Глава 19
Позже в этот день я понял одну простую вещь — тьме, вошедшей в симбиоз с Наташиным разумом было по большому счёту все равно, в чью голову всажать топор и все равно, чьими руками.
Пока Полина сидела в подвале, я постоянно вздрагивал, когда она начинала говорить со мной. Я не сказал ей этого, боясь, что она воспримет мои слова неправильно. Не признался в том, что до смерти боялся услышать её крик и осознать, что тьма все же проявила себя, но я ошибся. Снова. Тьма не была чем-то вроде яда, медленно всасывающегося в кровь, она действовала мгновенно, она видела все слабые места и била точно в цель. Одной секунды, одного касания хватило, чтобы злость девушки стала яростью, а потрясение безумием. Вероятно, Наташа что-то замыслила еще до того, как пришла тьма, иначе зачем ей понадобился топор. На месте Ольги должен был оказаться я, только здесь не было места даже тени справедливости.
Я не мог дальше находиться в одном помещении с последними выжившими людьми и двумя трупами и ушёл в комнату Полины, которую чуть раньше прозвали комнатой скорби, чтобы побыть наедине с самим собой и все обдумать.
Один... Моя жена стоит у автобуса с разбитой головой. Два... Смерть бригадира я не видел, но позже узнал, что он проткнул себя найденной в автобусе монтировкой. Три, четыре, пять, шесть, семь... Парни разорваны на части стаей обезумевших животных. Восемь... Девять...
Сумасшествие это сила, которую зачастую весьма трудно остановить. Так маленькая и хрупкая девушка, внешне создающая впечатление безобидного создания сделала то, от чего даже самое крепкое и храброе сердце сжалось бы от ужаса в маленький тугой комок.
Топор, хоть и был тупым, а Наташа едва стояла на ногах, это не помешало ей вонзить лезвие Ольге в висок до самой глазницы и резко вытащить его. Хлынула густая тёмная кровь, залив ее светлые волосы, заплетенные в толстые косы и ярко-голубую аляску, которую девушка почти не снимала. Ольга рухнула на пол, уже мертвая, похожая на изломанную куклу и тогда я увидел какой стала Наташа. Она изменилась, глаза почернели, а лицо, искаженное яростью, сильно побледнело, кое где проступила синева. Как только ее взгляд пал на меня, из ее перекошенного рта вырвался нечеловеческий крик, она хотела броситься на меня, но не успела. Меня оглушило, а Наташа дернулась и медленно опустилась на пол рядом с Ольгой. Я не сразу понял, что её застрелили, пока на её белой куртке в районе груди не начали проступать кровавые пятна. Дед крепко сжимал в руках дробовик и тяжело дышал. Наверное, я должен был спросить его, почему он не сказал про ружьё раньше, но это был не самый подходящий момент для подобных вопросов. Если бы не старик и его дробовик, кто знает, возможно через пару секунд топор торчал и в моей голове. Однако убийство сумасшедшей девушки не стало ни для кого утешением или облегчением
* * *
— Мы теперь похожи с тобой, оба потеряли своих жен, — сказал мне Никита и улыбнулся сквозь слёзы, не сводя взгляда с тел, накрытых старой простыней. Я думал, что моего друга, всегда отличавшегося особой вспыльчивостью, захлестнет гнев и он потеряет самообладание, но этого не произошло, отчасти потому что он обессилел. Когда-то энергия в нем била ключом, а теперь он был похож на изможденного жизнью старика. Полагаю, что и я выглядел не лучше.
— Марину я бы потерял в любом случае, — ответил я так, чтобы больше никто не услышал. Не знаю, зачем я завел этот разговор. Вероятно, чтобы отвлечь друга от его личной трагедии, но все же, больше самого себя.
— О чем это ты? Она...
— Нет, с ней было все нормально. Она хотела меня бросить. — Эти слова я произнёс чуть громче, чем хотел и Полина меня услышала. В то время, как мы сидели сложа руки, она кое как держа швабру, оттирала пол от крови. Она подняла голову и наши взгляды встретились.
— Что? Ты знал?
— Нет, не знал. Она не вела себя слишком очевидно. Я думал, что она просто устала от этого места, а оказалось, она устала и от меня тоже. Я нашёл в её кармане телефон и прочитал сообщение.
— И что? Тебе стало легче от этого?
— Не знаю, — пробормотал я. — Возможно. Видишь ли, я думал, что несу ответственность за неё. Но ей все это было не нужно. Она сама отвечала за себя.
— Как ты можешь так говорить?
Я пожал плечами. Полина отвернулась и продолжила возить шваброй по полу.
— А знаешь, впрочем неважно. Ее ведь уже нет, так что просто забудь об этом и постарайся выбраться отсюда, если тебе еще хочется жить.
— Ты не прав, — возразил я. — Это на многое влияет.
— На что, например?
— Ты еще не понял, почему наш бригадир покончил с собой? — спросил я Никиту. Тот нахмурил брови, но промолчал, продолжая внимательно слушать меня. — Почему волкам удалось повалить автобус и убить парней, и почему Наташа так поступила?
— Потому, что они все сошли с ума!
— Это одна из причин, но не самая главная.
Полина бросила швабру и села напротив нас. Больше никто не присоединился, Лена была в другой комнате и успокаивала сына как могла потому как, к сожалению весь ужас произошел на глазах мальчика. Элла, потрясенная смертью подруги, ушла вместе с ними, а дед, не выпуская дробовик из рук, просто наблюдал за нами, но в разговор не вступал.
— Я тоже так думаю, — поддержала меня Полина. — Все это не просто так, одни убивают себя, другие остальных. Я побывала там, и поверьте, это далеко не самое приятное ощущение, но я осталась сама собой.
— Да, — кивнул я. — Кого-то съедало чувство вины и это стало им смертным приговором, а тот, кто винил других, сам на себя взял роль палача. Так она действует.
— И что вы хотите мне сейчас сказать? Что у нас был шанс выбраться отсюда? Сесть в автобус, добраться до аэропорта и улететь к чертям из этого места? — Я ждал, что мой друг станет таким, каким он был всегда, хотел увидеть хотя был искру гнева в его глазах, но он стал еще хуже, в глазах зияла пустота, а вопрос его прозвучал довольно вяло, отдавая безразличием.
— Был, но не у всех, — ответил я. Я хотел сказать, что у Ольги был этот шанс, возможно и у Никиты тоже, но промолчал. Ни к чему ему теперь было знать об этом. — И я хочу понять, у кого он есть сейчас.
Никита поднял голову, Полина смерила меня испуганным взглядом.
— Что ты предлагаешь?
— Я предлагаю это обсудить.