Глава 1.1
Довольно странно. В мире более семи миллиардов человек. Каждый из них проживает свою собственную жизнь. Кто-то посвящает всего себя ради карьеры, семьи, реализации мечты или же чего-то своего. Каждый проживает свою собственную жизнь. При этом мы все похожи физиологически: у нас есть глаза, руки, ноги, мы умеем мыслить и разговаривать. Многие даже могут быть похожи внешне. Но нет двух людей, которые бы абсолютно одинаково смотрели на мир.
Вот видишь ты стул. Он большой, красный, обит бархатом, ему, примерно, лет пятьдесят, но при этом он крайне хорошо сохранился. Я когда только нашла его на барахолке, на окраине города, сутками могла смотреть на его причудливый узор из золотых ниток. Он напоминал что-то среднее между азиатской каллиграфией и ниткой, которая попала в ураган. Это была ручная работа, причем крайне профессиональная. Ни один день был потрачен на столь прекрасное произведение искусства. Мой же сосед просто сказал: " Какая-то пустая трата денег, рухлядь». Взбесили ли меня его слова? Да, причем сильно. Как можно не полюбить такую красивый предмет мебели? Он конечно не очень подходил под общий интерьер моей комнаты, но я никогда не обращала сильное внимание на это. Не люблю, когда все вещи сочетаются, будь то одежда или мебель. Все в этом мире должно быть хаотичным. Так интереснее живется. Я даже не могу утверждать, что его глаз видит красный цвет так же, как его видит мой глаз. Ученые до сих пор не смогли доказать, что мы видим все объекты абсолютно одинаково.
Теплое пуховое одеяло все сильнее прижимало меня к кровати. Черное пастельное белье делало эту кровать похожей на пристанище сатанистов, но мне нравилось. Люблю черный, он самый эстетичный цвет из всех возможных. Но эта кровать шла вразрез с винтажным стулом, стоящим около обычного письменного стола заваленного книгами и светло-персиковыми обоями на стенах. Если так подумать, то я живу в этой квартире уже год, а вещей и мебели в моей комнате было минимальное количество. Стул, стол с десятками различных старых и новых книг, большая кровать у стены, шкаф с вещами и три картины величайших для меня художников: Клода Моне, Винсента Ван Гога и Казимира Малевича. Больше в моей комнате не было ничего.
Из-за стены доносится сильный басистый голос, пытающийся спеть партитуру из какой-то оперы Мусоргского или Чайковского. Я могу отчетливо слышать русские слова, но что именно поет мой сосед Андрей на протяжении уже вот минут двадцати, мой мозг никак не может понять. По-идее его можно спросить, но отвлекать от этого процесса его лучше не стоит, а то еще обидится и начнет психовать. Он поет всю свою жизнь, но настолько красиво только последние месяц. Все изменилось, когда он поступил в консерваторию на оперного певца. Из парня хоть и высокого, но больше похожего на переросшего ребенка, они сделали настоящего мужчину. Его голос стал настолько мелодичен, что теперь я могла слушать его разговоры ни о чем на протяжении целых ночей. Не знаю, что на уроках вокала с ним сделали, но это определенно пошло ему на пользу.
Удивительный факт, но только на 19 год своей жизни, благодаря все тому же соседу, я поняла, что мужчины гораздо больше истерят, чем девушки. Они могут начать психовать по еще более мелкой мелочи, чем женщины. Я убрала его рубашку на место, или кто-то подрезал его на машине, или же кто-то наступил на обувь — в парне может проснуться настоящая истеричка. И, мне кажется, что ПМС у них, примерно, идет по несколько недель раз в месяц. То есть — почти всегда.
Когда Андрей только получил права, он решил довезти меня до работы. Это был его первый день езды одного, без инструктора из школы вождения. Его можно было назвать новорожденным в вождении. До работы идти максимум пятнадцать минут, а ехали мы тридцать. В начале он ехал спокойно на низкой скорости, но уже через пару минут он почувствовал себя «королем дорог». Только его решил подрезать какой-то парень, он заорал так, будто его только что не убили, и мы бы оба умерли, не будь он таким прекрасным и мастерским водителем. С тех пор прошел месяц, и сейчас он чувствует себя за рулем так, будто он главный герой фильма «Форсаж».
Звуки оркестра из колонок прекратился и оперный бас наконец решил замолчать. Немного подумав, мне все же пришлось откинуть столь прекрасную вещь, как одеяло и встать с кровати. Простояв еще секунду в оцепенении, я все-таки нашла в себе силы открыть дверь и пройти два шага около пустующей комнаты, через коридор, в комнату Андрея.
— И что ты решил изучать сегодня? — задала вопрос я, как только с размахом открыла дверь, даже еще не зайдя в комнату.
По середине старой коммунальной комнаты стоял мой лучший друг Андрей. В отличии от меня у него было миллиард маленьких и не очень вещей. Начиная от сотен партитур и колонок с ноутбуком для учебы, заканчивая плакатами композиторов и рок-групп на стенах и бутылками из-под вина в углу у окна.
Во рту он держал ложку меда. Чем-то напомнило мишку. Это выглядело крайне мило, но неподготовленный человек был бы ошарашен от его вида. Длинная полосатая пижама в бело-синюю полоску, будто он идет прямиком на смерти в гитлеровском концлагере, торчащие в разные стороны русо-рыжие волосы и ярко изумрудные глаза. По идее, Андрей очень красивый, но тот факт, что мы знакомы чуть ли не с рождения, сделал его моим братом. Обычным братом, а не как в сериале «Игра престолов».
— Речитатив Бориса Годунова из оперы Мусоргского, завтра уже надо сдавать.- после этого он максимально наиграно и пошло облизал ложку (именно в такие моменты я понимаю, с кем я общаюсь), и кинул ее в кружку, которую стояла на столе, рядом со старой колонкой, из которой недавно выходила игра симфонического оркестра.
— Ну когда я слушаю твой голос, мне уже не хочется пустить пулю в лоб, а это определенно прогресс.
Я со всей силы прыгнула я его слишком мягкую кровать (у него был настолько мягкий матрас, что в нем можно было просто провалиться). Зачем ему настолько мягкая кровать — тайна, даже для меня. У него было точно такое же постельное белье, только цвета «кофе с молоком». Его вкус всегда был в миллионы раз утонченнее, чем у меня. Я уже давно свыклась с этой мыслью.
— Я знаю, а когда мои глаза смогут смотреть на тебя и не хотеть застрелиться? — он последовал моему примеру и лег рядом со мной.
— Все в порядке, прошло больше двух лет, ты реально думаешь, что я до сих умираю из-за этого?
Конечно он знал, что его слова — правда. Каждый день проведенный не на пуантах становился для меня настоящим личным адом. А последний раз я на них вставала 847 дней назад. За один день до экзамена.
— Может балет — не мое, — задумчиво сказала я, — вдруг у меня хорошо получается писать книги или же рисовать, а я пока еще не знаю об этом?
— Ты умираешь без балета, хватит, иди в зал, приводи свое тело в порядок, и, возможно, вскоре ты сможешь снова начать танцевать. Я знаю, что значит для тебя искусство, так что не ври мне.
Именно за это я и любила Андрея. Он знал меня лучше, чем я сама. Он прекрасно понимал, когда я вру, когда мне плохо, и я пытаюсь это скрыть, или когда моя болезнь снова дает о себе знать. Он мог понять мое состояние лишь по одному моего взгляду. Причем он так же знал, как его исправить. А так больше никто в моей жизни не умеет делать.
— Привести себя в форму? Ты хочешь сказать, что я плохо выгляжу? — чуть ли не с истерическим наигранным криком спросила я.
— Ну вообще-то да, ты слишком худая, тебе стоит подкачаться.
По-идее он был прав, но я считала совершенно иначе. Еще будучи совсем маленькой, я была немного полной девочкой. Но в 7 лет мне сказали, что если я не похудею, не видеть мне никогда балета. И я просто перестала есть. Меня все называли анорексичкой, и они были правы. Даже сейчас, хоть я два года и не танцую, но я уже больше не умею относиться к еде так же, как и все остальные люди.
— Аня, тебе нужно пытаться напрягать ноги, иначе ты навсегда распрощаешься с искусством, — после этих слов Андрей лег на бок в сторону меня и подпер голову ладонью, — попробуй, вдруг получится. А то будешь винить себя в старости, что не дала себе второй шанс.
— Я и так слишком сильно напрягаю ноги на работе.
И это была правда. Год назад, когда мы переехали в Питер я пошла работать официанткой. За день я там прохожу столько, будто работаю пешим курьером в мегаполисе, а не просто разношу еду в небольшом кафе. Эта работа сильно помогла моим ногам прийти в норму. Но все же в конце каждой смены они болят с неимоверной силой. Хотя уже и в разы меньше, чем раньше.
— Запишись на спорт, тебе будет полезно, — вновь повторил свои слова Андрей, — кстати, сегодня к нам подселится новенький в третью комнату.
— Что? И почему я узнаю об этом только сейчас?
— Хозяйка написала поздно вечером, и ты уже спала в это время.
— С каких пор для тебя это оправдание? Раньше ты мог по среди ночи прыгнуть на меня в кровати и закричать. Ты опять тогда гулял ночью по городу один? — с ноткой злости задала вопрос я. Уже на протяжении почти полу года он куда-то уходит по ночам. Я бы подумала, что у него появилась девушка, но он бы мне сразу рассказал об этом.
— Мне нужно было подышать свежим воздухом, вот и все.- друг отвернулся от меня и лег на спину, — Может нам повезет с новым соседом.
Мы жили в старой коммуналке, примерно в тридцати минутах ходьбы от центра. Да, дом не новый, но зато здесь прекрасный вид во время прогулок по окрестностям. И хозяйка довольно милая женщина, которая не пытается сдирать с нас как можно больше денег. В квартире были три комнаты, ванна и кухня. Две занимали я и Андрей, а в третьей раньше жила молодая девушка, по имени Катя, с маленьким ребенком.
Когда мы только переехали, она уже здесь жила довольно долго. Ее сыну было тогда всего несколько месяцев. У нее почти не было денег, а жених бросил ее за несколько месяцев до свадьбы, на третьем месяце беременности. Мы как могли ей всегда помогали. Примерно пол года назад она случайно встретилась со своим бывшим одноклассником в городе. Еще в школе они встречались, и их любовь вспыхнула вновь. Уже спустя месяц она переехала к нему, и сейчас иногда забегает к нам. С тех пор она пустовала, и вот сегодня в нее кто-то опять заедет. Не повезло нашему новому соседу. Его комната находится как раз между моей и Андрея. Я вечно слушаю русский рок или классическую музыку по вечерам, а Андрей с 6—7 утра до 9—10 поет свои партитуры, пока не уходит в консерваторию.
— И когда он должен прийти? — спросила я друга. На часах было 9:15, так рано точно никто не будет заезжать.
— Ну вообще-то должен был быть ровно 15 минут назад, — с невозмутимым лицом сказал он.
— Что? — опять с ноткой истерики спросила я, в тот же миг, как в дверь кто-то позвонил.
— А вот и сосед пожаловал.
Мы вышли из комнаты и направились к входной двери. Андрей повернул замок и медленно открыл дверь. На пороге стоял парень в странной шляпе и с коробкой в руках.
— Привет, насколько я понимаю, теперь я ваш новый сосед.