Ocean eyes

— Я тебе говорила не варить рис в этой кастрюле! Ты чем слушаешь? Что, совсем уже перестала дружить с мозгами? — женщина схватила свою дочь за затылок и склонила над раковиной. — Смотри на эти чёрные пятна. Сколько раз я просила тебя не выливать чай, разбрызгивая по всей раковине? И сколько раз тебя просили выносить овощи обратно на балкон, а не класть в шкаф? Они там сгниют, тупая ты тварь!

Виён ударилась в стену, когда мать с силой оттолкнула её. Пискнула от острой боли в плече и зажмурила глаза. Показать слабость — значит получить ещё. Но сколько уже можно держаться? Она подняла на мать сердитый взгляд и сжала кулаки, когда за её спиной увидела старшую сестру, улыбающуюся и выбирающую для себя сок из холодильника.

— Я делала всё, как ты просила! Кроме меня на этой кухне бывают и другие, к примеру, Муён. Скажи, что это ты после работы устроила этот бедлам! — номер дохлый, но она всё равно попробовала. Даже если Муён признается, что весь бардак в доме её рук дело, госпожа Сон будет отчаянно защищать свою гордость. Вот только в чём заключалась гордость за всю сознательную жизнь Виён так и не поняла. — Это она оставила овощи в шкафу!

— Да как ты смеешь?! Твоя сестра взяла бы вину на себя, а ты что делаешь? — госпожа Сон сорвалась с места и налетела на неё: под удары попалось другое плечо, голова и ноги. Боль в последнее время ощущалась не так сильно, потому что она привыкла быть грушей для битья. Один неверный шаг — неделя с синяками. Вот только Виён не понимала, почему за проступки других отвечала она.

Это несправедливо.

Это больно.

В собственной семье быть изгоем.

Когда удары прекратились, Виён не встала. Сидела на холодном полу, оперевшись в стену, и смотрела в одну точку, роняя горькие слёзы. Каждый день — испытание и душащая неизвестность, а что ожидает сегодня? Куда прилетит очередной удар, и как сильно они поломают на сей раз? И будто читая её мысли, превосходили самих себя.

Тыльной стороной ладони вытерев кровь с губы, Виён поднялась на ноги и осмотрела кухню: мать буквально всё вывалила из шкафов, вылила на пол протухшее молоко и ушла в свою комнату, а Муён наверняка сейчас разговаривает с очередным ухажёром. Оставить всё и потратить ночь на домашнее задание не получится, потому что за это следовало наказание похуже — ночь на улице. Сейчас этого хотелось меньше всего, погода оставляла желать лучшего. Холод, дождь, слякоть.

Пожертвую школой, чем собой.

Закатав рукава школьной рубашки, Виён упала на колени, придвинула к себе ведро с тряпкой и с рвотными позывами начала убирать молоко. Это унизительно, она не хотела такой жизни, но чувство ответственности и зависимости от чёртовой семьи не давало спокойно закрыть дверь дурдома, который какой-то сумасшедший назвал домом. Не дом это вовсе, когда твоё лицо собственная мать тыкала в протухший суп. Продукты испорчены, потраченные деньги не вернуть, а из-за того, что Муён в очередной раз взвалила даже ответственность за кастрюлю супа, не убрав в холодильник, пришлось отвечать Виён.

Хотелось утопиться, но кастрюля слишком мала для этого.

Бросив тряпку в ведро, она вскочила и побежала в туалет, упав на колени прямо перед унитазом и вырвав сегодняшний обед. Впервые за несколько дней удалось вкусно и сытно поесть, не чувствуя ком в горле, но и тут без заботливой семьи не обошлось. Горло жгло, слёзы текли по щекам, а внутри неё, кажется, не осталось ничего. Так пусто, одиноко и больно. Нечем заглушить эти гадкие чувства: ни разговором с лучшей подругой, ни едой. Как будто так и должно быть.

Да, определённо в этом и заключалась вся её жизнь, Виён не знала, как изменить всё. Она встала с холодного пола и сполоснула лицо, не посмотрев хоть коротким взглядом на себя. Отвращение к самой себе не позволяло. Карие глаза, маленький нос, пухлые губы, родинки, впавшие щёки, скулы — ненавидела в себе всё, что другие считали прекрасным. Виён красивая, несмотря на те испытания, через которые она проходила находясь дома и в стенах школы, одно оставалось неизменным — её нежные глаза. В них легко согреться и потеряться.

Но она отчаянно пыталась убедить себя, что это ложь.

Находясь вновь на кухне, Виён принялась убираться, плотно закрыв дверь, потому что если отец проснётся от малейшего звука, то и за это придётся отвечать ей. Мать опять, будто специально, купила гель с можжевельником, от которого у неё чесалась и сушилась кожа на руках. Знала об этом, но попытаться достучаться до неё — быть той, кто никогда не видела тяжести, как она в своё время.

Но разве и так стёртые в труху души заслуживали нечто большего и больного?

В детстве Виён боялась ножей, острого кончика, блеска, который отдавался при свете лампы или солнца. Но сейчас спокойно губкой вытирала засохший шоколадный с них, после проходясь кончиком по выступающим венам на запястьях. Одна линия светло-зелёного цвета, другая тёмного, следующая фиолетового. Желания протолкнуть нож поглубже возрастало с каждой секунды, что, если бы не звонок, поступивший как некий сигнал остановиться, то прямо здесь и сейчас Виён расправилась бы с болью раз и навсегда.

— Алло? — её голос полон безразличия. Даже не колебалась, когда брала трубку от незнакомого номера. — Если вы решили подышать, то я отключаюсь.

— Стойте! — вскрикнул мужской голос, заставивший замереть. Она сжала телефон в руке, смотря на цифры, и приложила вновь к уху. — Поговорите со мной.

Виён выключила воду, зажав телефон между ухом и плечом, вытерла руки о полотенце и медленно опустилась на стул, искренне не понимая, что происходит. Над ней кто-то решил подшутить?

— Я не намерена разговаривать с незнакомым мне человеком. Откуда у вас мой номер? Что вам от меня надо? Это такой новый способ развести на бабки от мошенников? — слова сами вылетала изо рта, голос повышался невольно, а контролировать его, увы, слишком сложно. Она и так многое терпит. — Так вот, денег у меня нет.

— Мне не нужны деньги, — в отличие от неё у парня голос был спокойным и нежным, что ли? Сложно пока давать хоть какую-то характеристику. Может, он вообще маньяк? Тогда избавиться от этой хорошей жизни было бы куда проще. — Считайте это разовой акцией. Обычно звонят мне, а сегодня я решил сделать это лично, выбрав вас. Наш разговор не записывается, я не отслеживаю вас, не копирую данные.

— Тогда... — голос дрогнул, Виён впала в недоумение, — с какой целью вы позвонили? Я правда ничего не понимаю. Вы пугаете меня.

— Не пугайтесь, в моих намерениях нет ничего плохого. Я всего лишь хочу помочь. Поверьте, я знаю, как вам сейчас тяжело.

Что вообще происходит? Откуда он знает, что творится у неё на душе? Кто дал разрешение копаться в её душе? Она никому не выдавала талон, а тем более — свой номер. Его знали единицы. И почему сердце так заныло только лишь от одного понимания, что какому-то незнакомцу небезразлична её разрушавшаяся жизнь? Всё казалось слишком подозрительным.

— Это проверка?.. Немыслимо, что вас беспокоит моя жизнь. Какое вам до неё дело? — грубить не хотелось, но каждое слово само вырывалось изо рта, словно яд стекавший по губам. — Сейчас мало кого интересуют чужие проблемы. Легче прикинуться слепыми и пройти мимо. Так почему вы решили поступить по-другому?

— Потому что я — не они. Если сегодня я спасу вас, то завтра вы спасёте кого-нибудь другого. Это цепочка, которую нельзя разрывать. Не думаете, что так меньше душ канут в небытие?

— Да, но... с чего вы взяли, что я расскажу вам всё? Я не знаю кто вы, как вас зовут, откуда вы, — Виён закусила губу так сильно, что на зубы брызнула кровь. Больно, но отчего-то приятно. Сейчас сказывалось и то, что ей не хватало общения, даже лучшей подруге откровенно насрать, а других, с кем можно поговорить и выговориться у неё нет. Потому хотелось обнажить душу и повесить трубку, чтобы никогда больше не поднимать.

— Иногда выговориться незнакомцу легче, чем родному человеку.

Что значить, родной человек? Виён не знала. Она в принципе не знала, кого называть родным и близким человеком, когда собственная семья относилась к ней как к чужой. Руки задрожали, а ранее пустые глаза наполнились слезами.

— Почему вы выбрали меня?..

— Потому что я хочу, чтобы вы жили.

Это последняя ступень.

Слёзы предали.

Встав из-за стола, Виён выбежала на балкон и закрыла дверь. Холодно. Кожа покрылась мурашками, ветер дал хлёсткую пощёчину, но она не сдвинулась с места, напротив, опустилась на порог и поджала колени к груди, роняя горькие слёзы. Тяжесть этой жизни давила со всех сторон. Дышать невозможно даже находясь на улице, будто с каждым днём узел вокруг шеи затягивали всё туже.

Но она не хотела задохнуться.

Она хотела жить без боли.

Виён плакала, не сдерживала себя, а тот, кто схватился за её жизнь, слушал молча, давая выплакать накопленное. Она искренне не понимала, что сделала не так, почему именно на её плечи упала такая ноша. Почему родители плевались ненавистью, почему сестра, от которой Виён ждала защиты и поддержки, подливала масла в огонь, когда она и так медленно сгорала дотла, почему одноклассники и другие ребята убегали, когда в поле зрения появлялась она?

Их пугал её болезненный вид из-за бессонной ночи и истерик?

Их пугали ссадины на лице?

Их пугали синяки на теле?

Или, быть может, они просто не хотели такой обузы в своих жизнях?

Абсолютно ничего непонятно, всё скрыто под занавесом. Виён шмыгнула носом и посмотрела вперёд — на Сеульскую башню. Вид потрясающий, не то, что внутри. Она поднялась с холодного выступа и подошла к ограждению, сжав телефон в руке.

— Моя семья меня ненавидит, — на выдохе выпалила Виён, с порога раскрыв все карты. Тянуть не было никакого желания. — Каждый день — испытание: крики, ссоры, разбитая посуда, унижения, а потом удары, от которых я больше не уворачиваюсь. Честно, — всхлип, — уже не знаю, что хуже: моральное насилие или физическое? Я чувствую, как погибает моя душа, а вместе с ней и моё тело. Стараюсь всё сделать идеально, чтобы все остались в итоге довольными, но всё бестолку, ведь итог один.

— Вы должны понять, что чувство вины они внушили вам. В том, что у них плохое настроение вы не виноваты. В их проблемах тоже вы не виноваты.

— Но почему я считаю иначе?

— Потому что они сделали вас такой. Ваша наивность, доброта, забота, любовь... простите за мою прямолинейность, но они умело воспользовались этим. Легче в собственных неудачах обвинить другого, чем с гордостью принять всё и отпустить.

— Я добрая? — она тихо рассмеялась, смахнув с щеки слезу. — Мама сказала, что я бесчувственная мразь, когда не перемешала для неё чай. О какой доброте может быть речь, когда у меня сердце сделано из камня?

— На этой земле нет никого с таким мягким и добрым сердцем. Поверьте мне. А не перемешанный чай — очередной повод придраться. Эти люди неспособны жить по-другому, они даже не пытаются попробовать. Послушайте, — он вздохнул, — дело не в вас.

— Я искренне хочу верить в обратное. Но это безумно сложно. Я нежеланный ребёнок. После рождения Муён, моей старшей сестры, родители больше не хотели детей. А я свалилась как снег на голову, когда машинный бизнес отца потерпел крах и он начал жёстко налегать на алкоголь. Маме пришлось продать дом, который оставила для неё бабушка, отдала часть полученных денег с продажи отцу, чтобы тот закрыл свои долги. Взамен досталась квартирка в разваливающимся доме. Ни денег, ни стабильной работы, и во всём... — тихие всхлипы вновь перешли в рыдания, — во всём обвинили меня. Маленького ребёнка, которого в пять лет заставили сидеть коленями на соли. Я не хочу чувствовать эту вину и боль, что съедает меня изнутри. Хочу туда, где я смогу стать счастливой. Я накопила деньги на съёмную комнату, но они... забрали всё без остатки, а потом папа с мамой по очереди меня избили, назвав эгоисткой и мразью, что на первом месте не они. Я уже не знаю, что хорошо, а что плохо.

— Вы должны понять, что они могут жить без вас. Как бы вы не пытались добиться их любви — всё бестолку, потому что они не знают, что это такое. Вы должны думать о себе и постараться уйти от них, жить без их криков и недовольств. Ваша жизнь намного ценнее.

— Мне иногда кажется, что они без меня сгниют в этой квартирке. Муён ничего не делает, сидя целыми днями дома, но она всё равно любимица матери, потому что умеет охмурять богатых дядь. А я дура малолетняя, отказала сыну владельца венчурной компании, пропала возможность трясти с него деньги, — Виён горестно усмехнулась. — Вы правы: о какой любви может идти речь, когда они смотрят только на размер кошелька.

— Любовь можно купить, но не все клюют на сыпящиеся на голову деньги и подарки. Я надеюсь, что вы не пожалели о своём решении. Всё же это была возможность сбежать из семьи.

— В какой-то степени жалею, так, когда мать замахивается деревянной кухонной лопаткой или в очередной раз унижает меня. Возможно, я и дура, что влюбляюсь в душу, а не в кошелек, но я не испытывала к нему ничего. Потому и находиться рядом была та ещё пытка. Да и не хотела я, чтобы он заразился бешенством.

— То что вы шутите — мне нравится, — послышался его мягкий смех, отозвавшийся в самом сердце. Он такой нежный. — Я надеюсь, что хоть немного помог вам. И, если вы не против, я хотел бы махнуть рукой на правила и связаться с вами ещё раз.

Виён, прикусив губу, взглянула на луну и впервые, слушая дыхания в трубке, почувствовала облегчение. Она рассказала лишь малую часть, но дышать стало так легко, будто сто тонн чего-то свалилось с хрупких плеч.

— А я... могу я вам иногда писать?.. — она закрыла лицо рукой и качнула головой, ругаясь на саму себя. — Простите, это было глупо. Вы не обязаны слушать мои бредни.

— Можете писать, что угодно. Я всегда выслушаю и помогу.

— Кто вы? — Виён задала вопрос, который её мучал.

— Тот, кому вы важны.

* * *

Яркие лучи солнца упали на лицо, когда Виён остановилась напротив здания школы. Она вскинула голову и позволила себе улыбнуться. Впервые за последнее время настроение прекрасное, хотелось бегать и радоваться всему, ведь давным-давно забыла, что это значит. Посмотрела по сторонам — все проходят мимо, переговариваясь друг с другом. И только она одна стояла и ждала Суюн, подругу, которая не спешила.  Наверняка, как обычно, придет ко второму уроку.

Решив больше не ждать, Виён зашла внутрь и врезалась в чью-то спину. Пискнув, она отошла назад, потирая лоб, и увидела толпу, собравшуюся вокруг двух парней. Они стояли, улюлюкали, подбадривали тех, кто, видимо, собирался драться. Их глаза пустые, из них лилось безразличие и хладнокровие. Вместо того, чтобы попытаться помочь кому-то, они бросали спичку и разжигали огонь.

Сжав лямки рюкзака, Виён протиснулась через толпу и увидела, как Хван Тэквана, главного задиру школы, бил по лицу тот, чьим именем исписаны все тетради. Плохой парень, любимец драк и всех девушек, грубиян, он же — Пак Сонхун, человек, у которого были несвойственные его образу добрые глаза. Они напоминали глубокий океан, в них невольно хотелось утонуть.

Тэкван не мог встать, дать отпор, потому что Сонхун не позволял ему сделать это, замахиваясь кулаками. Чёрт дёрнул упомянуть мать, изменившая отцу с его лучшим другом. Он успел тысячу раз пожалеть об этом, когда во рту начал чётче ощущаться металлический вкус. Схватился за широкие плечи Сонхуна в попытке сбросить с себя, но всё тщетно. Оставалось надеяться, что кто-то донесёт директору или пока их поймает камера.

Послышался крик. Прибежавший первее учителя по математике и директора Шим Джеюн, схватил его за плечи и оттащил в сторону. Все разбежались, несмотря на полученные травмы, Тэкван тоже бросился бежать, не желая слушать двухчасовые лекции про добро и зло и чтобы не стать в глазах всей школы стукачом, схватившись за сломанный нос.

Виён же стояла на месте, смотря в спину Сонхуна. Он казался холодным, как суровая зима, его душа скрывалась под толстым слоем льда и никто не мог сломать его, растопить. Но его глаза... в них таилась боль. От него не хотелось бежать, а разбить голыми руками лёд. Сонхун слушал Джеюна, что ругал его, с опушенной головой. Он как будто был не здесь, вне стен школы. Виён смотрела, словно сквозь него, а когда карие глаза вцепились в неё, замерла, перестав дышать.

Код красный. Надо отвернуться, сорваться с места и убежать подальше.

Но ноги будто клеем к полу приклеили. Она всё сжимала лямки рюкзака, сглатывая и смотря на него в ответ долгим взглядом. Его пухлые губы дрогнули в полуулыбке, отчего необъяснимое тепло разлилось в груди. Закинул руку на плечо Джеюна и ушёл, оставив Виён с кучей вопросов. Что обозначал этот взгляд? Почему позволил себе улыбнуться? И почему, чёрт возьми, именно ей?

Вздохнув, она развернулась и ушла в другую сторону.

Пак Сонхун учился классом ниже, а Виён выпускалась в этом году. До сегодняшнего дня он в упор не замечал её, даже не смотрел, но сейчас... что на него нашло сейчас? Почему, когда меньше всего хотелось заполучить взаимности от давней любви всё пошло наперекосяк? Не сейчас, жизнь и так превращалась в руины, хотелось погрузиться с головой в учёбу и поступить в престижный колледж где-нибудь за пределами страны. Но сердце... оно засияло.

Все уже сидели в кабинете. Виён тихо зашла, пока они были заняты друг с другом, в упор не замечая её. Заняла своё место, искоса поглядывая на Чон Серан, хваставшаяся своей сумкой из новой коллекции «MIU MIU». Она и правда великолепная, светло-розового цвета, придающая нежности. Но в её руках больше сочетались вилы.

Отвернувшись, Виён достала учебник по математике, тетрадь и пенал. Учитель задерживался на пять минут. Вероятно, что-то случилось или опять неплановое собрание. Разговаривать с кем-то неохота, да и все они бегут подальше от неё, а Суюн пропадала, не отвечая на её сообщения. Она единственная, кто поддерживал с ней связь. И плевать, что для неё Виён была плечом, куда можно выплакаться и человеком, за счёт которого поднимала себе самооценку. Она уже настолько отчаялась, что закрывала на это глаза и уши.

Сжав кулаки, Виён открыла чат с незнакомцем и прикусила губу, думая, что ему написать. Но над этим не пришлось ломать голову, потому что он сам написал, чем вызвал у неё лёгкую улыбку. Всего лишь несколько слов, но столько тепла от них исходило.

Неизвестный номер:

Сегодня на улице солнечно, но всё ещё холодно. Не забывайте о своём здоровье и обязательно выпейте чего-нибудь горячего.

Загорелась зелёная точка. Он сейчас в сети и, увидев, что она прочла сообщение, следом прислал стикер: кота с чашкой кофе, от которого исходил пар.

— Ты бы рот свой закрыла, а то туда кроме членов богатеньких папиков ничего не залетает, — Чхве Джунмо, одноклассник и тайно влюблённый в Серан, пустил в её адрес, по его мнению, смешную шутку, а пол класса поддержали смех.

Виён, печатавшая сообщение незнакомцу, улыбнулась, когда получила ещё одно сообщение, в которой он делился тем, что впервые жизни сам лично приготовил завтрак и чуть не спалил кухню. Она не услышала шутку Джунмо, всё внимание направлено в телефон, но разозлённую Серан, кажется, больше задела именно её улыбка. Бросив сумку на стол, подошла к ней, руками упёрлась в поверхность стола и наклонилась, вглядываясь в потрескавшийся экран.

— Тебе смешно? — она махнула рукой и телефон полетел на пол, но не ушёл окончательно в мир иной. — Отвечай, когда с тобой разговаривают!

— Что с тобой? Я просто улыбалась от полученного сообщения. Что произошло? — сжав кулаки, Виён вскочила из-за стола, стрельнув злым взглядом, и взяла телефон обратно. — Ты просто решила сорвать на мне в очередной раз свою злость?

— Молчи, сучка, — Серан подошла ближе и резко схватила её за волосы, сжав их на затылке. — Забыла, где твоё место? Хочешь опять искупаться в мусоре? Неужели в жизни недостаточно его?

Виён попыталась оттолкнуть её, но та лишь усилила хватку, что она невольно зажмурила глаза. Но больнее всего не от этого, а с того, что все стояли с открытыми ртами и жадно ждали продолжения. Жестокость поглотила их души, никто никого не щадил. Виён привыкла к избиениям и унижениям не только дома, но в стенах школы безразличие со стороны других убивала.

— Зажми язык зубами, а то сегодня ты слишком разговорчива, — Серан толкнула её, прежде чем отпустить, и села на своё место, когда послышались приближающиеся шаги.

День испорчен. Хватило пары слов и злой Серан, чтобы солнце скрылось за серыми тучами. Иногда Виён казалось, что все проходили сквозь неё: не смотрели, не здоровались, словно она призрак. Этот факт душил, выворачивал всё наизнанку, что хотелось просто сесть в углу и поплакать от несправедливости. Но она не могла, понимала, что этим не помочь и упрямо держалась на ногах. Даже сейчас: сидела в полном одиночестве за столом в столовой и смотрела на собравшиеся компании, ковыряя палочками рис. Они смеялись, делились последними новостями, искренне удивлялись и радовались дружно. Веяло теплом и уютом.

Виён отодвинула поднос с недоеденным обедом и взяла сок с трубочкой, однако и его попить она не смогла, потому что прямо напротив присел Сонхун, не посмотрев на неё. Он взял палочки и сразу налетел на еду, закидывая в рот мясо, кимчи, а затем и рис. Виён всё хлопала ресницами, сжав в руке пачку сока, и смотрела на него, как в замедленной съёмке. Всё казалось нереалистичным, но чавкающий Сонхун возвращал в реальность. Она быстро огляделась, мест мало, но они есть. Тогда почему он сел именно с ней?..

— Ты будешь? — Сонхун указал на горку нетронутого мяса и посмотрела на неё, отчего всё внутри затрепетало. Язык словно онемел, Виён не могла говорить, потому кивнула, пододвинув к нему поднос. — Мерси, — он палочками подцепил мясо и переложил в свою тарелку. — И не смотри так, я не завтракал.

— Да я... не это из-за этого смотрю, — она отвела взгляд и подпёрла рукой щёку. Неловко сидеть рядом с ним, особенно когда взгляды всех учащихся направлены на них. — Ты специально, что ли, сел сюда? Учти, мне потом разгребать последствия твоих решений, — Виён усмехнулась, но без зла, по-доброму, убрав прядь волос за ухо.

— Зачем брать свинину, если ты не ешь её? — подцепив палочками мясо, спросил Сонхун, сменив тему. — Ты всегда доедаешь всё, кроме наивкуснейшей свинины.

— Я больше предпочитаю говядину, но её нет в меню. Могу брать, если ты любишь двойную порцию, — Виён воткнула в пачку сока трубочка и обхватила губами, закрыв глаза и смаковав вкус. Яблочный, холодный, кислый послевкусие.

— Ничего не потребуешь взамен? — Сонхун улыбнулся, оголив свои зубы, что она невольно залюбовалась его «вампирскими» клыками. Завораживающе. — Интересный ты игрок. Честно сказать, я сел, чтобы попросить тебя кое о чём, — отправив в рот ложку риса, он взял с пола рюкзак и достал файл, протянув. — Это моя контрольная работа.

— Ого, такое чувство, будто всю красную ручку израсходовали, — достав листы из файла и просматривая его ошибки по математике, протянула Виён.

— Это уже третий неуд подряд. Учительница Пак поговорила с моим тренером и попросила не допускать к тренировкам и к игре, пока я не подтяну учёбу. А баскетбол для меня всё. У нас через две недели матч. К концу этой недели у меня индивидуальный зачёт.

— Кажется, я понимаю, к чему ты клонишь.

— Ты вторая по успеваемости в школе. Помоги мне сдать этот зачёт, а взамен я сделаю всё, что ты пожелаешь, — Сонхун сложил руки в умоляющем жесте, сделав щенячьи глаза. Ему такое не подходило, однако сердце всё равно отозвалось.

— Ладно, с тебя доза кофеина, а с меня двухчасовые занятия после уроков. Но заниматься будем либо в библиотеке, либо у тебя, — натянув улыбку, выпалила Виён. Приводить в дурдом к сумасшедшим хотелось меньше всего. Они могли заразить бешенством. — Не опаздывай только.

— Давай в среду и в пятницу заниматься по полтора часа? У меня в эти дни тренировка в зале, никак не могу пропустить.

— Ладно, но домашнего задания будет много, — Виён, встав из-за стола, перекинула рюкзак через плечо и спрятала руки за спиной. — Помажь руки мазью против синяков. Она продаётся в красной упаковке. Увидимся?

— Конечно. Спасибо за помощь.

Он умеет благодарить? Удивительно, потому что все считали его неблагодарной скотиной. Виён помахала рукой на прощание и направилась сначала в гардеробную, прежде чем выйти из школы. Испорченное настроение улучшилось, вспоминая улыбку Сонхуна, а ещё больше порадовало то, что они чаще будут видеться. Возможно, что эти встречи дадут плоды, но сейчас об думать не хотелось. Смотреть в будущее заранее — значит обжечься.

Виён надела плащ и вышла на улицу, чувствуя дискомфорт от идущей за ней по пятам Пэк Суджин. Она лучшая подруга Серан, её точная копия. И от того вдвойне страшно. Сделала шаг быстрее, скрестив руки на груди, кинула мимолётный взгляд на неё и поймала улыбку, после чего врезалась в крепкую грудь. Чёртов Джунмо, стиснувший Виён в своих объятиях, закинул к себе на плечо, не обращая внимания на попытки вырваться и удары в спину, и повёл к «Фольксвагену», дверь которой любезно открыла Суджин. Они волокли её в салон, сели по обе стороны, зажав, а затем незнакомый парень тронулся с места.

— Что происходит? — Виён попыталась перелезть через Джунмо, но тот с силой усадил обратно и надавил рукой на бедро, пошло улыбнувшись. — Отпустите меня! Вы совсем с ума посходили!

— Чем больше говоришь, тем меньше шанса уйти целой и невредимой. Ты же не хочешь, чтобы мы как неделями ранее были жёстче? — бросив на неё короткий взгляд, спокойно отчеканила Серан и вновь уткнулась в свой телефон.

— Что я вам сделала? — плакать не хотелось, дать слабину не хотелось, но от безвыходности слёзы сами покатились по щекам. Они мучали её ни за что, просто ради забавы. Не удался день — отрывались на ней. Поругались с родителями — отрывались на ней. Получили неуд — отрывались на ней. Что дома, что в школе — никто не заботился о её чувствах. — Я не смеялась сегодня над тобой...

— Неужели? А мне кажется, что как раз так и было. Правильно, Джунмо? Ты ведь всё видел,  — Серан, повернувшись, взяла его за руку и провела большим пальцем по тыльной стороне. — Заткнёшь ей рот, когда я попрошу тебя об этом?

— Сделаю всё, что ты скажешь, — он находился под её чарами, смотрел как собака со слюной у рта и Серан давным-давно научилась дрессировать.

Виён закрыла глаза, всеми силами отказываясь верить в то, что сейчас происходило. Рука Джунмо то поглаживала колено, то медленно поднималась вверх, мизинцем задевая промежность. Отвратительно. Она не может спасти собственное тело от прикосновений этого ублюдка, что убивало больше всего. Тошнит. Если бы Виён съела свою порцию свинины, то давно вырвала бы её. Но в горле стоял только ком, тугой, режущий. Какая нахрен жизнь? Прямо сейчас она убедилась, что сама вселенная её ненавидит и хочет поскорее избавиться.

К счастью или к сожалению, зазвонил телефон. Виён не смогла достать его из кармана плаща, это сделал Джунмо. Краем глаза увидела незнакомый номер. Как и вчера он позвонил именно в тот момент, когда она нуждалась в спасении. Сжала кулаки, смотря то в экран, то на рядом сидящего придурка, который даже не думал поднимать трубку. Но телефон зазвенел опять, не на шутку разозливший Серан.

— Да выруби его!

Джунмо поставил на беззвучный режим и отбросил от себя. Шансы на спасение уменьшились. Они не отпустят, никто не придёт на помощь, родители не побеспокоятся о том, где она пропадала, не посмотрят на ожоги и синяки на теле, потому что сами оставляли их собственными руками. Но отчитают: за не убранную квартиру, не постиранную одежду, за неприготовленный ужин, за не помытую обувь. Им плевать, если она бросится с моста, если изнасилуют, будут тушить сигареты, пока не останется живого места и уставшая душа не покинет её тело. Главнее всего они и только они.

Вдали виднелся большой дом Серан. Она практически всегда одна, так как родители часто улетали по работе. Джунмо достал сигарету и закурил, а у Виён всё тело задрожало от одного вида огня. Она ненавидела всю эту компашку, родителей и сигареты. Казалось, что даже прохожий не бросит окурки на землю, а потушат об неё. Обняла себя плечи и опустила голову, пытаясь хоть как-то придумать план побега. Завтра занятия с Сонхуном. Виён хотела насладиться его компанией, улыбаться, не жмуриться, не шипеть от боли и не прятать ожоги на теле.

— Джей-я, — мерзко протянула Серан, — останови машину возле того магазина. Нам нужно забрать кое-что и купить закуски. А ты посиди с этой молью, мы сейчас.

Теперь Виён узнала его. Пак Чонсон — старшеклассник, перевёлся пару лет назад в их школу, переехав из Сиэтла. Он казался отстранённым и не особо разговорчивым. Они остались наедине, Джунмо вышел из машины, оставив на её шее поцелуй, а она тотчас начала потирать кожу, пытаясь избавиться от мерзких прикосновений.

— Вы когда-нибудь получали адреналин от поездки?

Неожиданный вопрос, свалившийся как снег на голову. От низкого голоса Чонсона мурашки бегали по телу, но взгляд... не выражал и капли злорадства. Он заблокировал двери, повернул ключ, сделал резкий поворот, убрав ногу с сцепления, и рванул на полной скорости обратно, оставив остальных в магазине. Виён схватилась за дверную ручку, вжавшись в сидение, и повернулась на выскочивших Серан и Джунмо, которые кричали что-то вслед.

— Ты с ума сошёл?! — вскрикнула она, испугавшись, что у него могут быть свои планы на неё. — Немедленно останови машину! Пожалуйста!

— Если ты не хочешь, чтобы эти сумасшедшие воплотили свои садистские мечты в реальность, то успокойся. Я выполняю просьбу одного человека, который небезразличен мне, и которому небезразлична ты, — Чонсон сбавил скорость, когда они отъехали на приличное расстояние.

— Но ведь ты понимаешь, что и у тебя будут проблемы? И что мне тоже придётся отвечать за твой поступок?

— Пока Серан до беспамятства влюблена в меня — мне ничего не грозит. А вот с тобой всё посложнее, но это исправимо, — он достал из кармана телефон, начав печатать кому-то сообщение. — Ты только скажи мне, где ты живёшь.

— Я... Мне надо на работу, — Виён взяла с коврика телефон и округлила глаза, увидев время. — Чёрт, без пяти два, я опаздываю! Господи, ни дня без приключений, вся жизнь сплошное дерьмо, а тут ещё некто, названивающий мне и спасающий мою жизнь. Как к этому относится? Принять и радоваться тому, что хоть кто-то сжалился надо мной? Но почему так херово? Я не хочу получать жалость, не хочу, чтобы кто-то слушал моё нытьё, со временем это надоест и я останусь брошенной. Опять. Почему даже от малейшей доброты в свой адрес, я жду подвоха, не могу расслабиться и бегу стремглав, не оборачиваясь? Я устала бежать, закрывать лицо, беречь тело, думать о том, какой сюрприз устроил очередной день, бить себя, ненавидеть себя... Неужели так сложно понять, что у меня тоже есть чувства?.. Что я не запрограммированный робот, не марионетка, а человек, которому бывает больно, от которого скоро не останется ничего, кроме пепла... — Виён закрыла лицо, разрыдавшись. Обнажать душу перед Пак Чонсоном она не планировала, но сейчас... это как будто было необходимо, эмоции сами вырвались наружу. Даже если ему плевать — всё равно. — Прости, ты ни в чём не виноват, я не хотела срываться. Это было ужасно.

— Не проси прощения, — на выдохе выпалил Чонсон, сжав обеими руками руль. — Я тебя понимаю.

— Пони... Понимаешь? — всхлипнув, спросила Виён и взглянула на его профиль, уделив особое внимание острой линии челюсти.

— Мой отец хороший человек, любит меня, но в его понимании любовь — это деньги, престижная школа и дорогие подарки. Не то чтобы я жалуюсь на свою жизни, но иногда под толстым слоем роскоши скрывается нечто глубокое, однако никто не понимает этого, — смешок. — Пока другие отцы играли со своими детьми в прятки, мой  рассказывал о том, как нагибать конкурентов, всякие хитрости бизнесменов и прочее. Не учил кататься на велосипеде, чего я до сих пор не умею, а купил на семнадцатилетие машину. Не разрешал дружить с детьми, у которых социальный статус был ниже среднестатистического. А я просто хотел, чтобы он не окупался деньгами, а интересовался мной и был рядом. Я прошу не многого, но меня пока не слышат. Была бы жива мама, она вставила ему мозги, — Чонсон улыбнулся, вспомнив мать. Она напоминала тёплое одеяло: одно лишь упоминание согревало. — Я не знаю, что происходит у тебя, но понимаю одно: чем больше мы пытаемся справиться со всем в одиночку, тем сильнее лично прикладываем руку к самоуничтожению.

— А что делать, если другим плевать на тебя и твою жизнь?

— Поверь, даже среди восьми миллиардов людей найдётся тот, кто разделит с тобой всё: боль, слёзы, радость — неважно. Тот, кто заклеит пластырем твои раны и будет беречь как зеницу ока. Иногда он находится быстро, а иногда поиски затягиваются. Но в конце концов ты понимаешь, что ожидание того стоило.

Тишина... Впервые она не так давила. Виён перевела красные глаза в окно, наблюдая за исчезающими машинами, людьми, магазинами. Если бы и от проблем можно было уехать подальше, вдавив педаль газа в пол, то она бы мчалась на всех парах, не сворачивая назад. Мчалась бы далеко, подальше от семьи — подальше от той жизни, затягивающая удав на шее всё туже.

— Где ты работаешь? — остановив машину на светофоре, спросил Чонсон, повернувшись к ней.

— Я ведь не обязана тащить всё на себе, так? — Виён посмотрела на него, прямо в глаза, в которых читались жалость и желание помочь. — Ради кого я забиваю болт на учёбу и свою жизнь?.. Ради родителей, ясно давших понять, что я ничто для них?

— Нет ничего ценнее, чем твоя собственная жизнь. Ты не обязана отвечать за ошибки своих родителей.

— Тогда... тогда отвези меня домой, пожалуйста.

* * *

Виён закрыла дверь и бросила ключи на тумбочку в прихожей. Из кухни доносился смех, гремела посуда, впервые за долгое время пахло вкусным ужином. Слишком подозрительно. Она обулась в домашние тапочки, повесила плащ в небольшой шкаф и направилась на кухню. Как и ожидалось, всё не спроста. Муён привела своего парня знакомится с родителями. И, кажется, она разрушила их атмосферу своим опухшим лицом и унылым взглядом.

Отец, со вздохом, поставил фужер с красным вином на стол, отвернулся и сжал кулак. Дело в её прикиде? На ней школьная форма, но колготки испачканы, потому что упала, когда выходила из машины. Чонсон помог, простоял у двери подъезда, пока она не зашла в квартиру, а потом со спокойной душой уехал. Но откуда знать ей, что намечался особенный гость? Никто за завтраком не удостоил хотя бы взглядом: молча опустошили свои тарелки и разбежались по комнатам.

— Дорогой, знакомься, это моя младшая сестра, — Муён вскочила из-за стола и подбежала к ней, нехотя обняв за плечи. — Виён.

— Приятно познакомиться с вами, — мужчина поднялся следом, протирая губы салфеткой, выпрямился, застегнув пуговицу на пиджаке, которая и так еле держалась. — Муён как-то упоминала о вас, но более подробно так и ничего не рассказала.

— Наверное, ей просто не хватает слов, чтобы описать меня и свою большую любовь ко мне, — Виён натянула улыбку, бросив взгляд на Муён, что готова была растерзать её. — Чем занимаетесь? — она без стеснения опустилась на стул, взяла запечённый баклажан и отправила в рот, облизнув пальцы и причмокнув.

— У меня своё модельное агентство, — он сел обратно, продолжив доедать мясо. — Я, кстати, Пак Ёнджун.

— Ёнджун-и планирует взять меня в своё агентство в качестве модели, — Муён обхватила его локоть руками, подбородком уперевшись в плечо, и одними губами попросила её покинуть кухню. Но шоу только начиналось.

— Это здорово! — приложив руку к губам, взвизгнула Виён. — Вы так добры. Почему не появились раньше в жизни моей прекрасной онни и родителей? Посмотрите, какой стол они организовали! Обычно я ползу на коленях на кухне, режу несколько раз один и тот же палец, чтобы угодить отцу и матери. А тут такое! Можно от души поесть и не переживать ни о чём, — она взяла вилку и украла из тарелки матери дольку жаренного мяса. — Вкуснятина.

— Перестань паясничать, — сквозь стиснутые зубы выплюнула Муён, отстранившись от Пак Ёнджуна. — Постыдилась бы хоть перед гостем. Можешь искренне порадоваться счастью своей старшей и единственной сестры?

— Что есть стыд? И за что я должна испытывать его? — Виён истерически рассмеялась, закрыв лицо руками. Адреналин ударил в голову, раньше и слова сказать им боялась. — Аджосси, как вы относитесь к лицемерам? Я называю их оборотнями: днём хорошие и невинные, улыбаются всем подряд, дарят свой свет, а ночью превращаются в монстров, не видят ничего, кроме своей жертвы, пока по клыкам стекает вязкая слюна.

— Всё, хватит! — закричал господин Сон, стукнув кулаком по столу. — Что за цирк ты устроила перед незнакомым человеком? И почему ты не на работе?

— А я уволилась, — без капли сожаления ответила Виён, взяв пустой стакан и стеклянную бутылку с ананасовым соком. — Подумала, зачем жертвовать собой и своим будущим, пытаясь прокормить семью за триста тысяч вон.

— Ты с ума сошла? — не выдержала госпожа Сон. Она — самый настоящий вулкан. — Ты подумала о нас, когда принимала это решение?

— Я думаю о вас большую часть своей жизни. А вы? Вы думали обо мне? О том, что у меня выпускной класс, что на носу важные экзамены и поступление в университет? Вы хоть раз смотрели на меня как на человека, а не как на раба?

— Малолетняя дрянь, — прошептала госпожа Сон. Сколько не говори, но она всё равно ничего не поймёт. Виён лишь горестно усмехнулась. — Ты кого спрашивала, когда принимала это решение? Неблагодарная тварь, надо было двадцать лет назад избавиться от тебя.

Она бросила камень в зеркало, которое разбилось вдребезги. Осколки разлетелись, больно впившись в каждую часть тела. Грудную клетку сдавило, всё в одночасье превратилось во что-то бессмысленное. Виён не раз жертвовала собой ради них, пыталась порадовать, зная, что никакой благодарности не получит. Делала всё, что в её силах, потому что любила, в тщетных попытках натягивая на глаза розовые очки.

Но они стёрлись в порошок.

Весь внутренний огонь, еле-еле горевший, потух и вряд ли вновь вспыхнет.

Губы прилипли друг к другу. Во рту пересохло, а боль от впившихся ногтей в руки стала неким сигналом отвести взгляд от матери. Её глаза больше напоминали некогда пустой актовый зал в садике, когда она до последнего ждала её прихода, чтобы рассказать четыре строчки о любимой и заботливой матери. Даже тогда чётко дала понять, насколько сильно её любовь полна необъяснимой ненависти.

— Поверь, — голос предательски дрогнул, абсолютно непроницаемая маска дала трещину, обнажив глаза, наполнившиеся болью, — я искренне хотела бы этого. Жаль, что ты не решилась.

Схватив с пола рюкзак, Виён направилась в свою комнату, громко хлопнув дверью. Она медленным шагом дошла до кровати, присела, не чувствуя ничего, кроме сквозящей дыры в сердце. Подняла взгляд, посмотрев на себя в зеркале напротив: растрёпанные волосы, синяки под глазами, впавшие щёки, искусанные губы. Так выглядит потрёпанный жизнью человек? Он всегда чувствует холод, даже если в комнате температура не ниже двадцати пяти?

Виён открыла передний замок на рюкзаке и взяла свой телефон. Десять пропущенных от Суюн, три сообщения от Чонсона в Kakao, предлагавший завтра заехать за ней, и одно от незнакомца. Сердце сжалось в тиски при виде всего лишь одной строчки. Почему так больно? Почему и так истерзанная душа проходит через невыносимые испытания? Она устала чувствовать сожаление и проглатывать тугой ком вместе со всеми проблемами.

Незнакомец:

Что бы не случилось, ты поступаешь правильно.

Муён зашла, на удивление, слишком тихо. Скрестила руки на груди, презрительным и брезгливым взглядом бегая по комнате, словно перешагнула порог свалки. Конечно, по-другому она и не отреагировала бы: на полках и столе лежали книги, на полу разбросана гафрированная бумага, из которой Виён любила делать цветы в детстве, а стена увешана Чхве Саном из популярной группы «ATEEZ». Она чувствовала себя комфортно в своём небольшом мире, но и его они ненавидели всем сердцем.

— Что это было? — голос Муён холодный, строгий, проникающий в сознание и отрезвляющий. Она тихо закрыла дверь и прошла дальше, остановившись у стола и уронив взгляд на розовый блокнот. — Ты давным-давно выпустилась из детского сада. Я хочу избавить нас от этой нищеты, а Ёнджун единственный, кто поможет нам в этом. Ты бы знала, какой потрясающий он человек.

Виён усмехнулась, разжала пальцы, бросив телефон на кровать, и поравнялась с сестрой. Она требовала жалости, ведь, по её словам, жертвовала собой. Но откуда знать ей, что такое настоящее самопожертвование.

— Скажи, что тебе понравилось в нём первым? Глаза? Улыбка? Душа? Или, быть может, харизма или характер? Нет, ты даже не знаешь, какая у него душа, ведь первым, что ты увидела и во что ты влюбилась — деньги. Эти виниры, в которых он вложил много денег. Золотая цепь на шее, кольца, запонки. Ты пытаешься вытащить из бедной жизни не нас, а себя.

— Какая ты эгоистка! Завистливая, у которой нет ничего святого! Что, хотела богатого папика, но не получилось? Поверь, когда я стану моделью и окажусь на пике популярности, я тебе ни гроша не дам, заберу родителей из этой помойки и заселю в красивый и большой дом.

— Ура, заранее поздравляю тебя. Будешь давать интервью и говорить о том, какая чёрствая сестра у тебя была, которая не верила, пыталась унизить, разбить доброе сердце и убить этих единорожек, — Виён сцепила руки в замок и прижала их к груди, состроив грустную гримасу. — В моих глазах ты никогда не станешь героем или примером для подражания. Когда ты в первый раз устроилась на работу и получила зарплату, я попросила тебя купить пластыри, так как обувь натёрла ноги до крови. Помнишь, что ты сказала? — она подошла к ней вплотную, вглядываясь в глаза и пытаясь найти в них хоть что-то. — Моя ёдонсен, даже если ты превратишься в кровавую реку — мне плевать... А сейчас просишь искренности?

— Будешь всю жизнь мне об этом напоминать? Ты ведешь себя как ребёнок. Я была тогда зла и не нарочно сорвалась на тебе!

— Мне тогда было одиннадцать, Муён. Взять и забыть? — Виён отрицательно покачала головой, оставляя следы-полумесяцы ногтями на локтях. — Я желаю тебе счастья, правда. Но в вашем радужном мире мне нет места и я вижу это слишком хорошо. Так что перестань строить из себя заботливую сестру. Эта роль тебе ни к лицу.

— Ты всё это время молчала в тряпочку, только и делала, что плакала днями и ночами, отдраивая полы, а сейчас уверенностью обзавелась, да? Так вот, заруби себе на носу: пока ты живешь в нашем доме и ешь купленную нами еду, то ты должна держать свой язык за зубами. Мама с папой так стараются для нас, а ты только расстраиваешь их! — Муён сократила расстояние между ними и схватила двумя пальцами подбородок. — Сейчас мы выйдем к ним и ты извинишься.

— Да, даже на колени сяду, — Виён отбросила её руку и обняла себя за плечи. — Когда у меня был выпускной в детском саду, вы все втроем поехали праздновать твой день рождения, оставив меня одну... Все с родителями, рассказывают стишки и бегут в их объятия, а я, — голос задрожал, — смотрела на них и делала вид, будто ничего не понимала. Если не госпожа Ким, которая повезла меня домой, то вряд ли вы вспомнили бы обо мне. Все твои рисунки хранят в папках, на самой высокой полке, а мои выкидывали, либо отец использовал когда заканчивалась бумага, представляешь? И ты снова скажешь мне, что они купают меня в своей любви?

— Ты как всегда преувеличиваешь.

— Другого услышать я и не ожидала.

Усмехнувшись, Виён сорвалась с места, снимая с себя рубашку. Взяла из шкафа белый тёплый свитер, синие джинсы и кожаную куртку. Остаться сейчас среди них нет желания, они уничтожат. Игнорируя вопросы Муён, она быстро переоделась, взяла из под матраса кошелёк и побежала на выход — к неизвестности.

Погода решила сжалиться над ней и вчерашний холод ощущался не так сильно. Убрав ключи в карман куртки, Виён прикоснулась к резинке и потянула вниз, распустив иссиня-чёрные волосы. Посмотрела в последний раз на закрытую дверь подъезда и пошла прямо по тропинке, ведущая на выход из двора, который больше напоминал трущобы.

Ночью жизнь кипела: машины мчались туда-сюда, люди после тяжёлого дня отдыхали в закусочных в компании коллег или друзей, улицы освещали не только фонари, но и неоновые вывески. Рядом со входом в кофейню лежали в обнимку кот и собака, Виён остановилась рядом с ними и присела на корточки. Даже они умели находить общий язык, становиться друзьями в этом жестоком мире.

Люди всё чаще напоминали монстров: они становились бесчувственными, безжалостными, забывали, что такое доброта и милосердие, плевались ядом, словно аспид, вонзив свои клыки в шею жертвы.

Необязательно держать в руке пистолет, чтобы убить человека. Достаточно слова или поступка, а Виён с каждым днём всё больше убеждалась в этом. Сегодня мать сняла пистолет с предохранителя и неизвестно, когда произойдёт выстрел. Лучше быстрая и безболезненная смерть, чем мучения от нестерпимой боли.

Желудок заурчал, напомнив о пропущенном завтраке, обеде и ужине. Она посмотрела по сторонам, увидела любимую закусочную с мексиканской кухней, в которую часто ходила с Суюн год назад после каждого учебного дня.  Сейчас эта традиция осталась тёплым воспоминанием. Подождав, пока загорится зелёный, Виён прошла по тротуару и зашла внутрь, тотчас закрыв глаза от невероятного запаха специй. Они щекотали нос, разыгрывали аппетит и манили вкусить всё, что было в меню.

Она подошла к кассе, подняла голову и посмотрела на экраны, забегав взглядом по ценам. Больше всего хотелось буррито, но денег оказалось не так много и Виён встала между выбором: купить наивкуснейший буррито и остаться без денег или пропустить поздний ужин. Однако все сомнения и мысли отогнал один человек, сделав заказ и протянув карту для оплаты.

— Нам с собой, — вежливо улыбнулся Сонхун, застёгивая молнию зипки. Он взял чек и отошёл в сторону, чтобы не задерживать очередь. Виён не сразу поняла, что произошло, но пошла вслед за ним.

— Зачем ты это сделал? — смотря то на него, то на чек, спросила она. Стыдно и неловко, потому что не хотела выглядеть в его глазах жалкой. — Я хотела купить и не просила платить за себя.

— Это всего лишь девять тысяч вон. Если не хочешь быть в долгу, то можешь вернуть, когда захочешь, — он пожал плечами и присел за свободный стол. Его ничего не беспокоило, выглядел таким расслабленным, что даже взбесило немного. Но это больше из-за того, что он увидел её такой. — Не могу есть в одиночестве. Этой причины достаточно?

— Тогда два урока обойдёмся без кофе, — Виён опустилась рядом с ним, вжавшись в плечи. Чувствовать присутствие Сонхуна хоть и приятно, но неловкость всё же выигрывало. А вдруг кто-то увидит и пустит слушок? — Спасибо.

— Спасибо достаточно, не думай об этом. Нет ничего плохого в том, что я захотел угостить тебя. В буррито говядина, а ты, как я понял, избегаешь белков и углеводов, — осмотрев её с ног до головы, отчеканил Сонхун, задержав взгляд на лице чуть дольше, чем нужно. — Ты хоть ешь?

— Ем, но я такая, сколько себя помню, как и мои родители. А что? — Виён откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. — Сердце спортсмена не выдерживает худощавых девушек? — она улыбнулась, получив вместо ответа его смех. Бархатный, до щекочущих ощущений в животе приятный.

— Нет, из-за наличия в семье грызуна в виде сестры невольно начинаю беспокоиться о других, — Сонхун повернулся к ней, а она тотчас отвернулась, опустив взгляд на свои изношенные кроссовки. Оставалось надеется, что он этого не видел.

— А так и не скажешь, что ты такой заботливый, — Виён, подождав пока он отвернётся, вновь начала любоваться его профилем: идеальный вздёрнутый нос, одна родинка под глазом, другая на щеке, острая линия челюсти и пухлые губы. Он красивый, а отвести взгляд невозможно.

— Предпочитаю не показывать этого. Привык держать дистанцию с людьми, — Сонхун перевёл на неё взгляд, встретившись с карими глазами и сглотнул, сжав кулаки. Такое чувство, будто они смотрели прямо в душу.

— Тогда я должна радоваться, что оказалась в списке исключения, — Виён кивнула, поджав губы, а когда он закатил глаза снова рассмеялась. — Прости, я не хотела тебя задеть. Непривычно видеть таким. Развеял все слухи.

— Всё в порядке.

Его пухлые губы дрогнули в полуулыбке, а глаза всё жадно изучали каждый миллиметр её лица: густые брови, как у него, лисий вырез глаз, родинка в уголке левого, маленький нос и пухлые губы — верхняя пухлее нижней. Когда она улыбнулась снова, Сонхун заметил ямочку, что стало последней ступенью.

— Ты ведь выпускаешься, да? — отвернувшись, спросил он, а затем поднялся с места, когда на экране увидел, что их заказ готов. Взял пакет, позвал за собой Виён и они вместе покинули закусочную, направившись в парк. — Я надеюсь, ты не против прогуляться.

— Нет, — шагая вперёд выпалила она, подняв голову из-за разницы в росте. Куда угодно, но только не домой. Тем более, когда рядом Пак Сонхун. — В детстве я думала, что не доживу до выпускного. Слишком мрачные мысли у меня были, — Виён усмехнулась, мотнув головой. — Но а ты? Тебе остался ещё год.

— Это будет самый длинный и скучный год для меня. Часть друзей выпускаются в этом году. Мне придётся видеть лицо Джейка каждый день. Если бы меня поставили перед выбором: смерть или пять Шим Джеюнов, то я без раздумий выбрал бы первое.

Она рассмеялась, запрокинув голову, что Сонхун невольно залюбовался ею. Он даже не знал, как звучал её смех, как выглядела улыбка.

— Но Джейк хороший друг. Он всегда помогает тебе. Таких людей надо ценить, а то лицемерие так и хлещет от большинства, — Виён прикусила губу, вспомнив Суюн. Они не виделись всего лишь день, но чувство — гадкое и в то же время приятное — засело глубоко в душе. Она отдохнула: без её разговоров о парнях, без самолюбования, без унижений.

Они пришли в парк Намсан и опустились на скамейку. Сонхун скинул с плеч рюкзак, достал из внутреннего кармана влажную салфетку и протянул одну Виён. Дальше в ход вступило буррито, на который она быстро налетела. Рубленная говядина с привкусом дымка, бобы, авокадо, помидоры, салат и острый соус. Всё настолько сочно и вкусно, что она позабыла обо всём.

— Аккуратнее, — улыбнулся с набитыми щеками Сонхун и достал из пакета персиковый холодный чай. — Тебе надо хорошо питаться.

Хотелось выложить всё, как Чонсону, но Виён боялась спугнуть его. Она ела бы, да вот только дома кусок в горло не лез.

— Ты не помазал руки мазью? — указав взглядом на костяшки пальцев, спросила она. — Тебе, как человеку ходящему в зал, необходимо заботиться о себе.

— А ты волнуешься за меня?

Вопрос застал врасплох. Она перестала жевать и замерла с приоткрытым ртом. Его лицо непроницаемое, он абсолютно серьёзен, а ей оставалось фыркнуть на такое заявление. Пусть и выглядела как открытая книга, однако говорить об этом напрямую Виён не могла. По крайней мере не сейчас.

— С чего бы? Это твоё тело и лично тебя оно должно заботить. Я просто делюсь советом, — она отвернулась, не дав Сонхуну поймать её на лжи и чтобы скрыть порозовевшие щёки. — За всю свою жизнь я заработала не мало ран и синяков, поэтому восстанавливающие мази стали неотъемлемой частью жизни.

— Была гиперактивной?

— Да... можно так сказать, — Виён натянула улыбка через огромную боль. Лучше пусть падала от избытка энергии. — А ты фанатик мордобоя, как я поняла, да?

— Не особо, если честно. Люди получают только по заслугам, нарочно или ради минутного удовольствия я ни к кому не лезу. С головой у меня всё в порядке, просто у большинства людей язык слишком длинный, поэтому временами не сдерживаюсь. Боль от сказанных слов некуда девать.

— Иногда мне кажется, — Виён усмехнулась, направив взгляд на Сонхуна, внимательно смотревшего на неё, — что боль наш выбор, а не судьба. Даже когда появляется возможность избавиться от неё, к сожалению, порой мы невольно тянемся к ней обратно. Наверное, всё зависит от человека: кто-то боится шагнуть в новую жизнь, а кто-то идёт к ней, несмотря на все препятствия. Я отношу себя к первому типу.

— Ты права, но если кто-то станет для тебя опорой и поддержкой в начинании новой жизни, то всё возможно. Страхи только погубят, не иди у них на поводу, — каждое его слово теплом разливалось в груди, нежно касалось самого сердца, заставляя отбивать чечётку. Лёд треснул, Пак Сонхун показал часть того, что было скрыто под ним. И такое чувство, будто он знал обо всём, что она переживала, что таилось в мыслях, в глазах, в сердце. Как бы то ни было, но процесс уже запущен, Виён желала согреть своим теплом и его, взять за руку и прыгнуть вместе в океан счастья.

Может, всё правда именно так, как он и говорил? Когда есть опора и поддержка даже летящие стрелы не так страшны, не так ли? Или это просто самообман, некая иллюзия и она уже давным-давно задохнулась от страхов и отчаяния?

Но Пак Сонхун, словно прочитав её мысли, убедил в реальности происходящего, нечаянно коснувшись пальцев, когда доставал салфетку из пачки. И может Виён делала поспешные выводы, но прямо здесь и сейчас, смотря в его глаза, она поняла, что хочет задохнуться от одного — от его любви.