Пилот
Я сидела на кухонном табурете и наблюдала за тем, как Абигейл моет посуду. Она натирала тарелку до тех пор, пока та полностью не покрывалась мыльной пеной, после чего подставляла ее под струю воды. Я вздохнула. Прошло уже почти три недели с пожара, и никто до сих пор ничего не знает. Последнее воспоминание из того дня до сих пор преследует меня по ночам.
― ...или как? ― голос Абигейл вывел меня из транса.
― Что? ― переспросила я.
Резкий шум воды раздражал.
Абигейл повернулась и посмотрела на меня. В правой руке она сжимала мокрую губку для мытья посуды. Капли медленно, одна за другой, падали на пол.
Раз... два... три.
― Ты опять пропадаешь? Я говорю, во сколько у тебя сегодня доктор? ― она еще несколько секунд смотрела на меня, после чего вернулась к мытью посуды.
Я издала недовольный звук и облокотилась головой о стену, слегка ударившись.
― В двенадцать, ― со вздохом произнесла я,― не хочу туда ехать ― это бесполезно. Всегда было бесполезно.
― Это не так, и ты это знаешь. И у тебя нет выбора, так что, дорогая моя, придется потерпеть, ― пауза, ― сколько времени? ― я перевела взгляд на кухонные часы, висевшие на стене.
― Почти одиннадцать, ― до клиники ехать минут тридцать. ― У меня еще есть немного времени.
С самого утра у меня болит живот. Резкие боли в желудке заставляют кривиться. Я чувствую себя плохо. Не только в физическом плане. Меня все время как будто морально тошнит. Понимаете о чем я? Такое отупляющее чувство, как онемение. И в последнюю неделю все стало еще хуже. К сожалению, когда воспоминания уходят, они не забирают с собой боль. От того, что ты не помнишь произошедшего, тебе не становится легче или лучше. Тебе все так же больно, просто ты не знаешь причину. И эта боль, она сжимает твои ребра, и тебе кажется, что при попытке вздохнуть, у тебя не получится. В этот раз точно не получится. Но ты продолжаешь дышать. И это не проходит. Это просто твоё состояние. Другие чувства, ощущения и эмоции накладываются на это, но никогда не перекрывают полностью. На какое-то время ты даже можешь забыть, что тебе плохо, но не перестаешь это чувствовать. Тебе становится лучше, потом снова хуже, но всегда плохо. Глубоко, где-то внутри и ничего не помогает.
***
Погода была пасмурной, тучи висели низко и были настолько темными, что даже белые стены кабинета казались серыми при таком освещении. Мужчина, сидевший в кресле напротив меня, наклонился к деревянному кофейному столику и завел стоящий на нем метроном. Тихое тиканье нарушило тишину в комнате.
― Закрой глаза, ― попросил он.
Доктор продолжил говорить уже привычную мне мантру, постепенно понижая голос. Его слова начали отдаляться, и теперь глухие стучащие звуки были как будто внутри моей головы. На секунду захотелось закричать. Он продолжал что-то говорить, и я почувствовала, как тяжелые волны где-то в груди начали тянуть меня вниз. Волны становились тяжелее, накатывая одна за другой, погружая меня в сон. Как будто кто-то или что-то медленно придавливало меня к кушетке.
Волна.
Волна.
Еще одна, и я провалилась в бездну. Темнота.
***
Я стою напротив зеркала и смотрю прямо на себя. Медленно наклоняю голову влево, потом вправо, рассматривая свое отражение. Изучаю свои голые ноги. Стертые колени.
Выше.
Я стою в одной длинной футболке. Рассматриваю ладони и запястья.
Выше.
Внутри становится тревожно. Моя темная футболка помята и вся в пятнах. Теперь грудная клетка. Я вижу, как она медленно поднимается и опускается. Теперь плечи. Ноги немеют, желудок сжимается. Что-то не так. Ключицы. Боюсь поднять глаза выше. Кто-то смотрит на меня. Я продолжаю старательно рассматривать свою футболку, стараясь не поднимать взгляд. На ней что-то написано.
― Посмотри на меня, ― шепчу я, читая подпись.
Голова начинает кружиться, по спине пробежал холодок.
Я резко поднимаю глаза и смотрю на себя. Мое отражение смотрит на меня исподлобья, со страхом в глазах. Тишина режет уши. Слышно только мое тяжелое дыхание. Сковывающее чувство внутри не проходит. Я смотрю прямо в глаза своему отражению, рассматривая темно-карие радужки глаз, практически сливающиеся со зрачком. Напряжение весит в воздухе, сковывая и не позволяя шевелиться. Собравшись с силами, я выпрямляю плечи, не прерывая зрительного контакта. Мне нельзя этого делать, знаю это. Я должна смотреть прямо себе в глаза, чтобы не допустить что-то ужасное.
Толчок. Кто-то пихнул меня в спину, и я, слегка согнувшись, делаю пару шагов вперед, не удержав равновесие. Поддавшись панике, резко оборачиваюсь, но за моей спиной никого нет. Как в прошлый раз. Я медленно перевожу взгляд на свое отражение. Сердце пропускает удар.
Она смотрит на меня. Смотрит и ухмыляется. Ее глаза уже совсем не похожи на мои ― они черные, а от ухмылки, больше напоминающей злобный оскал, кровь стынет в жилах. Она начинает смеяться. Ее смех, такой тихий, но оглушающий. Я не могу перестать смотреть на нее. Мне хочется кричать и плакать, но не могу издать ни звука.
Из ее глаз начинает вытекать чернота, стекая вниз по щекам, спускаясь прямо к подбородку.
Она рассматривает меня, слегка задрав голову. И эта чернота... Она вся в ней, жидкость стекает по волосам, шеи, рукам, оставляя черные дорожки по всему телу.
Снова толчок в спину. В этот раз сильнее.
― Бекки, ― мужской голос заполняет комнату.
Я падаю, больно ударившись коленями.
"Пожалуйста, закончите это, я хочу проснуться!" ― так сильно хочу проснуться, но не получается.
― Иди сюда, - кто-то продолжает звать меня.
"Нет. Я хочу проснуться! Я хочу, чтобы это все закончилось!"
Ее смех становится громче, давя на перепонки в ушах. Я смотрю в зеркало. Она стоит в этой черноте, в склизкой луже, напоминающей густую потемневшую кровь. Она сжимает и разжимает пальцы ног, и слизь просачивается сквозь них с противным, чавкающим звуком, затекая под ногти и оставляя темные разводы. Я чувствую ее запах, словно что-то гниет. Глаза слезятся. Мне становится тошно, желудок сжимается. Стараясь сдержать рвоту, я сглатываю вязкую слюну.
― Что ты хочешь от меня!? ― мой голос срывается на крик.
Мои руки чернеют, покрываясь слизью. Капли медленно, одна за другой, начинают падать на пол.
Раз... два... три.
Я вздрагиваю и делаю глубокий вдох. Свежий воздух наполняет мои легкие, помогая проснуться. Я открываю глаза и вижу белую потолочную плитку. Страх медленно уходит. Я слышу размеренный стук метронома и понимаю, что все закончилось. Прикрыв глаза, пытаюсь успокоить бешено стучащее сердце.
― Ты же не думала, что все так просто закончится? - я повернула голову и посмотрела на доктора.
Он резко встал со своего кресла и поднялся на кофейный столик. Под подошвой его ботинка захрустели очки. С потолка спускается петля, слегка покачиваясь. Он надевает ее себе на шею и без малейшего колебания спрыгивает со стола. До меня доносится хрип и гортанные звуки, пока тело мужчины бьется в конвульсиях.
Она все еще смеется.
Черные ботинки раскачиваются прямо у моего лица. Равномерно, в такт метроному.
Тик-так.
Я закричала.
***
Резко подорвавшись, я села на кушетке. Сердце быстро билось, страх никак не отпускал. Я глубоко вдохнула и накрыла лицо ладонями, потом провела ими по волосам. Немного успокоившись, вернулась в прежнее положение. Метроном продолжал противно стучать. В желудке появилась резкая боль, и теперь я была уверена, что больше не сплю.
― Все тот же кошмар? ― спокойно спросил доктор.
― Да, ― ответила я.
― В этот раз я тоже выпрыгнул из окна? ― легкая насмешка.
― Нет, ― ответила я.
― Хорошо, ― ручка зашуршала по бумаге, он что-то записывал.
― Вы повесились,― спокойно добавила я. Шорох ручки прервался. Я повернула голову и посмотрела на него. Он вздохнул и замотал головой.
― Видимо, ты действительно желаешь мне смерти.
Может быть.