Дело №2: Цвета крови. (18+) [ЗАВЕРШЁН]

Двое уже не дерутся. Исход схватки предрешен. Мистер Уил по праву наречен не просто Уил, но Железный. Оправившись от первого шока, довольно споро вывернулся из-под наседавшего Мика, оказался сверху, зажал шею противника в мертвый захват-замок — чуть посильней, и асфиксия обеспечена

— Агент Мик! Всё?! — с трудом дается Железному увещевающий тон, с пыхтением и рычанием. — Всё или нет?

Взбрыкивающий Мик готов на полную и необратимую асфиксию, но согласия на «Всё!» Железный из него ни за что не выдавит. Нет, не выдавит, срань господня!

— Всё… — констатирует Железный, ослабляя захват и аккуратно ссыпая противника на пол, когда налившиеся бешенством глаза Мика начинают заволакиваться снулой рыбьей пленкой. — Всё…

Не нервничай, Мик. Отдышись, попей водички, сосчитай до десяти и… не нервничай.

//Штаб-квартира ФБР Вашингтон, округ Колумбия 13 апреля. День//

За проступки поднадзорного всегда больше достается надзирающему. И вопрос Сабины «Сэр? Вы хотели меня видеть?» — риторический, из служебного этикета.

Разумеется, помощник директора ФБР хотел ее видеть. И сам директор ФБР хотел ее видеть. И еще парочка угрюмых высоких персон аналогичного пошиба хотела ее видеть. Для чего и вызваны вы, агент Сабина, не куда-нибудь, а в святая святых… Или просторный кабинет директора ФБР в данном контексте уместней назвать чистилищем?

— Сэр? Вы хотели меня видеть?

Против обыкновения Сабина не вперилась характерным птичьим взглядом в лицо Железного. Деликатно уставилась куда-то на уровень скиннеровского галстука. Можно толковать как понурую голову. Хотя элементарно — поедать глазами начальство, у которого перекошена вздувшаяся скула… Зачем дразнить? Боевые отметины украшают мужчин. Однако дьявол кроется в деталях. Фотогеничный шрам у виска и припудренный фингал на скуле — почувствуйте разницу. Точно так же, как осколок, застрявший в плече, или осколок, угодивший в задницу. Оно конечно, разорвавшаяся граната не целит в строго конкретные части тела, но так уж устроена люде— кая психология: рана в плече — героическая, рана в заднице — достойна осмеяния. Шрам у виска — ты мужчина, фингал под глазом или на скуле — ты мужчинка.

Сабина с трудом сдержала кривую ухмылку, боковым зрением зафиксировав боевую отметину Железного. Аи, да Мик, аи, да сукин сын! Говорила же ему: не нервничай!

— Пожалуйста, садитесь, агент Сабина.

И то хорошо, что пока будут отчитывать, не придется стоять, как провинившейся школьнице. А отчитывать будут, будут. И не Смитт…

Железный, пригласив ее сесть, демонстративно отвернулся, предоставив инициативу коллегам. Дескать, я — лицо заинтересованное, отчасти пострадавшее, и любое мое слово может быть истолковано превратно, так что я просто побуду здесь немым укором. А вы спрашивайте, господин директор, спрашивайте, коллеги.

Приступим!

— Агент Сабина, вы в курсе вчерашнего безобразного инцидента в коридоре нашего Бюро?

— Да, сэр.

— Есть ли у вас разумное объяснение неразумному поведению агента Мика?

— Агент Мик говорил мне, что в последнее время мучается бессонницей. Я ему говорила: «Не нервничай!» Он действительно был какой-то взвинченный.

— Именно и только из-за бессонницы?

— Других причин не вижу, сэр. Во всяком случае, он мне их не сообщал.

— Как вы считаете, агент Мик доверяет вам?

— Конечно! Мы ведь с ним напарники.

— Напарники… Напарники, значит… Агент Сабина, насколько мне помнится, вы были приставлены к агенту Мику, чтобы контролировать его деятельность. Или я ошибаюсь? Может директор ФБР иногда ошибаться, нет?

— Вы не ошибаетесь, сэр.

— Замечательно! А то я заподозрил у себя подступающий склероз. Вы сняли громадный груз с моей души, агент Сабина.

— Рада стараться, сэр!

— Вы не радуйтесь, агент Сабина. Вы, главное, старайтесь.

— Я стараюсь, сэр!

— Скажите, агент Сабина, вашими стараниями мы получаем исчерпывающие сведения о служебной и иной деятельности агента Мика?

— Да, сэр. На протяжении последних шести месяцев, сразу как только я была… восстановлена в прежней должности агента ФБР… вы получали исчерпывающие сведения об агенте Мике. Что касается его работы над икс-файлами — да, сэр.

— И в докладывали всегда добросовестно? Всегда подробно и добросовестно? Правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Так, агент Сабина?

— Меня обвиняют во лжи, сэр?

— Разве? Вас просто спрашивают, агент Сабина.

— Я и отвечаю, сэр.

— Замечательно!.. Что ж, как вы понимаете, вашему напарнику предстоит дисциплинарная комиссия. Если на ее слушаниях вдруг обнаружится, что вы что-то скрыли от нас… хотя бы здесь и сейчас… Будьте уверены, для вас уготовано то же взыскание, что и для него.

— Какое, сэр?

— Увольнение. И, будьте уверены, на сей раз без возможности восстановления в должности.

— Не сомневаюсь, сэр.

— Сомнения, агент Сабина, толкуются в пользу обвиняемого.

— Все-таки меня обвиняют…

— Ну что вы, агент Сабина! Вас предупреждают. По-товарищески. По-дружески. Мы ведь одна команда, агент Сабина, нет?

— Простите, сэр. Агент Мик входит в команду?

— А как же! Мы все уверены, что да. И мой помощник в этом уверен. Нет, Уил?.. Видите, агент Сабина, молчание — знак согласия.

— Это все, сэр?

— Да, агент Сабина. Спасибо. Вы нам очень помогли. Можете быть свободны.

Двоякое напутствие — «можете быть свободны»! То ли на сегодня, то ли до злосчастной дисциплинарной комиссии, то ли… навсегда — от работы в ФБР. Черт возьми, не нужна Сабине такая свобода — от работы. Работа делает свободным! А ей, Сабина, фактически недвусмысленно дали понять: «Свободна!»

И она, покинув чистилище, не сдержалась, изничтожила взглядом почтенную матрону в «предбаннике». Вот этой старой грымзе, вручную перебирающей почту и отстукивающей официальные отписки на допотопном «Ун-дервуде», небось, не скажут: «Свободна!» Так и будет этот… номинальный сотрудник ФБР просиживать юбку от «Армии Спасения» до скончания веков! Всеобщая компьютеризация, космические скорости, передовые технологии — а эта старая грымза так здесь и будет! И еще не одного директора ФБР переживет! И всех нас переживет! Агента Сабину в качестве сотрудника Федерального Бюро Расследований — всяко переживет! У-у-у, старая грымза! Мэнни-Пэнни со столетним стажем!

«Господи, я-то при чем!» — невольно поежилась «Мэнни-Пэнни». — «Сижу тихо, никого не трогаю, починяю „Ундервуд“. Ходят тут всякие — лишь бы зло сорвать на несчастной секретарше!»

//Западный Тисбари Массачусетс, «Виноградники Марты» 13 апреля. Вечер//

Добротный дом на природе, флагшток с традиционными «звездами и полосами» на лужайке, экологически чистая еда и качественное виски, заслуженная и немалая пенсия — что еще нужно, чтобы встретить старость?!

Ничего.

Одинокому старику Фирсу ничего и не нужно.

С супругой старик Фирс расстался давно и небезболезненно. Но время лечит все, и остался в душе лишь легкий саднящий зуд — главное, не расчесывать.

Сын, Фирс, вырос — у него своя жизнь, но готов по первому телефонному звонку навестить: «Что случилось, пап? Как ты?» Ничего, сын, ничего. Ничего не случилось, и я — ничего. Просто соскучился… Но лучше не злоупотреблять сыновней преданностью сверх меры.

Бывшие единомышленники-соратники по науке, по бывшему общему делу — иных уж нет, а те далече. И особой скорби по этому поводу нет как нет. Более того, есть затаенное желание, чтобы оставшиеся те, которые далече, побыстрей перешли в категорию иных, которых уж нет.

Так что… Одиночество, конечно, угнетает. Но ведь на склоне лет его можно трактовать и как уединение. Осознанное и желанное. Так выпьем за то, чтобы наши желания всегда совпадали с нашим сознанием (и подсознанием)! Пить в одиночестве — симптом тихого алкоголизма. И пусть! Старику Фирсу вольно распоряжаться собственной жизнью, ее остатком. Довольно он в цветущем возрасте распоряжался чужими…