Без сигнала

Внутри школы царила приглушённая тишина, будто сам воздух ещё боялся дышать слишком громко после ночной бури. Люди начинали приходить в себя — кто-то сидел с детьми, кто-то помогал раздавать еду, кто-то просто смотрел в окно, будто надеясь, что снаружи всё вернётся на круги своя.

Аарон аккуратно приподнялся с матраса. Эли мирно лежала рядом, на лбу повязка, глаза прикрыты. Он немного замешкался, глядя на неё — потом мягко отодвинулся.

— Я быстро, — сказал он Льюису. — Маме нужно помочь разобрать коробки. Она хотела отсортировать лекарства.

Льюис кивнул. Он сидел поодаль, облокотившись на колени, и в этот момент казался неожиданно взрослым.

— Иди. Я присмотрю.

Аарон ушёл, его шаги затерялись среди других шуршащих звуков — шепота, тихого плача, скрипа обуви по линолеуму. Льюис остался с Эли. Несколько мгновений он просто смотрел на неё. Свет от аварийной лампы окрашивал её лицо в мягкие янтарные тени, подчёркивая бледность кожи, лёгкую тень усталости под глазами.

— Ну ты и упрямая, — пробормотал он почти шёпотом, качая головой. — Могла остаться в спортзале. Могла не лезть под руку... но нет.

Он ухмыльнулся.

— Ты всегда была такой, Эли. И в этом, наверное, вся ты.

Она слегка зашевелилась, на губах мелькнула еле заметная тень улыбки, будто где-то на границе сна она слышала его слова. Льюис чуть привстал, поправил одеяло. Несколько человек прошли мимо — одна женщина с ребёнком, потом старик, прихрамывая, — но никто не мешал.

Он посмотрел на её руку — хрупкую, с тонкими пальцами, и вдруг ощутил сильную волну беспокойства. Не из-за ран, не из-за урагана — из-за того, насколько быстро всё может измениться. Мир, в котором они жили вчера, буквально стерло за одну ночь.

— Ты сильная. И упрямая, — повторил он, уже тише. — Даже если не хочешь признавать.

Он вздохнул, откинулся назад и замер, опустив взгляд. Льюис не знал, что будет дальше. Но сейчас, пока Эли дышала ровно, а стены всё ещё держались — этого было достаточно.

Сапоги скользили по мокрой земле, ботинки вязли в разбитом асфальте, а шаги раздавались в пустом, оглушающе безмолвном городе, где ещё вчера жили люди, пекли хлеб, спорили, открывали магазины и надеялись на лето.

Теперь же Грейхолл казался выдохшимся организмом, чьи лёгкие сжались под ураганом, а сердце — еле стучало под грудой обломков.

Конрад шёл первым, глаза прикрывал козырёк фуражки, но взгляд был острым, словно выточенный нож. Он шёл знакомыми улицами, которые сейчас были неузнаваемы. Вот почтовое отделение, где мистер Бойлс каждый день вешал объявления о потерянных котах и ближайших распродажах — теперь доска объявлений валялась под ногами, вмятая в витрину, словно кто-то швырнул её с яростью.

Школьный автобус, брошенный на перекрёстке, стоял под углом, одной стороной утопший в кювет. Лобовое стекло треснуло, двери были раскрыты настежь.

— Его, видимо, не успели загнать, — глухо сказал Ларри, проходя мимо.

— Или водитель бросил в панике, — буркнул Ричи.

На старой набережной, куда раньше по воскресеньям выходили рыбаки, теперь валялись деревянные доски, мусор, перекрученные поручни. Дерево выглядело мёртвым — разбухшим, тёмным, как уголь, с торчащими гвоздями.

— Здесь было лучшее место в городе, — прошептал Томас. — Где ж теперь рыбачить?

Они прошли мимо дома, где жила миссис Эйвери, вдова, выращивавшая подсолнухи. Дом наполовину рухнул, но на заднем дворе... стоял одинокий подсолнух, переживший бурю.

— Смотри, — указал Маркус. — Живой.

Конрад задержался, глядя на жёлтые лепестки, словно в них была вся несломленная суть этого города.

— Значит, и город ещё жив, — сказал он тихо.

Они свернули в район, где жили семьи с детьми. Несколько домов были сравнительно уцелевшими, хотя крыши пострадали, стекла повылетали. Один дом обошли — внутри слышался приглушённый лай. Пёс, выживший после бури. Ларри постучал в окно. Никто не открыл. Он выломал дверь.

— Заберём, — сказал он, держа на руках грязного, дрожащего пса. — Уж кто-кто, а он заслужил новое утро.

Конрад остановился у перекрёстка. Его взгляд обшарил горизонт. Всё, что он видел, — это смятые дома, согнутые фонари, обугленные провода, торчащие из земли.

— Грейхолл, — произнёс он, словно разговаривая с призраком. — Ты устоял... как мог.

Он повернулся к своим людям.

— Обойдём ещё пару кварталов. Запишем, что цело. Потом вернёмся. Нужно понять, что будет опорой, когда начнём всё восстанавливать.

Маркус кивнул.

— Начнём с кофейни и школы. Потом — библиотека. Если найдём генераторы — сможем наладить базу.

Ричи вытер лоб.

— Нам предстоит чёртова куча работы.

Конрад глянул на небо. Тучи рассеивались. Сквозь них пробивался свет. И он впервые позволил себе чуть-чуть улыбнуться.

— Главное, что у нас ещё есть утро.

Они шли молча, у каждого за плечами — тишина города, отдавшего всё, чтобы выстоять. Шаг за шагом, квартал за кварталом, мимо покорёженных машин, разбитых окон и упавших заборов, они двигались в сторону южного выезда, где находился единственный мост, соединявший Грейхолл с внешним миром.

Маркус первым заметил неладное.

— Что-то тут не так...

— Да уж, — поддержал его Томас, вглядываясь вперёд. — Очень не так.

Когда они вышли на край обрыва — туда, где начинался мост, все остановились. Конрад резко сбросил шаг, его взгляд застыл.

— Господи...

Моста больше не было. Точнее, от него остались только бетонные кости: арматура, торчащая в стороны, как ржавые когти, и плиты, сорванные и лежащие в реке, словно великаны разорвали их руками. Вода была мутной, тяжёлой, клубящейся от грязи и сломанных деревьев.

Прямо поперёк дороги лежал гигантский тополь, вырванный с корнем. Ствол был толщиной с кабину грузовика, корни торчали, словно из земли вырвали старое сердце. За ним ещё два — бук и клён, сложившиеся, как баррикада. Ричи издал глухой свист.

— Ни пройти, ни проехать.

Ларри кивнул, скривившись.

— Всё отрезано. Полностью.

Конрад шагнул ближе к краю, присел на корточки, осматривая останки переправы.

— Даже если расчистим деревья — моста нет. А значит...

— Мы взаперти, — закончил Томас.

Маркус вытер пот со лба.

— Нас будто загнали в ловушку.

— Или природа решила, что нам стоит остаться, — пробормотал Ричи. — Навсегда.

Конрад поднялся, взглянув на небо. Свет уже пробивался сильнее, но с ним пришло и понимание масштаба изоляции.

— Надо срочно вернуться в школу, — сказал он. — Расскажем всем. Времени у нас... не так много, как мы думали.

Он оглянулся, взгляд его стал жёстче.

— Значит, будем выбираться другим путём. Если он вообще есть.

Молча, они повернули обратно, и дорога, которая раньше вела к свободе, теперь стала петлёй, затянутой вокруг города.

Шум в спортзале стал гулким, словно сама школа отозвалась на новость. Люди, которые почти сутки провели в напряжении, дрожи, страхе и затем — облегчении, услышали то, что превратило облегчение в тревожную пустоту.

Конрад стоял посреди зала, рядом с ним — Ларри, Ричи и Томас.

— Моста больше нет, — произнёс шериф, не смягчая слов. — Мы полностью отрезаны. Лес загроможден деревьями, выезд заблокирован. В ближайшее время — никакой связи, никакой помощи извне.

Шепот, вскрики, возмущённые фразы понеслись по залу. Кто-то вскочил, кто-то зажал рот ладонью, кто-то попытался поднять вопрос — «А что с моим домом?», «А что нам теперь делать?»

— Мы не бросим город, — твёрдо продолжил Конрад. — Сейчас важно — осмотр, ресурсы, здоровье. Мы начнём с малого: поймём, какие дома уцелели. Постепенно, безопасно.

Он перевёл взгляд на Томаса и Эли.

— Мой дом остался почти цел. Мы с сыном жили вдвоём, а теперь в нём будет больше жильцов. — Он кивнул. — Эли, ты с нами. Томас, вы тоже.

Эли попыталась было возразить, но Томас накрыл её руку своей.

— Мы благодарны, шериф.

Аарон и Льюис уже искали доски, покрывала, крепкие ремни.

— Надо сделать переноску, — сказал Аарон. — Иначе никак.

Они работали быстро, слаженно. Льюис подгонял конструкцию, Аарон помогал Эли пересесть, оборачивая её плечи мягким пледом. Эли старалась не хмуриться от боли, и даже шутила:

— Ну, теперь я как королева. В носилках. Только без трона.

— Трон, может, найдём, — пробормотал Льюис, пряча беспокойство.

Тем временем Линда подошла к Ларри.

— Нужно осмотреть аптеку. Без неё долго не протянем, особенно с тем, что нас ждёт.

— И ваш дом?

— Начнём с аптеки. Потом — дом.

Они двинулись к выходу, Ларри нес на плече монтировку и аптечную сумку, на всякий случай.

Ричи, уставший, но собранный, бросил взгляд на Конрада.

— Я в участок. Надо проверить оборудование, рации, карты. Может, связь восстановится. Или хотя бы узнаем, с чего начинать.

Конрад кивнул.

— Держи меня в курсе.

Маркус, оставив коробки еды у детей, быстро прошёл через вестибюль.

— Я в «Яму», — бросил он на ходу. — Хочу проверить оборудование и генератор. Если свет восстановится хоть частично, кофе снова будет спасением.

Люди понемногу начинали двигаться — кто-то собирал одеяла, кто-то помогал с детьми, кто-то просто стоял, пока новая реальность оседала в сознании.

Грейнхолл был жив. Потрёпан, выбит, но дышал.

А Конрад, стоя у выхода, держал дверь, пока мимо проходили выжившие, помогая им выйти, шаг за шагом возвращая город в их руки.

Они шли медленно, шаг за шагом, по всё ещё мокрым улицам Грейнхолла, где каждое здание словно смотрело на них пустыми, выбитыми глазами окон. Льюис шёл впереди, прокладывая путь между обломками, кусками шифера и раскиданными ветками. Аарон, чуть согнувшись, нёс один край носилок, на которых лежала Эли, укрытая пледом до подбородка. Другой край держал Льюис. Они не говорили — не потому что нечего было сказать, а потому что любое слово могло выплеснуть слишком много.

Эли молчала, но глаза её были открыты. Она смотрела на небо — серое, прореженное рваными полосами облаков, словно время разрезало его ножом. Иногда её взгляд скользил по крышам, по домам, по развалинам — и каждый раз в зрачках отражалась не боль, а настороженное внимание, как будто она впитывала в себя эту новую, сломанную версию города.

— Осторожно, — пробормотал Аарон, перешагивая через перевёрнутый ящик, когда их путь пересёкся с разрушенной остановкой. Льюис молча подал знак — поворот направо. Дома на этой улице были в чуть лучшем состоянии. По крайней мере, крыши держались.

Дом Конрада стоял почти цел. На первый взгляд. Фасад был ободран, часть черепицы исчезла, одно из окон зияло пустым проёмом, но стены — держались. Внутри, вероятно, не обошлось без потерь, но на фоне разрушенного города это был почти форт.

— Мы на месте, — сказал Льюис, когда подошли к калитке. Он толкнул её плечом — та скрипнула, как будто тоже выдохлась от всего пережитого.

Аарон аккуратно опустил носилки на крыльцо. Льюис взял ключ, отпер дверь, и они втроём вошли в прохладный, пахнущий пылью и чем-то старым дом. Стены внутри были целы, на полу валялись книги, фотографии, подушки. Часть потолка в гостиной осыпалась, и солнечный луч пробивался сквозь щель, ложась на пол. Аарон понёс Эли в комнату, которую Льюис показал жестом — бывшую комнату его матери. Теперь — тихое, уединённое место.

Он осторожно уложил Эли на кровать, поправил подушку. Девушка едва заметно вздрогнула, когда её плечо задело край матраса, но не издала ни звука. Льюис принёс из ванной одеяло, накрыл её.

— Здесь безопасно, — сказал он, глядя ей в глаза. — У нас есть запас еды, вода, аптечка. Всё, что нужно.

— Спасибо, — прошептала она. — Вы двое... Вы не обязаны были.

— Мы не обязаны. Но мы хотели, — тихо сказал Аарон. Он всё ещё стоял рядом, не отпуская её руку.

— Ты отдохни, — добавил Льюис. — Мы будем рядом. И если что — зови.

Они вышли из комнаты, оставив дверь приоткрытой. В коридоре, где слышно было только капанье воды где-то в старой трубе, Аарон прислонился к стене, прикрыл глаза.

— Она сильнее, чем мы думали, — сказал он.

— Всегда была, — ответил Льюис. — Просто теперь мы это увидели.

Они стояли молча, пока в доме не установилась новая тишина — не гнетущая, как в спортзале, и не настороженная, как на улице. А спокойная, выстраданная, как первая тень уюта после конца света.

Маркус и Томас шли по улице, поочерёдно переступая через обломки, как будто каждый их шаг был пробным, будто город мог в любой момент снова вздохнуть — и всё рухнет заново. Маркус молчал. Он не спешил. В его движениях была некая аккуратность, свойственная человеку, который идёт навстречу чему-то личному — месту, где прошла половина его жизни, где он знал, на каком этаже скрипит пол, в каком ящике лежат салфетки, и где кофе пахнет не просто зёрнами, а временем.

Кофейня, "Кофейная Яма", как её называли в городе, стояла на углу двух улиц, как старый якорь. Сбоку — вывернутая рекламная стойка, криво повисшая на одном болте. Навес над входом держался, но был смят, словно прижат ладонью гиганта. Витрина треснула, но не вылетела. Дверь, как и утром, была цела. Томас шёл следом, держа наготове монтировку.

— Ты уверен, что там безопасно? — спросил он, когда Маркус потянулся к ручке.

— Безопаснее, чем снаружи. И уж точно — чем остаться в неведении.

Внутри пахло пылью и затхлым деревом. Солнечные лучи пробивались сквозь разбитое стекло, подсвечивая висящие в воздухе мелкие частицы сажи. Стулья были сдвинуты, несколько столов перевёрнуты. Пол под стойкой был влажным — вода просочилась через окно. Генератор в углу по-прежнему стоял на месте.

— Он выжил, — с облегчением произнёс Маркус. — Я его подвязал к полу двумя ремнями. Думал — бесполезно. А он — уцелел.

Томас тем временем обошёл зал, приподнял один из стульев, повернул голову к кухне.

— Запах... — начал он, — будто здесь не выключали плиту.

— Не выключали. Я тогда варил кофе, когда первый порыв ударил. Только крышку на кофемашине успел закрыть, и бегом — к школе. Всё оставил, как есть.

Они прошли на кухню. Плита была выключена — автомат сработал. Пара кастрюль валялась на полу, полки осыпались, но большая часть запасов — цела. Мешки с мукой, кофе, ящики с консервами, даже бутылки воды в кладовке.

— Это золото, — сказал Томас, глядя на полки. — Особенно вода. И всё, что не требует готовки.

— Здесь хватит, чтобы кормить людей хотя бы пару дней, — медленно сказал Маркус. — Если грамотно подойти. У меня на чердаке ещё есть сухпаёк. Я думал, это для себя. А теперь... теперь это для всех.

Он подошёл к стойке, провёл пальцами по обветренному дереву. Крупица пыли осталась на коже.

— Если включим генератор — заработает холодильник. А значит — молоко не протухнет, кофе будет горячим. И... люди почувствуют, что всё ещё есть что-то привычное.

Томас кивнул.

— Это и есть начало. С маленького. Не света — но тепла. Не спасения — но памяти. Город это поймёт.

Маркус присел за крайний столик, как делал тысячу раз. Только теперь руки лежали не на счётах, не на ложках — а на ребре реальности.

— Я открою снова, — тихо сказал он. — Даже если без окон, без музыки, без меню. Пусть приходят. Пусть просто сидят. Пусть знают — место живо.

Томас стоял, облокотившись на косяк. В его глазах было то, что редко видят в глазах выживших: не просто решимость — вера.

— Тогда с этого и начнём, Маркус. С чашки кофе. И тишины, в которой люди поймут — всё ещё возможно.

Ричи Холт не спешил. Он шагал через мокрый двор школы, держа руку на рации, которая всё ещё молчала — будто и техника, и сам воздух вокруг не хотели верить, что буря прошла. Тишина теперь была звенящей, и от этого, казалось, ещё тяжелее. Позади раздался скрип двери, и знакомый голос отозвался:

— Подожди меня.

Он обернулся. Таня Брукс шла к нему — та самая учительница, что осталась в школе в первую ночь, когда казалось, что всё может оборваться. На ней всё ещё была та же серая куртка, под ней — мятая блузка, волосы собраны в хвост. Она выглядела уставшей, но глаза были живые.

— Ты собирался в участок, — сказала она. — И я иду с тобой.

— Учитель с помощником шерифа, — усмехнулся Ричи. — Звучит как начало плохого анекдота.

— Или хорошей главы, — отозвалась она. — В любом случае — я не собираюсь сидеть без дела. Там могут быть записи, протоколы, аптечка. Карты. Журналы гражданских — всё, что может пригодиться.

Он кивнул, не споря. Вместе они пошли вдоль улицы, где вывески уже потеряли буквы, а стены покрылись пятнами сырости и грязи. Участок находился рядом с парком, напротив почты. Когда-то здание было опрятным — белые ставни, чёткая табличка «Офис шерифа», аккуратная клумба перед входом.

Теперь — табличка сорвана, ставни висят, одна дверь выломана наполовину. У крыльца — обломки дерева, обрывок телефонного кабеля свисал с крыши. Ричи замер, прежде чем войти.

— Если всё, что там было, уничтожено...

— Значит, начнём с пустого листа, — тихо ответила Таня.

Внутри пахло гарью и металлом. Пыль лежала на столах, бумаги были разбросаны, шкаф с оружием — приоткрыт, но, к счастью, не разграблен. Рации молчали. Электрощит мигал красным — перегоревший предохранитель. Ричи первым делом проверил сейф с ключами — замок работал. Потом — карту на стене.

— Нам нужна новая схема. Этот мост... — он провёл пальцем по реке. — Его нет. Всё, что южнее, отрезано.

— А восток? — Таня подошла ближе. — Там лес. Но были тропы. Старые охотничьи.

— Есть шанс. Если не завалены. — Ричи задумался. — Если мы расчистим хоть одну, даже для пеших... это будет выход. И вход. Надежда.

Они обошли здание. В одной из комнат — радиокомната — стоял старый трансивер. Таня первой подошла.

— Он работал?

— Только в тестовом режиме. Но его подключали напрямую к генератору. — Ричи опустился к пульту, стал медленно щёлкать тумблеры, вглядываясь в панель. — Здесь всё... почти цело. Может, заработает.

— Надо пробовать. Каждый день, пока не ответят.

— И кто-то должен этим заниматься.

Он посмотрел на неё.

— Ты хочешь остаться?

— Хочу быть полезной, — просто сказала Таня. — Я знаю, как держать журнал, как работать со связью. А ты — будешь бегать по лесу и искать старые дороги. У каждого — своё.

Ричи смотрел на неё секунду, другую. А потом — кивнул.

— Тогда это — твой участок тоже. С сегодняшнего дня.

Они стояли в полутёмном кабинете, где тени от обломков падали на пыльный пол, но между ними уже началась другая работа — не на выживание, а на восстановление. И это было не меньше, чем победа.

Дорога к мосту была уже знакомой, но от этого не менее тяжёлой. Шли молча. Земля под ногами подсохла, но местами всё ещё проваливалась в мягкую, влажную жижу, где корни торчали, как обнажённые жилы. Солнце висело низко, как будто и оно ещё не решилось вернуться в город окончательно.

Ларри шёл чуть впереди, неся на плече топор. Конрад — позади, с картой, в которую то и дело вглядывался, будто проверяя: может, есть ещё путь, ещё шанс. Но каждый шаг только подтверждал: переправа была одна. Мост — единственная артерия, связывавшая Грейнхолл с внешним миром — теперь лежал мёртвым.

Когда они снова добрались до обрыва, стало ещё тише, чем утром. Даже птиц не слышно. Только слабый плеск мутной воды внизу и потрескивание древесины, застрявшей в перекатах.

— Как будто всё замерло, — хрипло сказал Ларри, подойдя к самому краю. — И ждёт, что мы решим.

Конрад подошёл рядом, посмотрел вниз. Вода тащила мусор — обломки, пластиковые ящики, ветки, а среди них — тень от арматуры, торчащей из разрушенных плит.

— Думаешь, можно перебросить понтон? — спросил он, не отрывая взгляда.

— Не с этой высоты, — покачал головой Ларри. — Даже если найдём материалы — не выдержит течения. И всё равно не хватит длины. Разве что, — он прищурился, — пойдём другим путём. По руслу. Вдоль. Найдём, где мельче. Где можно хотя бы пешком. Или перекинуть трос.

— Пешком?.. — Конрад снова посмотрел на реку. — С ранеными? С детьми?

— Не сейчас, — спокойно ответил Ларри. — Не с детьми. Но на разведку — можно. Я пойду. Снаряжение подберу, день-два на подготовку. Может, кто-то из старых охотников вспомнит тропы. А пока — начнём размечать подступы. Если вернём переправу, город снова станет точкой. А не тупиком.

Конрад кивнул. Он обернулся, ещё раз посмотрел на разбитый мост. Бетонные плиты, сорванные, как карточный дом. И всё же — где-то в этой груде металла и камня лежал путь. Просто его пока не видно.

— Мы отрежем мёртвое. Найдём живое. Перепишем карту.

Ларри хмыкнул, положив ладонь на плечо шерифа.

— Только на этот раз — пишем чернилами. Не карандашом.

Ветер сдвинул пыль с ближайшего камня, и на миг показалось, будто старый мост — дышит. Или вспоминает. А двое мужчин стояли на его обломках, как те, кто видел конец — но не принял его как финал.

Линда не стала ждать. Всё внутри говорило ей: времени нет. Ни на лишние обсуждения, ни на «лучше подождать», ни на «давай вместе». Она оставила записку Аарону — короткую, чёткую: «Я в аптеке. Не переживай. Вернусь, как только всё проверю.» — и, накинув куртку, затянула рюкзак с перевязочными материалами, фонарём и ножницами на поясе.

Улицы были пусты. Не тишиной — тревогой. Та, что наступает после крика. Двери болтались на петлях. Рекламные щиты упали, облезшие постеры «Весна — пора скидок!» цеплялись за грязные бордюры. Линда шла быстро, зная каждый поворот, каждую трещину на тротуаре — не первый год путь от школы до аптеки стал частью её жизни. Сегодня он был чужим.

Аптека стояла будто скрючившись. Верхняя вывеска «СЕМЕЙНАЯ ФАРМАЦИЯ КРЕЙГ» держалась на честном слове, одна половина уже трещала под наклоном. Витрина — треснута, но не разбита. Дверь перекошена, как после мощного удара, но всё ещё закрыта. Линда, поднатужившись, вдавила плечо — и с хрипом, с осыпающимся стеклом, она поддалась.

Внутри пахло — нет, не медикаментами. Пахло плесенью, старым деревом, взбитыми коробками. Света почти не было — только тонкая полоса сквозь пробитое окно и её собственный фонарь. Полки были в беспорядке. Некоторые свалились. Стеллаж с бинтами — опрокинут. Стеклянная витрина с термометрами — разбита.

Но не всё было потеряно.

Линда прошла внутрь, мимо аптеки для посетителей — туда, в подсобку. Там, в заднем помещении, где она сама сортировала лекарства по неделям, где у стены стоял холодильник с уколами и чувствительными препаратами — всё держалось. Как будто буря не тронула самую суть. Шкаф с записями — на месте. Главный сундук с антибиотиками — уцелел.

— Спасибо, — прошептала она, подползая к ящику, вытирая пыль с замка.

Открыла — ампулы, упаковки, термочувствительные пакеты. Некоторые — безнадёжны. Остальные — пригодны.

Методично, без суеты, начала укладывать в рюкзак: перевязочные материалы, анальгетики, антибиотики, шприцы. На отдельную тряпку — спирт и бинты. Всё остальное: список, меловые пометки на стене, оставленные на потом.

Когда уже собралась уходить — услышала звук. Шорох. Не ветер. Тихий. Как будто кто-то скользнул по осколкам. Она замерла. Сердце забилось быстрее. Рукой нащупала ножницы.

— Кто здесь?

Тишина. Лишь стекло потрескалось под сквозняком. Она пошла к двери — осторожно, шаг за шагом. Вышла обратно в основное помещение. И тут — из-за прилавка поднялся силуэт. Тощий, в рваной одежде, мальчишка лет девяти, с испуганными глазами и расцарапанными руками.

— Не бейте! — пискнул он, прижимаясь к полу. — Я только... я просто искал еду!

Линда опустилась рядом, выдохнув.

— Тише, малыш. Никто не будет тебя бить. Всё хорошо. Я... Я Линда. Я фармацевт. Как тебя зовут?

Мальчик сглотнул.

— Джейми... Я... Я жил на Хилл-стрит. С мамой. Но дом... дом...

Она обняла его. Он был худ, как тростинка, горячий от усталости, пальцы дрожали.

— Всё в порядке, Джейми. Теперь ты со мной. Пойдём. Мы найдём тебе одеяло. И еду. И людей.

Он кивнул, прижимаясь к её боку, и Линда, с одним рюкзаком за плечами и ребёнком в другой руке, вышла из своей аптеки, которую только что спасла, чтобы вернуться в школу — в город, который теперь начинал жить с самого начала.

Когда Конрад вернулся в школу, на его ботинках ещё оставалась пыль с обрушенного моста, а на лице — усталость человека, увидевшего слишком многое за одни сутки. За его спиной шагал Ларри, молча и крепко, рядом — Маркус, поправляющий косынку, словно она могла снова навести порядок в мире. Уже в вестибюле к ним подошёл Томас, за ним — Ричи и Таня, чьи лица всё ещё не оттаяли после вида разрушенного участка. Из другого крыла появилась Линда — с рюкзаком на плечах и хрупким мальчиком, прижавшимся к её боку. Его глаза были насторожены, но он держался за неё крепко. Почти одновременно из лестничного пролёта спустился Аарон — быстрым шагом, глаза уставшие, но спокойные. Он кивнул шерифу.

— Эли в порядке. Льюис с ней. Всё устроили. Я... вернулся, как обещал.

Конрад на миг задержал взгляд на парнише — и кивнул. Потом обернулся ко всем. Голос его был негромким, но каждая интонация звучала, как команда:

— Мы не знаем, на сколько дней, недель или месяцев мы останемся отрезанными. Поэтому решаем, кто и где будет жить. Чтобы не было суеты.

Он повернулся к Линде.

— Ты и Аарон — возвращаетесь ко мне. У нас достаточно места. Джейми тоже с нами. Надо, чтобы он пришёл в себя.

Линда коротко кивнула. Аарон молча положил руку ей на плечо.

Конрад перевёл взгляд на Ричи.

— Ты — тоже у нас. Тебе нужна крыша и радиостанции. А ещё... ты нам нужен рядом.

— Без проблем, шеф, — буркнул Ричи, устало вытирая руки о штанины. — Только кофе иногда подкидывай. И... тапочки.

Лёгкий смех проскользнул по рядам — первый за долгое время.

— Ларри, Маркус, — продолжил Конрад. — Вы перебираетесь в соседний дом, через дорогу. Там стены целые, и печка работает. Вместе справитесь.

Маркус только усмехнулся.

— Повар и мастер на все руки? Да мы там через неделю ресторан откроем.

— Главное, чтобы был не «последний ужин», — добавил Ларри глухо, но не без иронии. — Спасибо, Конрад.

Конрад кивнул и повернулся к Тане.

— Ты... — начал он, но она его перебила.

— Я остаюсь здесь. — Говорила она ровно, спокойно, как будто это не требовало обсуждения. — Пока здесь есть хоть один человек, потерявший дом, я не уйду. Я — учительница. Это моя школа. Это мой класс. И моя работа — быть рядом.

Конрад не возразил. Лишь сказал:

— Тогда это и будет твоим домом. Мы обеспечим тебе всё, что нужно.

Таня только коротко улыбнулась.

— Уже обеспечили. Я не одна.

Конрад снова обвёл взглядом зал. Люди начали подниматься. Те, у кого остались целые дома — семьи Вестонов, старая миссис Кейн с сыном, Сэм и Лена Харпер — начали собирать вещи, молча, спокойно, будто знали: теперь всё будет по-другому, но идти нужно.

Кто-то прощался, кто-то просто кивал. Детей обнимали, проверяли куртки, завязывали шарфы. Школа опустела ровно наполовину — те, у кого был хоть какой-то угол, покидали спортзал, унося с собой последние следы страха и усталости.

И вот — зал стал просторнее. Остались те, кому пока некуда. Те, кто ещё лечится. Те, кто не готов.

Конрад посмотрел на них всех — и тихо произнёс:

— Это не конец. Это начало.

Школа стала временным домом. Но Грейнхолл уже начал дышать. И с каждым шагом, с каждым решением, он — возвращался.

В доме Конрада, несмотря на отсутствие электричества, чувствовалась какая-то особенная теплота — не от света, а от присутствия людей, оставшихся рядом. Закатное солнце уже почти скрылось за линией обугленных крыш, и вечерняя тень мягко легла на стены. В столовой, где раньше ужинали впятером по большим праздникам, теперь собрались все, кто остался в числе главных — тех, кому Конрад доверял.

Маркус, несмотря на усталость, колдовал у плиты с ловкостью шефа: картофель, немного фасоли из банок, ломтики хлеба, обжаренные на масле. Газ всё ещё шёл — пока хватало давления в системе. Льюис ему помогал, тихо и сосредоточенно, будто готовка еды для десятка человек — важная военная операция.

На другом конце дома, в гостиной, Аарон медленно и бережно помогал Эли спуститься по скрипучей лестнице. Он держал её под руку, ловя каждый её шаг, будто земля под ней могла провалиться.

— Осторожно. Ещё чуть-чуть, — шептал он, пока они преодолевали последние ступени.

Эли, хоть и бледная, держалась спокойно. Боль её не отпускала, но она не жаловалась — лишь иногда крепче сжимала его руку.

— Я бы не пошла, если бы не мама, — пробормотала она.

— А я бы не пустил, если бы не ты, — слабо улыбнулся Аарон.

Они вошли в гостиную, где уже ждала Линда — с аптечной сумкой и сложенным чистым бинтом.

— Хорошо, что спустилась. Света немного, но хватит, — сказала она, присаживаясь рядом и аккуратно разрезая старую повязку. — Только не двигайся. Почти не гноится — хороший знак.

Эли не морщилась, лишь раз смотрела на Аарона, будто его присутствие глушило всё, кроме него.

Томас в это время прошёлся по коридору, проверяя розетки, стыки, кабели. Его лицо было сосредоточенным, взгляд — тяжёлым. Он уже знал — никакого электричества в ближайшее время не будет. Генератор в школе спасал самое необходимое, но дома... дома оставались в эпохе свечей и газовых ламп. Он зашёл в столовую, опёрся на косяк и пробурчал:

— Никаких чудес. Только свечи. Или керосин, если найдётся.

— Свечи — тоже хорошо, — ответил Конрад, расставляя металлические подсвечники вдоль длинного деревянного стола. — Мы не за светом здесь собрались.

Постепенно все начали подходить. Ричи, с чашкой воды в руке, устало опустился на стул. Таня села рядом, поправляя шерстяной платок на плечах. Маркус и Льюис внесли кастрюли, и комнату заполнил запах жареного хлеба и тушёных овощей — простой, честной еды, за которую каждый здесь был благодарен.

Конрад встал у торца стола, дождался тишины. За его спиной окно окрашивалось последним багрянцем уходящего дня.

— Это не совет, — сказал он. — Не собрание. Просто ужин. Мы здесь потому, что доверяем друг другу. Потому что нам — тянуть дальше. И тянуть вместе.

Он посмотрел на каждого. На Линду, всё ещё бинтующую дочь. На Томаса, молча пожимающего плечами. На Таню, с прямой спиной. На Маркуса, утирающего лоб краем фартука. На Ричи, с его вечно усталым, но цепким взглядом. На Льюиса, стоящего у стены, и на Аарона, который не отходил от Эли даже за ужином.

— Мы не знаем, сколько это продлится. Мы не знаем, что с остальным миром. Но у нас есть этот дом. Эти люди. И пока у нас есть свеча, хлеб и вечер — мы живы.

Он замолчал, и повисла тишина. А потом — не хлопки, не аплодисменты, а просто кивок. Один. Другой. Поднятая ложка. Переданный ломоть хлеба. Лёгкая улыбка Эли. Тихое «спасибо» от Льюиса.

Они ели молча, сдержанно, но вместе. И в этом молчании, в этом ужине при свечах, Грейнхолл впервые за долгое время не боялся ночи.

Когда шум тарелок и ложек заполнил пространство, растворяя усталость в горячем еде, Конрад отодвинул свой стул немного назад, но не стал брать вилку. Он оглядел стол, лица — освещённые дрожащими огнями свечей. Никто не говорил громко, все ели с тем молчаливым смирением, которое приходит только после долгого напряжения. Тогда Конрад заговорил, негромко, но так, что каждый услышал:

— Мы выжили. И город... какой бы он ни был теперь — остался. Но жить, просто выживанием, мы долго не протянем. — Он помолчал, глядя в пламя свечи. — Нам нужен порядок. Нам нужен план.

Он перевёл взгляд на Томаса.

— Начнём с электрики. Что у нас есть? Что можно восстановить в ближайшие дни?

Томас не сразу ответил, доедая, отставил миску.

— В городе — почти всё мёртво. Проводка местами сохранилась, но подстанции повреждены. Без внешней подпитки — максимум, что мы можем, это генераторы. Один в школе, если он выдержит. Если мы найдём ещё один — сможем подать питание на один, максимум два объекта.

— Тогда приоритет — школа, — сказал Льюис, быстро. — И кофейня. У Маркуса там остатки продуктов и кухня.

— Школа в первую очередь, — кивнул Конрад. — Пункт координации, ночлег, медицинская помощь. Потом — «Яма». Маркус, ты справишься?

— Если добудете топливо, — ответил Маркус, вяло улыбаясь. — И помощники. Один я не потяну.

— Я помогу, — сразу сказал Ларри.

— Я тоже, — добавил Льюис, не глядя на отца, — днём, после обходов.

— Хорошо, — Конрад повернулся к Ричи. — Что по участку?

— Карта уцелела. Пара портативных раций — мёртвы. Одна, старая, может принять сигнал, но только если будет питание. Найдём — проверю диапазон. Оружие — есть, немного. Никакой паники, но если ситуация изменится — нам нужно чем-то защищаться.

— Ты останешься в школе? — спросил Конрад.

— Ты предложил крышу — я под ней и останусь. Пока город не встанет на ноги.

Конрад кивнул и перевёл взгляд на Таню.

— Школа — твоя территория. Как думаешь, сколько людей мы сможем там разместить на ночь?

— Сейчас — около тридцати. Если расчистить классы, можно увеличить вдвое. Но нужны матрасы, одеяла, вода. И волонтёры. Я не потяну одна.

— Значит, завтра с утра начнём с этого, — сказал Конрад. — Линда?

Она только что закончила перевязку Эли и теперь села к столу, утирая руки.

— Аптека частично сохранилась. Запасы — на месяц, если экономить. Нужна система учёта, нужны руки. Я справлюсь, но без света — сложно. Если не найдем генератор — придётся сортировать при свечах.

— Мы найдём, — пообещал Конрад. — И топливо, и людей. Твоё дело — лечить. Не беспокойся ни о чём другом.

Он на секунду помолчал. Все взгляды были на нём. Пламя свечи мерцало, отбрасывая тени на стены, делая лица живых немного похожими на вырезанных из времени.

— Значит, так. Утро — начало действий. Первая группа — школа. Вторая — аптека. Третья — очистка дороги и поиск второго выхода из города. Если найдём рацию или приёмник, попробуем словить внешний сигнал.

Он поднял взгляд, твёрдый, спокойный:

— Грейнхолл может быть отрезан, но он жив. И если ураган пытался это изменить — пусть знает: с нами не так просто.

Молчание было недолгим. Томас тихо ударил пальцем по столу — как знак согласия. Маркус поднял кружку. Ричи кивнул. Линда смотрела на Эли и Аарона, и просто произнесла:

— Главное — не терять друг друга.

Так, при дрожащем свете и звуке ложек, за простым ужином, начинался новый порядок. Не государственный, не военный. Грейнхолл создавал себя заново — с чистого листа, за деревянным столом, где говорили не законы, а вера в друг друга.

Когда ужин подошёл к концу, свечи догорели до половины, а тишина в доме Конрада стала мягкой, почти уютной — Таня первой поднялась из-за стола. Она быстро собрала свои вещи: тёплый шарф, плед, фонарик и маленькую аптечку.

— Мне нужно вернуться, — сказала она, не глядя никому в глаза, скорее себе. — Пока в школе остаются те, кому больше некуда идти, я там.

Конрад кивнул.

— Ты уверена, что дойдешь сама?

— Она не будет одна, — отозвался Ричи, уже поднимаясь. Он хмыкнул и натянул куртку. — Прогулка перед сном — как раз то, что нужно. Заодно проверю периметр.

Таня ничего не сказала, но её плечи будто чуть расслабились.

— Осторожнее там, — напомнил им Конрад, провожая взглядом, как они выходят в тёмный, пахнущий пеплом и дождём вечер.

Маркус потянулся и зевнул, устало, но не без удовлетворения.

— Мы с Ларри — в соседний дом. Если кто-то будет искать нас среди ночи — не перепутайте двери. Хотя... — он усмехнулся, — одна из них всё равно сломана.

— Воду проверьте, — кивнул Томас. — Если она пойдёт из труб — может быть грязная. Лучше пока кипятить.

— Понял, — буркнул Ларри, закидывая куртку на плечо. — А свет у нас будет?

— Свечи есть, — ответил Маркус. — А если не хватит — придётся рассказывать страшилки.

Они вышли вслед за Ричи и Таней, двое мужчин, несущие с собой ящик с инструментами и старую керосиновую лампу. Льюис встал из-за стола и подошёл к Эли, которая всё это время тихо сидела рядом с Аароном, опираясь на подушки.

— Готова? — спросил он мягко.

— Угу, — кивнула она, и Аарон тут же подставил ей плечо.

Они медленно поднялись на второй этаж, осторожно, шаг за шагом. Лестница скрипела, но держалась. В комнате, где теперь обустроили для Эли постель, окна были занавешены, на тумбочке стояла свеча, мерцая слабым светом.

— Ложись, — сказал Аарон, помогая ей устроиться.

— Я уже чувствую себя старушкой, — пробормотала Эли, но улыбнулась.

— Старушек никто не носит на руках, — отозвался он с улыбкой.

— Ну, может, и носят, — вставил Льюис, — но не с таким лицом.

Они посмеялись — коротко, уставшими голосами, но искренне. Когда Эли устроилась, Льюис обернулся к Аарону:

— Слушай.... Моя комната — большая. У нас и так всё теперь общее, почему бы и нет?

Аарон чуть удивился, но кивнул.

— Спасибо.

— Спокойной ночи, Эли, — добавил Льюис, задувая свечу.

— Спокойной, — донеслось из-под одеяла.

Внизу, в гостиной, Линда, уже проверив аптечку, устало опустилась в кресло. Конрад подошёл к ней с кружкой тёплой воды.

— Можешь занять мою спальню. Там тише, и окно цело.

— А ты?

— Я тут, — кивнул он на диван. — Пока в доме столько людей — мне важнее быть ближе ко входу. Если что — услышу первым.

— Спасибо, — Линда встала и взяла кружку. — За всё.

— За город, — просто сказал Конрад.

Он остался в гостиной, зажёг ещё одну свечу и откинулся на подушки. Дом наполнился дыханием сна. На втором этаже за стенами всё утихало: тихие шаги, скрипы кроватей, едва слышное бормотание снов. Снаружи — ветер стихал окончательно, уступая место предрассветной прохладе.

Конрад потянулся за пледом и улёгся, усталый, но спокойный. За дверью — ночь. Внутри — жизнь. Пока она есть — всё возможно.

Звук был таким, что, казалось, сам воздух в доме на мгновение сжался — не гром, не удар молнии, а что-то иное. Сухой, раздирающий грохот, будто кто-то сбросил с неба гигантскую бетонную плиту. Стены дрогнули. Стёкла, уцелевшие после шторма, зазвенели в своих рамах. Птицы, где бы они ни прятались, вспорхнули в тишине.

Конрад подскочил с дивана, плед соскользнул на пол. Он уже тянулся к фонарю, к куртке, ещё не до конца проснувшийся, но рефлексы сработали быстрее, чем сознание. С верхнего этажа раздались крики, шаги, распахивающиеся двери.

— Аарон?! — донёсся голос Линды. — Льюис, что это было?!

— Я не знаю! — раздался ответ сверху. — Сейчас посмотрю!

Всё в доме пришло в движение — двери отворялись, люди, разбуженные, вскакивали, кто босиком, кто с одеялом в руках. Эли, побледневшая, держалась за изголовье кровати. Аарон уже был рядом, взял её за плечи.

— Всё в порядке. Не двигайся, мы проверим.

Льюис подбежал к окну и резко отдёрнул занавеску. За стеклом было темно, но где-то к югу, за улицей, ближе к школе, поднималось облако пыли.

— Там что-то обрушилось! — крикнул он вниз. — Может, дерево! Может... что-то крупное.

Конрад уже распахнул входную дверь, осветил улицу фонарём. Запах — гари и свежеразломанной земли.

Из соседнего дома выскочили Маркус и Ларри. У обоих в руках — лопаты и фонари.

— Что это было?! — прокричал Маркус. — Взрыв?!

— Похоже на обвал, — ответил Конрад. — Где Таня? Она дошла до школы?

— Дошла, — кивнул Ларри. — Я видел свет в окне спортзала. Но, чёрт... если это оттуда...

— Пошли. Все. Быстро, но осторожно. Льюис — присмотри за Линдой и Эли.

— Есть, — коротко сказал тот, уже спускаясь.

Аарон остановился в дверях, метнулся взглядом к Линде, к Эли, потом к Конраду.

— Я с вами.

Конрад хотел возразить, но передумал. Только кивнул. Они пошли через улицу, шаги шлёпали по влажной земле. Облако пыли ещё не рассеялось. Вдалеке, возле школы, было видно: что-то рухнуло. Или кто-то рухнул. И над всем этим, на фоне звёздного, ещё не проснувшегося неба, Грейнхолл снова затаил дыхание. Как будто буря, ушедшая днём, решила вернуться ночью. Не громом. Не ветром. А последствиями.

Они добрались до места за считанные минуты — будто ноги сами знали дорогу, подгоняемые тревогой. У школы воздух стоял пыльный, плотный, как в шахте. И всё же никто не был готов к тому, что они увидят.

— Господи... — прошептал Маркус, останавливаясь первым. Фонарь в его руке чуть дрогнул.

Прямо посреди улицы, за старым сквером, между зданием школы и закруглением дороги, зияла огромная дыра. Нет, не просто провал — кратер. Воронка в земле, в два человеческих роста глубиной и с двадцатиметровым диаметром. Будто гигантский палец ткнул в почву, раздавив всё, что было сверху.

Асфальт, и без того потрескавшийся от урагана, теперь лежал вокруг мелкими обломками — крошился под ногами, осыпался внутрь. В одном месте прямо над краем зияния стояла машина — чёрный пикап, когда-то принадлежавший местному плотнику. Он теперь покоился, словно на ниточке, двумя колёсами зависнув над бездной. Любое движение — и грохот, и падение.

— Это что за... — начал Ричи, но не закончил. Глаза его бегали по краям провала. — Этого... не было утром.

— Не было, — подтвердил Конрад, шагнув ближе. Свет фонаря дрожал на рыхлых краях кратера. — Земля не выдержала. Или что-то... под ней было.

— Под ней? — Ларри оглянулся. — Думаешь, это не от бури?

— Не знаю, — коротко отозвался шериф. — Но такое не случается просто так.

Они стояли на краю. Пыль висела в воздухе, а где-то внизу, в самой глубине, слабо отражался свет — будто что-то влажное, глиняное, мерцало там, где не должно быть света.

— Это не просто дыра, — сказал Томас глухо. — Это подвижка. Провал. Но почему именно здесь?..

— Здесь раньше были колодцы, — сказал Маркус тихо. — Очень старые. До войны. Их потом засыпали, а сверху — асфальт. Помнишь, Конрад? Ты рассказывал, как твой дед про них говорил.

— Помню, — кивнул Конрад. — Но всё это должно было быть мёртвым и забытым.

И всё же... земля напоминала.

— Надо оттащить машину, пока не рухнула, — сказал Ларри, хватаясь за трос. — Если она упадёт — завалит всё. И, если кто полезет вниз...

— Никто пока не полезет, — отрезал Конрад. — Сначала — укрепим периметр. Потом осмотрим. Сейчас главное — чтобы никто туда не упал.

Они начали разворачивать работу. Натягивать верёвки, подставлять доски, искать куски арматуры. Но у всех было одно и то же выражение на лицах: тревога. Не просто страх — ожидание. Потому что в этой бездне под ногами было что-то неестественное. Не просто трещина. Не просто последствие шторма.

Это было... открытие. И, возможно, не то, которое они хотели сделать.

В доме Конрада стояла звенящая, тяжелая тишина — та, что приходит после внезапного шума, когда сердце еще не готово отпустить тревогу. Только слабый потрескивающий свет свечи на тумбочке отбрасывал на стены тени, будто живущие своей, отдельной жизнью. Линда сидела в кресле у двери, не двигаясь, только пальцы чуть подрагивали, сцепленные в замок. Эли, укутанная в плед, лежала на диване, опершись на подушки. Её глаза были широко открыты, взгляд устремлён в потолок, но слышала она всё — даже дыхание Линды, даже скрип доски под окном.

— Они бы уже вернулись, если бы всё было в порядке, — прошептала Линда. Это не был вопрос. Это было констатацией, в которой спрятался страх.

Эли не ответила сразу. Она сглотнула.

— Может, они просто проверяют... может, нашли что-то. Или кого-то.

— Может, — кивнула Линда, но в голосе её не было уверенности. Она встала, медленно подошла к окну, рядом с Льюисом.

Он стоял, почти вросший в подоконник, взгляд прикован к улице. За стеклом всё было неподвижно, как сцена до начала действия. Только редкие порывы ветра шевелили траву у забора. Он смотрел в ту сторону, где недавно раздался грохот, и, кажется, пытался пробить взглядом толщу ночи.

— Я должен был пойти с ними, — сказал он тихо.

— Нет, — отозвалась Линда, став рядом. — Ты здесь. И это тоже важно.

Он не отводил взгляда.

— Что, если там что-то хуже, чем просто обвал? Что, если это начало... чего-то ещё?

— Не думай об этом сейчас, — сказала Эли с дивана. — Пока не узнаем — это просто шум. Один из многих.

Но даже в её голосе сквозило напряжение. В этом доме, временно ставшем приютом, каждый звук с улицы отзывался в груди. Время тянулось, словно вязкое масло, и каждая минута без вестей казалась часом.

Льюис шагнул ближе к двери, потом вернулся, потом снова подошёл к окну. Эли перевела на него взгляд и мягко сказала:

— Сядь. Иди ко мне. Просто на минуту.

Он подошёл. Сел рядом. Её рука нашла его ладонь.

— Если бы ты ушёл — я бы волновалась больше.

Он кивнул. И замер. Все они ждали. Шум за стенами стих. Ветер исчез. Но внутри — всё звенело, будто в доме осталась только натянутая струна. И никто не знал, когда она дрогнет снова.

Около обрыва царило сосредоточенное напряжение. Под ногами хрустел осколочный асфальт, будто они стояли не на дороге, а на хрупкой скорлупе. Машина, застывшая у самого края зияющей дыры, покачивалась едва заметно, словно прислушивалась, не ослабнет ли земля под ней ещё хоть на дюйм. Любое неверное движение — и её увлечёт вниз.

— Медленно... не дёргай! — крикнул Томас, удерживая трос, прикреплённый к заднему бамперу.

— Держу, держу! — Ларри, весь в поту, сжимал рычаг лебёдки, подключённой к небольшой тележке с ручным приводом, найденной в одном из гаражей.

— Подложите брусья под правое колесо! — скомандовал Ричи. Он лежал почти плашмя на обочине, удерживая руль, чтобы тот не уходил вправо, к провалу. — И не дышите громко, пока мы тянем!

Конрад стоял немного поодаль, как дирижёр, следящий за каждым движением оркестра. В его глазах отражались отблески света от фонарей и света фар, которые кто-то успел подключить к аккумулятору. Он молчал, но его молчание было громче любых указаний.

Маркус, стоя на другом конце троса, обмотал его вокруг металлического столба, вбитого в землю — столб едва держался, но другого якоря не было.

— На счёт три... — сказал Томас. — Раз... два...

На «три» они начали медленно тянуть. Трос натянулся, издал хриплый стон. Машина дёрнулась — и замерла. Колёса чуть прокрутились, высекая мелкие камни.

— Стоп! — крикнул Конрад. — Что-то осыпалось!

И действительно — с края, где стояла машина, обвалился кусок асфальта, размером с крышку люка. Он рухнул вниз, и через секунду донёсся глухой гул удара, словно кто-то бросил камень в бездну. Все замерли.

— Ждём. Пять секунд. — Ричи стиснул челюсть. — Если выдержит — двинем дальше.

Пять секунд тянулись в вечность. Потом — ещё раз, аккуратно, медленно, каждый сантиметр будто отрывался у самой смерти. И, наконец, задние колёса оказались на более плотной части дороги.

— ЕСТЬ! — выдохнул Ларри, едва не падая на колени от облегчения.

Машина, дрожащая, будто поняв, что выжила, встала всеми четырьмя на землю. Её фары трепетно освещали провал, чернеющий, как пасть чего-то древнего и голодного.

Конрад подошёл ближе, положил ладонь на капот.

— Спасли. Теперь точно знаем, где граница.

— Но и теперь знаем, — мрачно добавил Томас, — что земля здесь не просто просела. Она ушла. Внутрь. Как воронка. Это ненормально.

Конрад кивнул. Глубоко вдохнул и выдохнул.

— Возвращаемся. Надо всё рассказать. Иначе у нас тут не просто изоляция. У нас... что-то под ногами.

— Подождите, — вдруг сказал Ларри, подходя ближе к машине и вытирая грязные руки о штанины. — Прежде чем уходить, давайте проверим, на ходу ли она. Нам может понадобиться каждая машина, если решим прорываться или чистить путь наружу.

Ричи фыркнул, но кивнул:

— Логично. Если двигатель жив, можно будет использовать как тягач. Или хотя бы ради запчастей.

Ларри открыл водительскую дверь — она скрипнула, но поддалась. Внутри пахло пылью, мокрой обивкой и тревогой. Он сел, вставил ключ, повернул — ничего.

— Аккумулятор, скорее всего, сел, — пробормотал он и посмотрел на Ричи. — У тебя есть провода?

— Конечно. — Ричи кивнул на ящик с инструментами, который стоял чуть поодаль. — Бери, прикурим от генератора. Только аккуратно. Эта штука уже достаточно натерпелась.

Через пару минут всё было готово. Томас включил мобильный аккумулятор, и Ларри снова повернул ключ. Сначала — тишина. Потом короткое щёлканье. Потом... внезапно рывок — и мотор заурчал, как сонная собака.

— Есть! — Ларри ударил ладонью по рулю. — Жива, зараза!

— Фары работают, задний ход есть... — Ричи прошёлся вдоль корпуса, проверяя, — одна фара треснута, но это не смертельно.

— Главное — двигатель цел, — кивнул Томас. — Её можно будет использовать как основную машину, если заправка не пострадала. Или как лебёдку.

Ларри заглушил мотор и вышел. В глазах его мелькнула усталость, но и что-то похожее на гордость.

— Тогда теперь точно возвращаемся. У нас будет план. И — теперь — у нас есть транспорт.

— И врата в ад под ногами, — пробормотал Ричи, бросив последний взгляд в зияющую черноту провала.

Они двинулись обратно, глядя, как за их спинами вновь замирает неподвижная, тёмная пасть в земле — немой и угрожающий напоминатель о том, что в Грейнхолле спокойствие всегда временно.

Все, кто был на месте, один за другим втиснулись в салон машины. Томас устроился на переднем сиденье, Ричи, Конрад и Маркус сели сзади, а Аарон уселся в багажнике пикапа, Ларри устроился за рулём, привычно проверяя зеркала, хотя они были покрыты грязью и мелкими трещинами. Двигатель, хоть и рычал тяжело, завёлся с первого раза. Машина медленно поползла по побитой дороге.

Фары едва пробивали клубящийся туман и пыль, которые всё ещё висели в воздухе после обвала. В салоне стояла напряжённая тишина, все ещё переваривали увиденное. Томас то и дело бросал взгляд назад, будто убеждаясь, что провал не следом за ними ползёт.

— Не думал, что снова поеду по улицам Грейнхолла, — глухо пробормотал Ричи. — Особенно после такого зрелища.

— Главное, что колёса крутятся, — буркнул Ларри, уклоняясь от крупного куска асфальта, — и что не провалились под землю, как та чёртова улица.

Маркус, притихший сзади, вдруг выдохнул:

— Если таких дыр тут больше одной — мы живём на решете, не на земле.

— Значит, придётся быть аккуратными, — сказал Томас. — И первым делом — нарисовать карту. Где трещины, где обвалы, где хоть что-то можно считать устойчивым.

Когда вдалеке замаячил знакомый силуэт дома Конрада, из окон которого пробивался тусклый свет фонаря, все как будто выдохнули одновременно. Дом стоял — надёжный, тихий, как опора посреди шторма.

Ларри притормозил, выключил фары и заглушил двигатель.

— Приехали.

— Дай угадаю, — усмехнулся Ричи, выходя первым. — Никто не спит.

— Разумеется, — ответил Томас. — После такого грохота вся школа, наверное, тоже на ногах.

Дверь распахнулась прежде, чем они успели подойти. На пороге стояла Линда, напряжённая, сосредоточенная. За ее спиной виднелись фигуры Льюиса и Эли. Линда сжала руки перед собой, словно пытаясь удержать беспокойство внутри. Эли сидела в кресле, глаза блестели от нераспространённого страха. Льюис — за её спиной, полусогнутый, всё ещё вглядывался в тьму.

— Ну? — спросил Льюис. — Что это было?

Ларри подошёл ближе, стряхивая с куртки грязь:

— Провал. Прямо в земле. Как кратер. Глубокий. Машина чуть не рухнула.

— Почва под нами, — добавил Томас, — не просто ослабла. Она в каких-то местах исчезла. Возможно, подземные пустоты. Возможно, воронка от старой разработки или подземных вод. Надо обследовать.

— И быстро, — добавил Ричи. — Потому что если их несколько, нас не просто ураганом отрезало. Нас может проглотить собственная земля.

Конрад медленно кивнул. Пауза. Потом он произнёс твёрдо:

— Завтра. С рассветом. Берём всех, кто может держать лопату, фонарь и карандаш. Мы чертим карту. Мы узнаем, на чём стоим.

Он повернулся к дому и сказал через плечо:

— А пока — все внутрь. Нам надо обсудить, что делать, если земля уйдёт у нас из-под ног.

Конрад хотел начать разговор. Он даже уже поставил на стол карту, принесённую Томасом, разложил рядом ручку, блокнот, включил фонарь, чтобы свет падал на центр. Но когда он поднял взгляд — никто уже не смотрел на карту.

Маркус, только что поставив кружку на стол, замер с закрытыми глазами, облокотившись на локоть. Ричи полусидел в кресле, с кепкой на лице, дышал ровно и глубоко. Томас устроился в углу дивана, запрокинув голову на спинку, и дремал с выражением того, кто готов проснуться только при звуке катастрофы. Ларри, присев у стены, прислонился к рюкзаку — и вырубился мгновенно, как будто кто-то выдернул из него шнур.

Даже Льюис, пытавшийся поддерживать разговор, сел на ступеньку у лестницы и задремал, склонив голову на колени.

Линда, стоя в дверном проёме, тихо поправила одеяло на Эли и, поймав взгляд Конрада, только слегка покачала головой: «Они не смогут».

Конрад подошёл к столу, взглянул на карту, на записи, на бледное дрожание огонька фонаря. Он тяжело выдохнул, медленно свернул карту и потушил свет.

— Тогда завтра, — прошептал он. — Всё обсудим завтра.

Он не пошёл в спальню. Просто сел в старое кресло у окна, подтянул одеяло к груди, и, впервые за двое суток, позволил себе закрыть глаза. Дом погрузился в густую, вязкую тишину, и над этим уставшим, потрёпанным, но ещё живым уголком Грейнхолла наступила ночь. Настоящая ночь — без ужаса, без ударов стихии. Просто ночь. Спокойная. Живая.