Тьерри Миллер

– В какую позу мне встать, месье Тьерри? – мужчина вальяжно крутился на фоне шкур и голов убитых животных. Неподалеку также висело некоторое количество весьма изысканных картин, на которые он даже не обращал внимания, только на их ценность и престижность. Сам он был одет в нескрываемо дорогой костюм, сшитый из бархата, с серебряными и золотыми вышивками, точечно обсыпанный мелким жемчугом. На голове красовалась шляпа, украшенная белым страусовым пером. Одеяния смотрелись отчасти вульгарно и безвкусно, однако Фиакру казалось, что это делает его особенно элегантным.

– Быть может в такую? Или может в такую? Как Вы считаете, месье Тьерри? – он продолжал довольно хаотично двигаться, отчего его пышные формы немного болтались из стороны в сторону, даже с учетом того, что его тело скрывалось под одеждами.

«Свинья зажиточная...» - подумал тот самый месье Тьерри, ухмыльнувшись.

– Я думаю, именно данная поза делает Вас воистину великолепным, месье Фиакр, - его ухмылка в тот же миг превратилась в обаятельную шикарную улыбку.

Наконец, когда Фиакр, выпучив свои и без того выпуклые глаза, замер в позе, Тьерри продолжил писать портрет.

«С таким «господином» могу все же и не успеть.... Вот черт!» - он случайно дернул рукой на нервах, тем самым слегка испортив мазок по холсту.

– Тц... черт... - пробормотал парень, закусив губу, но продолжая писать.

– Вы что-то сказали, месье Тьерри? Мне еще долго так стоять? А давайте, может, я встану вот так? Мне думается, что все же, та поза неудачна. Вы уверены в своем профессионализме? – начал бурчать мужчина, выйдя из позы и войдя в другую, чем усложнил работу человека стоящего за мольбертом. Тьерри сделал максимально тихий глубокий вдох и выдох, дабы от греха подальше не сорваться. Фиакр же был абсолютно спокойным на первый взгляд, возможно на его лице читалось только сомнение и недовольство.

– Соглашусь с Вами, возможно, здесь действительно была моя ошибка, господин Франс, – спокойно ответил художник, слегка улыбнувшись с натянутой добродушностью.

Напряженный Тьерри продолжил писать уже ненавистную им картину, хоть так и любил это занятие. Изредка давал себе пару секунд на то, чтобы кинуть взгляд на часы, висящие на стене левее него. Тьерри Миллер рассчитал свое время так, чтобы успеть сегодня на поезд. Он пообещал себе, что именно сегодня, он уедет из этого затхлого города навсегда и больше никогда не увидит этих мерзких людей, начнет жизнь с самого начала.

«Шануар, ох, моя Шануар... Сегодня мы встретимся, я непременно к тебе приеду» – парень расплылся в легкой мечтательной улыбке при воспоминании той, кого так сильно полюбил. Шануар Ламбер стала для него той самой единственной, кого он почитал аки богиню. Познакомились они случайно, после продолжая общение по переписке.

Около полутора месяца назад, парень обнаружил письмо от нее среди своей многочисленной почты. Художник не помнил, как она в точности выглядит, поэтому то и дело прощупывал пальцами по продавленной от пера бумаге ее письма, что она ему прислала, пытаясь хоть так узнать еще больше о своей возлюбленной. В его столе можно было найти несколько десятков различных портретов и эскизов. С каждой работой, ему казалось, он все ближе и ближе к идеальным очертаниям своей Шануар. Девушка понимала все его чувства и переживания, все его невзгоды она разделяла вместе с ним. Когда Миллер нервничал, то думал именно о ней и только о ней. А сейчас, как раз тот самый случай, ведь заказчик оказался издевательски бестактный.

– Долго, месье Тьерри? – недовольно поинтересовался Франс, прерывая мечтания парня. К счастью для него, натурщик не выходил из образа.

– Нет, не долго, осталось совсем за малым, - вновь дежурная натянутая улыбка играет на лице парня. – Вы потрясающе работаете, месье Фиакр! Я так счастлив, что Вы решили заказать портрет именно у меня! – он бурно восхвалял господина Франса, хотя в глазах читалось абсолютная противоположность его речи.

Еще несколько мазков, несколько утраченных нервных клеток Миллера и столь долгожданный портрет наконец-то был окончен.

– О, это великолепно, месье Тьерри! – восхищался мужчина, как только ему разрешили двигаться и посмотреть результат их усердной совместной работы.

– Не стоит, господин Франс, все благодаря Вам, – парень поцеловал ему руку в знак уважения.

В кои-то веки, закончив обмениваться лживыми любезностями, Фиакр остался рассматривать новоприобретенную картину. А Тьерри, собрав свои вещи, поспешил домой.

Если вчера шел дождь, то сегодня погода одарила город теплыми лучами. Осень уже полномерно играла своими красками, а от солнца казалось, что крона деревьев и под ними – все усыпано золотыми монетами. Проходящие мимо люди, с восхищением наблюдали за этой картиной. Но только не Тьерри Миллер.

По мостовой, в сторону своего дома, шел худоватого телосложения паренек, лет двадцати семи на вид, с небрежно обмотанным шарфом на шее. Легкий ветер обдувал его темные до плеча волосы, которые явно были не причесаны уже как минимум дня два. И каждый раз непослушная прядь волос опускалась прямо на лицо. По ощущениям Тьерри, волосы пытались выколоть его уставшие темно-карие глаза. Ночью он совсем не спал, все нервничал из-за предстоящего отъезда к Шануар. Возможно сейчас, он и немного злился на игры ветра, но до последнего старался не показывать этого окружающим его людям. Плавно и аккуратно, он убирал волосы своей тонкой изящной рукой назад, вследствие чего рукав длинного черного пальто складывался, что Тьерри раздражало не менее, особенно после бывалой компании господина Франса.

«Черт бы побрал этого гребаного Франса! Я так опоздаю!» - художник, как никогда нервничал, ему не хотелось пропустить поезд, ведь он обещал ей приехать, именно сегодня, хоть и не получил ответа на свое письмо. На его лице начинал поблескивать злобный оскал. Если бы у Миллера имелись друзья, то они бы точно не сказали о том, что он бывает, неряшлив, порой груб, неаккуратен или чересчур мечтателен. Все, что бы они видели и то, что на данный момент видели прохожие – всего-навсего маска. Маска, которую человек не снимал на публике, но порой случались некоторые казусы... Например, как сейчас. Резко взгляд начал носиться по пейзажу осени, будто что-то выискивая.

«Люди.... Они только что были здесь, я ведь точно помню, я видел!» – на три секунды он остановился, мотнул головой и продолжил идти.

«Показалось? Или нет?» – он потер глаза и вмиг все люди будто бы заменились необычными мрачными тенями, играющими по слегка мокрому асфальту. Некогда приходилось Миллеру уже видеть такую картину. Самый яркий тому пример – день смерти его любимой матери, который произошел около трех месяцев назад, из-за чего он дико ушел в пристрастие к алкоголю.

– Нет, нет, нет, нет.... – без остановки панически шептал Тьерри, ускорив шаг. Его взгляд устремился вниз, избегая зрительного контакта с разногабаритными тенями. – Почему это повторяется? Последний раз было вроде... месяцев восемь тому назад. Когда мать скончалась.

Брюнет погрузился в свои детские воспоминания, связанные с матерью:

«Когда мне было семь лет, мы с мамой заходили в сырную лавку возле нашего старого дома. Там работала ее хорошая подруга Ребекка, продававшая нам ламбер по уценке, а маме и мне он очень нравился. В семье было туго с деньгами, поэтому Ребекка была нашей спасительницей».

Он достал карманные часы из пальто. Посмотрев на время, Миллер чуть не выронил предмет из руки.

– Я могу не успеть... Нужно быстрее. С остальным разберусь позже, главное успеть к Ламбер, – шепча, Тьерри завернул в арку с главной дороги. До дома оставалась пара десятков метров.

С быстрого шага парень переключился на бег. По его ощущениям, тени продолжали за ним следовать и так же, как он, побежали.

– Уже скоро.... Совсем скоро я буду дома и уеду отсюда куда подальше.

Не сбавляя скорости, с каждым метром его бег становился еще быстрее, а знакомый двор с вычурным светлым домом становился еще ближе.

Наконец повернулся замок. Щелчок и дверь открылась. Тьерри переступил порог своего дома, маска с грохотом ударилась об деревянный пол, вызывая недоумение его четвероногой подруги, так называемой «кошки, которую видит только он». Миллер плотно закрыл дверь на все имеющиеся замки, прижался к ней спиной и скатился вниз с криком:

– Да за что?! Почему снова они? Они везде! – он накрыл голову руками, через пару секунд швырнув шарф в угол. Таким действием он немного напугал черную кошку, но дружелюбную, в отличие от других, окружающих его черных фигур. Она терлась об его ноги головой и как-то странно мурчала. Для Тьерри этот звук был столь успокаивающим, что спустя недолгое время, он утонул во сне, прямо на полу прихожей. Во сне он видел только письма от той самой, которая его так понимала.

Пока тот мирно и тихо спал, мимо дома прошел почтальон и просунул письмо для Тьерри в щель двери. Он никогда не клал почту в специальный ящик, для него это было обычным делом, ведь сам лично видел, что житель порой злоупотреблял алкоголем и мог проигнорировать факт того, что оказывается, ему приносили почту.

Почтальон аккуратно расправил конверт, на котором было написано: «Тьерри Миллеру, от Шануар Ламбер», и тихо ушел.

Полтора месяца назад. Полночь.

В пьяном состоянии, в комнату заваливается парень, держа почти выпитую бутылку вина «Ша-нуар». Все это явно от хорошей жизни. Дома царила полная пустота и в то же время хаос. Повсюду были разбросаны какие-то бумаги, холсты. Шкаф располагался в горизонтальном положении, чуть ли не посреди комнаты, вываливая из себя содержимое на пол.

В руках Тьерри была какая-то кипа документов и писем, которые он неряшливо швырнул на стол, устеленный уже более старыми письмами и бумагами.

– Ааа, достало! – растянул он, с силой ударив ногой по стулу, стоящему рядом, да так, что тот полетел в другую сторону помещения, теряя одну из ножек. – Почему моя жизнь именно такая? Да за что? Мама, почему ты ушла и без меня, за что ты оставила меня одного в этом мире? Я не справляюсь больше!

Словно маленький мальчик, двадцати семи летний брюнет рухнул посреди комнаты на колени, накрыв покрасневшее лицо руками. Вероятнее всего, другой бы разрыдался, но этот человек уже не мог себе этого позволить. Нескончаемое количество масок сделало свое дело, он уже не знал, какой он и как изображать эмоции по-настоящему. Иногда у него получалось непроизвольно улыбнуться или пустить слезу, но такой случай происходил редко. Чаще всего это были приступы неконтролируемого гнева и злости, в первую очередь на несправедливый мир и гнилое человеческое общество.

– Точно, я же сам себе друг, лучше друга у меня нет! Вот и все! Мне никто и не нужен, мне отлично и так! – он продолжал разговоры с самим собой, допивая оставшуюся жидкость. Однако оставалось там всего пара глотков, поэтому Миллер пополз к столу, который единственный был еще в горизонтальном положении, в силу своей массивности. Перерывая мусор, он отыскал там еще одну бутылку. Несколько дней назад, это была попытка спрятать от себя алкоголь, дабы не вылететь из жизни социума насовсем. Как можно понять, попытка оказалось неудачной, он все-таки нашел ее и уже открыл, жадно высасывая содержимое.

Вот вторая бутылка, третья, четвертая... Он уже сбился со счета, уже непонятно было, какая это по счету и как это все в него влезает, учитывая, что он периодически тягал подсохший сыр ламбер со стола, который он по случайной неожиданности нашел, пока искал очередную дозу спирта.

– Мне одиноко. Мне определенно, одиноко, – Тьерри нылся сам себе, и откровенно говоря, он уже был в состоянии не стояния, мысли сбились, а разум покинул это пропитое тело. – А что... Что если я сам себе напишу письмо, а письмо будет от женщины, еще и любовное! – он обрадовался и схватил первый попавшийся листок и перо. Сразу же он принялся за выдумку имени. Долго думать и не пришлось, ведь первое, что кидалось на его взгляд, это злосчастная бутылка вина «Ша-нуар» и засохший сыр ламбер, стоящий на столе.

И так, в пьяном угаре, Тьерри Миллер, убитый одиночеством и горем, написал письмо с выдуманного адреса, с выдуманным именем и самому себе. Через несколько дней, будучи трезвым, он случайно нашел письмо и не смог вспомнить того, что оно – иллюзия, созданная им самим, зато сделавшая таким счастливым.