Глава 9. Боксерская стойка, ошибка нацистов и говорящий след.
2013 год. Норвегия, Берген.
Судмедэкспертиза располагалась в подвале и имела отдельный выход во двор. Когда начальство запретило курить в здании, злостные курильщики протоптали сюда дорожку. На заднем дворе можно было подымить, не опасаясь нарваться. Но эта ситуация очень не нравилась старому Уве Турульссону, который гонял пришельцев, вторгавшихся в его мрачное королевство.
Сейчас Турульссон колдовал над обугленным трупом, лежащим на оцинкованном столе в безжизненном свете софитов.
- Случай, в общем, типичный – разглагольствовал Турульссон. Красные пятна на его обвисших щеках говорили, что к своей карманной фляжке он уже приложился, и не раз. – Видишь, как руки сжал, бедолага? Будто боксер. Это не он сжал. Это от огня. Если, к примеру, тебя в костер кинуть, тебя тоже в такой стойке найдут.
- Умеешь утешить! Лучше скажи, зачем жгли? Хотели избавиться от трупа?
- Избавиться? Запомни: если хочешь избавиться от трупа, самое глупое, что можно придумать – это попытаться его сжечь. Если, конечно, у тебя нет доступа к крематорию или, на худой конец, к кочегарке.
- Это почему?
- Почему... Во время Второй мировой на Украине нацисты массово расстреливали евреев, цыган, партизан, и прочих неугодных, и скидывали трупы в большой овраг. Бабий яр, так называется это место. Там скопилось примерно 200 тысяч тел. А когда немцам пришлось отступать, и они поняли, что за это вскоре придется держать ответ, решили скрыть следы своих преступлений и сжечь трупы. Жгли днём и ночью, но сжечь удалось едва десятую часть. Потому что для сожжения одного человека требуется целый грузовик дров и больше суток времени. В результате оставшиеся трупы свидетельствовали против них на Нюрнбергском процессе.
Трудно, очень трудно бесследно сжечь человека. А без специального оборудования, просто на костерке, да при нашей сырой погоде... Нет, это невозможно.
А вот на что действительно способен огонь – это изменить тело до неузнаваемости. Вспомни, как бывает, когда жаришь барбекю. Если хочешь, чтобы труп остался неопознанным, тут огонь – самое оно. Мать родная не признает!
- Причину смерти установить смог бы?
- Смог бы. Если бы ты не мешал, - хохотнул Турульссон. - Короче, тут такое дело. Орудий убийства было несколько. Самое очевидное – огонь. Но умер он не от этого. Признаки отравления угарным газом отсутствуют. В дыхательных путях нет следов копоти, нет ожогов на слизистой. Концентрация карбоксигемоглобина в крови в норме. А значит, что? Значит, когда его подпалили, он был уже мертв.
- А причина смерти?
- Пока точно сказать не могу. Есть у меня несколько версий, но их надо ещё проверить... А это не быстро.
- Понятно. Об отпечатках, я так понимаю, можно и не мечтать. Что-нибудь еще?
- Ничего! В карманах пусто. Обуви нет. С одежды срезаны все ярлыки. Всё, по чему его можно было бы идентифицировать, уничтожено.
- Зачем?
- А это уже тебе разгадывать. Мое дело – не «зачем», мое дело – «как».
- Ладно, если что-нибудь ещё найдешь – позвони.
Невнятно хмыкнув, Турульссон проводил его взглядом до двери, а когда дверь закрылась, вынул из кармана фляжку и сделал смачный глоток.
Чтобы перебить прилипчивые запахи прозекторской, от которых слегка подташнивало, Хакон зашел в закуток, где стояла кофеварка. От стаканчика крепкого кофе полегчало, но все испортила Фрита.
- Шеф спрашивает, написал ли ты объяснительную. Насчет опоздания, - пропищала она в телефон.
- Скажи, пишу, - рявкнул он и бросил трубку.
Телефон зазвонил еще раз.
- Какого чёрта, я же сказал... - начал он, но это оказалась не Фрита, а Астри.
- Тихо, тихо! – успокаивающе сказала она. – Отпечатки шин пробили по базе. Следы оставлены полицейской машиной. Ребята, видимо, патрулировали дорогу, ну и завернули туда. Похоже, это нам ничем не поможет.
- Дай-ка угадаю. Машина была из Лэгдена?
- Сейчас посмотрю. Да, точно. Ну и что?
- Есть одна версия. Съезжу, проверю.
- Не поделишься?
- Нет.
- Как знаешь.