Кровь для мотылька

Солнечный луч скромно показывающийся из открытого окна крадётся по каждой поверхности комнаты, пока не находит то, что привлекает его больше всего - лицо девушки. От беспокойного сна, в который она вновь погрузилась уже под утро, ее тёмные густые волосы растрепались по подушке, пряча часть миловидного лица.
Если бы солнце обладало желаниями сродни человеческим, то непременно захотело бы отодвинуть непослушные пряди и взглянуть на миндалевидные глаза, тонкий нос с чуть широкими крыльями, аккуратный рот, приоткрытый в данную минуту, с припухлой нижней губой, брови, сейчас нахмуренные, а обычно придающие их хозяйке постоянно сочувствующий вид. Руки девушки находились по обе стороны от ее головы.

Несмелый шпион небесного светила медленно спустился по ее тонким полусогнутым пальцам, нежному запястью все еще хранившее запах духов нанесённых накануне, скользнул в рукав съехавшей до локтя ночной рубашки. Элайн вздрогнула, услышав бой заведённого на 7 утра часового шкафа, стоящего в зале, по выходу из комнаты.
Со стоном, все еще пребывая в полусне, она перевернулась на бок, натягивая одеяло до самой макушки. Часы пробили ровно семь раз, после чего во всем доме воцарилась тишина. Одеяло словно по велению ветра, которого не могло быть этим знойным утром, сдунуло с девушки, и она по инерции зажмурилась сильнее, подтянув ноги к груди. Пытаясь притвориться спящей, замерев насколько было возможно, Элайн почти не дышала, но тут подали свой голос вновь ожившие напольные часы, громко и нещадно напоминая о новом начавшемся дне.

- Ох, да встаю я уже, встаю!

Потянувшись во весь свой небольшой рост, придерживая край белой прямой рубашки до пят, девушка спустила босые ступни на уже начавший нагреваться пол и первым делом закрыла окно, чтобы не впустить жару внутрь, пока Элайн не будет дома.

Марцали уже встречал всех ранних пташек в ослепительном оранжевом рассвете. Вдалеке блестели крыши соседних домов, раскиданных по разные стороны от хлебного поля. От одного деревца к другому, растущего вдоль неровной дороги, перелетали птицы, издавая завораживающие трели. Элайн невольно загляделась на свой родной и такой спокойный город, пока слуха не коснулся свист чайника, нарастающий с каждой секундой.

- Боже, ты мог бы подождать еще хоть мгновение! Негодник!

Стуча пятками по деревянному полу, девушка стремглав выбежала из своей комнаты, мимо закрытой спальни тётушек, вниз по лестнице, мимо просторного светлого зала, в арку, где находилась кухня. Утихомирив пузатого железного друга, какое-то время еще казалось, что свистит даже в голове. Отдышавшись, Элайн Мелтон уперла руки в бока, вглядываясь куда-то под потолок комнаты, плотно сжав губы и сведя брови к переносице.

В тот же миг, в пустой фарфоровой вазе на столе оказался букет пышных пудровых пионов, любимых цветов Элайн. Наигранная злость уступила на лице девушки место улыбке, когда она взяла их в руки, стараясь не помять рюшевидные лепестки, и с удовольствием вдохнула аромат свежих растений.

Магия заколдованного тетушками дома распространялась на каждый предмет внутри него, и даже на то, чего в нем не имелось. Способности тёток лишь подтолкнули дом пробудить свой истинный характер.

- Прощаю. Ты знаешь, как подобрать ключик к сердцу дамы.

Ласково погладив столешницу, будто нашкодившего щенка, Элайн заметила, что дом заурчал, выражая благосклонность к хозяйке через шум в дымоходе камина, а также летящих из кладовой продуктов, для приготовления завтрака.
В воздухе парили десяток яиц, сыр, молоко, свежий помидор, аккуратно приземляясь на поверхность кухни. Вслед за ними из настенных шкафов появилась сковорода, венчик и глубокая фарфоровая чаша для смешивания болтуньи. Не успела ёмкость коснуться стола, как в нее уже упали два разбитых тут же яйца, немного молока, а помидор одновременно нарезался на кусочки. Металлический чайник поднялся с места, но девушка остановила его.

- Спасибо, не стоит! Заварю чай сама, когда выйду из ванны.

Из носика котелка комом выскочил пар, сопровождаемый резкий свистом.

- О, я знаю, но сегодня мне хочется сделать это самой.

С этими словами маленькая хозяйка заколдованного особняка поднялась по лестнице, удаляясь для ванных процедур.
Обжигающая кожу вода дарила легкость во всем теле, а запах благоухающих засушенных лепестков роз и стеблей трав, которые девушка горстью кинула в ванну, заставил покинуть разум все неприятные воспоминания о дурном сне.
Запуская пальцы в наполненные влагой блестящие волосы, закрыв глаза, Элайн невольно вспомнила, как у нее возникло нестерпимо сильное желание коснуться волос незнакомца из сновидения.

Они виделись ей такими мягкими и приятными на ощупь, словно дорогостоящий бархат. Довольно часто девушку посещали сны, яркие, реалистичные до мурашек, но она никогда не делилась ими со своими тётушками, так как по опыту знала, сны никогда не сбываются.

Сны - это всего лишь сны, урывки фантазий, обрывки некогда увиденного или кем-то сказанного вскользь. Можно было невзначай услышать пару фраз из разговора, во время прогулки по оживлённому торговому центру Марцали, краем глаза заметить рекламную вывеску, а может вовсе афишу старого театра, как разум тут же принимается за работу, формируя путём несложных манипуляций совершенно безумные идеи и картины.
И все же, Элайн Мелтон, будучи девушкой впечатлительной, любящей на досуге поразмышлять, лежала, вытянувшись в ванной во весь рост, пытаясь понять, мог ли приснившийся мужчина существовать на самом деле. Самым простым путем было обратиться к тётушкам - Мишель Гатинэ и Джиневре Бенон, потомственным ясновидящим, чьи силы не безграничны, а также весьма заурядны, но истолковывать сновидения было их основным делом, за которое им неплохо платили.
Некоторые женщины, а порой и мужчины от бедных до богатых позволяли себе потратить пару монет, чтобы узнать является ли их то или иное видение взаправдашним, или лишь плодом разбушевавшегося воображения, из-за съеденного на ночь не слишком свежего макового пирога. Естественно, большинство из сновидений не значили ровным счётом ничего, но существовали и такие, несущие с собой предупреждение, чего делать не стоит, а то и вполне конкретное направление дорожки, указующей верный путь.

Будучи ведьмами по своей нечеловеческой природе, Мишель и Джиневра точно знали с какого рода настроением люди приходят в наш дом, и если оно благоприятно, а мотивы самые что ни на есть безгрешные, тетушки принимались за сеансы ясновидения с участливым рвением. На людей же несущих негативное влияние, ведьмы натравливали наш чудесный, но своенравный дом, тут же принимающийся громко стучать ставнями, завывать ветрами, гуляющими в дымоходе, цепляться ветками ближайших кустов и деревьев.

Особо настырных, дом любил обвивать корнями, крепко связывая лозой плюща, обвивающего дом настолько, что тот уже казался частью фасада, пугая непрошенных гостей до полуобморочного состояния. А когда гости со всех ног удирали, сверкая пятками начищенной обуви, он принимался скрипеть старыми от времени досками, шуршать листьями азалий и гортензий, посажённых вокруг, и эти звуки напоминали скрипучий, но очень самодовольный смех старика.

Элайн очень любила этот дом, вместе со всеми его обитателями, число которых сейчас сводилось лишь к трём. Отогнав от себя грустные мысли, назойливо просящиеся занять место действительно важных дел насущных, молодая хозяйка вошла в свою комнату, чтобы подготовиться к рабочему дню. Помимо массивной кровати из тяжёлого дуба, с резными столбиками, в комнате также находился платяной шкаф из того же материала, две прикроватные тумбы, туалетный столик с зеркалом, в узорчатой оправе.

Элайн Мелтон не нравилось привлекать к себе внимание пышными нарядами, чьими пестрили гардеробы всех уважающих себя дам, ей по вкусу были не вычурные, простые, а главное удобные вещи, не отвлекающие от созерцания прекрасного мира вокруг.

Бархатные, шёлковые, атласные наряды все же имелись в гардеробе девушки, доставшиеся ей от родителей, но чтобы не бередить еще не до конца зажившие раны, Элайн редко доставала их. Однако были среди них и любимые вещи, которые она умудрялась сочетать каждый раз так, что не смыслящий в моде человек мог по неопытности отнести девушку в роду высокосветских дам, а эти дамы оценить вкус Элайн, и смелость выйти в подобном в свет.
Таким образом, молодая хозяйка была одета уже через неполные полчаса, в отцовскую белую шелковую рубашку с рюшами и длинными рукавами, расклешенными у локтей и вновь сужающихся к самому запястью. Поверх рубашки, поддерживая пока еще упругую грудь, стягивая и без того тонкую талию, красовался черный кожаный корсет, плавно перетекающий в накрахмаленную плиссированную юбку, цвета взбитых сливок.
Гребнем, пригладив почти высохшие волосы, Элайн дополнила образ тонким ремешком из кожи, застегнув на шее. Чулки и туфли уже были на ней, когда девушка вбежала на кухню, чтобы позавтракать и заварить свежего бодрящего чая из трав, собранных самостоятельно в лесу за домом.

Аромат ромашки, мяты и можжевельника разнесся по комнате, когда кипяток коснулся сушёных листьев, заставив их размякнуть. Краем глаза Элайн увидела рядом с кружкой, над которой теперь шел пар, полупустую овальную чащу для ясновидения, на дне которой еще плавали крупные чаинки. Помешивая напиток, девушка невольно задумалась над тем, кто же пил из нее последний, и удалось ли тётушке Мишель увидеть истину.
Яичница уже успела изрядно остыть, но все равно была вкусной. Тщательно пережёвывая свой завтрак, Элайн обвела взглядом комнату, наткнувшись на толстый комок пряжи, лежащий в кресле, на котором небрежно накинуто тёплое смятое одеяло, вероятно еще хранившее тепло Джи. В отличии от гадания на чаинках и магическом шаре, Джиневра владела связующей магией.

Если пророчество Мишель было неприятным, но на него можно было повлиять, ее младшая сестра садилась за нить, пропуская меж тронутых возрастом пальцев, и прядя узелки в правильных местах. Это позволяло смягчить удары судьбы, а по возможности и вовсе отвести неудачи от человека. Представляя как слажено работали тетушки по маминой линии, в сердце Элайн неприятно кольнуло.
Они с сестрой тоже могли бы так, если бы много лет назад та не пропала, попросту не исчезла с лица земли. Спустя годы, осознание этого все еще выбивало из лёгких дух, вынуждая разум вновь и вновь покручивать в голове тот день, в поисках ответов. Ни гадания на чае или шаре, ни нити, ни даже потрёпанных картах таро, нарисованных вручную прапрапрабабкой, не приблизило семью Мелтон к потерянной Зоэ.
Взгляд Элайн прошёлся по поверхностям стола, секретера, шкафа для драгоценнейших сервизов, передающихся из поколения в поколение, остановившись на книжных полках, где между томами уютно расположились фотографии в деревянных рамках. На одном из фото Джи и Миша стоят, обнявшись, улыбаясь в камеру на фоне дома.

Элайн всегда удивлялась внешней непохожести двух сестёр. У младшей словно была выбеленная кожа, крупный нос, широкая улыбка, а кудрявые рыжие волосы Джиневры разметались на ветру, стараясь затмить смуглую старшую сестру, с ее маленьким лицом, короткими мышиными волосами и худосочным, словно у птицы, телом. Лишь голубые глаза, цвета льда на поверхности озера, казалось, объединяли их образы.
Как и сервизы, леденящий душу взгляд передавался от одного члена семьи, к другому, плавно огибая двойняшек Элайн и Зоэ, наградив их противоположным тоном. Как всегда мама говорила отцу, шутливо подтрунивая над ним, мол, он пьет в день столько кофе, что глаза у него сделались такими же. Глаза оттенка свежемолотого кофе. Элайн это казалось до безобразия романтичным.

Воспоминания стрелой молнии прошли сквозь тело, заставив девушку тут же подавиться завтраком, от чего она закашлялась, прикрыв ладонью рот. Когда приступ отступил, яйца уже не лезли в глотку. Аппетит пропал, Элайн отодвинула тарелку подальше, маленькими глотками отпивая терпкий напиток из кружки, нежно обнимая ее обеими руками, в полной тишине дома, нарушаемой лишь едва слышным тиканьем часов.
Как ни старалась молодая хозяйка избегать взглядом фотографии, он неизбежно оказывался на запретных вещах. Таких как замочная скважина секретера, где, как знала Элайн, спрятаны и другие снимки, смотреть на которые было особенно больно. Несколько мгновений девушка пристально вглядывалась в молитвенный уголок комнаты, гипнотизируя его, подсознательно ожидая, что ключ, лежащий в потаенном месте за библией, сам проплывёт по воздуху, утонет в глубине идеально подходящего паза, высвобождая секреты семьи. Но ничего из этого не произошло, да и не требовалось. Изображения давно отпечатались на задворках памяти, стоило лишь подумать о них, как картинки мелькали перед глазами отчётливо и ясно, будто видимые наяву.

Тщательно хранимые снимки показывали образы некогда счастливой семьи Мелтон в полном ее составе. Глава - Гарри Мелтон, в прошлом заядлый путешественник, без роду и племени, гонимый жаждой знаний добрёл аж до самой Франции, в поисках ответов в области натурфилософии. Устроившись работать в контору по исследованию различных алхимических элементов, он знакомится с миниатюрной, скромной дамой, - Манон Сорель.
Широкоплечий, статный мужчина с мягким взглядом и нравом, сразу же покорил сердце молоденькой девушки, а совсем скоро и он признается ей, что с первой встречи пал без боя под впечатлением ее острого ума, холодных глаз, и, конечно же, полных губ, которые, будто спелые вишни прятали под тонкой кожицей свой сладкий сок.

Для них обоих семья была на первом месте, несмотря на то, что Гарри подобен оторванному от цветка лепестку, направляемому по жизни лишь ветром, однако он уважал и почитал корни своей возлюбленной, уходящие даже в такие далекие края, как Венгрия. Не раздумывая чета Мелтон выдвинулись в путь, когда из Марцали пришло письмо о болезни матери Манон, Джиневры и Мишель.
Вскоре после смерти бабушки у пары родились прекрасные девчушки-двойняшки, а также подвернулась работа, напоминающая исследования во Франции. Несмотря на то, что Манон, как и ее ближайшая родня, слыла ведьмой, она отдала предпочтение разумному и практичному применению своего дара, заделавшись вместе с мужем обычными колдунами. Со временем, любой дар теряет свою мощь, силу и влияние, так произошло и с мамой девочек, о чем никто из них не жалел.

До того самого дня, когда чете Мелтон пришлось покинуть обожаемых дочерей навсегда.
Сама Элайн не знала, изменилось бы хоть что-то, если бы Манон не утеряла свой дар. Сумела бы женщина противостоять судьбе, останься у той хоть капля былого чутья? Но девушка часто слышала разговоры на кухне Джи и Миши, размышляющих долгими вечерами об обратном течении жизни. Двойняшкам тогда было лишь по 9 лет отроду, но смерть родителей, так некстати поздно вышедшим с работы, попавшим под колеса резвой кареты, навеки отпечаталась в детских сердцах кровавым оттиском.
Элайн совершено не могла вспомнить, что именно чувствовала и делала тогда, узнав о гибели Манон и Гарри, но до мельчайших подробностей знала, как поступила ее сестра. В тот злополучный час, когда тетушки сообщили ужасную весть, шел промозглый упорно стучащий по крыше дождь. Личико Зоэ сморщилось, сдерживая слезы. Каждая из присутствующих ждала, что буря разозлится не только за пределами дома, но и внутри него, как девочка, будучи почти не одетой, выскочила наружу, убежав в неизвестном направлении. Больше Элайн свою сестру не видела.
Сколько бы ни пытались полицейские напасть на след беглянки, а ее родня прибегать к ясновидению, результат по-прежнему оставался равен нулю.
Какое-то время Элайн уставившись в одну точку, еще думала о трагедиях своей семьи, пока ее размышления не прервал бой шкафа с часами, окрестившего прошедший час. Плавно выныривая из оцепенения, машинально вытирая слезу со щеки тыльной стороной ладони, девушка понимала, что уже опаздывает. Вскочив с места, на ходу делая глоток уже остывшего чая, чтобы промокнуть горло, покинула прохладу отчего дома, буквально ныряя в жару летнего дня.