1.
Вечерний Нью-Йорк стонал под натиском проливного дождя. Капли барабанили по панорамным окнам пентхауса на верхнем этаже небоскрёба в Мидтауне, размывая огни Таймс-сквер в абстрактные неоновые мазки. В уютной гостиной, обставленной в стиле минимализма с элементами ар-деко, царил тёплый полумрак. Дизайнерская мебель, произведения современного искусства на стенах, винтажная люстра, испускающая мягкий свет – всё здесь кричало о безупречном вкусе и, что более важно, о несметном богатстве. Это был мир Тиши Склефовой.
В свои двадцать лет Тиша уже была империей. Сеть эксклюзивных бутиков, несколько высокотехнологичных стартапов, инвестиционные проекты, которыми она управляла с холодной головой и железной хваткой – всё это было создано её собственными руками. Она была самодостаточной, независимой, острой на ум и невероятно проницательной. Её безупречный образ – идеально уложенные каштановые волосы, яркие, пронзительные зелёные глаза, всегда подчёркнутые лёгким макияжем, изящные руки, привыкшие к прикосновениям шёлка и дорогой бумаги – был воплощением успеха. Она жила в своё удовольствие, ни в чём не нуждалась. По крайней мере, на первый взгляд.
Но за этим блестящим фасадом, за цифрами в банковских счетах и бесчисленными бизнес-встречами, скрывалась глубокая, ноющая пустота. Тише, которая так умело управляла многомиллионными проектами, катастрофически не хватало простого человеческого тепла, настоящей, безусловной любви. Её сердце, столь же дисциплинированное, как и её расписание, оставалось незанятым. Многие пытались пробиться к нему – бизнесмены, звёзды, спортсмены, – но все они видели лишь её успех, а не её душу. И каждый раз Тиша чувствовала, как их интерес остывает, когда они понимали, что не могут её купить или контролировать.
Её единственными верными спутниками были два добермана – Кевин и Тео. Величественные, черные, с лоснящейся шерстью и умными, преданными глазами. Они лежали у камина, их морды покоились на лапах, но каждое их движение было полно скрытой энергии и готовности к действию. Кевин, самый крупный, был воплощением спокойной силы, Тео – чуть более игривый, но не менее бдительный. Они были её тенью и её защитой, её безмолвными свидетелями одиночества. Они не нуждались в её деньгах, они просто любили её.
Помимо бизнеса, у Тиши было одно занятие, которому она отдавала всю свою нежность и страсть, ту, что не находила выхода в личной жизни: реставрация старых автомобилей. Её личный, ультрасовременный гараж, расположенный в подвальном уровне её небоскреба, был её святилищем. Там, среди сложного инструмента, маслянистого запаха бензина и старого металла, Тиша могла по-настоящему расслабиться. Она любила разбирать двигатели, изучать каждую деталь, чувствовать историю, которую хранил каждый болт, каждую ржавую пластину. В этом процессе было что-то глубоко умиротворяющее – хаос становился порядком, разрушенное – целым, старое – снова живым. Её руки, столь привыкшие к прикосновениям шёлка, с лёгкостью справлялись с гаечными ключами и машинным маслом. На данный момент она работала над стареньким Ford Mustang 1967 года, мечтая однажды проехаться на нём по всей стране.
В тот вечер в пентхаусе, помимо Тиши и собак, была Лорена – её лучшая подруга с университетских времен. Лорена, яркая, экспрессивная брюнетка, работающая модным стилистом, была полной противоположностью Тиши, но именно эта разница их и сближала. Она приехала с бутылкой дорогого вина и последними сплетнями из мира моды. — Ну что, Тиша, моя дорогая трудоголичка! — провозгласила Лорена, опускаясь на плюшевый диван и тут же запуская пальцы в густую шерсть Кевина, который издал довольный вздох. — Как насчёт того, чтобы наконец-то расслабиться? Дождь, вино, и – о, да! – роллы. Заказала? Тиша улыбнулась. — Да, заказала. Из того нового места, что ты советовала. Говорят, у них невероятный тунец. — О, их тунец – это произведение искусства! — Лорена хлопнула в ладоши. — Просто объедение! Что ж, идеальный вечер!
Тиша поймала себя на мысли, что ей не хватает какой-то искры, какого-то спонтанного огня. Её жизнь была идеальной, но предсказуемой. Телефон завибрировал. Доставка. — О, наконец-то! — воскликнула Лорена, поднимаясь. — Мой желудок уже пляшет самбу!