Пролог.
Маркусу было всего год, когда новости об его отце и матери вышли на первые полосы. Вместо пустышки, он слюнявил большой палец и повторял одно единственное слово, как универсальный ответ на все вопросы — Кла. Малыш понятия не имел, кто такой Кла и что он на самом деле произносит имя совершенно неправильно, но каждый раз повторяя его, на лице появлялась счастливая улыбка. А вот у мамы от одной первой буквой уже сводило лицо.
В ту неделю, когда новости облетели весь город, лицо у неё было таким и днём, и ночью. Не понимая в чём дело, мальчик повторял «Кла» ещё чаще, будто надеялся, что мама улыбнётся в ответ, а та только сильнее хмурилась и бросала сына на нянек, которых оплачивал богатый любовник и по совместительству отец Маркуса. Когда их любовные шашни обрели общественного зрителя, женщина поставила перед любовником наисложнейшую дилемму — бросить жену и первого сына, дабы обрести новую тихую гавань в лице самой себя и второго чада. Конечно дилема эта не пришлась герцогу по вкусу. К этому времени он уже пустил все силы на то, чтобы замять неприятный скандал. Осознав, что любовница на грани того, чтобы сбежать из города, он пообещал, что такое положение дел временно. Однако, затянулось оно на долгие годы.
Маркус рос весёлым, пухлощеким и здоровым мальчиком, но каким бы не был он чудесным, мать не обращала на него почти никакого внимания. А стоило ребёнку возжелать этого внимания, как она закатывала истерики. Если уж на чистоту, то Ингрид терпеть не могла сына. Он был для неё обузой. Единственной причиной, по которой она родила Маркуса — было желание обрести рычаг давления на его отца и способ навсегда связать себя с ним. Это ей удалось сделать, но как оказалось потом — малыша ещё надо вырастить. Так что своим появлением Маркус частично стал для неё разочарованием. Радовало лишь одно — то, что он родился мальчиком, а внешностью пошёл в отца.
И всё же несмотря на нелюбовь к сыну, тот продолжал тянуться к матери. Няни сменялись ежемесячно, так что он едва ли успевал к ним привязаться. Ингрид была параноиком, а потому любая женщина в доме, вызывала гнев, раздражение, а главное страх, что у неё что-то отнимут. Любое неровное движение или неверное слово, как работницы тут же вылетали обратно откуда прилетели.
Первые годы после рождения сына были самыми тяжёлыми. Ингрид едва ли могла смотреть на него, а любой, исходящий от мальчика звук, заставлял женщину ненавидеть его. Однако, чем сильнее она ненавидела сына, тем сильнее Маркус её любил и верил, что если он любит, значит и его тоже, просто по-другому.
Первым, долгожданным облегчением для матери стало принятие сына в детский сад. После этого она, будто подуспокоилась и даже планы на будущее начала строить. Например, куда бы сплавить сынишку дальше. Может в пансион? Чтоб подальше, и подольше.
С отцом Маркуса на эту тему они спорили годами. Из-за этого он частенько выходил из дома, который был куплен специально для неё сразу после рождения сына, громко хлопая дверью. В итоге мужчина сдался, но выбрал пансион, который был ближе всего, чтоб мальчик почаще на выходные приезжал домой. Скрипя сердцем и зубами, Ингрид согласилась. Надеялась, что со временем у сына отпадёт желание — приезжать.
В пять Маркус поступил в школу-пансион. Малоприспобленный к самостоятельной жизни — первое время он напоминал беззащитного зайчика и как было условлено, каждые выходные на «радость» матери приезжал домой. Ему не нравилось в школе. Там он чувствовал себя даже более одиноким, чем дома. Пока дети учились дружить, он прятался в самых тёмных углах, подальше от чужих глаз. Но о том, чтобы вернуться домой и перейти в обычную школу, Маркус даже не пытался заговорить. Боялся гнева матери. Он всё также любил её, но теперь она ужасала.
Легче житься в пансионе Маркусу стало только в семь, когда в его классе появились новые ученики — близнецы. Он был первым с кем они нашли общий язык. Теперь ребята везде ходили вместе. Близнецы шалили, а Маркус их прикрывал. Негласно, мальчики объявили его третьим братом. Как-то он упомянул это в разговоре с матерью. Та пришла в такое пламенное бешенство, что у Маркуса волосы дыбом встали.
— Нет у тебя братьев! И не будет! Ты меня понял?! — Взгляд полный ненависти едва не прожёг в сыне дыру.
Почему её так разозлило это, мальчик не понимал долго. Даже спустя несколько недель, когда отец приехал в пансион, чтобы забрать сына домой и неожиданно сообщил о существовании старшего брата, Маркус не понял. Слова отца его обрадовали и он тут же захотел познакомиться с ним. Мужчина пообещал подвинуть это событие на следующую неделю. Однако, познакомился Маркус с братом только через месяц, в день, когда ему исполнилось восемь.
Для младшего сына отец организовал пышное празднество, с кучей смеющихся детишек, разноцветных шаров, приглашенных музыкантов и даже клоунов. Среди всех пестрящих красок, брат казался неживым, будто на старой фотографии. Во фраке и в рубашке, со старинным горлышком, он выглядел точно, как аристократ. А ещё смотрел на всех не просто свысока, а с каким-то странным, холодным спокойствием. Особенно на детей, которые то и дело норовили наступить на носки его дорогих туфель.
Едва увидев юношу, Маркус сразу понял, что это именно он — старший брат. Впрочем, даже если бы кто-то не знал о существовании у мальчика брата, то заметив их вместе, совершенно точно заподозрил бы их в родственных связях. До того они были похожи друг на друга, что подойдя к юноше, Маркус первым делом отметил, что в будущем он будет его точной копией. Тот же в ответ презрительно усмехнулся и от чего-то мальчик вспомнил свою мать, которая не то, что на праздник не удосужилась прийти, а даже поздравить сына с восьмилетием.
— Я Клаус.
Это было единственное, что брат сказал в тот день. Всё остальное время он провёл, глядя на Маркуса издалека. Может поэтому мальчик не мог избавиться от неприятного чувства, будто он был вещью на каком-то аукционе.
После той встречи, мальчик больше не горел желанием встречаться с братом, хотя изредка всё же вспоминал о нём. В мыслях Маркус представлял, как они с Клаусом гоняют мяч по зелёной, сочной траве, ходят в кино, деля ведро попкорна на двоих, или катаются на велосипедах, разрезая тёплый, весенний воздух. Правда, когда он переехал в дом отца, ничто из этого не претворилось в жизнь. Впрочем к этому времени Маркус уже ничего не хотел. Разве что избавиться от кошмаров, захвативших не только его дни, но даже ночи.
Когда мальчику сообщили о пропаже матери, он не произнёс ни слова, словно уже знал об этом. А когда Маркуса замучили кошмары, отец забрал его из пансиона. Больше он туда не возвращался, но вспоминая о днях в старой школе, его окутывала тоска. А может мальчик просто скучал по тем временам, когда вместо монстров в темноте, видел своё будущее.
Месяц спустя после этих неприятных событий, наступила скорбная пора. Мать Маркуса наконец была найдена. Об этом пестрили все заголовки журналов и газет.
«Любовница одного из самых из самых богатейших людей нашей страны, основателя «Gray Group» — Андреаса Де Грея — была найдена, закопанной в собственном саду. Над известной семьёй вновь нависла туча. Что об этом говорит светское общество? Эксклюзив на следующих страницах... ».