Глава 5
Утро снова начиналось с дождя. Не грозового и не хлесткого — просто с серого, монотонного моросящего дождя, который, казалось, не собирался останавливаться. Казалось бы, день должен был начаться тихо, мирно — после тревожной ночи и почти бессонной недели. Но Грейнхоллу было мало одного бедствия. Он хранил в себе ещё что-то. Глубже. Грязнее.
Первым это заметил Томас.
Он вышел к кофейне ещё до рассвета — хотел проверить, как повёл себя генератор после ночного ливня. Шёл неспешно, с термосом в руке, уже мысленно прикидывая список работ на день. И вдруг замер.
На стене кофейни — чёткие следы. Высокие, вытянутые, с расплывчатыми краями, как будто кто-то испачканной в грязи рукой провёл вдоль стены. Но грязь была не просто землёй. Она была тёмнее, гуще. Почти чёрная. И она тянулась вверх... к окну.
Томас медленно подошёл ближе. Стук сердца ускорился. Он приподнял фонарик и посветил в окно.
Оно было приоткрыто.
А внутри, на полу, среди перевёрнутых стульев и рассыпанных бумаг, чётко виднелись следы босых ног. Маленьких. И рядом — чёткий след когтя.
Томас выругался тихо и резко выпрямился. За его спиной улица всё ещё дремала. Но он уже знал — это было не случайностью. Кто-то — или что-то — приходило этой ночью в город. И, судя по следам... оно ещё где-то рядом.
Томас вытащил рацию — старую, чуть потрескавшуюся, но всё ещё работающую. Нажал на кнопку, попытался говорить спокойно:
— Это Томас. Конрад, приём. У нас... проблема. Кофейня. Кто-то был внутри ночью.
Ответ пришёл не сразу. Несколько секунд тишины, потрескивание эфира, и только потом — хрипловатый голос Конрада, ещё явно не до конца проснувшийся:
— Повтори. Что случилось?
— Следы, — коротко ответил Томас. — Внутри. И не только человеческие.
Теперь пауза была другой. Глубже. Настороженнее. И потом:
— Жди нас. И никого не пускай внутрь.
Томас уже не собирался — он отошёл на несколько шагов, глядя на улицу. Мелкий дождь намокал волосы, стекал по шее, но он не двигался. Смотрел на тень у угла здания. Она казалась чуть... длиннее, чем должна быть. Но это мог быть и просто утренний свет.
Спустя пятнадцать минут подъехал Конрад с Ларри. Вслед за ними — Маркус, ещё застёгивающий куртку на ходу. Аарон и Льюис шли чуть позади, одетые наспех, с тяжёлыми взглядами, но без лишних слов.
— Покажи, — сказал Конрад.
Они осмотрели окно, потом — следы. Следы были свежие. И то, что Томас назвал когтями, действительно выглядело не как отпечаток ботинка. Три чёткие борозды, и рядом — маленький отпечаток детской ноги. Без обуви.
— Это шутка? — пробормотал Маркус. — Почему дети? Почему ночью?
— Если это дети, — сухо сказал Ларри. — А если нет?
Конрад нахмурился. Он присел у окна, провёл пальцами по раме. Влага. Никаких следов взлома.
— Окно было не закрыто полностью, — сказал он. — Кто-то знал.
— Или что-то чувствовало, — вставил Томас.
— Мы не паникуем, — отрезал Конрад. — Сейчас проверим здание. Потом — поговорим с детьми, особенно с теми, кто был в землянке.
Аарон и Льюис уже заходили внутрь. Конрад пошёл за ними. И в воздухе, в этой сырой, промокшей тишине, впервые с самого урагана снова повисло ощущение... чего-то странного. Непонятного. Почти древнего.
Что бы это ни было — оно оставило след.
Внутри пахло мокрым деревом, плесенью и — странно — металлом. Конрад остановился на пороге кухни. Стулья были чуть сдвинуты, как будто кто-то на них сидел. Один кружок от чашки остался на столешнице — будто горячее что-то стояло. Но кафе было заперто, генератор выключен. Никакого кипятка тут не было как минимум со вчерашнего утра.
Маркус побледнел, когда узнал свой почерк на бумажной салфетке, валяющейся под столом. На ней было написано всего два слова: «Они рядом».
— Этого... этого не было, — сказал он, качая головой. — Я не писал. Кто-то...
— Или что-то, — вставил Томас.
Аарон осматривал стойку, провёл пальцами по пыли, потом замер.
— Здесь... кто-то ел, — сказал он глухо. — Посмотрите на крошки. Они свежие.
Конрад подошёл ближе. Маленькие следы, будто от детской руки, смазаны, но различимы на стеклянной витрине.
— Кто-то пробрался ночью. Возможно, дети. Возможно — не только они, — сказал он и повернулся к Маркусу. — У тебя ключи? Дверь была заперта?
— Абсолютно. Вечером проверял дважды. Я... я бы заметил.
— Значит, был другой вход. Или... их не остановила дверь, — Ларри бросил взгляд на окно. — Мы проверим здание по периметру.
— Надо поговорить с детьми, — сказал Конрад. — Стивен, Нора, Мэтью. Узнать всё, что они видели. Особенно Нора — она была испугана сильнее всех.
— Только аккуратно, — вставил Льюис. — Они и так напуганы.
Конрад кивнул. Потом выпрямился, провёл рукой по лбу и посмотрел вглубь кафе — на барную стойку, на стулья, на подвесной светильник, который сейчас медленно раскачивался, будто кто-то совсем недавно прошёл мимо.
— Что бы это ни было, — сказал он тихо, — оно больше не прячется. Оно рядом. И, похоже, уже начало пробовать, насколько близко может подойти.
Молчание. И потом — грохот с чердака.
Все вздрогнули. Аарон первым метнулся к лестнице.
— Там кто-то есть!
— Не спеши! — окликнул Конрад, выхватывая фонарь.
Они поднялись вместе, шаг за шагом, доски скрипели под ногами. Свет фонаря вырывал из темноты пыльные ящики, паутину, старые мешки с мукой. И... ещё кое-что.
В углу — скомканное, мокрое одеяло. И рядом — детская куртка.
Маркус опустился на корточки.
— Это... не их, — пробормотал он. — Это не из школы. Я бы узнал.
Конрад подошёл, поднял куртку. На внутренней бирке было что-то выведено фломастером: «Оуэн».
— Кто это такой? — спросил Аарон. — У нас ведь не было Оуэна...
Конрад не ответил. Он смотрел в темноту. И в этот момент ветер ударил в окно так, что стекло дрогнуло.
— Мы не одни, — произнёс он. — И это было только начало.
— Томас, Маркус, остаётесь здесь, — твёрдо сказал Конрад, глядя на них с порога чердака. — Проверьте всё. Если найдёте что-то ещё — одежду, следы, записки — не трогайте. Просто зафиксируйте. Потом разберём.
Томас кивнул, бросая взгляд на куртку с именем.
— Я проверю вентиляцию. Возможно, кто-то проник оттуда. Или наоборот — выбрался.
Маркус молча кивнул. В лице у него застыла тревожная решимость. Он провёл три года в этом городе, и сейчас он впервые чувствовал — что-то изменилось. Невозвратно.
— Остальные — за мной, — коротко бросил Конрад. — Работа не ждёт.
На улице моросил дождь. Он не стихал с ночи, но больше не казался опасным — просто упрямый, сырой, проникающий под воротник. Аарон, Льюис, Ларри и Ричи уже стояли у машины, затягивая капюшоны и проверяя инструменты.
— Сегодня до полудня — расчистим как можно больше, — сказал Конрад, садясь за руль. — Но теперь ещё внимательнее. Глаза в оба. Всё странное — сразу сообщаете.
— Как, например, следы в земле? — уточнил Ларри.
— Или отсутствие следов там, где они должны быть, — мрачно отозвался Ричи.
По пути к завалу никто не разговаривал. Машина глотала лужи, сквозь щели в салоне сочился запах мокрой хвои и озона. На выезде из города, где асфальт был разодран, а деревья всё ещё лежали поперёк дороги, их встретила глухая тишина. Ни птиц, ни отдалённого гуда города. Только капли по капоту.
— Разделяемся по парам, — сказал Конрад. — Аарон, ты с Льюисом — вправо, за тополь. Ларри и Ричи — налево. Я осмотрю центр и займусь корнями.
Они взялись за работу. Лопаты, топоры, ломики — всё шло в ход. Деревья были мокрые, тяжёлые, осевшие в грязи. Сил уходило много. Но каждый из них понимал: дорога — единственная нитка, связывающая Грейнхолл с остальным миром.
В какой-то момент Льюис выпрямился, вытирая лоб, и бросил взгляд назад, на серое небо над городом.
— Эй, — сказал он Аарону, — ты чувствуешь это?
— Что именно?
— Как будто кто-то наблюдает.
Аарон огляделся. Ни души. Только обломки, деревья и мокрая дорога.
— Просто нервы, — пробормотал он. — После всего — неудивительно.
Но внутри у обоих что-то сжалось. Потому что небо вдруг потемнело ещё сильнее, а в воздухе, на короткое мгновение, почувствовался странный запах — земли и чего-то... старого. Как будто что-то древнее проснулось под корнями деревьев.
Конрад, стоя у основания завала, резко поднял голову. Он чувствовал это тоже. И знал — день будет долгим.
Работа шла тяжело и медленно. Сырые ветви деревьев цеплялись за руки, словно не хотели отпускать, корни вгрызались в землю с упрямством вековых исполинов. Мокрый грунт прилипал к ботинкам, мешал двигаться, а дождь, хоть и уже не лил стеной, всё ещё моросил, стекая по капюшонам, забираясь под воротники и выстуживая спины.
Аарон и Льюис, несмотря на усталость, работали слаженно. Аарон срезал топором тонкие ветки, чтобы расчистить проход, Льюис помогал перекатывать обломки, выискивая среди них более лёгкие части. Периодически они менялись местами, чтобы не выбиться из сил.
— Осторожно, — крикнул Льюис, указывая на опасно накренившийся ствол. — Если двинем эту часть — может рухнуть!
Аарон кивнул и отступил на шаг, пока Льюис аккуратно подпирал бревно металлическим ломом. Под шум ветра и капель они почти не слышали друг друга, но уже понимали с полуслова, с жеста. Они работали — не как просто подростки, а как взрослые, которым доверили важное.
На другой стороне Ларри и Ричи сталкивались с другим типом преграды: рядом с опрокинутыми деревьями земля провалилась в ямы, оставляя опасные ловушки. Один неверный шаг — и можно было повредить ногу. Ларри, двигаясь впереди, ощупывал почву ногой перед каждым шагом, а Ричи осторожно оттаскивал с дороги проволоку и обломки металлического забора, который некогда окружал фермерский участок.
— Вот это насмешка, — буркнул Ричи, вытаскивая из грязи погнутый почтовый ящик. — Прямо на выезде из города. И ведь не шевельнёмся, пока всё не очистим.
— А ты хотел, чтобы легко было? — Ларри усмехнулся, не отрываясь от бревна. — Это только начало. Главное — не дать себе скиснуть.
В центре работал Конрад. Он сосредоточился на сложном участке, где сразу три дерева легли крест-накрест, перегородив весь путь. Он действовал методично: рубил, расклинивал, подкапывал. Иногда вставал в полный рост, растирал плечо и оглядывал фронт — взглядом лидера, который считывает слабые места и координирует действия, даже не подавая команд.
— Через час — перерыв, — наконец сказал он. — Воды, перекус — и дальше. Работать по восемь часов без отдыха никто не сможет. Мы не машины.
— Не машины, но и не комнатные растения, — подал голос Ричи. — Давайте хотя бы по полдня, чтобы дело двигалось.
— Двигается, — буркнул Льюис. — Только руками, не волшебством.
С каждым часом они медленно, но уверенно продвигались вперёд. Ближе к полудню уже можно было разглядеть часть старой дорожной разметки под ногами. Это был знак: они расчистили почти треть пути до первого поворота. Оставалось ещё много — но уже была перспектива.
А потом, как назло, ветер усилился. Дождь сгустился. И земля, напитанная влагой, стала ещё более вязкой и предательской.
— Мы справимся, — сказал Конрад, глядя в серое небо. — Шаг за шагом. Не сразу. Но всё, что нужно — это не остановиться.
*************
В это время в «Кофейной Яме» Томас и Маркус шаг за шагом осматривали каждый угол, каждую полку, словно пытались не просто понять состояние здания, а услышать его — как человек слушает старого друга после долгой разлуки.
Маркус, привыкший к этому пространству, двигался быстро, почти инстинктивно, открывая шкафчики, проверяя герметичность упаковок, доставая консервы и проверяя, не потекли ли пакеты с зерном.
— Смотри, — сказал он, указав на заднюю стену, — тут пошла влага. Но, похоже, основа не тронута. Если накрыть плотной плёнкой снаружи — выдержит.
Томас в это время стоял у генератора. Он уже второй раз разбирал и собирал его заново, вытирая детали, проверяя провода, снимая крышку блока.
— Никаких следов перегрева, — пробормотал он. — Может, удастся запустить.
— У тебя лицо как у человека, который хочет, чтобы заработало даже тостерное чудо 1976 года, — усмехнулся Маркус.
— А ты не хочешь? — Томас вскинул брови. — Если сбережём холодильник — у нас будет хоть какая-то еда не из консервов. Это уже почти как цивилизация.
Они замолчали, каждый сосредоточенный на своём. Звук инструментов, лёгкое постукивание, шелест бумаги, когда Маркус перерывал старые записи поставок — всё это сливалось в фон, создавая атмосферу спокойной, упрямой работы.
— Иди сюда, — позвал Томас через несколько минут. — Я попробую запустить. Но нужен кто-то на выключатель — если пойдёт перегруз, не дай бог коротнёт.
Маркус встал, вытер руки, подошёл к панели.
— Готов. На счёт три?
— На счёт три, — кивнул Томас и вдохнул. — Раз... два... три.
Он провернул ключ. Генератор закашлял, как старик после простуды, потом затих — и вдруг ожил глухим, ровным рычанием.
— Есть контакт! — радостно сказал Томас, заглушая шум мотора.
Маркус быстро проверил переключатели. Загорелась маленькая лампа у холодильника. А за ней — ещё одна, в углу, над прилавком.
— Слабый ток, но достаточно, чтобы охладить — и осветить ночью, — выдохнул он. — Мы действительно можем начать отсюда.
Они переглянулись. Уставшие, слегка промокшие, но в глазах у обоих — надежда. И в этом электрическом гуле, полном несовершенства и скрежета, звучала новая глава для Грейхолла.
После короткого момента торжества Томас и Маркус переглянулись — и оба, почти одновременно, стали строже в лице. Радость от заработавшего генератора отступила, уступая более настойчивой мысли: кто же был здесь до них?
— Пошли по периметру, — негромко сказал Томас, — если кто-то сюда забрался, он мог оставить следы.
— Уже на пути, — кивнул Маркус, подходя к двери кладовой.
Они начали методично — от черного входа, где Маркус обнаружил вчера смятое ведро. Теперь оно лежало немного в стороне, и, когда он присмотрелся, то заметил: на пластике остался едва заметный след — будто отпечаток ладони, не слишком большой, но грязный, с явной примесью сажи.
— Смотри, — позвал он. — Это было здесь и вчера, но не так отчётливо. Как будто кто-то схватился за край, чтобы не упасть или встать.
Томас подошёл, присел, провёл пальцем по отпечатку.
— Не детская рука, — заключил он. — И точно не женская. Либо подросток, либо взрослый.
Дальше они двинулись внутрь — шаг за шагом осматривая каждый угол. Томас заметил у витрины след от мокрой подошвы. Почти стертый, но видимый при определённом свете. Рядом — мелкая грязь, как будто кто-то стянул ботинки.
— Ты никому не говорил, что мы сюда вернёмся? — спросил он.
— Нет. Только Конраду. Да и что тут брать? — Маркус пожал плечами. — Кроме консервированной еды, тут ничего ценного. А важные продукты мы уже отнесли в школу.
Они заглянули в кладовую. Пахло чуть иначе, чем раньше — будто воздух стал гуще, влажнее. Томас шагнул внутрь, повёл фонарём по стенам, по полу... и вдруг замер.
— Маркус.
Тот подошёл ближе.
— Что это?
На деревянной стенке, где хранились мешки с мукой, были нацарапаны три глубокие борозды. Не острые, а скорее широкие, неровные, как если бы кто-то царапал ножом... или чем-то ещё. Неаккуратно, с яростью.
— Это не я, — сразу сказал Маркус. — Я тут всегда порядок держал.
— Я знаю, — тихо ответил Томас, не сводя взгляда с царапин. — Но вопрос не в том, кто оставил. А зачем.
Они замолчали, каждый сжав руки в кулаки. За окном начинал усиливаться ветер, и сквозь старую раму в подвале раздался лёгкий, почти нечеловеческий скрип.
— Что-то было здесь. — Маркус говорил сдержанно, но в голосе у него дрожала нота инстинктивного беспокойства. — Что-то... оставшееся от шторма. Или пришедшее с ним.
Томас кивнул и закрыл дверь кладовой.
— Сегодня вечером скажем Конраду. А пока — держим ухо востро. И оставляем свет включённым. Всю ночь.
Маркус подошёл к окну, опёрся на подоконник, вглядываясь в пелену дождя за стеклом. Сквозь размазанные капли мир казался расплывчатым, как сон, который никак не хочет отпустить даже после пробуждения.
— Это не похоже на простого бродягу, — пробормотал он. — Ни на кого из наших. Даже если человек прятался — кто будет оставлять вот такие царапины?
— Кто-то, кому нужно было не спрятаться, а оставить след, — отозвался Томас. — Или метку. Или предупреждение.
Он подошёл к электрическому щиту, проверяя подключение генератора. Свет в основном зале моргнул, но не погас — устойчивый, ровный, чуть тёплый, как дыхание после долгой темноты.
— Знаешь, Маркус... — Томас медленно поднял взгляд, — мне всё больше не даёт покоя не сама буря. А то, что она могла принести с собой.
— Я тоже об этом думаю, — выдохнул Маркус. — Знаешь, раньше я слышал байки от стариков. Что в таких местах, как Грейнхолл, под землёй что-то зарыто. Старая боль. Старые тайны. Бури, говорят, их будят.
— Сказки, — сказал Томас, но не с убеждением.
Маркус кивнул, но взгляд его всё ещё был за окном.
— Да, наверное... Только вот почему у меня ощущение, что мы здесь — не одни?
На мгновение между ними повисла тишина. Снаружи что-то стукнуло — не громко, но резко. Как будто крышка мусорного бака хлопнула. Маркус напрягся.
— Пошли посмотрим?
— Нет, — резко сказал Томас. — Пока не выйдем отсюда. Не по одному. Не без нужды. Мы не герои.
Маркус помолчал, затем медленно кивнул. Он подошёл к двери и осторожно повесил на ручку металлический колокольчик, который вешал только ночью, чтобы слышать, если кто-то войдёт.
— Значит, дежурим по очереди, — сказал он. — Я первый.
Томас устало уселся за стойку, вытянул ноги.
— Тогда я спать и не буду. Просто... посижу. На всякий случай.
Маркус прошёл по помещению ещё раз, проверил замки, окна, генератор, и когда убедился, что всё надёжно, только тогда позволил себе налить немного тёплой воды в кружку и сесть у окна. Свет лампы отбрасывал его тень на пол — длинную, немного кривую, но надёжную.
Где-то глубоко под полом, в старых трубах или, может быть, в фундаменте, раздался глухой, почти неразличимый звук. И хотя они не подали виду, оба это услышали.
Ночь в кафе только начиналась.
В это время Эли, оставшись в доме Конрада, лежала в своей комнате, приоткрыв окно, чтобы слышать дождь. Тот лился мягко, без гнева, но с настойчивостью, будто кто-то тихо говорил с крышей, с деревьями, с дорогой — шёпотом, полным невысказанных тревог.
Её плечо ныло тупой, тянущей болью, но хуже было другое — беспокойство. Мысль, что снаружи что-то происходит, а она снова осталась в стороне. Она уже привыкла быть частью действия, частью движения. А теперь — тихая постель, стены и дождь.
На прикроватной тумбочке стоял блокнот, тот самый, где она раньше рисовала. Эли взяла его и на ощупь вытащила карандаш. Пальцы слушались плохо, но желание оказалось сильнее. Она принялась рисовать — не глядя, почти автоматически.
Линия за линией, сначала бессмысленные изгибы, затем — силуэт. Что-то большое, тёмное. Плечи. Лапы. Не зверь — не человек. То, что они увидели у землянки. Или то, что она чувствовала раньше, ещё до шторма. Что-то, что никогда не называли, но оно было здесь. Смотрело. Ждало.
Эли остановилась, уставившись на рисунок. Сердце сжалось. У неё возникло странное чувство — будто она не рисовала это, а вспоминала.
Она глубоко вздохнула, отложила блокнот и встала. Медленно подошла к окну, обхватив себя здоровой рукой. Где-то вдалеке, за силуэтом деревьев, мелькнул свет — может, от фонарика, может, молния, а может... что-то ещё.
Эли не отвела взгляда.
— Я тебя вижу, — прошептала она. — И я не боюсь.
Дверь дома Конрада с тихим скрипом открылась, пропуская внутрь пятерых — промокших, уставших, но удовлетворённых. Их ботинки оставляли следы на коврике, руки были в грязи и древесной пыли, одежда пахла мокрой корой и потом, но в глазах у каждого — усталая решимость.
— Есть прогресс, — выдохнул Ричи, скидывая куртку. — Хоть и не быстро, но дорогу сдвинули на два метра. Если так пойдёт, за пару дней расчистим до середины.
— Только бы погода не передумала, — пробурчал Ларри, растирая затёкшую шею.
Конрад оглядел всех, убедившись, что целы, и кивнул:
— Молодцы. Сегодня справились лучше, чем ожидал. Завтра ещё подкинем рук, может, получится ускориться.
Льюис прошёл мимо в кухню, вернулся с кувшином воды и начал разливать по кружкам, подавая отцу, Аарону, Ларри и Ричи.
— Эли наверху, — сказал он между делом. — Вроде всё хорошо. Линда ушла в школу — отнести лекарства и посмотреть малышей.
Аарон молча взял кружку, глаза у него были задумчивые. Он уже собирался подняться к Эли, но Конрад остановил его взглядом:
— Сначала перекусите. Потом иди. Мы все вымотались, но на голодный желудок и думать сложнее.
— А кто сказал, что мы сейчас хотим думать? — усмехнулся Ричи, плюхаясь на диван. — Я вообще хочу вырубиться на сутки. Но знаю, через час снова поднимемся.
Ларри хмыкнул:
— Сначала суп. Потом обморок. Всё по плану.
Конрад подошёл к окну, посмотрел в сторону леса. Дождь уже почти стих, но небо оставалось серым, и воздух — плотным, будто в нём ещё оставалась тень бури.
Он обернулся к своим:
— Сегодня мы продвинулись вперёд. Завтра — ещё больше. Но главное, — он посмотрел каждому в лицо, — чтобы никто не шёл один. Что бы там ни было в лесу, мы пока ничего не знаем. А значит, держим строй. Поняли?
Все кивнули.
Аарон, поставив кружку, тихо вышел в коридор, поднялся по скрипучим ступеням. Наверху, в комнате, у приоткрытого окна, сидела Эли. Она обернулась, услышав шаги, и улыбнулась — выдохнуто, тихо, но по-настоящему.
— Ты вернулся, — сказала она, и в этом было больше, чем просто факт.
— И ты не сбежала, — ответил он с лёгкой усмешкой, садясь рядом.
В доме снова становилось тепло. Хоть чуть-чуть. Хоть ненадолго.
Аарон сел рядом, стараясь не греметь стулом — в комнате было почти по-вечернему тихо. Сквозь полуоткрытое окно пробирался свежий, сырой воздух, пахнущий землёй, каплями и далёкими дровами. Эли сидела на подушке, прижавшись плечом к стене, укутанная в мягкий плед. Один локон выбился из косы и касался щеки, но она не обращала внимания — просто смотрела в окно, в сторону потемневшего неба.
— У тебя руки дрожат, — сказала она вдруг, не глядя на него.
Аарон посмотрел на ладони и невольно потер их друг о друга.
— Наверное... устал. Или просто ещё не отогрелся.
— Ты всегда такой, — усмехнулась Эли. — Молча лезешь в самое трудное, а потом удивляешься, что замёрз.
Он хмыкнул:
— А ты всегда такая — сначала смеёшься, потом замираешь, будто что-то забыла. А потом снова смеёшься, только уже по-другому.
Она повернула голову к нему, и их взгляды встретились. Мягкий полумрак делал всё чуть глубже, чуть честнее, чем днём.
— Я сегодня думала... — Эли прикусила губу, — если бы не ты с Льюисом, я, может, не выбралась бы тогда из спортзала. Не потому что не могла... а потому что не хотела.
Аарон медленно выдохнул. Он знал, о чём она говорит — о страхе, о боли, о той точке, когда проще остаться в темноте, чем сделать ещё один шаг.
— А я думал, — сказал он, чуть опустив голову, — что если бы с тобой что-то случилось... я бы этого не пережил. Мне казалось, что я справляюсь со всем, пока не понял, что боюсь потерять тебя больше, чем урагана, огня или этих странных шорохов в лесу.
Эли смотрела на него долго, молча. Потом тихо протянула руку и коснулась его пальцев.
— Знаешь, я ведь всегда чувствовала, что ты рядом. Даже когда мы не говорили. Даже когда просто сидели рядом, ничего не делая.
— Это и есть самое важное, — шепнул он. — Быть рядом.
Они замолчали. За окном тихо бежал ветер, словно прислушивался. Где-то скрипнул пол — дом дышал, как живой. А потом Эли тихо добавила:
— Когда всё закончится... если мы выберемся... — она чуть сжала его пальцы, — я бы хотела, чтобы ты был рядом. Не только в бурю. И не только потому, что страшно.
Аарон улыбнулся, впервые за весь день по-настоящему. Он не сказал «обещаю». Не сказал «я тоже». Он просто продолжал держать её руку — так, как будто мир может рухнуть снаружи, но здесь, в этой комнате, он всё ещё цел.
В школе было темно. Даже аварийные огни, которые днём тускло светили в коридорах, теперь погасли — генератор, вероятно, отключили на ночь. Здание дышало пустотой, влажной и немного сырой, как старое полотно, хранившее запах недавней тревоги.
Дверь со стороны заднего двора, та, что обычно запиралась только на задвижку, теперь тихо приоткрылась, едва скрипнув. Кто-то, укрытый тенью, скользнул внутрь — беззвучно, как сквозняк, крадущийся между трещин в окнах.
Никакого света. Только тьма и осторожные шаги.
Фигура двигалась вдоль стены, избегая даже проблесков луны, что просачивались через выбитые стекла. Время от времени она замирала, прислушивалась — где-то скрипела балка, капала вода в раковину в дальнем классе. Кто-то храпел в спортзале — там всё ещё оставались семьи, переживавшие бурю, те, кому некуда было идти.
Фигура обошла зону сна. Остановилась у двери подсобки, где днём Таня и Линда складывали провизию. Несколько банок тушёнки, крупы, немного сахара, редкие консервы.
Щелчок замка. Быстрый. Точный. Этим пользовались не впервые.
Внутри запах — железа, картона, чего-то плотно закрытого. Руки в перчатках метнулись к коробке в углу. Только немного. Пара банок. Кусок хлеба, завернутый в платок. Пакет с сухофруктами.
Никаких лишних звуков. Ни одной падающей банки. Всё, что берут, берут аккуратно, как будто не воруют, а просят.
Когда тень вышла обратно во двор, уже начался мелкий дождь. Пальто сливалось с серыми пятнами стены, шаги поглощала трава. Всё исчезло также бесшумно, как и появилось. Осталась только еле заметная тропинка на мокрой земле — и лёгкий запах рыбы из приоткрытой банки, которую кто-то не удержал до дома.
Утро разлилось над Грейнхоллом неожиданно мягким светом — будто сама природа, раскаявшись за бури и ночные страхи, решила дать передышку. Солнце медленно поднималось над обугленными крышами, золотя трещины на стенах, окрашивая в янтарь лужи на асфальте. Ветер стих, оставив после себя только лёгкое покачивание листвы и еле слышный шелест, похожий на вздох.
Дом Конрада словно впервые за долгое время проснулся без тревоги. Воздух в нём был ещё прохладным, но уже не колючим — с окнами, запотевшими от утреннего пара, с запахом остатков ужина и свежезаваренного чая, который кто-то уже поставил на плиту.
Эли проснулась от света — не от шума, не от страха, а просто от света, падавшего на лицо через щель между занавесками. Она не сразу поняла, что именно её разбудило. Было так тихо. Спокойно. Плечо ныло, но уже привычно, почти как часть ритма тела. В комнате было трое: Льюис, свернувшийся на ковре, и Аарон — полусидя, с книгой на коленях, глаза прикрыты.
Она приподнялась на локте и посмотрела на них — и впервые за долгое время не ощутила ни боли, ни паники. Только странную, даже неловкую благодарность за эту простую, живую картину.
На кухне слышался глухой стук — Линда ставила чашки на стол. Конрад что-то негромко обсуждал с Томасом, звучали редкие реплики, спокойные, будто они не пережили катастрофу, а готовились к обычному рабочему дню.
В школе тоже было тихо. Таня сидела на скамейке у входа, кутая руки в шарф, наблюдая за детьми, которые ещё спали. В углу спортзала, за перегородкой, кто-то уже расставлял коробки с едой — запасы, перенесённые из дома Конрада. Порядок. Утреннее спокойствие. Маленькое чудо после шторма.
Никто ещё не знал, что ночью был гость. Никто не заметил пары пропавших банок. Просто утро. Солнце. Воздух с запахом кофе и надежды.
Когда они вернулись к дому, солнце уже полностью вышло из-за туч, подсвечивая фасады разрушенных домов, как будто пыталось подбодрить их. На крыльце стоял Конрад — руки скрещены, взгляд сосредоточенный. Он сразу заметил их и кивнул, но ничего не сказал, просто развернулся и открыл дверь, давая понять, что завтрак ещё не закончился.
— Ну что, прогулка удалась? — спросил Маркус, ставя на стол чашки с горячим напитком, от которых поднимался лёгкий пар.
— Почти как экскурсия по развалинам, — отозвался Льюис, снимая куртку. — Но местами красиво.
Эли села рядом с Линдой, поправив плечо.
— Видели, как ростки пробиваются возле газетного киоска. Там будет жизнь, я уверена.
Линда взглянула на неё с тёплой улыбкой и положила руку на её ладонь:
— Вот с такими словами и начинается восстановление. Не с планов и приказов, а с веры.
Аарон, не сказав ни слова, сел рядом с Эли, взгляд его был задумчивый — он всё ещё слышал в голове слова о том, что они действительно живы. Это ощущение было слишком хрупким, чтобы разбрасываться им вслух.
Конрад в это время подошёл к окну, приоткрыл занавеску, бросил взгляд на улицу — всё было тихо, слишком тихо. Затем повернулся к остальным:
— После завтрака нам нужно решить, как организовать питание на ближайшие дни. Продукты не вечные. Нужна ротация, контроль запасов, и, может, если получится, наладить бартер. Пока всё держится — но это не надолго.
— Мы с Маркусом можем взять это на себя, — отозвался Томас. — Проверим, что осталось в кофейне, какие продукты просрочены, какие ещё годны.
— Отлично. Ричи, ты с Ларри — займитесь инвентаризацией в школе. Что есть у Тани, какие вещи нужны семьям. Сегодня вроде солнечно, пусть люди развешивают мокрые вещи, приводят всё в порядок.
— А мы с Аароном пойдём в аптеку? — уточнила Линда.
— Да. И возьмите с собой кого-то из подростков, пусть учатся разбираться в порядке хранения и списания. Всё может пригодиться.
— Я пойду, — тут же сказала Эли. — Не хочу просто сидеть.
Конрад кивнул после короткой паузы.
— Хорошо. Только не перенапрягай плечо. С Аароном и Линдой— можно. Но шаг в сторону — и обратно в постель, ясно?
Она слегка усмехнулась.
— Есть, шериф.
Комната наполнилась лёгким, почти тёплым смехом. Это был смех не из радости, а из упрямства — как способ не сойти с ума. И пока солнце сияло за окном, казалось, что в Грейхолле снова можно дышать. Хотя бы сегодня.
*********************************
Он затаился, как зверь перед рывком, лёжа почти без движения в плотной листве. Кусты за старой телефонной будкой, некогда заросшие сиренью, теперь стали укрытием, мокрым и душным, пропитанным запахом гнили и земли. Через промежутки между ветками он видел фасад дома Конрада — окна, крыльцо, дверь, слегка приоткрытую. Солнечные пятна ложились на стену, а за стеклом мелькали силуэты — люди, живые, говорящие, смеющиеся. Он не слышал слов, но видел движения.
Глаза наблюдателя не моргали — слишком много значило каждое мгновение. Он выжидал. Изучал. Не как бандит или мародёр, нет. В его взгляде была осторожность, но не злоба. Печаль, но не слабость. Он уже бывал в этих краях. Знал дорогу к реке. Знал, где в окне нет занавески, а где почтовый ящик был сломан ещё до урагана.
Он наклонился вперёд, щекой почти касаясь земли, и в этот момент его рука скользнула по карману — там был кусок бумаги, исписанный мелким, сжатым почерком. Список. Короткий. Пары слов хватало: «Аптека. Вода. Конрад — опасность». И рядом — знак. Перечёркнутый круг. Внутренний код. Напоминание.
Его дыхание стало чуть реже. Он поднёс к глазам самодельный бинокль — две линзы, обмотанные изолентой и проволокой. Снова — движение в доме. Аарон. Льюис. Девушка с перевязанным плечом. Потом — Конрад. Шериф.
Он сжал зубы. Листва вокруг едва шелохнулась. Потом рука потянулась к рюкзаку, спрятанному в корнях старой ели — всё аккуратно, обёрнуто в плёнку. Внутри — еда, вода, старое радио, нож. И карта. Всё, что нужно, чтобы выжить. Или — чтобы напомнить о себе. Не сейчас. Не днём.
А пока — наблюдение. А пока — тишина.
*********************************
В школе, где дежурила Таня, утро началось спокойно, почти обнадеживающе. Солнечные лучи проникали сквозь высокие окна спортзала, окрашивая пол тёплым янтарём. Дети — те, что остались с родителями, — играли в уголке, где волонтёры устроили импровизированный «детский лагерь» из одеял, мягких игрушек и книг. Несколько женщин резали хлеб и сыр для общего завтрака, кто-то раскладывал чашки для чая. Атмосфера, казалось, впервые за долгое время дышала миром.
Таня, в светлом свитере и с тетрадью в руках, сидела за импровизированным столом из двух сдвинутых парт. Она внимательно записывала, кто из жителей сегодня ночевал в школе, кто планирует вернуться домой, а кто просил оставить им место на случай ухудшения погоды. Бумаги складывались в папку, рядом лежали списки лекарств, переданные утром Линдой. Всё должно было быть под контролем — особенно теперь, когда дети опять оказались в безопасности.
— Мисс Таня, — подошла девочка лет восьми, держа в руках карандаш и обрывок картона. — Можно я нарисую, как наш дом выглядел до шторма?
Таня улыбнулась и погладила её по плечу:
— Конечно. Нарисуй всё, что помнишь. А потом покажешь мне, ладно?
Девочка убежала, а Таня на мгновение замерла, уставившись в окно. Вдали, за деревьями, затаилась дымка — не угроза, а скорее напоминание. О том, что буря может уйти, но её следы остаются в людях.
Вдруг подошёл мужчина — один из отцов, ночевавших в школе. Его лицо было встревожено.
— Простите, Таня. В кладовке, где мы храним часть припасов, что-то странное. Дверь приоткрыта, хотя я точно закрывал её вчера на засов. И... один ящик открыт. Как будто кто-то ночью туда лазил.
Таня встала, сразу серьёзная:
— Никто посторонний не заходил?
— Я думаю, нет. Но ведь все спали...
— Покажите.
Они направились к задней части школы, к маленькой кладовой возле бывшей учительской. Таня внимательно осмотрела дверь — действительно, засов был сдвинут, но не до конца. Внутри один из коробов был раскрыт, в нём явно не хватало пары упаковок сухих пайков и бутылки с водой.
— Кто-то приходил, — тихо сказала она. — Не ребёнок. Слишком аккуратно.
Мужчина кивнул, нахмурившись.
— Может, из тех, кто боится просить напрямую?
— Или кто-то не из школы, — прошептала Таня, чувствуя, как в груди начинает холодеть.
Она медленно закрыла дверь кладовки и обернулась к мужчине:
— Пока не говорите об этом другим. Не надо паники. Я доложу Конраду.
И в этот момент она поняла — школа, пусть и временно ставшая приютом, уже перестала быть просто безопасным местом. Кто-то бродит рядом. Кто-то наблюдает. И у него есть ключи к их слабым точкам.
Таня вернулась в спортзал, стараясь держаться спокойно, но внутри уже клокотало тревожное предчувствие. Она скользнула взглядом по людям — кто-то завтракал, кто-то играл с детьми, кто-то читал, и никто не подозревал, что в их укрытии уже кто-то побывал без разрешения. Лица были уставшие, но спокойные. Мир начал возвращаться — и именно поэтому она не могла допустить, чтобы новая угроза проросла в этих стенах.
Она подошла к столу, достала лист бумаги и ручку. Быстро вывела несколько строчек, сложила записку и передала мужчине, который стоял с ней у кладовки:
— Отнеси это Конраду. Только ему. Никому больше. И скажи, чтобы пришёл как можно скорее.
— Понял, — кивнул он и без лишних слов вышел через боковую дверь, ведущую к дороге, соединяющей школу и дом Конрада.
Таня снова обвела взглядом спортзал. Всё выглядело слишком мирно. Это беспокоило. Она знала, как тонка грань между покоем и хаосом.
Тем временем за пределами школы, в тени старого сарая, оставшегося от времён, когда здесь был спортлагерь, кто-то стоял, вглядываясь в окна. Из-под капюшона свисали тёмные пряди волос. Его дыхание было ровным, взгляд — цепким. Он наблюдал. Наблюдал за тем, как живут. Как едят. Как смеются. Как надеются.
Пальцы в перчатках сжимали что-то в кармане — маленький обломок зеркала, чуть треснувший по краю.
— Все такие доверчивые, — пробормотал он почти беззвучно. — Так легко войти. Так легко взять.
Он ещё раз взглянул на окна, на детские силуэты у стены и женщин, укладывающих бельё в коробки. Затем скользнул в сторону, растворяясь в зелени и утреннем свете.
Он знал, куда пойдёт дальше. И он знал, что ещё вернётся. Только теперь — не за едой.
***********************************
Конрад сидел на заднем крыльце, обмотав ладони бинтами после утренней работы с топором. Ларри рядом курил, глядя в небо, где редкие облака лениво плыли сквозь солнечный свет. День обещал быть ясным, но нечто в воздухе всё равно тревожило.
Хруст гравия под ногами заставил их обоих обернуться.
— Шериф, — окликнул Генри, мужчина из тех, кто помогал в школе. Он подошёл быстро, без суеты, но в лице читалась срочность. — Это от Тани. Сказала — только вам. Срочно.
Конрад сразу выпрямился, взял записку и развернул её. Почерк Тани был твёрдым, с чуть дрожащими буквами.
«Конрад,
в кладовой школы ночью кто-то был. Следы, замок сбит, еды не хватает. Я пересчитала. Никому из наших не говорила — чтобы не сеять панику. Но прошу: приходи сам, и как можно быстрее. Мне не по себе.
Таня.»
Он перечитал дважды. Затем сжал бумагу в кулаке и встал.
— Ларри, ты со мной. Это не может ждать.
— Что-то случилось?
— Кто-то был в школе. Не из наших. Таня держится, но чувствует угрозу. Надо разобраться — быстро и тихо.
— Сейчас? — Генри нахмурился. — Я могу остаться на случай...
— Хорошо, — Конрад перебил. — Побудь здесь. Проследи, чтобы никто не выходил один. Ни на воду, ни на забор, никуда.
Генри кивнул. Конрад уже натягивал куртку.
— Ларри, бери рацию. Мы идём.
— Думаешь, это просто мародёр?
— Не знаю. Но если кто-то проскользнул в школу, значит — он знает, где мы храним запасы. А это уже вопрос выживания.
Они направились к дороге, не теряя времени. Позади остался дом, полный людей, которые и не подозревали, как близко уже подобралась чья-то тень.
Школа стояла спокойно, будто ничего за ночь не произошло. Белый фасад, ещё недавно потрёпанный ветром и дождём, сейчас сиял в лучах утреннего солнца. Воздух был свежим, напоённым влажной землёй и ароматом листвы. Но Конрад смотрел на здание не как на убежище — как на место, в котором могла притаиться угроза.
Они с Ларри шли быстро, не сбавляя шага, и уже почти достигли крыльца, когда из-за угла появился Ричи. Он шёл в развалку, с руками в карманах и с таким выражением лица, будто на завтрак ему подали нечто особенно вкусное — или хотя бы горячее.
— Утро доброе, командиры, — протянул он, прищурившись от солнца. — Не думал, что мы сегодня снова в строю. С такой погодой и жить хочется.
— Таня передала записку, — коротко ответил Конрад. — Кто-то проник в школу. Следы, замок сбит, часть припасов пропала.
Улыбка на лице Ричи тут же исчезла. Он выпрямился, нахмурился.
— Ты уверен?
— Я верю Тане, — отрезал Конрад. — Она бы не стала преувеличивать. И если она говорит, что что-то не так — значит, не так.
Ларри молча проверил, застёгнута ли куртка, и бросил взгляд на закрытую дверь школы, словно та могла выдать, что скрыто внутри.
— Хорошо, — сказал Ричи, теперь уже куда серьёзнее. — Давайте смотреть.
Они втроём поднялись по ступеням, и Конрад постучал — не громко, но твёрдо. Через несколько секунд дверь отворилась. Таня, с немного побледневшим лицом, тут же впустила их внутрь.
— Спасибо, что так быстро, — шепнула она и обернулась. — Пойдёмте. Я покажу.
И, не теряя ни минуты, повела их по коридору, где солнечные лучи падали на пол сквозь выбитые когда-то окна, превращая пыль в золотой туман. Но ни свет, ни тепло не могли разогнать то напряжение, которое витало между стенами — что-то здесь было не так. И это ощущение не покидало их, даже когда они свернули к кладовой.
Таня остановилась у двери кладовой, взяла себя в руки, но голос всё равно прозвучал с едва уловимой дрожью:
— Вот здесь. Замок был сорван. Я его поставила обратно, временно, на проволоку... но, когда утром пришла проверить — увидела, что половина ящиков открыта.
Конрад присмотрелся: действительно, замочная скважина была поцарапана, металл — погнут. Он медленно открыл дверь, и едкий запах круп и консервов смешался с прохладой помещения.
Ларри первым вошёл внутрь и осмотрел полки.
— Здесь не только копались, — буркнул он. — Вон, смотри: в этом ряду пусто. Часть сухпайков, аптечка, термосы — исчезли. Остальное не тронули.
Ричи подошёл ближе, провёл пальцем по пыльной поверхности.
— Работал аккуратно. Ничего не уронил. Ни пятен, ни следов. Но вот здесь, — он указал на угол, — пыль смазана. Кто-то сидел, может, присел отдохнуть или выжидал.
Таня стояла у порога, сложив руки на груди.
— Я чувствовала. Ночью. Что-то было. Не знаю, как объяснить — словно в здании дышал кто-то ещё. Тише всех. Но по-другому.
Конрад обернулся к ней:
— Никого постороннего не видела?
— Только Генри. Он пришёл рано утром. Передал вам записку. А до этого — тишина.
— Мы с Ларри пройдёмся по территории, — сказал Конрад. — Посмотрим, нет ли новых следов. И надо поговорить с Генри. Узнать, когда именно он пришёл и откуда шёл.
— А я гляну, не пропало ли чего в других комнатах, — подхватил Ричи.
Конрад задержался у выхода, ещё раз глядя на разбросанные ящики, будто надеясь увидеть в них ответ. Но ответов не было.
— Он не украл всё. Значит, или спешил — или вернётся. И мы должны быть готовы, — сказал он, оборачиваясь к остальным. — Эта школа не просто временный приют. Она — сердце города сейчас. Если кто-то посягает на неё, мы должны знать — кто и зачем.
И в этой яркой тишине, среди дневного света, что лился через стекло, вновь ощутилась тень. Незаметная, но — настоящая.
Ларри и Конрад начали обход территории школы, двигаясь медленно, прищуриваясь от солнечного света, который слишком резко контрастировал с недавней тревогой. Воздух был тёплым, но за запахом мокрой травы и земли всё ещё таилась пряная, остро настороживающая нотка — как от зверя, что только что пробежал, оставив после себя тень и след.
— Смотри сюда, — Ларри наклонился у металлического забора, за школой. — Трава примята. Свежее. Кто-то пролез, может, час назад.
— Следов обуви нет? — Конрад подошёл ближе.
— Есть. Но... — Ларри помедлил. — Будто кто-то специально шёл боком, сдвигая ноги, как охотник. Тропит, а не просто идёт.
— Значит, знал, что делает. Не местный подросток.
— Слишком аккуратно. И явно возвращался не раз. Тут целая тропа — смятая, но почти невидимая, если не знать, куда смотреть.
Конрад выпрямился, глядя на лесок, что начинался сразу за границей ограды. Он чувствовал — их кто-то проверяет. Медленно, осторожно, как будто примеряется к обороне.
— Значит, — тихо произнёс он, — не просто вор. Это разведка. Кто-то наблюдает.
— Думаешь, не один?
— Не знаю, — Конрад сжал кулак. — Но точно не случайность. Кто-то знает, как мы устроены. Где храним еду, когда уходим на расчистку, кто остаётся. Это не спонтанное решение. Это метод.
Они шли вдоль забора молча. Каждое колебание ветки, каждый скрип доски вызывал у Конрада внутреннюю готовность — не к бою, а к решению. Он был шерифом, но сейчас это означало больше, чем раньше. Он охранял остатки порядка, когда всё, что было до — разрушилось.
Вернувшись к школе, они увидели, как Таня стоит с двумя подростками, указывая на доску объявлений, где с утра прикрепили план распределения помощи. Один из мальчиков — Джек — жаловался, что кто-то в комнате высыпал его сухари, когда он ушёл за водой. Конрад напрягся.
— Таня, — обратился он, подойдя ближе. — Нужно срочно организовать ночные дежурства. Мы поочерёдно. Один снаружи. Один внутри. Я составлю график.
— Уже думала об этом, — кивнула она. — Люди чувствуют тревогу, хоть и молчат. Сегодня ночью — я и Генри. А завтра... ты решай.
— Я возьму смену с Ларри. И хочу, чтобы Эли тоже знала — пусть скажет своим, чтобы ночью не выходили без крайней нужды.
— Думаешь, дойдёт до открытого конфликта? — спросила Таня.
Конрад на секунду замолчал.
— Я думаю, кто-то ищет наши слабые места. Надо сделать так, чтобы их не было.
И он повернулся к доске, где уже начиналась следующая глава борьбы не только за город, но и за контроль над тем, что от него осталось.
****************************
— А если бы прямо сейчас у тебя ничего не болело, — задумчиво начал Аарон, откидываясь на траву во дворе, — куда бы ты пошла?
Эли, сидевшая рядом на пледе с забинтованным плечом, прищурилась, глядя на чистое, почти нарочито спокойное небо. Её волосы слегка трепал ветер, в глазах отражалась тень усталости — но уже не страха. Она усмехнулась:
— В душ. Горячий. Не в тазик, не из бутылки. Настоящий. Потом — в кафе к Маркусу. Кофе, кусок пирога. И... — она вдруг замолчала, — и чтоб всё снова стало как раньше.
Аарон кивнул, теребя травинку в пальцах.
— А потом?
— Потом? — Эли посмотрела на него. — Потом, может, в лес. Хочу доказать себе, что не боюсь. Что могу стоять на ногах и не думать, что всё может вот так — исчезнуть.
— Можем пойти вместе, — предложил он. — Как только плечо восстановится. Просто пройтись. Даже если там всё будет по-другому.
— А ты? Что сделаешь первым?
Аарон улыбнулся, слегка вздохнув.
— Я, наверное... вернусь в аптеку. Разберусь в записях мамы, пойму, что где лежит. Хочу, чтоб она не делала всё одна. Хочу, чтобы... чтобы мог помочь, если ещё раз всё пойдёт не так.
Эли тихо кивнула, слегка наклоняя голову к его плечу.
— Ты всегда помогаешь, Аарон. Даже если не знаешь, как — всё равно рядом.
Он опустил взгляд, сжал пальцы в кулак, потом разжал.
— Не хочу, чтобы ты снова лежала в кровати с повязкой. Я тогда не знал, как дышать рядом.
— Я здесь, — мягко сказала Эли. — И ты тоже. Это — уже многое.
Они сидели так ещё какое-то время, в тишине, которая казалась не тревожной, а настоящей. Небо над ними расчерчивали ласточки, по двору прокатился лёгкий ветер. И в этой простоте было что-то похожее на будущее.