Свет Неутешенных

Предложение помощи

Дэйдэт Шлейгенс потягивал некрепкий кофе на пристроенной к особняку веранде, обросшей повядшим от холода виноградом, когда появилась Шилис.

- Мастер Шлейгенс, к вам пришли... - неуверенно сказала она. - Какой-то странный тип. Я не была уверена, впускать ли его. Он похож на завсегдатая дешёвых забегаловок.

- Габинс, значит... - Дэйдэт почесал пожилого буровато-чёрного кота, сидящего у него на коленях. - Можешь впустить.

Шилис кивнула, поджав губы, и удалилась.

- Господин Шлейгенс вас примет, - послышался в прихожей её сдержанный голосок. Минуту спустя напротив Дэйдэта пристроился низкорослый пьянчужка плачевного вида в выцветшей некогда синеватой куртке.

- Здравствуй, Габинс, - поприветствовал Дэйдэт, надев непонятную улыбочку. - Ты, кажется, впервые пришёл ко мне лично. Уж кого-кого, а тебя не ожидал.

- Мне бы табака... - Габинс задумчиво вынул железную курительную трубку.

Дэйдэт покопался в кармане жилета и положил перед ним неполный кисет.

- Виноград, если это важно.

- Не важно, - отмахнулся пьянчужка и стал забивать трубку. - Слышал, ты обеспокоен нынешним положением дел. Я... тоже. С недавних пор. Бернадетта заперлась в "Закрытом кошельке" и выходить, кажись, не собирается. Я никогда не видел её такой... такой напуганной. Ну это ладно... я не поэтому пришёл. Тебя интересует поместье Далроп? - Габинс поймал на лице Дэйдэта секундное удивление. - Винный Торговец - персона заметная. Тебе туда путь заказан. Но кому есть дело до пьяницы?..

- Это опасное дело, Габинс, - Дэйдэт отвлёкся на кота, который вздумал вылизаться именно сейчас. - Бернадетта не просто так опасается этого места.

- Что ж... - пьянчужка задымил, чем вынудил кота покинуть нагретое место на хозяйских коленях. - Значится, мне придётся быть осторожным. Что не новость, в принципе.

- И что ты хочешь от меня? - Дэйдэт потёр прощально оцарапанную ногу.

- Гнездо... в котором будет надёжно.

Папаша

Тесную комнатку с круглым окном, выходящим на одинокие запущенные владения, наполнял призрачно-серый свет.

- Это уже потом, - заявил Иттери, усаживаясь на вонючую кушетку у правой стены. Он носил брюки с зелёной и коричневой штаниной - как и большинство Коричневых - и плотную куртку с капюшоном. При таком освещении кожа на его высушенном лице потемнела сильнее обычного. В желтоватых глазах читалось желание. - Может скопытиться. Не люблю, когда они мёртвые.

Высокорослый Слай неохотно спрятал разделочный нож.

- Побыстрее надо, - пробормотал он. Последовал неразборчивый стон. Лежащая на полу женщина с короткими волосами в замызганном светлом платье дёрнулась, перекатилась на другой бок, путы в очередной раз сдавили разодранные худенькие запястья и щиколотки.

Слай ухватил её за ногу и коротким рывком подволок к себе, опустившись на пол. Из-за кляпа во рту плачущие мольбы прозвучали бессвязно.

Коричневый безмолвно поглядел в заплаканные дрожащие глазки, а затем порвал неглубокий разрез платья до пупка.

- Какого чёрта, парни?.. - неожиданно спросил усталый голос. Слай оторвался от своего удовольствия и повернул башку.

Померкшие в дневном свете кровавые колечки неотступно смотрели на него. Выродок закрыл дверь и приблизился, шурша складками кожаного плаща.

- Ну не начинайте, Папаша, - вздохнул Иттери, вытянув сложенные ноги. - Мы и так из-за вас ограничиваемся, насколько возможно. Не отнимайте последнюю радость.

- Слезь с неё, - выродок потёр лоб. Утончённое небритое лицо помрачнело. Слай послушно поднялся, бросив огорчённый взгляд на острые грудки, торчащие из-под порванного платья. - Выпустите её. Только переоденьте сначала. И... денег дайте.

- Ладно, ладно, не будем трепать уважаемому Оддо нервишки, - Иттери дружественно улыбнулся подгнивающими зубами. - И всё-таки вы совсем не умеете веселиться.

Просторный подземный склад освещался неярким тёплым светом настенных фонарей. У стен и сводчатых столбов были нагромождены ящики, от которых прилично несло. Из боковых помещений время от времени доносилась возня и ругань.

- Этого мало, Хезер, - сказал Джасли Ройге, положив здоровенную руку на бочку, стоящую на другой бочке. Он обладал такой же, как и она, кожей цвета сгнившего яблока. Уголки его губ никогда не опускались до конца, сохраняя постоянный, малоприятный намёк на улыбку.

- Я-то что сделаю? - Коричневая обладала вызывающей внешностью, невысоким голосом и предпочитала открытость в одежде - облегающие двуцветные брюки вполне ей подходили. - Я привожу тех, кто не доставляет проблем. Венвесатте говорит, нам нужны добровольные жертвы.

- Добровольцев не хватит. Нужны все, кто есть.

Хезер вздёрнула зрачки.

- Выродков здесь не так много, как ты думаешь. Тем более, Папаша вряд ли это одобрит.

- Не одобрит. И скоро загнётся, если мы не найдём новых. Я этого не хочу, полагаю, и ты - нет. Мы обязаны ему. Нам нужны все.

Смягчившись, Коричневая покивала и двинулась прочь. Джасли Ройге смотрел ей вслед до тех пор, пока её низенькая фигурка не исчезла в дверном проёме.

- Джасли...

Он обернулся, встретившись с багровыми колечками, мерцающими в глубоко-бурых белках. От выродочьего взгляда его внутренне передёрнуло.

- Папаша... - Джасли нервно усмехнулся.

- Как продвигается работа? - Оддо болезненно сгорбился, отчего Ройге с трудом удавалось глядеть ему в лицо с высоты своих без малого двух метров.

- Сыростных всё больше. Кажется, нам опять нужна ваша помощь. Или, как я говорил, мы можем...

- Нет, - Оддо опёрся о ящики в приливе слабости. - Даже не думай, Джасли...

Стук в дверь

- Менестрель... вот же ж, - ухмыльнулся Калеб, заросший седыми космами и неопрятной жиденькой бородёнкой, после чего сделал порядочный глоток. Этим вечером он намеревался уйти до темноты.

Дребезжащая мелодия привнесла в угрюмую обстановку "Закрытого кошелька" несвойственный уют.

- Да... - довольно протянул худощавый и глуповатый Фаддак, сидевший напротив. Жил он тоже, кстати, напротив Калеба, в одноэтажной хибарке. - С тех пор, как нас отправили в Дервар, я музыки, кажется, и не слышал. Уже семь лет. Красота... Так послушаешь и забудешь, что снаружи творится.

- О Ворье нельзя забывать. Ввиду недавних нападений, особенно. Страшно спать, Фаддак. Теперь и в собственном доме небезопасно.

Хмельная улыбочка покинула Фаддакову рожу.

- Как же это... Почему они... как думаешь? Почему стали заходить в дома? Они ведь не грабители. Им неважна нажива. Лишь... охота.

- Поди пойми, - Калеб уставился на черноволосого музыканта, примостившегося на стульчике в дальнем углу, справа от стойки. Звуки железной лютни оказывали на него непривычно успокаивающее действие.

- Откуда в них это? Они ведь простые люди, как мы. Не все из них были убийцами, сюда ссылают и мелких преступников. Взять хоть нас. Мы попались на воровстве. И, думаю, таких большинство. Это место странно сказывается на рассудке... Даже я иногда чувствую. Ни владыки, ни законов - заманчиво... Но чтобы выйти из дома и начать резать всех подряд, слоняясь в ночи... А это ведь только то, что на поверхности. Ты задумывался... что ещё происходит? Что скрыто от глаз, о чём люди и упомянуть боятся. Страх берёт.

- Не все Ночные убивают, вроде как. Допустим, висельники. Они раскапывают могилы под деревьями и вешают гниющие останки на ветвях.

Впалые щёки Фаддака заметно поблекли.

- Безумцы... все они. И ведь у каких-то полудурков хватает смелости разгуливать по темени. Я с неделю назад слышал свист сквозь сон.

Калеб посмотрел на собутыльника с опаской.

- Свист?..

- Да, - Фаддак безразлично пожал плечами. - Какая-то дурацкая песенка... Чёрт, вроде как, даже слова были, - вдруг он улыбнулся. - Кажись, так... "В Дерваре тень... Ночка темна..." Дальше не припомню.

- И не надо, - Калеб резко перешёл на шёпот. - Не произноси это. А лучше забудь совсем.

Фаддак недоверчиво усмехнулся.

- Ты что это?.. Просто детская песня. Чего так пугаться?

- Не просто, - Калеб склонился над столом. - Только Они поют эту песенку.

Фаддак снисходительно вздохнул.

- Кто Они, Калеб?

- Тепьюки.

- Не слышал ни о каких Тепьюках.

Калеб отстранился и припал к кружке, но вкус тёмного эля не смог подавить закравшееся опасение.

- Я многого понаслушался. Дервар издавна служит тюрьмой для заключённых. Здесь крайне сложно дожить до старости, не говоря о том, чтобы родить детей и обосноваться. Но Тепьюкам это удалось. По слухам, их семья живёт в Бескоролевстве уже двести лет...

- Похоже на дешёвую байку, приятель, - Фаддак не переставал улыбаться. Разговор начал его веселить. - Двести лет? Тут за порог лишний раз выйдешь - прикончат. А эти Тепьюки, по-твоему, преспокойно расхаживают по ночам, насвистывают себе, и их всех ещё не перебили подчистую? Смешно слушать. Ночные не щадят никого, их тысячи. Уцелел однажды - считай, удача тебе благоволит. Я вот не надеюсь на то, что помру в своей кровати, к тому же, глубоким старикашкой, ну, как полагается. В такой уж дыре мы живём. И это я ещё, заметь, носа не кажу. Гулять по ночам... Таким лядом в Дерваре и неделю не протянуть. Ночью - Ворьё, днём теперь - эти, как их... Коричневые, чтоб они все пропали. Самый завалящий горожанишка - и тот преступник. Кто-нибудь тебя да прирежет в конце концов. Не сегодня, так завтра. Любой из них может внезапно захотеть обзавестись твоими денежками. От всех убийц не убережёшься.

Калеб опять перевёл затуманенные глаза на барда. Ему стало как-то не по себе. Не от разговора - казалось, беспричинно.

- Ты чего это? - невозмутимо осведомился Фаддак.

- Ночь близится, - Калеб отрывисто глянул в окошко и осушил стакан. - Пойду-ка я.

- Да посиди. Здесь-то нечего бояться. Лускас бдит, - Фаддак бросил незаметный взгляд на кряжистого охранника, стоявшего у двери. Выпивалы "Закрытого кошелька" относились к тому с боязливым недоверием.

- Пойду...

- Ну что ж, - Фаддак прощально приподнял бокал. - Тогда доброй ночки, сосед.

К тому времени, как за окном вконец потемнело, в трактире остались одни завсегдатаи. Бернадетта позволила себе пристроиться за одним из незанятых столиков в сопутствии винного бочонка.

Приятельские беседы сливались в вялый гул, под который Фаддаку всегда так чудно отдыхалось. Ночные страхи отступили. Менестрель наигрывал незнакомый, вполне благозвучный мотивчик.

Неожиданно за окном промелькнул слабый отсвет. Потом ещё, поедче. Фаддак в недоумении уставился в толстое запылённое стекло. Музыка незаметно прекратилась, хоть он уже и не слушал. Никто не слушал.

Лускас попятился от запертой на засов двери, положив ладонь на рукоятку охотничьего клинка за поясом. Его острые ноздри раздулись, глаза сузились. Бернадетта допила вино и кивнула музыканту, после чего тот быстренько юркнул к чёрному входу.

Стоящая снаружи тишь медленно закрадывалась и в "Закрытый кошелёк". Всё больше глаз обращалось ко входу.

Дверь дрогнула и замерла. Сразу за этим на неё обрушился град увесистых ударов. Один из них с треском прошёл насквозь. Прямо над засовом среди ощерившихся торчащих щепок показалось навершие колуна, поёрзало и исчезло.

В щель просунулась грязная кисть, нащупала засов и рванула вверх. Некоторые захмелевшие гости вытащили мечи. Фаддак оказался безоружен. Он настолько обалдел, что до сих пор непонятливо потягивал выдохшийся эль, наблюдая за происходящим, будто всё это его не касается.

В сумрак трактира ввалилась по меньшей мере дюжина пыльных фигур. Одни сжимали в руках избитые колуны и потемневшие мечи, другие - компактные арбалеты.

- Ночному Ворью здесь не место, - процедила трактирщица. Чувство сохранности покинуло её впервые за долгие годы. "Закрытый кошелёк" надёжно оберегал её. До этой ночи.

Ей не ответили. Ни один из них и глазом не повёл.

Фаддак, наполовину скрытый сводчатым столбом, всё-таки опомнился и, поднявшись, стал прокрадываться к чёрному ходу, которым только что воспользовался менестрель.

- Убирайтесь, ублюдки полоумные, - услышал он повторный приказ Бернадетты.

- Какого чёрта? - выпалил пьяный голос. - Ты из них...

Лускас - единственный, кто крепко держался на ногах. В него вонзилось сразу четыре стальных болта - два в грудь, по одному в шею и в руку. Он грохнулся на бок, захлёбываясь кровью.

Оставшиеся забулдыги не представляли никакой опасности - все они изрядно опьянели и даже убежать толком не могли.

Последующей бойни Фаддак не застал. Ему порядочно свезло, он никого не встретил по пути к дому. Похоже, всё окрестное Ворьё стянулось в "Закрытый кошелёк".

Со страху забыв запереться, он первым делом подбежал к окну. Над черепичными крышами виднелось зарево, взвивались смолянистые клубы дыма. В соседствующих лачугах загорался свет.

Пока Фаддак пялился на расходящийся пожар, входная дверка, сколоченная из хлипких досок, несильно приоткрылась. От неожиданности он дёрнулся и отпрянул назад.

- Калеб... - при виде соседа ему на лицо наползла облегчённая усмешка. - Нельзя так пугать... Там... Ворьё... Я еле ноги унёс.

Калеб безмолвно затворил дверь, щёлкнул расхлябанной щеколдой. Свет пожара, проникший в окно, блеснул на лезвии ножа у него в руке.