Реквием роскоши среди пепла иллюзий
Он перевёл суровый взгляд на замершие группки перепуганных аристократов. В рядах благородных гостей начало доходить первое осознание того, что здесь будет происходить. Это ощущение подкрепилось, когда сопровождавшие Командира солдаты слегка засуетились, их руки инстинктивно потянулись к рукоятям оружия.
Грозная фигура нависала над бездыханным телом, одежда и тело были залиты кровью поверженной жертвы.
«Защищать свой дом и землю?» — голос Командира прогремел под сводами зала, преисполненный негодования. — «Мужчины аристократии не защищали ничего, кроме своих собственных богатств и амбиций!»
Он со звериной яростью ударил сапогом в грудь поверженного герцога, раздался омерзительный хлюпающий звук.
«Плоды тяжкого труда? Процветание этих краев?» — Командир издал горький смешок, обводя взглядом роскошные убранства зала. — «Вы жиреете с чужих трудов, купаясь в неправедных богатствах! Ваше "процветание" основано на крови и поте тех, кто гибнет за ваши интересы!»
Он снова перевёл безжалостный взгляд на благородных гостей. Некоторые съёжились от его пронзительного взора.
«Вы смеете говорить о почестях и славе для нас, солдат? Какие почести ждут калек без рук и ног? А ведь многие из моих боевых товарищей останутся именно такими благодаря вашим бесконечным войнам!»
Командир угрожающе шагнул вперёд, казалось, что сабля в его руке ожила, ища новую жертву.
«Мы клянёмся в верности королю и стране, а не вам, жалкие накопители богатств! И Мы никогда более не подчинимся вашим преступным приказам посылать людей на бессмысленный убой!»
Его взор упал на Эмили, фигурка которой ещё сильнее сжималась от ужаса. Командир ухмыльнулся, окинув её насмешливым и пренебрежительным взглядом.
«Что ж, девица, твой жених обрёл ту награду, какую заслужил – вечный покой, — процедил он сквозь язвительный оскал, но выражение лица его тут же помрачнело, а в глазах вновь вспыхнули язычки безумной ярости. — Теперь все вы будете танцевать в загробной жизни. Правда, если души загубленных солдат не помешают вам…»
Он шагнул вперёд, лицо исказилось от лютой, звериной ненависти. Глаза вновь горели безумным огнём, сабля в руке угрожающе дрожала.
«Валите всю эту знатную мразь! — заревел он хриплым голосом, почти срывающимся на крик. — Вперёд, псы войны! Изгадьте это логово пороков и роскоши! Пусть стены обагрятся кровью этих шлюх и шутов! Превратите их пиршественный чертог в обиталище воплей и смертных мук!
Началась резня…
Сначало их ярость обрушилась на хрупкие фигуры женщин в вечерних туалетах. Длинные платья моментально пропитывались алой влагой, когда лезвия вспарывали нежную плоть. Крики ужаса и мольбы о пощаде резко обрывались, стоило клинку рассечь горло или вспороть живот. Внутренности вываливались наружу, когда сталь разрезала животы.
Мужчины отчаянно пытались защитить своих спутниц, обнажая шпаги и кинжалы. Звон скрещивающейся стали смешался с криками отчаяния и боли. Вскоре безудержный натиск захватчиков превратил искусство фехтования в бессмысленное ремесло. Изувеченные трупы кавалеров усеяли пол перемежая их отрубленными конечностями и кусками плоти.
Взгляд Эмили метался среди царящего кошмара в тщетных поисках родителей. Ужас полностью поглотил девушку, стерев с её черт любые признаки былого изящества и высокомерия. Её дрожащие губы разомкнулись в пронзительном крике, смешавшемся в один хор с воплями других дам. Но этот вопль оборвался, когда внезапный удар грубой стали обрушился на её грудь, тем самым заставляя её упасть на мрамор.
Изящное тело забилось в конвульсиях, извиваясь в муках последней агонии. Трепетные руки бессильно молили о пощаде, а жемчужные губки, ещё недавно способные излагать красивые речи, хватали спазматическими глотками воздух в преддверии небытия. Чудовищные хрипы вырывались из стройной шеи, пока тень смерти покрывала прелестное личико Эмили.
Когда-то яркие и праздничные наряды дам теперь представляли собой жалкое зрелище – изодранные, изгвазданные, пропитанные не только алой кровью, но и прочими отбросами человеческого естества. В предсмертной агонии тела теряли контроль над собой, оставляя липкие лужицы мочи, кала и прочей грязи на некогда сияющем полу.
Даже самые гордые и возвышенные в этот момент становились жалкими, омерзительными существами. Ничто уже не могло скрыть их животную сущность перед лицом неотвратимого конца.
Командир с презрением наблюдал эту деградацию, торжествуя в душе. А затем усмехнулся при мысли о том, как бы эти самодовольные лжецы отреагировали, увидев себя в столь жалком виде…