Część 1.
Ванда Силваши, в девичестве Ольшенская, была чистокровной уроженкой Польши, единственной из родни переехавшей из столицы Варшавы в небольшой городок, где средневековье ещё не умерло и в воздухе ощущается дух рыцарства - Решель. В этом городе до сих пор говорили на старопольском изношенности наречии, постоянно пшекая, что отнюдь не смущало Ванду, в отличие от ее кузины Каринки - взбалмошной девочки с рыжим ежиком волос, которой чужды стариковские традиции. Она жила в одном из тех очаровательный домишек, расположенном возле небольшого костёла, над которым возвышался бледный платан.
Каринку воспитывала тётушка Аньес. Миловидная пани; карие глазки-пуговки, изящный кракелюр морщин на бледном лице, прехорошеньких черт. Такие женщины в молодости имеют страдальческую, возвышенную красоту, а в старости превращаются в музейный экспанат. Но пани Аньес была и в старости прекрасна. После того, как муж тётушки умер от рака лёгких в прошлом году в доме стало пусто. Ванда тяжело вздохнула. Хороший был человек - добрый католик. Царствие ему небесное, ну или кто там приходит по души правильных католиков. Ванда невольно залюбовалось порядком на кухне у тетушки:нигде ни пылинки, никакого раритетного хлама, скатерть белая льняная, сливается с тарелками. Ванда усмехнулась про себя, у Аньес что на лице фарфор, то и на столе. Она шустро смахнула со стола блюдце, а потом приоткрыла форточку. В комнату проник плотный ледяной воздух, похожий на щербет, напоенный ветром, который принёс благоухающие сосновые ароматы. Спящая Каринка дрогнула , на ней был только старый татарский халат.
Ванда с любовью посмотрела на девчурку. Славная, кривляется постоянно. На самом деле, Силваши всегда хотелось ребенка, но только муж говорил, мол, надо сначала для себя пожить, а потом уже о детях думать. Время прошло, и вот ей уже двадцать девять, детей нету, с мужем не общается. Может на развод подать? - думала девушка, разглядывая сросшуюся мочку уха Карины. Мужчины у них не приживались от слова "совсем". Как у змей, - оплодотворил и больше его никто не видел. За несколько поколений ни одного мальчика так и не родилось. Видно, знали они что-то о них, эти мужчины.
Тетушка Аньес устало посмотрела на спящую Каринку.
- Неугомонная. Скакала весь день! Вандачка, ну хоть ты ей скажи, она ведь только тебе слушает... Кстати, знаешь, что баба Мила недавно написала? Да, твоя бабуля... Просила приехать к ней в село, проведать... Видать, совсем она заскучала. Может поедешь, я не смогу... За Кариной надо приглядывать.
Ванда, прищурившись, слушала все то, что вещала ей вкрадчивым тоном Аньес. Бабу Милу она видела редко, но все равно от её упоминания по спине прошелся мерзкий холодок.
- Ну, ладно. Я могу приехать к ней в деревню в ближайшие пару дней. Ей, наверное, грустно одной.
Аньес постаралась ободряюще улыбнуться, однако улыбка вышла натянутой. Она сама старалась избегать упоминаний о Миле, холодной и чопорной тётке, немного поехавшей разумом после смерти мужа и единственного сына.
- Вандачка, милая, ну ты же знаешь, что бабушка такой стала после того, как дедушка с Коленькой умерли... Ты же не маленькая уже.
- Не маленькая уже, - хмуро заметила Ванда, окунаясь в воспоминания детских лет, когда её отправляли в гости к бабе Миле. Обычно это случалось раз в год, но Ванда хорошо запомнила эти дни в гостях у бабушки. Аньес всегда говорила, что после смерти горячо любимого мужа Виктора, а потом уже и сыночка Коли, неожиданно погибшего под колесами машины, она стала "рыжей порчей", как говаривали люди. Начала будто бы ритуалы делать, да на кладбищах обряды проводить. В детстве Ванда не понимала что это толком значило, пока в первый вечер после ухода тёти Аньес она не сказала, что Ванда одержима бесом.
Это приключилось в одну из жутких, январских ночей, когда на улице стояла непроглядная темнота и выл ветер. Окна соседних домов казались Ванде пустыми глазницами, а небо было безжизненным, без единой звездочки.
Она закуталась в черный и тяжелый плед с грубым ворсом, ожидая, когда придет сон. Но желанного забытия не наступало. Вместо этого она видела противные тени на пастозно-желтых обоях. Неожиданно для Ванды, дверь вяло заскрипела, впуская в комнату проблеск света. Баба Мила, шаркая тапочками, подошла к кровати, на которой лежала Ванда, притворившись спящей, и зажав рот рукой, чтобы не запищать от страха.
Мила стояла у кровати внучки, и непонятно, куда был направлен взгляд выцветших, стариковских глаз. Она смотрела сквозь Ванду, как будто что-то тяжело обдумывая. Неожиданно, её стылый голос прорезался в ночную тишь:
- Не спишь, миленькая... Не спать будешь, когда скажу я. Ты бесом одержима. Мне так Витюша с Коленькой сказали. Знаешь как бывает, мертвые тоже домой иногда возвращаются. - Она шумно вздохнула, присев с краю кровати.
Ванда старалась не шевелиться. Пот каплями катился с её лица и она дрожала. Ей хотелось заорать, но она не могла. В суженном сознании казалось, что время замерло: не было ни завывания ветра за окном, ни хруста снега. Только она и слова, не выходившие из головы: "Ты одержима... "
Баба Мила громко хмыкнула и сказала неожиданно поставленным и низким тембром:
- Ладно, пора тобой заняться.
Ванда, даже под одеялом почувствовала, как бабка медленно приблизилась и наклонилась. Её голос раздался над самой головой Ванды:
- Посему тебя, змий проклятый и легион диавольский, заклинаю Богом живым, Богом истинным, Богом святым, Богом, который свет возлюбил, что отдал сына единородного, дабы всякий, верующий в него, не погиб, но имел жизнь вечную...
С каждым словом у Ванды начинала обрываться связь с происходящим сейчас в этой комнате. Она внимала словам бабки с некой катотонической заторможенностью. Ванда еле улавливала слова, сказанные Бабкой потом: "Освободи место Христу..." "В котором ничего..."
Дальше Ванда пару раз отключилась, но непрекращающийся шепот бабки не давал ей полностью уйти в забытие. Иногда, краем уха, она слышала дурные и обрывистые смешки, навязчиво звучавшие в голове. Мельком накрыло осознание, что это её смех. Но... Он был слишком низкий и наращивался снова и снова, пока не перешёл на грудной бас:
-...Madriax cmica zacam, Micama goho Iasmodai...
Непонятно, сколько часов это длилось, но Ванда уже пришла в сознание в 4:00 утра. Бабка рассказала, что этот бес был очень долго в ней и у него были свои планы на неё. После этого случая, Ванда больше не приезжала к бабушке в деревню. Уже позже она узнала перевод этой фразы на Енохианском языке:"Имя мне- разоряющий, Мой хозяин Асмодей".
Однако теперь ей снова придется приехать к Миле. Теперь, когда у неё накопилось уйма вопросов к ней. Ведь она услышала знакомый бас, доносившийся близко, в голове.
