Глава 3
Под тяжёлыми серыми тучами сияла бледная цепь высоких гор. Дороги размыло, и повозка скользила по сырой грязи. В воздухе витал густо-смолистый запах полыни. Лорену всё ещё казалось, что он по-прежнему слышит треск пламени где-то вдали. За все эти годы пейзаж будто и не изменился. Всё те же вязкие топи. Всё та же вечная морось. Всё та же кроваво-красная река.
— Профессор Лавлетт мне сказал, что вам приходилось здесь бывать и ранее. — Доктор Абигейл первая прервала затянувшееся молчание, явно пытаясь разговорить помрачневшего Фон Рейна. — Не будет ли вам сложно провести для меня небольшую экскурсию после того, как мы приедем? Я уверена, что вы можете рассказать немало интересного об этих краях.
Фон Рейн заставил себя приподнять уголки рта и учтиво кивнуть.
— Честно сказать, я бы и сам был рад, если бы кто-то меня познакомил с этим местом получше.
— Ох, разумеется, — с сочувствием вздохнула Абигейл. —Вы тогда, должно быть, совсем ребёнком были, наверное, уже и не помните.
— Алое Подножье <i>принимает не всех</i>. А некоторых и отталкивает, причем весьма грубо.
— Вам не нравится этот город?
— Я этого не говорил. Просто мне здесь никогда не везло. Да и не только мне. Здесь... постоянно какая-то чертовщина творится.
Фон Рейн выглянул в окно. Появлялись первые дома. Они выглядели всё так же, как Лорен запомнил их тогда. Маленькие и аккуратные, с резными оконцами и изогнутыми крышами. Точно пряничные. От частых дождей их светлая деревянная отделка потемнела и стала мутно-серой. Из-за пожелтевших окошек уже горел свет. Они с семьёй тоже рано зажигали свечи, здесь всегда темнело рано. Раньше ему казалось, что это всё из-за сосен. Таких высоких, что под ними никогда не светило солнце.
— Вы же слышали эти истории про здешнюю реку? — вновь подал голос Лорен. — Красная она оттого, что наполнена кровью павших изерсфордцев. Говорят, ночью можно услышать, как стоны неупокоенных душ несутся по ветру...
— Очень хорошая сказка. Но работники академии посещали Алое Подножье и в прошлый год, и в позапрошлый. И никакой крови в реке обнаружено не было. А эти стоны умерших — всего лишь искажённое рассечение ветра о скалы. Да и, если говорить напрямую, я сомневаюсь в самом факте изерсфордской битвы. Это было так давно, что не сохранилось ни малейших доказательств. Да и Изерсфорда как такового тогда не существовало, как и Драфии. Красивая легенда, но не более.
— Вот как? Значит, вас таким не напугать?
— Единственное, что меня может испугать — это рост цен в Сенкт-Лазарине. Кстати об этом! Эбсент хотел передать, что немного задержится. Он обещал привезти подарок для своей жены, поэтому приедет не раньше завтрашнего дня.
Лорен распахнул глаза так широко, будто он только что увидел приведение.
— Вы хотите сказать, что Эбсент Грейв женат?
— Да. Его жена, Корделия Грейв, живёт в Алом Подножье. Здесь не так много магазинов, как в столице, поэтому он часто что-то привозит. Приезжает к ней каждые выходные, если я не ошибаюсь. А вы не знали? Мне казалось, вы были так близки.
— Ну-у, я же не могу всё знать о своих друзьях, верно? Да и он многого обо мне не знает.
— Это верно. Но разве вы можете называть себя другом после такого заявления? — повозка качнулась и резко остановилась. Абигейл выглянула в окно и весело схватилась за ручки дорожной сумки, — Впрочем, это не моё дело. Можете выходить, Алое Подножье вас ждёт!
Лорен сделал шаг вперёд и вдохнул поглубже. К подошве кожаных сапог прилипает грязь, и Фон Рейн движется вперёд. Он снова стоит рядом с городской площадью. В центре на небольшом зелёном островке среди слякоти располагался массивный памятник всадника на кабане. Рядом со статуей старенький фонарь, который до сих пор работал от свечей внутри. А вдоль каменной изгороди, за которой как и раньше росли камыши, стоят красочные палатки с едой. Над ними висят потускневшие от солнца флажки, а у одной из палаток толпятся дети. В воздухе запахло ещё горячей выпечкой и Фон Рейн почувствовал, как у него сжимается желудок. Он мечтательно поглядел на лавку с домашними пирогами, и в этот момент чужая рука похлопала его по плечу:
— Раны пресвятых дев! Неужели это в самом деле ты? Тётя! Вы только посмотрите!... — за спиной Лорена стоял невысокий курносый юноша. Он чуть ли не прыгал от радости, и, несмотря на свой рост, его пальцы грубо сжимали плечо Фон Рейна, словно не желая выпускать того из рук. Чёрные неровно подстриженные волосы пушились во все стороны, и лучезарная улыбка перекрывала маленькие бледные шрамики у уголков рта. — Тётя Нора, Лорен приехал!
— Я совсем ненадолго, — только и успел протараторить Фон Рейн, как тотчас угодил в братские объятия.
— Ничего-ничего, а ты подольше оставайся! Совсем от тебя ничего не слышно, мы так соскучились. Особенно тётя Нора. Она всё переживает, как ты там. Вот письма всё пишет. Каждый день ведь пишет! Отправляет только не всё. Не хочет тебе мешать работать. Слышал, ты там учёный теперь.
— Если это можно так назвать. Тайрон, я демонолог, изучаю необъяснимое. Но конкретно сейчас работаю над созданием одного очень важного лекарства.
Улыбка Тайрона медленно сошла на нет и он с лёгкой меланхолией вздохнул, пряча руки в карманы.
— Я рад, что ты приехал. Может, хотя бы ты сможешь помочь отцу.
Лорен настороженно нахмурился. Всю дорогу его не отпускала мысль, сказанная профессором. Странная болезнь с гор и вампиризм. Фон Рейн собирался расспросить брата как следует, узнать о самочувствии отца поподробнее, но в разговор вмешалась тётя Нора, что всё это время старательно выбирала яблоки в одной из лавок.
— Ты вырос настоящим джентельменом, Лорен, — произнесла она с едва уловимой улыбкой, иронично глядя на оторванные пуговицы на пальто своего племянника, — Я знала, что рано или поздно ты всё-таки решишь одарить нас своим визитом.
— Тётя Нора, мне правда стыдно, что все эти годы я...
— Нет нужды в извинениях, мой мальчик. Если у тебя не нашлось времени приехать к нам ранее, значит, ты был действительно занят. И я горжусь тем, что мой дорогой племянник работает не покладая рук.
Фон Рейн неуверенно поблагодарил тётю и взял из корзины предложенное яблоко, чуть не выронив его из своих дрожащих рук. По дороге домой они обсуждали неизменную погоду, надоедливых соседей и всевозможные слухи из соседних городов. Точнее, в обсуждении этом принимали участие только Тайрон и тётя Нора. Лорен же многозначительно кивал, время от времени вставляя глупые вопросы. Ему казалось, что так он выглядит заинтересованным. Он совсем не умел заводить светские беседы, и это было его слабым местом. Как-то раз, сидя на благотворительном ужине с коллегами, Фон Рейн, будучи весь вечер молчаливым, вдруг спросил:
"А вы знали, что яблочные косточки могут убить, потому что в них содержится цианид?"
Стоит ли упоминать, что с тех пор Лорена никто никуда не приглашал? Фон Рейн слышал, что он порой бывает странным. Что ж, он это знал. Но ничего не мог с собой поделать.
Наконец они перешагнули порог входной двери, и в воздухе вновь воцарилось молчание. Тётя Нора обессиленно поставила корзинку с яблоками на стол и бросила на Лорена тяжёлый взгляд.
— Эта болезнь... не заразна. — она покачала головой и медленно уселась, — Прошло столько лет. Наверное, это неизбежно и рано или поздно ждёт всех нас.
— Где отец? Как он себя чувствует?
— Его спальня на втором этаже, ближайшая к лестнице дверь. Он всё ещё ждёт тебя.
Фон Рейн почувствовал, как по коже пробежал мороз. Лорен схватился одной рукой за перила и зашагал. Ступени чуть прогибались под его весом, издавая характерный скрип, сопровождающий его до самого верха. Дрожащие пальцы надавливают на дверную ручку. Свет из окна спальни ослепляет его на мгновение.
— Одиннадцать, двенадцать, тринадцать... — раздался хриплый старческий голос, — тринадцать ступеней он прошёл.
Маленькая комнатка с непривычно низким потолком, из-за чего казалось, что стены вот-вот сожмутся. К крайней, самой низкой стене под частью мансарды, была придвинута маленькая кровать с кряхтящим стариком. Он обернулся несколькими одеялами, и, даже несмотря на это, продолжал дрожать от холода.
Фон Рейн нахмурился. Горящий ладан из курильницы, что висела рядом с постелью, заполнил собой всё помещение. На прикроватной тумбе стояли всевозможные бутылочки с лекарствами и флаконы, небрежно разбросаны пилюли. Морщинистая костлявая ладонь потянулась к разбитому карманному зеркальцу и иссохшие пальцы нервно схватились за рукоятку.
— Их образ движется вместе со мной. — заговорил едва слышно старик, — словно послесвечение слишком яркого солнца...
— Отец, — Лорен почувствовал, как к горлу подобрался ком при виде немощного старика, и он трепетно взял его за ладонь, — я прибыл к вам сразу, как только получил письмо. Могу ли я чем-то помочь?
Старик резко перевёл взгляд на своего сына и, всмотревшись в его побледневшее от ужаса лицо, улыбнулся так по-доброму, что Лорен не мог не одарить отца улыбкой в ответ. А затем он вновь подал хриплый голос:
— Я вчера разговаривал с твоей матерью. Она явилась ко мне вечером и сказала, что страшно тобой гордится.
— Но ведь... — Фон Рейн запнулся, думая, как лучше сказать, — мамы больше нет.
— Как это нет? Не неси чепуху! Отчего ей не быть? Я вижусь с ней каждый день! Ты погоди немного, она скоро подойдёт.
Лорен не знал, что на такое можно ответить. Он просто наблюдал за обезумевшим стариком, сгорая изнутри от чувства вины. Глаза невольно заслезились. Фон Рейн отчего-то был уверен, что за столь плачевное состояние отца несёт ответственность он один. Бесконечное одиночество и одержимость превратили некогда прекрасного человека в сумасшедшего. Но больше всего Лорен переживал не за отца. А за себя. Он боялся, что участь отца постигнет и его.
— Они знают, что ты вернулся. Они тебя ждали.
— Меня? Но кто? Отец, о чём вы?
— Не могу сказать! Они нас слышат. — старик опустил глаза и провёл большим пальцем по стеклу в его руках, — Иногда их можно увидеть в зеркальных трещинах. И в воде. О, Лорен, вода! Никогда не смотри в воду! Иначе они утянут тебя на самое дно, слышишь? Будь осторожен!
— Отец, вам плохо? Я могу позвать тётю Нору и...
— Нет! Она не знает. Никто не знает, но ты-то меня понимаешь, правда? — Он смотрел в глаза Фон Рейна до тех пор, пока тот вынужденно не кивнул ему. — Я стал слишком стар... Всё это — лишь иллюзия. Настоящая опасность кроется в нашей собственной тени. А ты совсем обезоружен. Нет, так не пойдёт. Возьми это.
И старик снял с груди серебряный крест. В его центре сиял маленький красный камушек, от которого тянулись пересекающиеся кованые линии с заострёнными узорами на концах. Старик вложил его в ладонь Фон Рейна, и Лорену показалось, что после этого он услышал отдалённый плач. Кончики пальцев покрылись инеем.
— Надень. Они тебя не увидят, если ты его наденешь.