Холод Дуная

— Спасибо, что проводил, — неловко сказала Вивьен, подняв глаза на Ласло.

— Успокойся, — отмахнулся он и, с мягкой улыбкой, притянул девушку к себе, легко потрепав её по голове. — Напиши, как всё пройдёт.

Кивнув, она медленно вдохнула, опустила глаза и начала набирать цифры. Спустя мгновение дверь отворилась — бесшумно, как будто чувствовала её нерешительность.

С каждым шагом, приближающим её к дому, Вивьен чувствовала, как лёгкость, с которой она только что дышала, постепенно уступает место напряжению. Внутри нарастала тревога — знакомая и непростая.

У самого порога стояли родители. Отец опирался на дверной косяк, а мать скрестила руки на груди. В их позах не было ни резкости, ни явного осуждения — только молчаливая сдержанность. Но стоило взглянуть им в глаза, как становилось ясно: они крайне недовольны столь поздним возвращением дочери.

Тем временем, Рокуш решил написать Ласло.

Получив сообщение, парень лишь хмыкнул и едва заметно усмехнулся. От самого Рокуша он знал о Вивьен немного. Тот всегда отвечал скупо, отмахивался от расспросов, словно обсуждать свою девушку — а затем уже бывшую — ему было неприятно или попросту неинтересно. Всё, что Ласло знал, исходило из пересказов Доната и его девушки Симоны. А уж эти двое не стеснялись в выражениях — по их словам, Вивьен была, мягко говоря, неадекватной.

Но сегодня она не показалась ему такой.

Он не стал врать себе: интерес проснулся. Хотелось понять, правда ли Вивьен настолько странная, как утверждали его друзья, или она просто обычная — напуганная, растерянная, тоскливая... но точно не "конченная", как о ней говорили.

Выйдя из своих мыслей, Ласло бросил взгляд на экран — телефон едва заметно мигал новым уведомлением.

Рокуш:
Провёл? С ней всё в порядке?

Он бегло прочитал сообщение и, не раздумывая, набрал короткое: «Да». Телефон сразу вернулся в карман, но не успел он отвести от него руку, как вибрация вновь дала о себе знать — короткая, настойчивая, будто кто-то требовал продолжения.

Рокуш:
Как вы вообще пересеклись?

Ласло взглянул на экран, но отвечать не захотел. Отчего-то в этот момент в Рокуше появилось что-то неприятное, резкое — и сейчас он внезапно ощутил к нему почти физическое отвращение. Почему — объяснить не мог. 

Он заблокировал экран и убрал телефон, даже не пытаясь найти для этого оправдание.

Тем временем, Вивьен, выслушав все упрёки и холодные фразы родителей, наконец закрылась в своей комнате. Щёлкнул замок. Внутри — полумрак, мягкий свет от настольной лампы и тишина, которую нарушало лишь собственное дыхание.

С напряжённым выдохом она прислонилась к стене, соскользнула вниз, подтянув колени к груди. Казалось, с каждым вдохом она выдыхает не воздух, а груз эмоций, накопленных за вечер. По щекам медленно побежали слёзы — тихо, почти невесомо, оставляя тёплые дорожки на коже. Слёзы не от слабости, а от переполненности, бессилия. Держать всё в себе стало казаться невозможным.

«Надеюсь, ты почувствуешь то же, что и я...» — эти слова неожиданно всплыли в памяти, будто только что произнесённые. Они пренадлежали Эрику, парню, который надоедал ей своей настойчивостью и вниманием — тому, кто был всегда рядом, пока Рокуш особо не замечал её.

Вивьен не хотела быть с ним по-настоящему, но принимала его внимание, в то время как ее сердце было отдано Рокушу — сдержанному, немногословному брюнету, как и его редкой улыбке, котороя значила больше любых слов.

— Чувствую... Не поверишь, — прошептала она в пустоту, опуская взгляд.

Девушка поднялась, не торопясь, будто каждое движение требовало усилий, и поставила телефон на зарядку. Стоило ему только включиться, как экран мгновенно заполнили бесчисленные уведомления. Вивьен быстро пробежала глазами по списку, и сердце чуть забилось быстрее, увидев заветное имя. Несколько пропущенных вызовов и сообщений от Рокуша — каждое словно маленький укол внимания, которого ей так не хватало.

Но рядом с ними висело и другое сообщение, от Моники, которое было не менее тревожным: «Рокуш собирается звонить твоим родителям». Эти слова холодным эхом отозвались в душе, вызывая одновременно страх и решимость.

Не раздумывая ни секунды, Вивьен быстро набрала нужный номер, словно это было единственное спасение от нарастающей паники. С другой стороны провода мгновенно раздался знакомый голос: — Ты цела?

— Не звони родителям! — почти одновременно вырвалось из неё.

— Ответь мне, ты цела? — настойчиво спросил он, с тревогой в голосе.

Вивьен ненавидела себя за эту мысль, за то, что внутри неё кипели противоречия, но в тот же миг чувствовала облегчение — радость от того, что всё произошедшее всё же привело к этому разговору.

— Цела, — выдохнула она и пустила нервный смешок, пытаясь скрыть дрожь в голосе.

— Что, в итоге, произошло? — голос Рокуша стал сух, словно он задавал дежурный вопрос, а не переживал.

— Два мужчины... — тихо произнесла она. — Приставали.

Пауза. Долгая, напряжённая. Она ждала хоть что-то: сочувствие, тревогу, гнев — всё, кроме молчания. 

— Понял. — Его голос оборвал её ожидания. — Пока.

Сердце сжалось. Так вот и всё? Она сжала телефон крепче, будто хотела удержать этот разговор хоть на секунду дольше.

Но вдруг в трубке снова раздалось:

— А Ласло?

Его имя прозвучало неожиданно. Рокуш старался говорить спокойно, но что-то в тоне сдвинулось — еле ощутимая нота ревности, которую он тут же попытался подавить.

— Он просто помог мне. — Вивьен сделала паузу, будто нарочно. — Вовремя оказался рядом. 

Она знала, что эти слова кольнут. Ей самой было больно. Но эта боль порождала злость, которая была единственным способом хоть как-то защититься от клятого холода, который шёл от Рокуша.

Он больше ничего не сказал. Разговор завершился. Экран погас.

Рокуш сидел в темноте, с телефоном в руке, не в силах отвести взгляд от погасшего экрана. Его лицо оставалось внешне спокойным, как всегда. Только взгляд — чуть потемневший, сосредоточенный, устремлённый в никуда — выдавал, что внутри него всё не так спокойно, как он привык думать.

Когда он узнал, что с Вивьен всё в порядке — страх отступил, но на его место хлынуло другое. Что-то тёплое, странное, будто забытое. Словно чувства, которые он так долго и тщательно запирал. Чувства, которые Рокуш впервые испытал именно с ней.

Он даже не сразу понял, что это — облегчение. И... нежность?

Он считал, что всё между ними кончено, что она — просто часть прошлого, не слишком важная, не слишком глубокая. Но сейчас, когда голос Вивьен дрожал на том конце провода, когда в её словах проскальзывала боль — у него внутри что-то сместилось. Он почувствовал, что не смог бы быть равнодушным, даже если бы очень хотел. Даже если бы убедил в этом себя тысячу раз. Её слёзы, её испуг, еще и этот Ласло — впивались в него своими когтями, не давая и на секунду отпустить ситуацию.

Он не сказал лишнего. Он сдержался, в принципе, как и всегда. Но мысли бурлили — глухо, будто вода за плотиной. И за этой плотиной он всё отчётливее слышал собственное сердце, до боли живое, до злости уязвимое. 

Он же сам её отпустил. Но почему тогда всё внутри кричит, что она всё ещё его? Почему он вспоминает как она смеялась, в их первую встречу? Как смотрела на него — будто видела за его холодом нечто большее? Как он в итоге отвернулся от нее, ведь не хотел, чтобы она видела... Не хотел, чтобы он сам видел...

А Вивьен, оставшись одна, не смогла больше сдерживаться.

Она сжалась под одеялом, уткнулась лицом в подушку и заплакала — так, как не плакала давно. Тихо, душно, сдавленно. От боли, от унижения, от пустоты. Казалось, будто в груди образовалась зияющая дыра, через которую медленно вытекала душа. Её трясло, а слёзы, накопившиеся за всё время, лились без остановки. 

Рокуш был холоден. Он разговаривал с ней так, будто они никогда не были ближе всех. Будто не держал её за руку, не гладил волосы, не обнимал холодными вечерами. Как будто всё — стерлось, исчезло.

Но не для неё, ведь она всё ещё любила. И, быть может, именно это было самым мучительным. Не то, что он стал другим, а то, что её чувства остались прежними.

Пока Вивьен билась в истерике, Рокуш уже крутил косяк. Пальцы двигались автоматически, будто по отработанному ритуалу, движения были чёткими — он делал это не один десяток раз, ведь только это помогало хоть как-то перебить поток мыслей, разрывающий голову изнутри.

Он не чувствовал себя виноватым, по крайней мере не сразу. Сейчас он чувствовал липкое раздражение. На себя. На неё. На всё.

Он знал, что был жесток. Знал, что сказал не то. Но, чёрт, а что он должен был? Ломать себя? Раскапывать старое? Падать на колени и извиняться за то, что не мог чувствовать так, как она ждала? Что не мог дать ей того внимания, которое она так отчаянно желала?

Он глубоко затянулся и выпустил дым сквозь зубы. Глаза жгло.

«Сама виновата», — в который раз прокрутил в голове он.

А потом — тишина. Такая, что слышно было, как тикают часы. И в этой тишине — её голос, то, как она дышала, как дрожал её голос. Вновь...

Рокуш закрыл глаза. Он врал себе. Конечно, врал. Он не мог перестать думать о ней. О том, как всё ещё бурно она реагирует. О том, как ей больно, и как он снова стал причиной этой боли. И как будто бы — нарочно. Хотя ведь нет. Не хотел. Просто... не смог иначе.

Он затянулся ещё раз, заливая в лёгкие дым вместо слов, которых у него не было.

"Мне всё равно", — повторял в голове он. Потому что ему было не всё равно.

Потому что, если бы было — он бы не курил вот так, на полу, в темноте, в одиночестве. Он бы был с Донатом, который уже благополучно ретировался в другую комнату, а не сидел и прокручивал в голове её образ.

***

Было жарко. Противно жарко. Рокуш сидел с компанией на спортплощадке, привалившись к стенке. Кто-то лениво кидал мяч, кто-то был в телефоне, кто-то курил. Всё было, как обычно: скучно, однообразно, предсказуемо.

И вдруг — она. Словно чужая среди своих, но... будто именно здесь и должна была быть. Девушка появилась внезапно, просто подошла к одному из его друзей и попросила павербанк. И осталась, быстро разговорившись со многими. С ее стороны звучали шутки, которые привлекали в разговор новые лица. Ещё один смех — и вот она уже своя, как будто всегда была частью их компании. 

Рокуш прищурился. Он точно видел её раньше. Но где? Он не знал её имени, не знал, откуда она, но внутри появилось стойкое чувство — она не случайна.

Он наблюдал за ней украдкой. То, как она поправляла волосы, как смеялась. Как легко ей удавалось быть в центре внимания. И она выглядела... интересно. По-настоящему. И внутри у него что-то ощутимо щёлкнуло. Настолько сильно, что Рокуш даже не заметил как чуть подвинулся ближе. Не к ней — к образовавшейся вокруг нее компании. Просто так, конечноже. Совсем не чтобы быть ближе, услышать и рассмотреть. И тут произошло то, что он вовсе не ожидал. Девушка повернула голову и посмотрела прямо на него. Не слишком долго, но и не так уж и быстро.

— Рокуш, это ты?

Он моргнул. Что? Откуда она знает его имя? Разве они знакомы? Парень сразу отметил в голове, что точно бы запомнил ее, если б они однажды познакомились. Рокуш внешне удивился, но совсем не отшатнулся. Наоборот, он улыбнулся, с еще большим интересом всматриваясь в каждую деталь девушки.

— Да. А ты?.. — голос его звучал чуть ниже обычного, будто он пытался предугадать откуда эта таинственная незнакомка может его знать.

— Наши мамы дружат, — сказала она. — Я Вивьен.

Мгновение, и он вспомнил. И в этот момент — между ними что-то промелькнуло. Интерес? Признание? Или... жажда? Жажда узнать, понять, почувствовать...

С тех пор Рокуш начал приходить на площадку чаще. Просто так, без причины. Хотя, может, причина уже и была.