На даче...
Дача Александра оказалась не дворцом с мраморными колоннами и охраной, как я представляла. Она была... настоящей. Живой. Уютной.
Деревянный дом стоял на пригорке, окружённый соснами, которые росли так близко, что казались стражами. Терраса была обвита виноградом, и зелёные листья шуршали на ветру, словно шептали: «Ты в безопасности».
Когда я вышла из машины, воздух окутал меня — густой, тёплый, пахнущий хвоей, древесиной и чем-то сладким, домашним. То ли вареньем, то ли воспоминаниями.
— Здесь нет охраны, — сказал Александр, выгружая сумки. — Только мы.
Я замерла, поражённая этим «мы». Он произнёс это так, будто мы — семья.
Марк уже носился по лужайке, которая спускалась к берегу озера. Он держал в руках палку и изображал, что сражается с драконом.
— Мам, это будет экспедиция! Ты — профессор, я — капитан, а папа — разведчик!
Дом оказался изнутри ещё уютнее, чем снаружи. Мебель — деревянная, с тёплыми потертостями. Книги на полках. Вязаные пледы. Каменный камин. На стене — старая гитара и фотографии озера в разное время года. Ни роскоши. Ни пафоса. Только тепло.
На кухне пахло лавандой. Холодильник был забит провизией, а на плитке стояла уже заваренная кастрюля с каким-то томатным соусом — как будто нас ждали.
— Кто здесь готовил? — спросила я, удивлённо.
Александр только пожал плечами.
— У меня есть друзья, которые любят порядок. И сюрпризы.
Я вдруг почувствовала, как напряжение, которое держалось с момента нападения, — начало спадать. Словно в этом доме стены говорили: «Здесь тебя не тронут».
*****
Я стояла перед зеркалом, сжимая в пальцах край парео. Чёрное бикини казалось слишком откровенным, хоть и было самым простым: без кружева, без лишнего блеска — как будто именно так и надо было. Как броня. Как признание.
Я провела ладонью по бедру — кожа была прохладной, но под ней пульсировало что-то другое. Волнение. Стыд. И странная уверенность.
Это тело я столько лет прятала.
От взгляда.
От боли.
От самой себя.
Шрамы на боку и под грудью казались частью истории, которую я наконец-то не боюсь рассказывать. Изгибы, которые раньше вызывали стыд, теперь — просто мои изгибы. Фигура-песочные часы, от которой когда-то тётя морщилась, говоря: "слишком худая, будто палка с талией". И я верила. Я искала одежду мешковатее, позы закрытее. Я была ученицей невидимости.
Но не сегодня.
Сегодня — я выбрала не прятаться.
— Мам! — голос Марка за дверью, стук. — Ты утонула?
Я усмехнулась, резко вдохнула и открыла дверь.
Накинула парео. Шаг. Ещё.
Александр сидел на шезлонге, в одних шортах. Его поза — ленивая, расслабленная. В руках — книга, по обложке не разобрать. Солнце касалось его плеч, делая их почти золотыми.
Он поднял взгляд — и застыл.
Книга медленно опустилась. Лицо Александра на миг потеряло ту обычную сдержанность. Глаза — чуть прищурились. Внимательные, мягкие, с каким-то неловким восхищением.
Он как будто увидел меня впервые.
— Что? — я нахмурилась, краснея до корней волос.
— Ничего, — его голос был ниже обычного. Глухой. Почти интимный. — Просто... не ожидал.
Он отвернулся, но я заметила, как уголок его губ дрогнул. И сердце у меня тоже.
Марк, не терпящий пауз, схватил меня за руку:
— Пошли! Я тебе покажу, как папа учил! Там, у буйка — нырок, потом под водой — и бум! Вылезаешь, как акула!
— Я умею плавать, — машинально ответила я, идя за ним к причалу.
— Но не как мы! Мы — суперныряльщики!
Доски под ногами были горячими от солнца. Озеро раскинулось перед нами — зеркало с лёгкой рябью. Линия горизонта, облака, и ни одной лодки. Тишина. Пространство.
Александр подошёл. Встал рядом. Его плечо, тёплое и обожжённое солнцем, почти касалось моего. Я ощущала это касание каждой клеткой, хотя между нами была целая вселенная невысказанного.
— Ну? — спросил он. — Чего ждёшь?
Я пожала плечами.
— Я... пока не хочу.
Он посмотрел. Внимательно. Не давил, не дразнил, не ждал. Просто смотрел.
— Боишься?
— Нет... Просто...
Я не успела закончить.
Он шагнул ближе — и вдруг его руки, сильные, уверенные, оказались на моей талии. Всё произошло в один взмах дыхания: я подскочила, вскрикнула, вцепилась в него.
Сальто назад.
Мы летели — как будто в первый раз вместе делали что-то, чего не контролируем. Брызги, холод, лёгкий удар воды.
Я всплыла, отплёвываясь, с волосами на глазах, и глянула на него.
Он — рядом. Смеётся. Настояще. Как мальчишка. Без стен. Без тени. Без войны.
— Ты... ты... — я ударила его по плечу. Бестолково. Бессильно. Весело.
Он только смеялся сильнее. Смех заполнил озеро, воздух, меня.
— Ещё! — заорал Марк. Он прыгал на берегу, подбрасывая вверх руки. — Ещё раз!
Александр провёл рукой по волосам, откидывая мокрые пряди со лба. Он посмотрел на меня — и в его взгляде не было ни шутки, ни желания. Только тёплая, глубокая симпатия. И что-то ещё, совсем тихое, под кожей.
— Ну что, рыцарь в бикини, теперь хочешь плавать?
Я брызнула в него водой. Потому что вдруг стало легко. Как будто я сняла кожу. Страх, стыд, осторожность — всё отступило. Осталось только озеро. И смех.
*****
Сумерки опускались медленно, как покрывало, сотканное из золы и прохлады. Небо стало лавандово-серым, вода в озере темнела, поглощая последние отблески заката.
Костёр потрескивал — сухие сосновые щепки отдавали жаром и лёгким сладковатым дымом. Воздух был полон запахов: хвои, дыма, подогретого меда... и чего-то ещё. Того, что сложно назвать. Того, что связано с близостью.
Мы сидели на старом пледе. Марк — у меня на коленях, в моём тёплом одеяле. В руках у него — подтаявший зефир на палочке, уже в третий раз уроненный в песок. Он пытался бодриться, то кивал, то подскакивал, но глаза всё равно слипались. Голова то и дело клонялась к моему плечу.
Александр молча протянул мне кружку.
— Чай. С мёдом. — Голос низкий, тихий, как будто и костёр не хотел нарушать эту тишину.
— Спасибо.
Я сделала глоток — обожглась. Но приятно. Сладость меда растеклась по груди, согревая изнутри.
Тело впервые за долгое время почувствовало себя в безопасности. Не расслабленным — нет. Просто... не в боевой готовности.
— Сегодня ты... — вдруг сказал он.
Я подняла взгляд.
— Что?
Он посмотрел на меня через пламя. Огонь отражался в его глазах. Чуть теплее, чуть мягче, чем обычно.
— Просто красивая. Когда не прячешься.
Я опустила глаза. Улыбнулась — почти незаметно.
— Это... сложно. Привычка. Прятаться — проще. Безопаснее.
Он кивнул. В его лице не было ни сожаления, ни жалости. Только понимание. И принятие.
Александр медленно наклонился, чтобы поправить плед на Марке. Его пальцы, тёплые, аккуратно расправили край одеяла на детском плече. А потом — скользнули, как будто случайно, по моей ладони.
И остались.
Он не смотрел на меня. Не ждал ответа.
Но я тоже не убрала свою.
Мы сидели так — молча. Рядом. С руками, касающимися друг друга. С сердцами, которые ещё не говорили, но уже слышали.
И в этом молчании было что-то такое, чего я не чувствовала давно. Ни в чём. Ни с кем.
*****
Дом давно погрузился в тишину. Тёплая тишина — не пугающая, не пустая, а как после долгого разговора, где всё было сказано без слов.
Марк спал. Его дыхание было ровным, глубоким. Я наклонилась, поцеловала в макушку, поправила одеяло. Он улыбнулся во сне.
Я вышла на террасу, накинув кофту на плечи. Влажный воздух обволакивал кожу. Пахло озером, древесиной, остаточным дымом от костра.
Александр стоял у перил, спиной ко мне. Фигура вырезалась на фоне лунной глади — чёткая, как из гранита. Он не двигался, но было видно: всё его тело напряжено. Он слушал ночь. Как будто ждал угрозы. Даже здесь.
— Не спится? — спросила я негромко.
Он обернулся. Его лицо было в полутьме, но глаза... глаза светились, как будто в них отражалась не луна, а что-то внутреннее.
— Привычка, — сказал он после короткой паузы. — В моей работе отдых — это слабость. Ты расслабился — и всё. Один выстрел. Один звонок. Одна ошибка.
— А ты не устал? Постоянно ждать худшего?
— Устал, — тихо признался он. — Но с этим не расстаются. Это как шрам. Он уже часть тебя.
— А сейчас? — я сделала шаг ближе. Он чувствовал это, я знала. Не поворачивался, но напрягся чуть меньше.
— Сейчас... может быть, я тоже отдыхаю.
Он повернулся полностью. Теперь между нами была только тишина. И пульс. Мой — где-то в горле. Его — не слышала, но чувствовала, что он есть. Живой. Тёплый.
— Александр...
— Я всё думаю... — он смотрел на меня, не отводя взгляда. — Что бы было, если бы мы встретились раньше.
— Я не была бы готова, — сказала я честно. — Я была другой. Сломанной.
— А я — сломал бы тебя сильнее, чем те, кто были до. Я был... другим. Жёстче. Злее.
— А сейчас?
Он медленно подошёл. Расстояние между нами исчезло. Осталось только ощущение — будто земля под ногами стала легче.
— Сейчас я хочу... — его голос стал ниже, тише. — Просто быть рядом. Без крови. Без приказов. Без лжи. Ты не такая, как те, кого я привык защищать. Или использовать.
— Я не прошу, чтобы ты меня спасал, — прошептала я.
— Я это понял. Поздно. Но понял.
Он дотронулся до моего лица — кончиками пальцев, нежно, почти боясь. Как будто сомневался, что я не исчезну.
— Реальная... — выдохнул он. — Такая... рядом. Живая.
Я прикрыла глаза, позволив этому касанию быть. Не потому что нуждалась в защите. А потому что он не просил ничего взамен.
И тогда он поцеловал.
Лёгко. Не требовательно. Не как желание — как обещание. Не уйти. Не оттолкнуть. Не разрушить то, что между нами начало расти.