I
«11.03.2020: Россия ограничивает авиасообщение с Германией, Испанией, Францией. Ограничение из-за коронавируса вводится с 13 марта».
Я сидела на мягком диванчике посреди торгового центра, опустив голову так, чтобы свешивались волосы, и никто не видел, что моё лицо залито слезами до самого подбородка.
– Почему сейчас?! Почему именно сейчас??? Ай, блин...
Слеза, упавшая в открытый загранпаспорт прямо на новенький шенген, поставила беззвучную истерику на экстренную паузу. Аккуратно, стараясь ничего не размазать, я промокнула каплю краешком рукава, натянутым на палец. Фотография в визе и без того получилась не очень, но теперь, слегка расплывшееся от солёной влаги лицо идеально отражало моё состояние.
Эта неделя должна была стать невероятной. Только мы с Ильёй и Берлин. И рислинг. И, пожалуй, ещё карривурст – банально, но чертовски вкусно. До рая оставался всего месяц, но внезапная пандемия решила перекроить мою историю любви к большим городам, еде, алкоголю и Илье на свой лад. Для начала жирно зачеркнуть всё уже написанное одним-единственным электронным письмом: «Ваш рейс ХХХ-706 отменён». По иронии, новость свалилась на меня прямо в визовом центре, откуда я выходила, чуть ли не пританцовывая и нежно прижимая к груди заветный конверт с паспортом. Хотя объективных причин, по которым мне может быть отказано в визе, нет, каждый раз радуюсь так, будто мне удалось провернуть какую-то очень хитрую аферу.
По очень грустному совпадению границы закрыли именно Германия и ещё несколько стран. Наблюдая за растущей статистикой заболевших, пустеющими полками супермаркетов и лицами прохожих, спрятанными за медицинскими масками, я где-то глубоко внутри подозревала такой исход, однако всерьёз его не ждала. Нет, ну правда, пандемия в 2020 году? Мы же развитая цивилизация. Не то чтобы прям-таки очень, но всё же. Ещё осенью вирус казался далёкой призрачной угрозой – мало ли что там, в Китае, там всегда всё... необычно. Но ситуации понадобилось около трёх месяцев, чтобы перерасти в настоящее безумие и накрыть весь мир. Весь чёртов мир, с ума сойти. Я просто не верю, что живу во время, когда на карантин могут посадить целый мегаполис. Это просто не со мной. Какой-то абсурдный сон.
Наспех вытерев глаза, я вышла на улицу и, охнув от неожиданной яркости, поспешно нацепила солнцезащитные очки. Мир сиял и переливался, а катастрофой даже и не пахло. Пахло талым снегом и дешёвым кофе, благо через дорогу вокзал. Я обиженно шмыгнула носом, глядя, как серая железная полоса с красными отметинами на боках зашипела, лязгнула и величаво поползла вдоль платформы, прочь из города. Загран в сумке будто засветился, как волшебный талисман, призывающий к действию. Меня накрыло странное чувство: чисто в теории я могу прямо сейчас подойти к кассе, купить билеты в любую страну Шенгенской зоны (пока все границы не позакрывались) и поминай как звали. Все сбережения с собой на карте, нужное можно купить на месте. Путь, конечно, неблизкий: четырнадцать часов до Литвы как минимум, но я бы как-нибудь потерпела. Забиться на верхнюю полку с музыкой, чаем и бесконечными пейзажами за окном не самый плохой вариант. И всё это прямо сейчас, только дорогу перейти, никто не остановит. Так странно думать в подобном ключе... Однако простота, с которой можно было совершить побег, в то же время не могла не завораживать.
Стоп. Никаких больше необдуманных поступков. Я обещала себе и Илье.
Наушники взорвались звонком телефона, и я напрочь забыла о поездах и навязчивых идеях. Чёрт-чёрт-чёрт! Я должна была вернуться в офис якобы с «обеда» полчаса назад!
– Да, – ответила я, раздумывая, не слишком ли шумно вокруг, и прокатит ли, если я скажу, что задержалась на кухне.
– Ольга, где вас носит? – Михаил Валентинович рявкнул так, что пришлось срочно сбавлять громкость динамика. – Не наелись за два часа?
Олеся, идиота кусок. Меня зовут О-ле-ся. Так сложно запомнить?
– За полтора... – осторожно возразила я. Всё-таки иногда мой начальник любит преувеличивать.
– Через двадцать минут в моём кабинете! – процедил он и отключился.
Так себе день.
Я вызвала такси, обещавшее домчать от вокзала до офиса за десять минут, и принялась ждать, нетерпеливо постукивая новенькими чёрно-серебристыми и совсем не радующими ногтями по чехлу телефона. Пять минут показались мне вечностью, поэтому когда жёлтая машина подползла к остановке, я забыла о приличиях и беспощадно растолкала толпившихся там людей, чтобы добраться до заветной двери. Абстрагировавшись от ругани пожилой женщины в розовом спортивном костюме, я устроилась на заднем сидении и набрала номер.
– Илья, есть минутка?
– Да, малыш, только быстро, у меня скоро встреча.
– Наши билеты аннулировали, – сдавленно всхлипнув, сообщила я. – Представляешь? Я вот только-только узнала, даже визе как следует порадоваться не успела...
– Хорошо.
– Что хорошего?!
– В смысле, я понял. Ну ты что, новости не читала? Чего-то такого и следовало ожидать.
– Тебя это вообще не расстраивает?
– Очень расстраивает, правда, но мне пора бежать. Вечером поговорим, ладно? Забронируй стол в нашем месте и после работы езжай туда, посидим часик.
– Окей.
– Всё, люблю тебя.
Я вяло пробормотала что-то в ответ, положила трубку и позволила слезам течь, защищённая от любопытных взглядов водителя непроницаемыми стёклами очков. Главное в стрессовых ситуациях – это правильно дышать, по крайней мере, именно так заверял меня врач год назад. Вдохнуть через нос, задержать дыхание, медленно выдохнуть. Расслабится тело, расслабится и мозг.
Нечестно. Как же это всё нечестно. Это должна была быть лучшая неделя в моей жизни. По всей видимости, только в моей, но всё-таки.
– Ну что там? – спросила Катя, бодро выстукивая на клавиатуре какой-то очередной отчёт. Одна из пленников этого офиса, моя сестра по несчастью, соседка по кабинету, напарница по обедам и лучшая подруга. Несмотря на то, что я проработала здесь чуть больше года, за всё это время мне удалось по-настоящему сдружиться только с ней. С остальными сам собой установился вежливый нейтралитет, и кажется, всех это устраивало.
– Нормально. Выдали, – пробубнила я, бросая вещи на стол.
– А с глазами что?
– Потом, – отмахнулась я, в спешке сгребая бумаги, мысленно хваля себя за то, что подготовила их ещё вчера, пусть и ценой пары часов моей личной жизни. Ой-ой, в стопку затесался мой рисунок, неловко бы вышло. Хобби давно заброшенное, но рука нет да нет как будто на автомате берётся за карандаш. Не рисовать в офисе невозможно – иначе совсем крыша съедет от постоянного тыкания по клавишам и пойди-принеси-распечатай. Мельком глянула в зеркало – глаза действительно опухшие. Может и хорошо, меньше влетит.
Я наспех собрала волосы в ненавистный пучок, открывавший больше лица, чем мне хотелось бы показывать миру, поправила воротник белой рубашки, скинула грубые ботинки и влезла в не менее ненавистные каблуки. Вот так. Не идеально, но я и не стремлюсь. Можно идти.
У кулера возился Олег, главный юморист офиса. Увидев, куда я направляюсь, он адресовал мне сочувственный взгляд, но ничего не сказал. Будь на моём месте кто-то другой, обязательно отпустил бы какую-нибудь ремарку. Почему-то стало ещё грустнее. Интересно, по шкале от одного до десяти, насколько странно расстраиваться, что тебя даже не подкалывают?
Ну же, Леська, всего лишь стук в дверь. Давай, ты справишься. С отвращением при виде Михаила Валентиновича же как-то справляешься уже больше года...
– Войдите, – раздалось из кабинета прежде, чем я занесла кулак.
Я сделала умиротворённое выражение лица, к которому было бы сложно придраться, открыла дверь и шагнула внутрь.
Кабинет Михаила Валентиновича – это отдельный мир внутри нашего небольшого офиса. Кажется, что входишь в неподвижную картинку, где нет времени и ничего не происходит. Вещи всегда лежат на одних тех же местах, створка окна всегда откинута на одну и ту же ширину, а в мусорной корзине всегда примерно одинаковая гора бумажек. Даже воздух здесь будто застыл. И запах один и тот же – какого-то очень дорогого, но тошнотворно-кислого одеколона. Неужели ему самому не противно этим дышать сутками напролёт?
– Явились?
Вместо ответа я привычно присела, не дожидаясь приглашения, и через стол протянула ему документы, смотря прямо в буравящие меня тёмные глаза на молодом загорелом лице. Опять по курортам разъезжал на папочкины деньги, щегол. Начальник грубо выхватил стопку из моих рук, пробежался глазами по первой странице и тут же отправил её в мусорную корзину.
– Это не то, что я просил.
«Ты нормальный? Я вчера на два часа задержалась, чтобы успеть это подготовить, а ты выбросил, не посмотрев! Я тебе это ведро сейчас на голову надену!!!» – бегущими строками проносилось в моей голове, пока я провожала взглядом путь плодов своего труда до корзины.
– И что, собственно, не так? – невозмутимо спросила я, стараясь и бровью не вести. Так повелось с первого дня. Перед этим козлом ни в коем случае нельзя давать слабину, иначе будет доводить до слёз каждый день. Проверено на печальном опыте Кати и других девочек из отдела.
– Всё не так. Перечитайте моё письмо с указаниями ещё раз, и чтобы завтра к девяти всё было у меня на столе.
– Хорошо.
– И да. Ещё раз увижу, что ваши обеды затягиваются – будете уволены. По статье.
– Я вас поняла, – мои ладони под массивным столом из красного дерева непроизвольно сжались в кулаки. Я представила, как беру Михаила Валентиновича за шиворот и со всего размаху прикладываю лбом об стол. От этой мысли полегчало. С какой стати он вообще Валентинович? Говнюк лет на пять меня старше максимум, а ещё туда же. Заигравшийся папенькин сынок.
– Надеюсь. Вы не забыли проснуться сегодня?
– Что? – моргнула я.
– Идите, говорю, работайте, второй раз повторять не буду, – огрызнулся Михаил. Я твёрдо решила про себя отныне называть его только по имени и ровно до той поры, пока не придумаю достаточно оскорбительное прозвище.
– Хорошего дня, – машинно отчеканила я, встала и поскорее вышла из кабинета. На всякий случай глянула на свои наручные часы. Никогда не обращала внимания, но почти уверена, что в этом проклятом кабинете они останавливаются.
На столе рядом с клавиатурой дожидалась чашка горячего чая. Я благодарно посмотрела на Катю и без слов повалилась на кресло.
– Влетело? – сочувственно спросила она, оторвавшись от компьютера. Несмотря на то, что возраст Кати уже лет пять как преодолел отметку в два десятка, выглядела она так, что человек со стороны мог бы невольно заподозрить нашу компанию в эксплуатации детского труда. Ну ладно, как минимум, подросткового.
Моя нижняя губа подрагивала так, что ответа не потребовалось.
– О-о-ох, – она отъехала от стола, смешно перебирая ногами, кинулась ко мне и крепко обняла со спины. Сил сдерживаться больше не было, и я разревелась.
– Чш-ш-ш, – объятия подруги стали ещё крепче. – Настолько всё плохо? Что там этот чудила опять наговорил?
– Да хрен с ним, – всхлипнула я. – Наш с Ильёй рейс в Берлин... Его отменили...
От неожиданности Катя выпустила меня из объятий.
– Чего? В смысле? Из-за коронавируса?
– Ага, – уныло кивнула я и потянулась к чаю. – Только вышла из визового центра и тут на тебе, это сообщение. А я так ждала... Кать, как же я ждала... Хоть какой-то глоток свежего воздуха во всём этом дерьмище... И хотя бы капелька времени с Ильёй. Мы же никогда никуда не ездили за столько лет. Даже по стране. Да, блин, даже по Подмосковью!
– Ну чего ты, Лесюнь... Ещё ведь целый месяц. Может, рейсы восстановят?
Я отрицательно помотала головой.
– Да... Дело же не только в физическом перемещении между городами. А в эмоциях. Впечатлениях. Совместных, понимаешь? У нас все дни в один смешались, я уже путаюсь. Абсолютно одинаковые.
Катя кисло кивнула.
– А что до рейсов... Не-а. Все в панике. Статистика по заболевшим и умершим жуткая. Мероприятия отменяют, собираются строить больницы. Ходят слухи, что в Москве введут пропускной режим и чуть ли не ЧС. Я тут всякого начиталась, пока в такси ехала.
– Пропускной режим? ЧС? – Катя скептически сморщила вздёрнутый нос. – Не слишком?
Я пожала плечами, делая огромный обжигающий глоток чая.
– Полная дичь. Но если это правда, то плакал мой поиск работы. И твой. Ты помнишь про план?
– Вырваться отсюда к концу года, – отчеканила Катя. – За план не переживай. Нашей мотивацией не видеть этот гадюшник можно ракеты заправлять. Справимся.
Я усмехнулась и уже в который раз за день вытерла слёзы, но на душе было всё так же паршиво. Жалобно пискнул телефон.
«Лесь, мне проект новый прилетел. На сегодня всё отменяется. Увидимся дома, а в следующий раз я весь твой!»
Ну что ж, хата сгорела, так что сарай уже не жалко, хотя, если верить народной мудрости, эти события обычно происходят в другой последовательности. Только почему именно сегодня? Меня словно выбросило в космическую пустоту, даже без возможности как следует покричать и побарахтаться. Такое происходит всякий раз, когда на Илью сваливается внезапная работа. Я даже вроде как привыкла. Надо просто переждать.
– Кать, пожалуйста, давай напьёмся вечером. Я не вывожу этот день.
Подруга нахмурилась.
– Если только чая или кофе. По крайней мере, тебе точно только их. Работу переделывать не надо?
– Просто распечатаю то же самое и внесу пару правок в титульный лист. Спорим на косарь, что он не придерётся?
– Конечно не придерётся. Этот олень дальше титульника даже не смотрел, да?
Вместо ответа я красноречиво поджала губы и протянула ей ладонь. Катя с мрачным лицом отбила пять, и мы синхронно вернулись к работе. Пусть этот день хотя бы закончится хорошо.
Город выглядел как обычно, но ощущение неотвратимой беды висело в воздухе, подпитываемое мыслями тысяч людей. Мы старались сохранить остатки позитивного настроя и беззаботно бродили по центру в районе Китай-Города, грея руки об стаканчики с горячим кофе из любимой кофейни и стараясь не обращать внимания на то, что лица большинства прохожих были скрыты медицинскими масками. Вдруг это наша последняя прогулка? Надо взять от неё максимум.
– Ты как? – голос подруги донёсся до меня будто из-под воды.
– Нормально, – ответила я, помедлив. Почему-то в голове плавали слова Михаила.
«Вы не забыли проснуться?»
Что это было? Это ведь не связано с...
– Кать?
– Что?
– Как думаешь, что теперь будет?
– Даже думать не хочу. Только бы не отправили из дома работать, я со своим зоопарком вздёрнусь! Завидую вам с Ильёй.
– Не сказала бы, что есть смысл завидовать, – отмахнулась я. – Он даже лёжа на диване будет в работе по уши.
– У вас всё хорошо?
– Ну... Да, – замялась я. – Думаю, да.
– И тебе нормально, что он всё время работает?
Я пожала плечами. Честно говоря, так и не определилась со своей позицией по этому вопросу. Я никогда не была избалована вниманием, поэтому сам факт того, что мы съехались год назад, воспринимался как один огромный акт проявления этого самого внимания. О большем я даже не думала (точнее, запрещала себе думать, одёргивая, словно эгоистичного ребёнка, выпрашивающего десятую конфету), тем более, что жить пока что удавалось душа в душу. Лучше так, чем без работы. Такое мы уже проходили.
– Эм-м-м... Если ему нравится работать, то почему бы и нет.
– А ты?
– А мне не нравится. Но это потому что я ещё не нашла своё. Вот как стану самым крутым художником игр...
– Да я не о том. Тебе не одиноко, пока он в офисе пропадает?
Катя – потрясающий человек. Вот как она умудряется? Сама непосредственность.
– Нет. Он есть. Разве мало?
– Вот это выдержка у тебя. Я б так не смогла.
– Просто слишком хорошо помню время, когда у меня не было того, что есть сейчас. Ой, ладно тебе, не такой уж Илья и повёрнутый на работе. После того случая так вообще, мы даже начали иногда ходить куда-то вместе. Он редко свободен, но всё же находит время, даже места сам выбирает. Мне не даёт, говорит, навыбиралась уже. До сих пор винит себя за то, что случилось в том году.
– Авторитарный он у тебя, знаешь ли. В хорошем смысле! А ты... – Катя замялась, и я по одному лишь её растерянно-взволнованному взгляду поняла, о чём она хочет спросить.
– Не волнуйся, мне с тех пор больше ничего такого не мерещилось. И зря вы с Ильёй на алкоголь всё списываете, я бы ни за что пьяная за руль не села.
– Ты возвращалась из бара, Лесь. В баре обычно пьют.
– Ну а я не пила. Ладно, совсем немного, даже первый стакан допить не успела. Ко мне начал подкатывать какой-то додик, и я почти сразу уехала.
– Вот видишь, – Катя укоризненно покачала головой.
– Думайте что хотите. За год уже можно было бы поверить.
– Ладно, прости.
Некоторое время мы шли молча. Катя погрузилась в свои мысли, а я думала о том, как объяснить своим самым близким на свете людям: лучшей подруге и парню, что в тот чёртов день мне по мозгам дал не глоток сидра, а оглушил своей внезапностью белый шум, прорвавшийся в эфир радиопередачи, которую я слушала по пути домой, а затем его перекрыл голос, отчётливо произнёсший:
– Мы ждём тебя, Олеся. Возвращайся скорее домой.
Время, когда город застывает на границе сезонов, кажется особенным. Как переход из одного мира в другой. Чувствовать на коже тёплый ветерок, когда с улиц ещё не до конца сошёл снег – это как слышать звуки внешнего мира в утренней дрёме.
– Ну что, к метро?
– Ты езжай, а я ещё погуляю.
– Точно? Ты себя нормально чувствуешь? Если это из-за того, что я вспомнила...
– Нет-нет-нет, не думай ничего такого. Всё нормально, просто я хочу ещё побродить. Дойду до своей ветки, там сяду.
– Смотри мне. Напиши, как будешь дома. И если до этого что-то понадобится, тоже напиши.
– Ты тоже.
Проворчав что-то неразборчивое, Катя ловким движением надела жёлтую тканевую маску в полоску и распахнула руки. Мы обнялись на прощание, и я немного постояла у метро, ощущая его тёплое дыхание на коже и глядя подруге вслед. Затем со вздохом развернулась и, как и обещала, побрела до своей ветки. После аварии я больше не садилась за руль, а метро начало казаться оплотом безопасности, где все системы налажены за тебя и для тебя – достаточно пройти через турникет, сесть в поезд и мчать куда захочешь. И не думать, как будешь давать по тормозам, если снова позовёт голос из магнитолы.
Я мысленно заперлась на замок внутри своей головы и забилась в самый укромный её уголок – привычка с детства, ритуал, к которому я прибегала, когда приспичивало подумать о чём-то максимально личном. И там, в укрытии, в очередной раз позволила сознанию коснуться мысли, которой никогда ни с кем не делилась. Приступ нездорового любопытства – сродни тому, с которым люди косятся в открытые двери подвалов – заставил сердце биться чуть чаще.
Куда меня звали? Может быть, мне всё-таки туда надо?..
В темноте центр города превращается в настоящий лабиринт. Не тот центр, где огни, магазины, бары и толпы народа, а улочки между спящими домами довоенной постройки, где пузырилась и извивалась темнота. Не та, что приходит, когда гаснут фонари, но та, что не растворяется даже в их свете. Скорее, она растворяет его. Изнанка Москвы, повидавшая слишком много. Однажды ты замечаешь её – и пути назад нет.
Время шло к одиннадцати, и пора было ускоряться. На метро я успевала в любом случае, но хотелось бы ещё расслабиться в ванне перед сном. Оценив расстояние до метро по карте, я решила срезать через дворики. Если, конечно, мне повезёт, и в решётчатых воротах арок будут открыты калитки.
Повезло. Калитка приветственно скрипнула и пустила меня в темноту уютного двора. Здесь изнанка ощущалась ещё сильнее, будто чем дальше забредаешь в её сердце, тем в большей степени становишься её частью. Это как сойти с тропы и затеряться в лесу, только тропой в конкретном случае служила тусовочная Маросейка.
Я поддалась очарованию дворов и почти забыла о метро, завороженно любуясь тускло-жёлтыми квадратами окон, бледно-зелёными и белыми фонарями и игрой теней на стенах. На одной из них было что-то написано, и я подошла поближе, чтобы разглядеть.
«Ты проснулась?» – спрашивала стена.
Я набрала полные лёгкие воздуха и задержала дыхание. Неужели история вот-вот повторится? Не хотелось бы. Я не особо сильно пострадала в той аварии – думаю, слово «пострадала» в этой ситуации вообще слишком громкое. Всего лишь сотрясение средней тяжести, даже домой отпустили почти сразу, строго наказав лежать и носить смешной воротник.
– И ты туда же? – сердито прошипела я, с нехорошим предчувствием вспоминая Михаила. – Проснулась, проснулась.
Справа что-то вспыхнуло и погасло. Фонарь. Я обернулась, и взгляд выхватил стену электробудки, на которой... было написано то же самое.
И на асфальте.
И на ржавеющей доске с информацией по подъезду и отрывными объявлениями.
И на стене другого дома тоже.
Я застыла, сканируя глазами пространство на предмет новых надписей. Наверняка какая-то шутка, очередная игра в альтернативной реальности или как их там называют. На всякий случай я ущипнула себя – так ведь полагается? Было ощутимо больно, так что ответ, скорее всего, утвердительный.
Становилось всё более неуютно, и я прибавила шаг. Эти дворы всегда казались мне живыми, но сейчас я кожей чувствовала, как они за мной наблюдают, завлекая в свою игру или же играя мной, забирая всё дальше и дальше. То ли свет так падал, то ли моё воображение вырвалось за рамки разумного, но то тут, то там мелькали плоские, карикатурно нарисованные глаза самых разных размеров и форм. Один из них весьма различимо моргнул. Асфальт и стены становились темнее, будто их накрывала невидимая тень, а квадраты окон призывно разгорались сильнее. Пожалуй, я достаточно срезала, теперь доберусь как-нибудь по тротуарам, спасибо. А вот и арка. Остаётся надеяться, что калитка открыта.
В арке горела тусклая лампочка, а улица на другом её конце была практически невидимой со стороны двора. Я внимательно оглядела стены, но ничего не увидела, кроме обрывков объявлений.
«Ты проснулась?» – поинтересовалась правая стена арки. Кривая надпись маркером на ней появилась буквально из воздуха. На левой стене красовалась точно такая же. Будто по щелчку тревожность улетучилась и сменилась любопытством. Я уже в странной ситуации, из которой, очевидно, просто так не выбраться. То, что случилось, уже случилось, а значит, в какой-то степени можно и расслабиться. Если это какая-то игра, то почему бы не подыграть. Вдруг окажется весело?
– Раз уж тебе так интересно, а человеческого языка ты, по всей видимости, не понимаешь, – сказала я стене, нащупывая в сумке ручку или карандаш. – То отвечу так.
Цепляясь за извёстку, кончик гелевой ручки вывел «ДА» прямо под вопросом.
– Так яснее? – спросила я, пряча орудие преступления в сумку и нервно оглядываясь по сторонам. Олесенька, двадцать пять годиков.
Как будто дождавшись сигнала, одинаковые надписи принялись множиться, будто их выводил мой собственный взгляд, и расползаться по желтоватым стенам арки, перекрывая друг друга и уходя в потолок. Сердце стучало где-то в голове, а уши постепенно наполнялись шумом помех, как будто я попала на экран ненастроенного телевизора. На периферии что-то ритмично пищало. Я вскрикнула и побежала в сторону улицы, вот только улицы там не было. Арка вытянулась на несколько сотен метров вперёд, и я бежала в пустоту, надеясь всё же выскочить на тротуар.
И мне это удалось, правда, не совсем. Инерция вынесла меня на проезжую часть, прямо под колёса отчаянно гудящего автомобиля. Свет фар резанул по глазам так больно, словно это был и не свет вовсе, а идеально заточенный меч.
Удар.
Кажется, погибнуть в аварии мне просто-напросто суждено.