14. Не молчи
Я захлопнула за собой дверь и прислонилась к ней спиной. Комната встретила меня тишиной и полумраком. Ни голосов, ни музыки, только гул в ушах — остатки клубного шума.
День был долгий. Глупый. Слишком многолюдный. Слишком... про него.
Я сняла куртку, перекинула на спинку стула и села на край кровати. Смотрела в одну точку, не моргая.
Не хотела думать. Особенно о танце. Особенно о нём. О том, как он держал, как смотрел, как будто всё понял. Как будто видел меня лучше, чем я сама.
Я наклонилась, чтобы стянуть ботинки, и тут взгляд зацепился за тумбочку.
На ней лежала коробка.
Я сразу насторожилась. Её не было раньше. Я точно помню, как оставляла тумбу пустой.
Подошла ближе.
Коробка чёрная, матовая, аккуратная. Без наклеек, без подписи. Только красная атласная лента, завязанная небрежно.
Маленькая. Ладонного размера.
Сердце замерло на долю секунды. Я знала, кто это. Даже без подписи. Даже без намёков.
Том. Конечно, Том. Кто ещё способен так — громко и молча одновременно?
Я осторожно взяла коробку в руки. Почти ничего не весила. Как будто пустая. Но внутри — будто груз.
Вернулась на кровать, медленно развязала ленту. Внутри — бархатная шкатулка и записка, сложенная пополам.
Я сначала взяла записку. Почерк узнаваемый — немного кривой, будто писал в спешке. Без обращения. Просто строчки:
,,Ты говоришь, что тебе ничего не нужно.
А я знаю — ты врёшь.
Это не чтобы украсить. Это чтобы напомнить.
Если сдерёшь — плевать. Если оставишь — значит, слышишь меня. Хотя бы немного."
Я молча сложила лист и отложила.
Открыла шкатулку.
Цепочка. Тонкая, серебристая, с небольшим кулоном в виде остро заточенного пика.
Я будто перестала дышать.
Сколько раз я молчала? Прятала злость за сарказмом, чувства — за отстранённостью. Всё, что внутри, прятала до крови, до холода. И он — знал. Это не я молчу, это он не слышит.
Я взяла цепочку в руки. Металл холодный, как лёд, но лёгкий.
«Это не чтобы украсить. Это чтобы напомнить».
Я провела пальцем по кулону. Грани были чёткими, резкими, как его голос. И всё равно — мне хотелось надеть.
Не ради него. Ради себя. Хотя кому я вру.
Я подошла к зеркалу. В отражении — лицо, которое будто не моё. Чужое. Слишком усталое. Но в глазах — живое. Чёрт бы его побрал, он снова это разжёг.
Я застегнула цепочку. Она легла, как будто всегда была на этом месте. Как будто вписалась в кожу.
Я смотрела на себя, и внутри клокотало: и злилась, и дрожала, и будто хотела закричать. Но не могла.
"Только не молчи."
Он что, издевается? Или правда что-то пытается?
Я вернулась на кровать, села, снова раскрыла записку. Читала её ещё раз. Потом ещё. И снова.
Он знал. Чёрт, он знал.
Как будто этот день был подготовкой к этой коробке. Как будто танец — это было только начало, а вот теперь… удар в центр.
Я снова посмотрела на кулон. Он был простым. Без блеска. Но в нём было больше смысла, чем во всех словах, что он когда-либо говорил.
Не молчи.
Он знал, что я умею быть колючей. Что могу оттолкнуть, плюнуть, разбить. Но даже с этим — оставил это. Не «подарок». Напоминание. Вызов.
И я его приняла.
Не потому что романтика. Не потому что глупая. А потому что он попал в суть. А суть — больнее, чем любовь.
Я легла на кровать, закрыла глаза, положив ладонь на цепочку. Она тёплая. Не от металла — от меня. От того, что я всё-таки не сдернула.
Я лежала, не двигаясь, смотрела в потолок, будто там мог быть хоть один ответ. Но его не было. Только я, цепочка и этот тупой пульс внутри — неравномерный, тяжёлый.
Я провела пальцами по шее. Металл уже стал тёплым. Словно под кожей. Словно часть меня.
Я не должна была принимать это. Не должна была вообще его слушать. Не должна была танцевать, смотреть ему в глаза, чувствовать, как весь мир исчезает, когда он рядом.
Но я позволила.
Потому что устала. Потому что — да, чёрт побери — я слышу его. Даже когда молчу. Даже когда злюсь. Даже когда прячусь. Он всё равно проходит сквозь стены, сквозь шипы.
Он никогда не говорил «мне не всё равно». Не признавался, не объяснял. Он просто появлялся. И делал. Так, как никто.
И теперь — вот это.
Маленькая коробка. Большой смысл.
Я села, снова взяла записку. Прочитала в третий раз. Слова были простые. Но в них было больше заботы, чем во всех поцелуях, которые я когда-либо получала от кого-то.
А может это очередная его маска?
Я не знаю, что он чувствует. Может, он просто играет. Может, это такой стиль — дерзить, давить, потом оставлять следы.
Но он угадал. Он пробил точку, которую я никому не показывала.
Не молчи.
Ладно, Том.
Я встала, подошла к зеркалу, посмотрела на себя долго.
Цепочка сверкнула в тусклом свете. На лице — ничего особенного. Ни улыбки, ни слёз. Только тишина.
— Не молчи, да? — тихо сказала я вслух. — Посмотрим, как тебе это понравится.
Голос дрогнул.
Секунду я смотрела себе в глаза.
Потом повернулась, села обратно на кровать, подтянула колени к груди.
Цепочка. Тихо. Напоминая. Он не вернул ту которую украла одна из его баб, он купил другую.
Я не знала, что будет завтра. Не знала, будет ли он снова исчезать или скажет что-то. Но теперь у меня было то, что нельзя развидеть, нельзя стереть.
Он стал ближе.
А я — уже не могла делать вид, что мне всё равно.
Нифига какие мысли у меня, слишком умные даже для меня.
***