Так идут к звездам

Ты так хотела увидеть звёзды,

Но я покажу только, как они гаснут.

* * *

Первое, что я увидела, с трудом открыв заплывшие глаза — это два голубых глаза, смотревших прямо в душу, словно просвечивая рентгеновскими лучами. А после взгляд сфокусировался и на рыжей бороде, и на покрытом морщинками лице, и на пышных кустистых бровях... и на вырвиглазном твидовом костюме лилового цвета... Господь! Шпана, ладно, у них мозгов раньше двадцати не появляется, но дед-то куда?

— Где я?.. — хрипло протянула я, попытавшись пошевелиться, а за спиной деда начали всплывать и другие люди... трое мужчин в строгих чёрных костюмах с фиолетовой буквой М и чёрных накидках, и один мальчик лет пятнадцати... Иисус, да у него внешность как у ангела... это и есть рай? А этот дед — Бог?

Но боль в правой руке вернула меня с небес на землю, и пока я глубоко вдыхала и выдыхала воздух, один из мужчин за спиной старика напряжённо спросил:

— Это что, русский? Она шпионка Сталина?! Разве на Лондон не наложили щит три года назад?!

«Какой нахуй Сталин?! — с трудом поняв говорящего, подумала я, а боль в руке отступила на второй план в связи с надвигающимся пиздецом. — Почему они по-английски говорят?! Это я так от наркоза отхожу в реанимации?! Кто там анестезиолог, пошустрее возвращайте меня из этого кошмара, я в долгу не останусь! Ау?!»

— Том, расскажи нам ещё раз, что ты видел, — вежливо попросил дед, так и вглядываясь в моё лицо, словно ловя каждую мысль, а я всё больше охреневала от происходящего.

— Да, сэр, — проговорил «ангел», тоже не сводя с меня крайне внимательного взгляда, и мне стало совсем херово. — Я шёл из Косого переулка, решил заранее купить всю необходимую литературу к будущему году...

— Но учебный год закончился два дня назад?.. — нахмурился другой мужчина в чёрном, но дед его перебил:

— Том, ты бы не мог?..

— Я хотел купить заранее, потому что сейчас учебники и ингредиенты намного дешевле, чем в конце августа, а Попечительский комитет каждый год выделяет всё меньше средств сиротам...

— Точно, — отозвался третий мужчина в чёрной мантии. — С этим мы разобрались. Так что вы видели, юноша?

«Эй, эй, булькайте помедленнее, я понимаю через слово!» — хотелось прокричать мне, но «ангел» быстрее ответил совершенно безразличным голосом:

— Я видел вспышку света, а потом эта... девушка выкатилась на проезжую часть прямо под грузовик. И мне... мне не оставалось ничего иного, как с помощью магии развернуть его на глазах у пяти магглов... а после появились вы, сэр, и министерские рабочие. Мне очень стыдно, что я применил магию вне школы, но разве закон не разрешает пользоваться ей в... опасных для жизни ситуациях?

— Это действительно так. Вы очень хорошо знаете закон, молодой человек, это похвально, — скупо улыбнулся один из мужчин в чёрном, но когда он скользнул по мне, то его лицо мигом похолодело. — Дамблдор, мы зафиксировали в этом районе небывалую вспышку тёмной магии, которой до этого решался пользоваться лишь разыскиваемый Геллерт Грин-де-Вальд... но я не помню, чтобы Грин-де-Вальд сотрудничал с русскими...

— Нацисты с коммунистами совсем не ладят, — вставил коллега первого. — Русские злятся на нас, что магглы не открывают второй фронт, да ещё и Грин-де-Вальд творит что хочет у нас под носом... у вас под носом, Дамблдор, — добавил он, и старик как-то печально вздохнул. — Возможно, Сталин решил устроить теракт в Лондоне, чтобы Грин-де-Вальд и Гитлер переключили своё внимание на нас и дали им передышку... она волшебница?

«Какая волшебница?! О чём они говорят?! Господи, да верните меня уже обратно! Я хочу обратно, домой! К маме, Андрею, Тиграну... я хочу обратно лечить людей! Обещаю, я всех вылечу, всем помогу, буду шить, вязать, круглые сутки учить анатомию... только верните меня обратно! Умоляю!»

По щекам у меня скатились слёзы, но мужчин это никак не задело. Они бесстрастно смотрели, как я прижимаю к груди горевшую огнём левую руку, а старик наклонился ко мне и тихо проговорил:

— Это выяснить вовсе не трудно... дай мне свою руку...

Шмыгнув носом, я со страхом посмотрела на него, но старик опасности не представлял... по крайней мере, моя чуйка относительно него молчала, и я, всхлипнув, протянула правую, здоровую руку.

— Том, ты можешь дать мне на минуту свою палочку, пожалуйста.

Просьба была, судя по тону, пустяковой, и пусть я не до конца понимала, о какой палочке шла речь, но старик протянул сухую ладонь в сторону «ангела», а тот буквально на секунду напрягся, словно хищный зверь в клетке. Меня бросило в дрожь от этого бешеного взгляда угольно-чёрных глаз, загоревшихся сатанинским огнём, но через мгновение наваждение прошло, и «ангел» с вежливой улыбкой достал из кармана чёрного пиджака деревянную палочку и протянул её старику.

Тот вложил странный предмет мне в ладонь и легонько взмахнул, и в воздухе возник сноп искр. Выпучив глаза, я распахнула рот, пытаясь понять, сколько же мне вкололи наркоты, чтобы я увидела такие «мультики», а по комнате прокатился довольный голос:

— Точно шпионка!

— Я так не думаю, Ричардс, — всё тем же спокойным тоном возразил старик, вернув палочку «ангелу». — То, что эта девочка — волшебница, ещё не говорит, что она связана со шпионажем...

— Дамблдор, что за вздор?! — потеряв терпение, воскликнул один из напарников Ричардса. — И вы поверите слезам этой змеи? Да оглянуться не успеете, как она подставит нас всех и пустит за щит или русских, или немцев!

— На самом деле, это можно легко выяснить, джентльмены, — флегматично проговорил второй напарник Ричардса, вынув из кармана пиджака небольшой пузырёк с кристально чистой жидкостью. Только вот, увидев пузырёк, до этого обеспокоенное лицо старика мгновенно перекосило, и он громогласно воскликнул:

— Я не позволю применять сыворотку на этой девочке, Харингтон! Она ещё слишком мала для подобных пыток!

«Девочке?.. Пыток?..» — проскулила я, услышав знакомые слова, но Харингтон в прежней флегматичной манере вздохнул:

— Но, Дамблдор, мы не можем проигнорировать выброс тёмной магии. И мы не можем проигнорировать русскую девочку, взявшуюся из ниоткуда. Как вы объясните эти два простых факта без связи с нашими врагами?

— Я никак не объясню эти два факта, но я уверен, что Ге... Грин-де-Вальд здесь ни при чём. Как и Сталин, — твёрдо парировал старик, пока я дрожала как осиновый лист.

— И что же вы тогда предлагаете, Дамблдор? — со вздохом уточнил Ричардс, не решаясь настаивать на предложении напарника. — Мы не можем оставить её, поймите правильно.

— И мы не оставим. Том... — на имени «ангела» старик запнулся и легонько сморщился, но быстро вернул себе невозмутимое выражение лица и закончил фразу: — Мы можем оставить её здесь, Том за ней присмотрит, как и миссис Коул. Девочка напугана, и у неё сломана рука. Пусть придёт в себя, а после мы ещё раз поговорим.

— Мы будем вынуждены выставить дополнительную охрану, — вздохнул Харингтон, убрав нетронутый пузырёк обратно в карман. — И если она сбежит — это будет на вашей совести, Дамблдор, так и знайте.

— Конечно, Джонатан, но она не сбежит. Дай мне другую руку, я тебе помогу...

Снова этот ласковый тон, и я, словно загипнотизированная, протянула левую, горящую от боли руку. Затейливый взмах, синяя вспышка — и боль прошла, и я, не в силах поверить своим глазам, пошевелила рукой, а старик улыбнулся.

— Том и миссис Коул о тебе позаботятся. Ты меня понимаешь?

Я растерянно кивнула. Не сказать, чтобы идеально, но я понимала его, а он, удовлетворившись ответом, задал следующий вопрос:

— Как тебя зовут?

— Я... я не помню... — прохрипела я на ломаном английском, и мужчины вокруг поморщились от сильного акцента, а я опять почувствовала себя глупо, словно не выучила урок.

— Пусть отдохнёт, а там посмотрим, — вынес вердикт старик, и я выдохнула, а мужчины поочерёдно вздохнули и один за другим вышли из комнаты. Остался только... Том.

Едва хлопнула входная дверь, как от любезной улыбки на его красивом лице не осталось и следа. Глаза замёрзли, будто их окатили жидким азотом, а черты лица заострились.

— Встать можешь? — строго спросил он, и я, вздрогнув, приподнялась и кивнула. Голова кружилась, но парню было явно наплевать на моё самочувствие, так что жаловаться было бесполезно. — Пойдём за мной.

Мы вышли в коридор из чёрного мрамора, в котором гулял тёплый ветер. «Но был же октябрь! Ноль почти!» — закричало подсознание, только вот в моём синем пальто и толстовке было очень жарко, как будто за окном было не меньше двадцати градусов... как странно... господи, что происходит?

— Миссис Коул, этой девочке некуда идти, — прохладным тоном проговорил Том, едва в тёмном коридоре показалась фигура измученной сухой женщины с редкими белыми волосами. — Профессор Дамблдор попросил меня, чтобы я присмотрел за ней...

— Совсем некуда идти? — устало вздохнула она, посмотрев на меня, и я замотала головой, снова боясь опозориться с акцентом. — Тогда отведи её в комнату Изабеллы, она умерла с утра... пусть побудет там, пока не найдутся родные. И завтра проповедь, Том, ты помнишь?..

— Да, миссис Коул, я помню, — вежливо ответил Том и зашагал куда-то за угол, и я, очнувшись, побежала за ним, ведь приглашения совершенно бессмысленно было ждать.

Поднявшись на этаж выше, меня проводили в крохотную каморку, в которой были разбросаны старенькие вещи... странного кроя. Я такие только в старом чёрно-белом кино видела, если честно. Но удивляться после всего произошедшего не стала. А Том, смерив меня высокомерным взглядом, кратко сказал:

— Изабелла была примерно твоего возраста... её вещи теперь твои. Если хочешь — можешь постирать, прачечная на первом этаже, никто за тобой бегать не будет. Душ там же. Сегодня отдыхай, а завтра, после проповеди в церкви, мы... поговорим.

На последних словах он хищно улыбнулся, и мне стало совсем не по себе. Но быстро Том вышел из моей комнаты и громко хлопнул дверью, а я осела на железную, скрипящую кровать и случайно зацепилась взглядом за зеркало напротив... Господь, мне четырнадцать лет!

* * *

До утра следующего дня меня никто не трогал, а я, лёжа в крайне неудобной кровати умершей девочки, тихо обтекала от увиденного. Я сошла с ума? Я лежу на операционном столе, меня собирают, а я вижу вот это вот всё? Когда я приду в себя? И кто эти люди, которые говорили со мной... Сталин, Гитлер, Грин... Грин... какой-то зелёный чел... кто это? Что происходит?!

Рюкзака у меня с собой не было, но слава богу, в кармане пальто лежал телефон. Глючный, почти разряженный, но лежал. Сети не было. Вообще никакой. Хотя я была точно в городе, судя по виду из окна. И какая теперь польза от моего смарт... фона?.. Второй же бесполезной вещью было удостоверение ординатора. Моя фотография, место учёбы, карта ВУЗа, куда приходила стипуха, и социальная карта, чтобы ездить в метро, на которую я положила денег аж на два месяца вперёд. Наивная, какая же я наивная...

Две одноразовых маски, ключи от съёмной квартиры, какой-то чек из «Пятёрочки», белые проводные наушники. Всё. Это всё, что осталось у меня от прошлой жизни, если я действительно оказалась где-то помимо рая и операционного стола. К горлу подкатили слёзы.

Трудно будет передать словами, сколько всего я пережила за эту ночь. Я всё ждала, что где-то над ухом прозвучит ласковый голос: «Таня... вставай, милая, всё закончилось...» Но никто не пытался меня разбудить. Всем было наплевать. Хотя нет, я бы так не сказала.

Наутро я услышала топот ног и, выглянув в коридор из своего «убежища», увидела, как детишки от трёх до семнадцати лет бегут в сторону лестницы, крича что-то про еду. А еда — это всегда актуально. И я побежала за ними, надев самое чистое и целое платье, что нашла в пыльном шкафу, стараясь не думать о судьбе предыдущей хозяйки. Не до того.

Еда была, конечно, не ахти, но с учётом моей нынешней диеты — ничего особенного. Подгоревшая каша, кусочек хлеба, вода. Хотя бы никто не торопил, и можно было спокойно поесть. И готовить не надо было. Живём.

После завтрака дети выстроились в шеренгу по двое, и нас всех воспитатели повели куда-то в город. Я смотрела по сторонам и не могла поверить... это точно была не Москва. И даже не Россия, хотя вокруг было достаточно грязно... где? Где мы шли?

А шли мы в церковь. Католическую церковь. Небольшую, с осыпавшейся крышей и несколькими выбитыми окнами сверху. На проповеди я понимала дай бог три слова из десяти, но старалась делать вид, что я как все. А всем было плевать, судя по их измученным, больным лицам. Только один лишь Том, излучая небывалое здоровье и красоту, словно продав за них душу Дьяволу, изредка поглядывал на меня, будто следя, чтобы я не сбежала... Но куда я сбегу?! Я была в ахуе, не меньше, прости меня господь за бранные слова в церкви!

Я понятия не имела, следили ли за мной те мужчины в чёрном, как и обещали. Я понятия не имела, почему за меня вступился тот старик. Я понятия не имела, чем так согрешила за свою жизнь, что очутилась здесь. Тигран, миленький мой, забери меня, я больше и слова плохого не скажу в твою сторону! Но Тигран меня не слышал, как не слышал и Господь. Никто.

Обратная дорога была такой же унылой, как и до этого. Единственное — это то, что я, кроме зданий, начала обращать внимание на машины, а они... мягко говоря, были странными. Округлыми, ретро... Всё вокруг было странным... или это я была странной, а с остальными всё было в порядке? Мда...

Придя к исходной точке — довольно большому четырёхэтажному зданию из чёрного камня за высоким железным забором, дети разошлись по своим комнатам до обеда. Как я вскользь услышала, из-за очередной вспышки кори было решено закрыть игральный зал. Да уж, что-то это мне напоминает... Но ладно, одиночество сейчас было лучше игр. Только вот оставлять меня одну никто не планировал.

Едва я улеглась на кровать и принялась бессмысленно смотреть в потолок, как в комнату пробрался хищный зверь. Том, как и обещал, пришёл со мной побеседовать, но вот я как-то была не настроена на светские беседы. Правда, ему было плевать, судя по всему.

Первым делом он подошёл к окну и взмахнул странным предметом — палочкой, которую старик в лиловом давал мне подержать вчера. Подул лёгкий ветерок, а затем всё стихло, а Том тем временем подошёл к двери и проделал то же самое. А в конце развернулся и вцепился взглядом в меня.

— Вот теперь нас никто не услышит... Так ты на самом деле шпионка Сталина?

Наверное, я так выразительно выпучила глаза, что Том закатил свои и вздохнул, осознав глупость своего вопроса.

— Ладно. Либо ты очень хорошая актриса, либо...

— Либо я пиздец как хочу домой, — перебила я, выпрямившись в кровати. — Где я?

— Не выражайся при мне, — жёстко оборвал он, сделав шаг мне навстречу, но чем больше мы разговаривали, тем больше я понимала, какой же бред сейчас творился...

— А откуда ты понимаешь русскую брань? — усмехнувшись, переспросила я, а страх улетучивался быстрее нашатыря с ватки. — Ты шпион Сталина?

— Вопросы здесь буду задавать я, понятно?

Не знаю, почему, но мне вдруг стало смешно. Эта козявка в моём же бреду пыталась ставить мне условия... абсурд! Это точно сон. И пока я сплю, можно было немного... поиграть. Что я теряю в конце концов?

Том от моего смеха непонимающе скривился, а я рассмеялась ещё громче.

— Зая, ты такой смешной, когда сердишься!

— Не смей так меня называть!

Не успела я глазом моргнуть, как он подскочил ко мне и ткнул палочкой под самое горло, что я аж сморщилась от боли. Но даже сквозь боль я нашла в себе силы растянуть губы и ядовито прошептать:

— А то что? Убьёшь меня? Милый, ты хоть понимаешь, что угрожаешь расправой человеку в хронической затяжной депрессии без доступа хоть к каким-то таблеткам? Да я буду рада, если ты меня убьёшь, у меня кишка тонка самой броситься под поезд, а я уже не вывожу всё это говно последние десять лет! Так что давай, смелее!

— Так тебе же тринадцать? — вдруг нахмурился он, вглядевшись в моё лицо. Я на секунду дёрнулась, и Том тотчас это заметил. — Или нет?..

— Я не буду тебе ничего говорить.

Мой голос неожиданно обрёл твёрдость. Похуй на всё. Но я не дам больше унижать себя. Я столько терпела... нет, только не в моём сне, пошли все на хер.

— Вот как? — прошептал он, чуть сильнее надавив палочкой, а я в это время посмотрела на пасмурные тучи за окном и усмехнулась.

— А ты не забыл, что за мной следят? Долго ты так угрожать мне не сможешь, это заметят... да и сделать ничего не можешь, а то злые дяденьки надают тебе по попе... будь хорошим мальчиком, убери свою палочку и дуй к себе в комнатку, пока не подхватил заразу. Лечить такого ангелочка, как ты, здесь точно некому.

На мгновение мне показалось, что этот сопляк действительно меня убьёт, настолько осатанело его лицо. Я даже смирилась с неизбежностью скорой кончины и мысленно поцеловала на прощание маму, как на красивом лице вновь проступила крайне нехорошая улыбка. Лучше бы прибил, честное слово!

— Ты права. Я пойду. Только к окну не подходи, хорошо, куколка?

— Раз уж ты так просишь, не буду, сладкий, — так же ядовито ответила я, а от моего горла наконец убрали палочку. Получив доступ к кислороду, я сделала несколько спасительных вдохов, а Том, напоследок ещё шире растянув красные губы, стремительно вышел из моей комнаты, напоследок взмахнув палочкой...

«Вот стервец... — усмехнулась я, откинувшись обратно на скрипучую кровать. — И что ему от меня надо? Я не знаю ничего ни про зелёного человека, ни про Гитлера, ни про Сталина. Они все давно умерли! Оставьте меня в покое!»

Правда, отдыхала я ровно пять минут. Затем послышался топот ног, и только я в полной растерянности приподнялась, как ко мне в комнату влетела стая женщин во главе с замученной миссис Коул.

— Она пыталась выпрыгнуть в окно! — воскликнул Том, а я снова выпучила глаза от происходящего. — Она сумасшедшая! Я еле оттащил её, смотрите, вот следы от ногтей!

Не успела я повернуть голову в сторону подоконника, как на нём как по волшебству появились глубокие царапины. «Вот с-с-с... сука!»

— Нет! Это... это... это... м-м-м!

Почему-то я не могла произнести ни слова, и нянечки быстро связали меня какими-то тряпками и оттащили от окна, хотя я и вырывалась на свою беду. «Тварь, сволочь!»

Конечно, волна гнева была сильной, но эта эмоция сейчас была не в мою пользу, это точно. Затихнув, я позволила увлечь себя наверх, в просторный зал, где все окна были зарешечены, а из мебели был лишь стол и два стула... И на один посадили меня и привязали к спинке, а на второй где-то через час или около того пришёл мужчина в костюме и очках, вокруг которого плясала миссис Коул.

— Девочка появилась из ниоткуда, в странной одежде! Сначала бросилась под грузовик, потом пыталась выпрыгнуть в окно! Доктор Сэлмен, у приюта нет денег, чтобы заплатить вам, время сейчас тяжёлое... но если она не в себе, мы не можем оставить её здесь! Она может навредить другим детям!

«Вот тварь, это что, психиатр?! — выругалась я, уже представив себе обитую войлоком комнату, и такой расклад меня совершенно не устраивал. Мельком посмотрев вбок, я заметила крайне довольное лицо сопляка, затеявшего весь этот цирк, и мои руки затряслись от злости. — Не дождёшься, скотина!»

Для начала надо было прийти в себя и обуздать все эмоции. Это мне удалось удивительно быстро, и когда доктор Сэлмен, на вид относительно безобидный человек, сел напротив меня, в голове уже созрел план, как выпутаться из этой ситуации. В прямом смысле этого слова.

— Так-так-так... посмотрим. Ты понимаешь меня? — начал опрос психиатр, и я уверенно кивнула, а тоненькие круглые очки пожилого врача чуть сползли на переносицу, настолько внимательно он вгляделся в моё лицо. — Как тебя зовут?

— Я... я не помню...

На самом деле, я прекрасно помнила своё имя, оно было и на удостоверении, и на социальной карте, и много где ещё. Но все подозрительные вещи я спрятала ещё вчера, а светить настоящим именем, не зная ситуации, не хотелось, мало ли... Да и изображать амнезию было гораздо проще, чем истерию или шизу.

— А что ты помнишь? — изображая заинтересованность, явно пытаясь тем самым наладить контакт, спросил доктор Сэлмен, и я, картинно вздохнув, начала придумывать на ходу.

— Я помню... своё детство. Я родилась в Москве, но потом... мы уехали... за границу.

— Твои родители эмигранты, так?

— Да, — уверенно кивнула я, пока довольная результатом.

— Хорошо, — вздохнул доктор Сэлмен, сняв с руки часы. — А ты можешь сказать, который час?

— Пять минут третьего, — без запинки ответила я, и психиатр довольно кивнул, потому что ответ был правильным. Наклонившись, он порылся в коричневом портфеле и достал оттуда пустую белую картонку и показал её мне.

— А здесь ты что-нибудь видишь?

— Нет, она пустая, — так же уверенно проговорила я, прекрасно зная, какие приёмы на мне сейчас испытывали. Я точно выйду сухой из воды, вот увидите.

— Угу... значит, твои родители эмигранты. А как ты оказалась в Лондоне?

— Я... я не помню... — сглотнула я, получив крупицу новой информации об окружающем мире. Я в Лондоне?!

— А зачем ты бросилась под машину? Я правильно понимаю, тебя нашли на дороге, именно этот юноша?

Том тотчас авторитетно кивнул, а его скулы так и трещали от напряжения... сволочь...

— Да, девочка бросилась под машину, я сам видел, своими глазами.

— Я... я споткнулась! — вставила я, перетягивая одеяло на себя. — Я плохо помню, но я... я споткнулась и ударилась головой. А у окна мне... мне стало плохо! Мне стало плохо, я бы упала, но... но... этот... этот... мальчик... меня вытащил... только я поцарапала окно. Вот и всё... голова очень кружится, зря я подходила к этому окну.

Моя речь была связной, относительно связной, конечно, потому что навык английского оставлял желать лучшего. Но этого было достаточно, чтобы признать меня вменяемой... ну же!

Том словно воды в рот набрал, а я улыбнулась психиатру, пытаясь изо всех сил наладить с ним контакт. Я вменяема, спроси что хочешь, отвечу на всё!

— Ты где-нибудь училась? Умеешь читать и писать? — наконец заговорил доктор Сэлман, и я облегчённо вздохнула.

— Да, я умею. Я... я читаю с пяти лет, очень... очень люблю русскую классику. Я читала в оригинале Достоевского и Толстого...

— Вы читали «Войну и мир»? — послышался удивлённый вопрос, а я вконец расслабилась и улыбнулась.

— Конечно, мои родители очень её любят! Мне особенно нравится метафора дуба в контексте размышлений князя Андрея Болконского... и небо над Аустерлицем во время ранения князя, крайне животрепещущий момент. Лев Николаевич очень хорошо пользуется языком метафор, мне это нравится особенно сильно.

— Аустерлиц? — послышался за моей спиной тихий женский голос. — Это про Германию? О чём она говорит?

Только вот психиатр изменился в лице и восхищённо воскликнул:

— Я тоже это заметил! Поразительные метафоры! Удивительно слышать в таком юном возрасте столь зрелые мысли. Я думаю, дорогая, с вами всё в порядке, и даже больше, вы очень смышлёная для своего возраста юная леди! Дамы, прошу вас, развяжите девочку, она не представляет опасности для окружающих, ни явного, ни какого-либо другого психоза я не вижу.

«Съел, сучок!» — злорадствовала я про себя, когда меня отвязывали от стула. А я ещё плевалась в школе, что «Война и мир» мне не пригодится... Ха! Кикимора Александровна, огромное вам спасибо! Что бы я без вас делала с вашим дубом и небом Аустерлица! Пожалуй, это единственное, что я читала по литературе из этой темы, и то ради сочинения, а вот оно как получилось!

Будет трудно передать словами лицо Тома, когда психиатр сказал, что я не представляю угрозы для окружающих, ведь эта тварь добивалась обратного. Подавись! У меня лучшая подруга в орду по психиатрии поступила, да я ещё и с Настей, аспиранткой-психиатром, чаи в своём любимом ОППЖ гоняю, когда выдаётся свободная минутка, думаешь, я не знаю, как проводят осмотр психиатры?! Чёрта с два! Один-один, сволочь!

— У девочки, скорее всего, посттравматическая ретроградная амнезия... и возможно, сотрясение головного мозга, — напоследок проговорил доктор Сэлмен, вставая со стула. — Не давайте ей много пить и есть, а ещё пусть полежит недельку в кровати, постельный режим пойдёт на пользу, и головокружения пройдут. Удачи вам, дорогая.

— И вам, доктор, — с придыханием попрощалась я, приняв помощь от одной из воспитательниц, будто мне действительно плохо. А когда мы с Томом пересеклись взглядами, я незаметно показала ему средний палец и изобразила поцелуй, отчего он вскипел ещё сильнее. Ох да, он ещё не знает, с кем связался.

— Миссис Коул, — вдруг донёсся голос поганца, когда мы почти вышли на лестницу, и мне разом стало не по себе от того, как быстро кое-кто пришёл в себя. — Миссис Коул, наверное, я всё не так понял, прошу прощения... Но я очень хочу загладить свою вину. Давайте я провожу... девочку... до её комнаты и посижу с ней, пока не уснёт? Мне нетрудно, честное слово! Я очень хочу помочь!

«Ты что творишь, гад?! — взвизгнула я про себя, действительно чуть не потеряв почву из-под ног. Но моё пошатывание не ускользнуло от внимательного взгляда директрисы приюта, и та печально покачала головой, а меня так и перекосило. — Я хочу лежать неделю одна, без тебя, не смей!»

— Это всё-таки я не дал ей выпасть из окна... вы можете мне доверять, — тихо, баритоном проговорил он вдобавок, будто змей, гипнотизирующий мышь, и та снова вздохнула.

— Конечно, Том... леди, у нас и так много работы, детки болеют... пусть Том за ней присмотрит, надо погулять с малышами, а то они совсем зачахнут.

«Бля... бля-я-я-я...» — стонала я про себя, когда меня перехватил этот гад, только вот по сценарию я была тяжело больной и мне нужен был уход... уход этой твари куда-нибудь подальше, а не ко мне в комнату. Пожалуйста!

Придя в комнату, мы одновременно схватились: он — за палочку, а я за его горло. Это уже не лезло ни в какие ворота.

— Значит, ты родилась в Москве? Хорошо врёшь... — с улыбкой процедил он, чуть сильнее надавив палочкой, а я чуть сильнее надавила на его левую сонную артерию, и Том перехватил мою руку своей и крепко сжал, что я пискнула от боли. Но руку убирать не собиралась.

— До тебя мне ещё очень далеко, зая, — улыбнулась я, так и злорадствуя вспыхнувшей в его глазах злости. — Но не смей мне больше пакостить. Я уже большая тётенька, несмотря на внешность, и в обиду себя не дам.

— Ну-ну... только ты не представляешь, с кем связалась, милая, — процедил он, обдав меня горячим дыханием, только вот от него у меня прошлись мурашки по коже, словно от кусочка льда. — Доктора ты, может, и провела, а вот мракоборцев не проведёшь. Ты ничего не знаешь о мире, где оказалась...

Я опять не удержалась и дёрнулась, и прохвост мигом заметил секундный страх в моих глазах, ещё больше укрепляя своё положение.

— Верно, ты ничего не знаешь... а я знаю. И я легко сделаю так, что все вокруг поверят, что ты шпионка. Неважно, причём, кого. Думаешь, Азкабан лучше психушки? Нет, милая, нисколько. А я легко устрою тебе туда экскурсию, если будешь дерзить мне. И поверь мне, ты будешь молить там о смерти, но никто тебе не даст умереть раньше срока... Я понятно выражаюсь?

— Предельно, — проскрипела я, уже не решаясь дерзить... я действительно знала слишком мало, а мальчик разошёлся не на шутку. Что такое Азкабан? Он блефует или нет?

— Уже лучше. Я предлагаю тебе сделку... отпусти меня.

Отдав приказ, он сам убрал палочку от моей шеи, и я разжала руку, а после растёрла её, стараясь прогнать боль. Неужели у меня действительно нет выбора? Чёрт... чёрт! Нужно было держать язык за зубами!

— Ты расскажешь мне всё о себе: откуда ты, чем занималась, как здесь оказалась, а я... помогу тебе избежать тюрьмы. Я смогу убедить тюфяка Дамблдора, что ты всего лишь жертва обстоятельств... но это только в том случае, если ты будешь... беспрекословно... меня... слушаться.

Том изогнулся и навис надо мной, а у меня были связаны руки, теперь уже в переносном смысле. Азкабан, Дамблдор, шпионы, Гитлер, Сталин, война... всё слишком серьёзно, мне не вылезти! Одной мне не выбраться! Но почему именно он?!

— Хорошо, — после минутной заминки выдохнула я, признавая своё поражение, и мальчишка с противным триумфом отошёл наконец от меня, а я осела на кровать, пытаясь сдержать противную желчь.

— И для начала ты расскажешь мне, что это такое... — протянул поганец, достав из кармана мой телефон, и я вскочила на ноги и прокричала:

— Отдай, это не твоё!

— Не смей орать! — прошипел он, и я вмиг потеряла голос, как с утра, а Том поднял телефон повыше, чтобы я не достала. — Сядь на кровать и рассказывай... тихо!

Выдохнув, словно пытаясь изгнать вместе с воздухом и злость, я послушно села и протянула руку.

— Дай мне, я покажу, для чего она нужна.

Том смотрел на меня с крайним недоверием, словно боялся, что у меня в руке бомба, не меньше, и я подорву и его, и себя заодно, но я вздохнула ещё раз.

— Или разбирайся сам, но никто, кроме меня, им пользоваться не сможет.

«Конечно, пароль, отпечаток пальца и фото лица... нет, ты его не разблокируешь, только сломаешь... хотя всё равно инета нет, делай что хочешь, фотик и калькулятор мне без надобности».

— Нет, — вдруг сказал он, убрав телефон обратно в карман, а я выразительно закатила глаза. — Пока я тебе не доверяю, так что это побудет у меня.

— Как хочешь, — хмыкнула я, а гадёныш тем временем достал моё удостоверение из того же чёртового кармана.

— Как и это.

— Ты умеешь читать по-русски? — подняв брови, усмехнулась я, но Том так же усмехнулся в ответ.

— Нет, но я знаю человека, который умеет. А здесь твоя фотография... и здесь... и здесь... я много что узнаю и смогу понять, врёшь ты мне или нет. Так что осторожнее, куколка.

— Ага, удачи! А теперь дай мне полежать в кровати, голова болит... мне врач сказал лежать и отдыхать... а ты вызвался охранять мой отдых...

— Здесь третий этаж: выпрыгнешь — только хуже сделаешь. Так что набирайся сил, Дамблдор скоро придёт, нужно придумать, что же всё-таки делать... а я пока что не очень хочу тебе помогать... Но может, завтра что-то изменится?

— Очень может быть, — изобразив вежливую улыбку, промурлыкала я, и гад, не скрывая довольной усмешки, скрылся прочь из моей комнаты.

А я откинулась на подушки, уже не надеясь, что меня кто-нибудь разбудит... Так, Татьяна Игоревна, в какую же передрягу ты успела вляпаться?!