еще сильнее сковывал их.

Все фобии оставались при них. Страх как двигатель прогресса и основа цивилизации. Страх как непреодолимая стена для эволюции вида Человек Разумный.

Веки Элизабет затрепетали, но не успели нейроны, несущие в себе информацию о пробуждении, попасть в мозг, как она тут же оторвала свое тело от бетонного пола и принялась удивленно озираться по сторонам. Девушка все еще помнила свой сон, который был слишком реален для того, чтобы сойти за таковой.

Это был все тот же коридор все того же здания, но дверной проем, который ночью оказался забаррикадирован кирпичной стеной, снова вернулся в свое прежнее состояние. Через него в здание проникал утренний ветер, первые лучи солнца и запах. Запах тухлого мяса и крови.

Девушка еще раз обогнула взглядом помещение и удивилась тому, что была не первой проснувшейся. Справа от нее, обняв руками колени, на подоконнике сидела Фредерика. Ее взгляд был направлен в одну точку, которая терялась где-то в пространстве, а кожа Фриды переливалась синевато-белым оттенком. Девушка дрожала.

– Эй, – испуганно позвала ее Лиз, подходя поближе. Девушка никак не отреагировала, – Фредерика?

Блондинка продолжала смотреть в никуда, прижимая колени к груди и покачиваясь, подергиваясь из стороны в сторону. Элизабет мягко опустила руку ей на плечо, отчего Фредерика вздрогнула и устремила на Лиз глаза, веки которых заметно покраснели, а зрачки казались такими большими, что почти полностью закрывали радужку. Губы Фредерики начали двигаться, но с них так и не сорвалось ни звука.

– Что происходит? – позади них раздался сонный голос Августа.

Элизабет обернулась и кивнула в сторону Фредерики. Эта картина заставила на удивление серьезного Августа содрогнуться, но он тут же взял себя в руки и подошел к девушкам.

– Фрида? – позвал он девушку, заглядывая ей в глаза.

Фредерика ответила таким же вопросительным взглядом, но в нем уже появился проблеск разума.

– Фрида, что случилось? – подала голос Элизабет.

– Они... Оно поглотило меня, – сухим дрожащим голосом ответила девушка, не отрывая взгляда от Августа.

– Что? Что поглотило? – не унималась Лиз.

– Оно... А-август знает. Он видел. – Парень неуверенно кивнул в ответ.

Элизабет обернулась и увидела проснувшегося Альфреда, который с почти такими же большими и округленными, как и у Фредерики, глазами звал Лиз за собой. Та после минутного колебания все же оставила девушку и подошла к мужчине.

– Фрида? – Август видел, что девушка была не то что на грани истерики, а скорее на ее конечной стадии, – почему ты думаешь, что оно тебя поглотило? Почему ты не борешься?

– Потому что невозможно драться с пустотой... Потому что ее нет. А страх есть.

– А что если и его тоже нет?

– Это невозможно. Страх есть, иначе Кокон потерял бы смысл.

– Что? О чем ты говоришь?

– Твой страх – это твой кокон, Август. Он связывает тебя и парализует. И только выбравшись из него, ты из куколки превратишься в бабочку. Ты станешь большим, чем просто человек.

Август не смел выговорить ни слова. Он был удивлен, поражен и напуган. Он смотрел девушке в глаза и чувствовал, что за ними что-то есть. Он видел в ней какое-то существо, которое едва заметно шевелило ее лицевыми мышцами и шептало полусухими губами страшную правду о Коконе. И это лицо, это ее и не ее одновременно лицо, которое за один-единственный день исказилось чудовищной бледностью и не свойственными двадцатилетней модели морщинами, оно как бы говорило о том, что ему известна правда, почти что вселенская истина, но она слишком ужасна, чтобы поделиться ею с кем-то еще.

– Они... что это было? – спросил Август.

– Пустоты, лангольеры... Темнота...

– Что? – парень не мог связать воедино этот бред, брошенный урывками.

– Это произошло много лет назад.

– Что? Что произошло?

– Она... умерла.

– Кто умер?

– Мама. Она умерла в больнице, одна среди живых трупов и мертвых живых. Она не спала. Не могла уснуть, потому что каждую ночь ее пожирала темнота, ее пожирали лангольеры, как в фильме. Ее разрывали на части существа, пришедшие из ниоткуда и уносящие людей в никуда.

По лицу Фредерику ползли слезы, в то время как голос становился еще суше.

– Знаешь, что было самым ужасным? – Август молчал, – когда она схватила нож и закричала, что они уже в ней. Я боялась, что она поранит себя, таблетки уже не помогали, я подбежала к ней. Но она не себя хотела искалечить. А меня. Мой шрам всегда напоминает об этом.

Фрида подняла руку и коснулась своего лба.

– Она умерла в одиночестве. В бетонной камере, один на один с мягкими стенами, – всхлип, – с тех пор я тоже год за годом схожу с ума от страха. От дикого, животного страха перед темнотой, пустотой и смертью. Я знаю, что все это неизбежно, я понимаю, что никто не живет вечно, но не могу справиться со страхом.

Дрожащие руки, невольно вознесенные вверх, так же невольно упали на колени.

– Я мечтала стать врачом, но не позволила себе. Просто не позволила. Я убегала от себя, подальше от воспоминаний и поближе к обществу, к популярности, к славе. Но не смогла убежать от смерти.

Теперь трясло не только Фредерику, но и Августа. Он не осознавал собственных действий, но неустанно вспоминал об Эрике. Может, чисто инстинктивно, может, из-за чего-то большего, но парень протянул вперед сотрясаемые болью руки, и Фрида утонула в его объятиях.

– Август, я верю в Бога... просто потому, что так легче. Легче верить, что там, за гранью что-то есть. В конце концов, в моем аду нет дьявола, тварей, пыток и кипящих котлов. Мой ад – не Нечто, мой ад – Ничто.

Август отстранился, переваривая сказанные девушкой слова. Да, конечно, она была по-своему права: страх забвения всегда был одним из самых диких панических страхов человека. Но в ее голосе засело какое-то жуткое отчаяние от осознания какой-то истины, которая и открылась отнюдь только Фредерике.

Сама же она успела успокоиться и снова вернулась в полумертвое состояние покачивающегося китайского болванчика.

– Нам нужно идти, – донесся до них тревожный голос Элизабет.

– Туман снова приближается, и чует моя печенка, нам нужно держаться подальше от этого дерьма, – с невероятно серьезным видом отметил Алфи. Никто не стал спорить.

***

– Твою бога душу... – выдохнул Алфи, когда четверо героев оказались у ворот заброшенного парка аттракционов.

– Гляди-ка, в городе плесени намечается плесенный карнавал, – невесело хихикнул Август, оборачиваясь и наблюдая за тем, как Туман движется за ними по пятам.

«Парк забытых аттракционов», – гласила перекошенная табличка на ржавых воротах. И Туман не оставил им другого выбора, иначе как пройти на территорию парка.

– Угнетающее местечко, – выдохнула Лиз.

Август почувствовал капельки пота и мурашки на своей спине, которые, казалось, уже намертво вросли в кожу. Он оглянулся на плетущуюся рядом Фредерику и ужаснулся абсолютной пустоте в ее взгляде. Зрачки девушки уменьшились буквально до размеров точки, кожа трупного оттенка выступившими капельками пота отражала свет. Август чувствовал собственное гулкое сердцебиение. Он протянул руку и слегка коснулся ладони девушки.

Фрида качнулась и повернула голову на ничтожно малый угол устремив точечные зрачки на Августа. В этом умирающем взгляде засела мольба: «Я не понимаю».

– Ты в порядке? – шепнул Август.

Девушка ответила неуверенным кивком, одернула руку и поспешила отвести взгляд.

– Ребята, – гнетущую тишину прервал голос Алфи, – я извиняюсь, конечно, за нескромный вопрос. Но ни у кого не возникало желания справить естественные потребности? – на него удивленно воззрились две пары глаз, – ну это... вы не чувствуете, что в этом отпала необходимость? – Лиз покраснела.

– Я тоже об этом думала.

– Я не хочу есть и раны затянулись, – вставил свое слово Август, и наступило молчание, изредка прерываемое задумчивыми вздохами.

– Это кокон, – послышался монотонный голос Фриды, – он высасывает жизнь из наших тел. Он поглощает нас нашими страхами. Нужно торопиться.

Эти слова врезались в сознание каждого, но никто не смел что-либо на них ответить. Они не требовали ответа. Они требовали движения.

Больше никто не сказал ни слова, и все четверо прибавили шагу, петляя меж могил разрушенных аттракционов.

И карусели начали оживать.

Со зверским хохотом зажглись огни, и ржавые механические голоса начали говорить несуразные вещи.

"И-ИСПЫТАЙ СУДЬБУ И-ХИ-ХИ-ХИ-ХИ
И-ИСПЫТАЙ СУДЬБУ И-ХИ-ХИ-ХИ-ХИ", – заверещала пыльная ведьма со стершимся изображением колоды карт Таро на будке.

Герои жались друг к другу в страхе, и только лицо Фредерики оставалось каменным. И никто не смел заговорить и выдавить из себя живой звук. Только механические голоса отовсюду.

– Вы слышите это? – все же шепнула Элизабет, дрожа всем телом.

И правда, сквозь ржавые взывания пыльных ведьм прорывался корявый старческий бас. Он нес в себе какую-то мелодию, но на деле из нее ничего не выходило.

– О боги, я слышу... – изумленно кивнул Август.

Крутится, крутится ветхий шар
Землетрясение, лед пожар.
Я на лошадке вперед, вперед,
Никто не знает, что меня ждет...

Крутится, крутится ветхий шар,
Землетрясение, лед, пожар...

Незамысловатая песенка доносилась со стороны огромной карусели с лошадями, на которых давным-давно облезла краска. Элизабет сделала пару шагов в сторону голоса и замерла, разглядывая взъерошенного старика, сидящего на земле около будки для запуска карусели.

– Крутится, крутится ветхий шар...

– Извините? – неуверенно дала о себе знать Лиз, и на нее уставились два явно сумасшедших глаза.

Старик приподнялся, отряхиваясь и причитая себе под нос.

– И до старины Бамблби дошла цивилизация.

– Бамблби? Разве не так звали оленя у Санты, или мне кажется? – хмыкнул Август, тут же вспомнив, что на самом деле то был Рудольф.

– Смею заметить, что из всех здесь присутствующих ты пока больше всего похож на оленя, – выплюнул безумный старик. Август открыл было рот, чтобы ответить, но Лиз его перебила:

– Что вы здесь делаете?

– То же, что и вы. Боюсь.

Трое друзей переглянулись.

– Чего вы боитесь?

– О, милочка, природа человеческого страха так же сложна, коварна и интересна, как и природа человеческого мозга. Но ничего, я вижу, вы здесь недавно. Надеюсь, вы доживете до следующего уровня, – старик пробежал взглядом всю компанию и замер на Фредерике, – надеюсь, хоть кто-нибудь из вас доживет.

– Что? – возмутился Август, – что с ней творится? Вы это знаете, я же вижу.

– Я знаю, что твоя подружка попала в капкан собственных фобий, олененок, – старик выпустил едкий смешок, – Кокону такие объекты не нужны. Она больше не может бороться.

– Что? Что ты несешь, чокнутый старик? – Август яростно заорал на Бамблби.

– Он прав, – слабеющим голосом откликнулась Фредерика, – они меня поглощают...

Поднялся ветер. Его свист со всех сторон окружил героев, и рукой, ведомой самим Коконом, пригнал Туман еще ближе. Серая масса дышала, клубилась, извивалась, выпускала щупальца, которые уже видела Элизабет, она усмехалась десятками горящих хищных глаз.

– Пора уносить ноги! – самый разумный расклад действий и событий за всех озвучил Алфи.

Старик Бамблби потянул за рычаг. Карусель начала свое движение под ржавую мелодию. Старик взобрался на платформу и, смеясь, закружился на ней, не попадая в такт музыки, но продолжая напевать свою песенку.

– Крутится, крутится ветхий шар...

Август крепко сжал руку Фредерики и побежал вперед. Алфи и Лиз бросились за ним.

Они мчались к неизвестности от неизвестности, подгоняемые собственным страхом. Вот в чем была загвоздка цивилизации. Именно в этом.

Но туман был неумолимо близок. Он подступал к карусели и смеющемуся во весь голос старику. Фрида тормозила всех четверых. Она еле переставляла ноги и была готова свалиться в обморок в любой момент. Август же отчаянно настаивал на своем и тянул девушку вперед.

А тем временем туман уже почти полностью поглотил карусель и музыка смолкла. Затихла даже визжащая пыльная ведьма.

Туман выпускал на свободу свое основное оружие.

Сначала это были черные ползучие твари, которые поочередно трансформировались в пауков, змей и скорпионов. Потом из тумана появился клоун со свисающими с подбородка отмершими кусками плоти. А следом явились Они...

Четверо героев уже не смели шевельнуться. Они были скованы подсознательным страхом.

– Вы должны уходить. Бегите, – Фредерика сделала несколько шагов вперед, навстречу надвигающимся комкам пустоты, пожирающим и превращающим в Ничто все на своем пути, – бегите же! Я задержу их, но ненадолго.

Алфи и Лиз подхватили под руки застывшего в ужасе Августа, но он начал отчаянно сопротивляться.

– Так нужно. Я уже мертва, Август. А у вас еще есть шанс, – сказала Фрида по-польски, но все искренне поняли смысл ее слов.

Август не желал смириться, но друзья оттаскивали его от Тумана и ноги сдались. Они несли его в очередное Никуда, но парень продолжал оглядываться.

Он издал последний вскрик.

Пустота, как главный и незыблемый страх, поглотила Фредерику. Она ушла безвозвратно.

***

Туман, который на некоторое время насытился полученной жертвой, отступил и замер, мирно расстилаясь в ухмылке. Пауки и прочие твари, включая даже клоуна, быстро растворились в нем.

Надолго ли?

Тело Августа, почувствовав, что его больше не держат, пошатнулось и рухнуло на колени, окружив себя облаком пыли. Парень был бледным, словно сама смерть, и в его стекленеющих глазах играл не то что откровенный страх, а скорее паника, переходящая в скорбь.

– Август, это не твоя вина, – сказала опускающаяся рядом Элизабет, – это был ее выбор.

– Нет...

– Да, Август, я знаю, о чем говорю, ты бы ее не остановил.

– Нет, – тело парня свело судорогой. Оно за долю секунды сжалось в комок, в пульсирующий в мелких судорогах кусок плоти, а потом распрямилось, и Август высказал хриплым голосом все, что только могла высказать боль в подобной ситуации. Одним единственным словом, – почему?

– Она выбрала это. Помню, несколько лет назад я вечерами подрабатывала на телефоне доверия. Ну, знаешь, время от времени туда названивают подростки во время депрессии и говорят о том, что собираются резать вены. А моим долгом было их отговорить. Тогда я поняла, что большая часть из них звонит и просто хочет выговориться, прикрываясь суицидом. Они не хотели делать этого, и поэтому искали себе оправдание. Они знали, что суицид – это неправильно, и за неимением под боком нужных людей, способных понять, звонили на телефон доверия. Но были и те, кто... кто думал, что это правильно. Они с чувством выполненного долга шагали с крыши и глотали таблетки. Они не искали оправдания, и звонили мне, чтобы раскаяться, чтобы просто рассказать о своей жизни. Но они не искали утешения. Смерть не расстраивала их. Она воодушевляла.

Элизабет сглотнула подходящий к горлу ком и поводила глазами в стороны, чтобы не дать слезам взять верх.

– Это ужасно, и ты не представляешь, как. Я помню... двоих. Первым был парень, который мило болтал со мной о том, что жизнь – поганая сука и «ярмарка с хреновыми призами», а потом замолчал. И резкий хлопок в трубке оглушил меня. Сначала я подумала, что просто что-то упало, что сейчас он поднимет какую-нибудь надоедливую неустойчивую лампу и расскажет о том, как отчим избил его в последний раз. Но упала не лампа. А тело того парня с десятого этажа с прижатой к уху телефонной трубкой. Потом была девушка, которая... которая нечаянно толкнула свою мачеху с лестницы, и ты умерла мгновенно от сотрясения мозга. Эта девушка меня откровенно пугала. Говорила тихо, медленно, растягивала слова. И, как оказалось, на протяжении всего нашего разговора глотала таблетку за таблеткой. Это было ужасно, Август. Но они меня не спрашивали, стоит ли им это делать. Они просто сделали это, потому что думали, что поступают правильно. Ни ты, ни я не смогли бы это изменить.

Девушка отвернулась, закрывая лицо руками. Август не поднимал на нее глаз, и от этого ей становилось легче. Он пытался, он честно пытался простить свою жалкую душонку, заточенную в кокон плоти, которая почему-то избежала положенной ей добросовестной смерти.

– Заточенный в кокон плоти... – повторил шепотом Август, перебарывая себя и поднимаясь на ноги. Элизабет оглянулась на парня, и он заметил высохшие дорожки слез на ее щеках. Чуть поодаль стоял Альфред, который тоже упорно, не без сострадания и отчаяния во взгляде смотрел на них и первым растворил тишину вопросов, вертевшимся у всех троих на языках:

– Что будем делать дальше?

Август снова принялся обшаривать взглядом землю. Элизабет вертела головой влево-вправо, будто вытряхивая из нее мысли.

– Не самый лучший вариант, – рядом с героями раздался приторно-благосклонный и какой-то мертвенной железный голос. Голос Черного Человека.

Все разом и синхронно подняли головы и уставились на него в немом ужасе. Он был идеален. Как впрочем и всегда.

– Что есть душа, Август? – спросил надзиратель.

Все трое подняли головы, вновь гипнотизируемые обжигающе сверлящим и допрашивающим взглядом.

– Я жду ответа.

– Душа? Я... я не знаю. Это мысли, чувства, внутренний мир.

Черный Человек разочарованно покачал головой:

– Душа – это человек, заточенный в кокон собственной плоти. Мы создали Систему, мы подарили вам полную физическую свободу, но что же тогда происходит? Ваши души распадаются без защиты тела. Почему? Что разрушает их? Что убивает то, что, казалось, должно существовать вечно? Не знаете?

Все трое потупили взгляды.

– Страх.

На секунду Элизабет показалось, что на лице Создателя Системы, до сих пор невозмутимом, дрогнула мышца. Жалкое проявление эмоции, которую он всегда столь тщательно скрывал.

–Мы пдарили вам свободу от ваших собственных физических недугов. Вы должны были освободить свои помыслы, стать выше, стать более развитыми духовно, вы должны были понять. Но вы не можете. В этом человеческая суть. Вы не можете освободиться от фобий, которые преследуют вас с самого рождения. Вы говорите, что боитесь смерти. Теперь вы умерли, и, надеюсь, осознали истину, – он выдержал паузу и остановил взгляд на Элизабет, которая упорно давала понять, что знает окончание фразы.

– Мы просто боялись Жизни, – воспользовалась девушка предоставленным словом.

– Верно. Знаешь, Элизабет, я возлагаю на тебя надежды. Ты бы стала лучшей Королевой в Новом мире, но, к сожалению, ваша компания движется очень и очень медленно. Вы можете не успеть. Вы можете раствориться в собственном страхе, как Фредерика. Поэтому я усложняю задачу.

Черный Человек махнул рукой в сторону расстилающегося тумана, который, будто верный пес, по велению Создателя увеличил скорость и стал приближаться к героям.

– Фредерика оказалась слабой и не оправдала себя и свои возможности. У вас же еще есть шанс. Воспользуйтесь им. Не останавливайтесь по пустякам. Не давайте повода и времени скорби. Боритесь с фобиями. Я больше не могу повторять снова одно и то же. Ваша задача проста, вы должны с ней справиться. Туман будет таймером. Бегите от времени.

Черный Человек повернулся на сто восемьдесят градусов и пошагал прочь от героев. Прямиком в Туман, который уже буквально наступал им на пятки.

«Надзиратель растворился в нем, как когда-то растворялся сахар в чае», – эта мысль пронеслась в голове Элизабет, и девушка ей улыбнулась, но тут же ко всему ужасу почувствовала, что позыв голода судорогой свел желудок.

– Август? – она обернулась к парню, который буквально сложился пополам от боли, пронзившей тело. На его брюках ниже колена проступили пятна свежей крови.

– Что происходит?

– Туман возвращает нам физические потребности, – ответил за всех Алфи, – это замедляет нас и играет ему на руку.