Pars III
Под ногами хрустел лёд замёрзших луж. Он был тонким, ещё совсем слабым, чтобы выдержать вес человека, но ничего, ещё все впереди, впереди и морозы и вьюги, впереди всё то, что может доказать своё вечное первенство природы над людьми.
Начало ноября... Понимаю, слишком позднее время, чтобы проводить в школе «Осенний бал», но тем не менее, он обязательно должен был состояться. На этом настаивали даже учителя, дескать, хватит, Валерий Павлович, и Вы юным были, уж развлеките молодёжь.
В этот вечер Женя могла и не ходить на мероприятие, но у нее была своя причина посещения - она готовила доклад, который ей поручили сделать как раз на тему «Осень в картинах великих художников». Волнению не было предела, мало того, что она вновь станет предметом чужих осуждающих взглядов, так ещё и не дай Бог запнётся или начнет заикаться. Опять Даша будет в своем новом красивом платье, которое ей специально привезли из города, опять эта её прическа с завитыми новенькой плоечкой концами... От одной мысли Жене хотелось развернуться и просто не придти, «подвести класс», но что-то не давало ей этого сделать, все равно в глубине своей простой души она верила во что-то хорошее, оставив странности двоюродного брата где-то в уголке своего разума, среди давно рассказанного по литературе стихотворения «Памятник»и между правилом по русскому языку о сложносочинённых предложениях.
Холодный ветер дул прямо в лицо, заставляя жмуриться. Фонари вдоль дороги горели один через четыре, поэтому какой-то промежуток все же приходилось проходить наугад, как запомнил, когда ходил в школу. Вряд-ли это можно назвать забавным. Мало ли что там в этой темноте... Оголённые части тела мёрзли, поэтому руки Евгения то сжимала в твердый кулак, то разжимала, а потом засовывала их в карманы теплого пальто и испытывала лёгкую эйфорию от того, что её холодные конечности все же согревались.
В чьём-то дворе лаяла собака. Это оживляло пустую улицу, но как только лай прекращался, наступала глубокая тишина и если летом она разбавлялась перекликанием здешних птиц, то зимой и осенью было слышно лишь тихое постукивание веток о другие ветки кустов, благодаря ветру.
Женя обещала себе, что сразу же уйдет, как только закончится вся словесная часть «бала».
Вот она уже в школе, снимает с себя пальто и поправляет свою юбку, которую бережет для каждого праздника или мероприятия. Евгения распустила волосы. Её смущал такой образ, но тем не менее она выглядела более привлекательнее и милее.
- Салют! - оценивающе оглядела Женю с ног до головы, вошедшая только что в раздевалку одноклассница.
- Привет, Эля. - неуверенно поздоровалась Евгения.
- Я вижу ты в новом формате? - ехидно улыбнулась та. - Это что-то новенькое, Жень.
- А ты, как я погляжу, неизменно черная?
- А то! - усмехнулась девочка-гот, поправив свои черные волосы на плечах.
Её черный макияж был не чернее её прошлого, да и не чернее её настоящего. Выходные Эля (она же Сабина) проводила с бутылкой отцовской бадяги в руке и двумя парочками ей подобных на кладбище. Чтобы до него добраться, нужно километра два-три тащиться по грунтовой дороге, углубляясь в лес. Деревню лес окружал со всех сторон. На расстоянии в ста метрах от домов тянулся длинный двухметровый железный забор, образующий огромное кольцо, замыкающиеся в воротах - въезде. Таким образом районные чиновники защищали жителей от лесной живности, а за забором, следовательно, возвышались высоченные сосны, поскрипывая стволами и издавая лёгкий запах свежей смолы.
- Сегодня будет ве-е-есело, девочка - изго-о-й. - пропела Эля, обращаясь к Жене, а потом засмеялась.
Евгении стало не по себе. Пожалела о том, что вообще что-то сказала этой сволочи, наверное надеялась, что изменится, хотя ведь прекрасно понимала, что это бред. «Себя обманывать - мое второе имя» - заключила девушка, отвернувшись от готочки. Та же, как ни в чем не бывало, тихо покинула раздевалку, за дверью которой начали копошиться пришедшие.
Пожарная лестница. Темнота уже давно не сковывает, а это означает то, что что бы ты не делал - не увидят. Твои движения растворяться в полумраке этого помещения и ты станешь одним целым с тем, что пугает. Делая смелые шаги, уверенно шагая по лестнице, Элина улыбалась её удаче, улыбалась тому, как ноги пропадают в полумраке, ведь лишь тусклая луна, светившая откуда-то из-под деревьев, могла хоть как-то, но освещать пространство. Третий этаж. Сюда нельзя, но если не шуметь, то можно остаться здесь и на ночь, незамеченным, что и планировала сделать девушка. Тихо скрипнув дверью, эхо разнеслось по коридору и отдалось от стен тихим повтором. Она дышала тихо, будто боялась тем самым разбить тишину, будто ее дыхание было громче горна или пионерского барабана.
- Ты поздно. - усмехнулся некто, стоящий у одного из окон.
- Я и не торопилась. - спокойно сказала девушка, подходя ближе к парню. - Это просто ты рано.
- Ах так! - усмехнулся он и обвил руками талию своей возлюбленной, пытаясь поцеловать её и ему это удалось.
Но прекрасное слияние лиц долго не тянулось. Элина невинно отступила к окну, облокотилась на подоконник и смотрела куда-то в темноту за холодным стеклом. Оранжевый свет старого фонаря, стоящего одиноко на заднем дворе школы как раз падал на круглое лицо готочки, на черные от природы волосы и на островатый носик. В глазах была какая-то печаль. Такая трепетная и ощутимая всеми, кто бы мог находиться рядом, а рядом был только он.
- Что случилось? - строго спросил парень, твердо глядя на висок девушки.
- Да батя опять забухал. Вчера буянил. - на вдохе быстро сказала Элина.
Парень нервно выдохнул, опустив взгляд, всеми силами желая чем-нибудь, да помочь своей девушке, но понимал, что бессилен, понимал, что его малодушие не заставит близко подойти к её отцу и поговорить, да и знал, что она не разрешит.
- Опять? - спросил он, но ответа не последовало, да и глупо было бы на него отвечать.
- Сегодня целый день тональником синяк на щеке замазывала как дура.
- Что? Прямо так?
- Прямо так. Как шибанет... Сука...
Она поднесла ладонь к больной щеке и внутри как-то всё сжалось, скрутило горло.
- Звонить нужно, Эль... - обронил он фразу, которую уже давно крутил на языке при таких ситуациях.
- Не нужно. Если я позвоню, мне детдом приветливо ручкой помашет и я тебя лишусь. - как-то омертвлело говорила она.
Они долго молчали. Порой Эле казалось, что его не задевало то, что говорила она. «Какие-то пустые вопросы.» - думала готочка. - «Или я слишком многого требую от него?»
Она последнее время считала долгом быть с Никитой, знаете, словно она уже прожила тысячу лет с этим человеком и любовь ссохлась, развеялась по ветру... Она чувствовала себя холодной стервой, противясь этого образа, все же жила в нем. Такой своеобразный имидж.
- Сегодня они придут. Будет весело. - усмехнулся Никита, пытаясь хоть как-то вытащить из печали свою Элечку. - Это поменяет многое, ты же знаешь.
- Знаю, но не понимаю. - с суровым взглядом отвечала она. - А если кто-то умрет?
- Пусть. Это нас не коснется, Элин.
- Меня порой все это бесит. Ведём себя как свиньи на кладбище. Мертвым покой нужен.
- Заткнись, Эль. Это наша субкультура нынче такая. Так хочется. Так делается. - недружелюбно сказал Никита.
Внизу уже во всю грохотала музыка. Женя благополучно выступила в самом начале и сейчас тихо собиралась обратно домой, тем временем, когда все только приходили, обнимались, встречали друзей-выпускников, покинувших школу года два три назад. Вот наконец отчётливо слишалось: «Ай-яй-яй, девчонка, где взяла такие ножки...» Слышался многогранный приятный запах различных женских духов и твердый бас смеха взрослых парней.
- Я думала, ты останешься, Жень. - неожиданно спросила появившаяся из неоткуда Даша. - А ты опять убегаешь.
- Мне здесь нечего делать, Даш.
- Ты не разу не оставалась. Чего ты боишься?
Дарья постепенно становилась нервной и говорила все громче, настырнее, её бесило то, что её не слушаются, не подчиняются воле.
- Я ничего не боюсь. - пробубнила Евгения, злясь на непонимание свое подруги.
Женя нервно запихивала сменную обувь в черный пакет, пытаясь поскорее уйти, дабы не поссориться со вспыльчивой Дарьей.
Но та не сдавала позиции. Она резко ухватила подругу за руку, со всей силы вытянула её из раздевалки и потащила на танцпол, не смотря на то, что девушка была уже в шапке.
- Даша! Перестань! - брыкалась уже разъярённая Женя, успевшая поймать на себе любопытные взгляды присутствующих.
Но та словно не слышала её, игнорировала как могла. Задача - вытащить монашку-подругу на дискотеку и заставить потанцевать. Даша крепко вцепилась в руки испуганной Евгении и прислонившись губами к её уху, как можно чётче сказала: «Одна песня - один танец! И шагай на все четыре стороны!»
Делать было определено нечего. Даша не привыкла в своей жизни принимать отказы и если обезоруженая Евгения все же откажется, то примет неравный бой, в котором, разумеется, победит Дарья. Да и в какой-то степени Женя понимала свою подругу, которая желала, чтобы хоть и иногда, но они могли повеселиться вместе, но что-то не давало девушке это сделать, пересилить себя что-ли... Превозмочь барьер между серыми постоянностями и яркими дружескими эмоциями. Ценила её, как никто другой, любила, скрывая нотку ненависти. Все мы кого-нибудь, да ненавидим, не так открыто, но в глубине души своей, не со зла, ненавидим.
«Одна песня - один танец.» - крутилось в голове нашей главной героини. Она раскачивалась в такт незнакомой ей музыки, делая вид, что танцует, что ей нравится. На вопрос Жени: «Кто это поет?», Даша удивлённо посмотрела на свою подругу и только потом ответила: «Звери. Группа такая». Девушку смутило. «Что это вообще за название такое - «Звери»?» - думала Евгения и почему-то представляла не красивых парней, выступающих на сцене, а настоящих зверей. Будь то волк или слон... «Ребячество.» - тут же обругала она себя мысленно. Песня тянулась подобно вечности. В воздухе витало напряжение и слабый запах пота. Все мигало, пестрило, напрягало непривыкшие к такому глаза Жени. Мерцали знакомые лица в свете маленьких прожекторов, но среди них она никак не могла отыскать готочку - Элю. Её друзья были здесь: топтались в уголке.
Песня закончилась. Женя облегчённо выдохнула и постепенно начала отдаляться от Даши, увлеченой общением с Димой. В то время, пока она с ним, все вокруг становится пустым и ненужным. Все внимание нацелено лишь на любимого человека. «Какая может быть любовь в пятнадцать-то лет?!» - скажете вы, дорогие читатели. - «Это не любовь. Это толпа притворства, подражания начитанной из книг любви и пара невинных поцелуйчиков.» Вы правы. Но как же не хотелось верить в это Жене, как же ей хотелось на примере подруги понимать, что она-то есть! Любовь-то есть!
Евгения шла спиной, внимательно смотря на свою подругу, чтобы не дай Бог она её заметила. Не бойтесь, читатели, девушка не упадет, как это обычно бывает, когда идёшь не особо верно, она почувствует лёгкий холодок, да, как тогда, у "учительской".
Тихий гул, пронизывающий музыку, плавно переходящий в крик, заставил замереть каждого, кто находился на первом этаже. «Откуда это?» - начали перешептываться близстоящие от Евгении люди. «Это на втором!» - вновь крикнул кто-то из толпы. Любопытством человечество не обделено. Практически все тут же начали подниматься по лестнице: шумно, сильно топая, обсуждая бурно кто как услышал и кто где был, да и кого здесь не хватает. Учителя вырвались из учительской и тоже, вместе с учениками, направились первыми рядами на второй этаж. В числе преподавателей были знакомые нам: Наталья Александровна и Ольга Григорьевна.
В момент крика Эля вздрогнула, испуганно посмотрела в лицо Никиты, которое не выражало ничего хорошего, лишь кривая ехидная улыбка, злостная и противная. Готочка сорвалась с места, но не успела, он грубо схватил её за руку и притянул к себе, не давая сделать и шаг.
- Ты знала на что мы пойдем! Знала! Так почему же смотришь на меня как на чудовище?! - шипел он ей на ухо.
Слёзы размыли темный макияж, скатываясь черными каплями по щекам. Было не просто тяжело, было невыносимо, ведь она знает, но не верила когда-то в это, а теперь и знает, и верит.
Там. На втором этаже. Возле урны лежало что-то темное, похожее на пакет.
- Не подходите! - крикнул громко физрук Николай Николаевич и один, как положено, медленно подходил к непонятному предмету.
Метры разделяли его от неизвестности. В воздухе повисла тревожная и интригующая нота. Все молчали, следя за каждым шагом отважного физрука. И Женя была там. Она стояла на ряду с Дашей. В каждом чувствовался страх, который дотронулся и до её нутра.
- О, Господи! - крикнул Николай Николаевич и бросил по всей видимости пакет с его содержимым. - Уведите отсюда детей, вашу мать! Уведите!
В его морщинистых руках, повидавших и копоть труб тракторов и тысячи расколотых полений, находилась бумажка. Пальцы подрагивали, а руки вовсе тряслись. Он раскрыл согнутое по всей видимости письмо. Лист был испачкан в чем-то тёмном. «Кровь. Везде кровь.» - понимал физрук. Воле него пристроились и другие учителя, испуганно наблюдая за неизвестным.
«Стыдно Нам за вас, люди, стыдно...»
- А что в пакете? - неуверенно спросила самая молодая учительница.
Николай Николаевич поднял пакет и раскрыл его, испытывая трепет, надеясь, что это чьи-то глупые шуточки. Он уже предварительно представил как будет ругать виновного в столь странной шутке, но...
В пакете были пальцы... Три пальца, будто срезанные клинком. Они были совсем «свежими»: лёгкий румянец, теплота... Сразу было понятно, что они принадлежали юной девушке так как ноготки были ухожены, покрашены в бардовый цвет.
Николаю Николаевичу даже показалось, будто и ногти были в крови, но это был лишь лак. Он не как не мог поверить или даже осознать, что держит в своих руках.
- Что за Черт?! - взвизгнула молодая, глянув любопытно в пакет, и тут же потеряла сознание, рухнув на кафельный пол.