Глава 1.
Грейхолл был одним из тех городков, что не значились на туристических картах, но каждый водитель, сбившийся с шоссе, чувствовал, что оказался в месте, где время идёт немного медленнее.
Он прятался среди холмов и елей, затерянный между трассой 17 и горами, покрытыми густым лесом. С юга подступала река Кэмбер, неспешная, как сама жизнь в этих местах. Иногда она выходила из берегов, и тогда половина города на день-другой превращалась в остров — к этому давно привыкли.
У Грейхолла не было ничего, чем можно было бы хвастаться — ни башен, ни университетов, ни торговых центров. Только главная улица, вымощенная кирпичом, где стояли старые магазинчики, кафе, почта и офис мэра с облупленным гербом. К западу от центра — пара школ, почерневший от дождей стадион и маленький госпиталь, где работали двое врачей. А дальше начинались жилые кварталы, фермы и заброшенные сараи, в которых подростки прятались от скуки и взрослых.
Местные любили говорить, что в Грейхолле «все друг друга знают». Но это была ложь. Они знали имена и привычки, знали, кто кому кем приходится и кто когда опоздал на воскресную службу. Но друг друга — нет.
Город был уютным, но не тёплым. Тихим, но не добрым. Он словно жил на грани: чуть больше ветра — и провода затрещат, чуть дольше дождя — и дорогу затопит, чуть больше вопросов — и ответов не будет.
Жители города были такими же. Они здоровались, но редко разговаривали.
На местной ярмарке улыбались, но уже к вечеру обсуждали друг друга на кухнях — по частям, по шепотам, через занавеску. Они знали, кто на чьей стороне, кто кого любит, кто с кем спал в старших классах, и кто подсыпал валерианку в суп в доме престарелых. Всё остальное — никого не касалось.
Мэйбл Дженнингс, старая медсестра с глазами ворона, всё ещё выходила каждое утро поливать сухую клумбу у больницы — хотя цветы там не росли уже лет пять.
Льюис Хантер, старший сын шерифа, бросал взгляд на каждого, будто сверялся с базой подозреваемых.
Маркус Эллиотт, официант из «Кофейной Ямы», исчезал после смены и никогда не говорил, где был.
Мара Уолш, беременная новенькая, тихо обходила людей стороной, словно боялась заразить их своим присутствием.
А маленькая Джули Сандерс, девочка с большими глазами и странными рисунками, говорила, что «в лесу ходят светлячки без глаз». Ей не верили. Просто кивали. А потом забывали.
Всё, что происходило в Грейхолле, оставалось внутри. Город был замкнутой системой. Не потому, что не пускал чужих. А потому, что сам не хотел выходить наружу.
Конрад Хантер подъехал к зданию участка на старом «Шевроле», из тех, что больше грохочут, чем едут. День только начинался — тот самый, после которого город больше не будет прежним, хотя пока всё казалось как всегда. Над Грейхоллом тянулись тяжёлые облака, серые, но ещё не угрожающие. Конрад привычно выжал тормоз, оставил машину под кривым фонарём, который мигает уже лет семь, и направился к стеклянной двери со скрипучей ручкой.
В участке пахло кофе и пылью. На стене висели пожелтевшие объявления о безопасности на дороге и, как всегда, фотография команды 1988 года: девять мужчин с одинаковыми усами и суровыми взглядами. Из глубины помещения донёсся хлопок двери, и вскоре появился Ричи Холт, его помощник — лет тридцать пять, светловолосый, с вечной улыбкой «я спал два часа, но всё нормально».
— Утро, шериф, — пробормотал Ричи, потягиваясь. — Кофе есть. Горький, как отчаяние, но горячий.
Конрад снял куртку, бросил на спинку кресла, сел за стол и устало посмотрел на помощника поверх очков.
— Ну, докладывай, как прошла ночь. Без подвигов?
Ричи пожал плечами и уселся напротив, сцепив пальцы.
— Скучно. Если не считать того, что миссис Кларк снова клялась, что у неё в подвале живёт "живой сквозняк". Пришлось ехать. Подвал — как подвал, только пахнет плесенью и старой водкой. Она меня угощала, кстати.
— И? — Конрад приподнял бровь.
— Я не взял. На этот раз. — Ричи усмехнулся. — Ещё кошка застряла в заборе на Лейн-стрит. Вызвали нас, потому что "никто больше не отвечает".
— А пожарные?
— Они решили, что это не по их части. Вообще, у них там вчера собрание было — обсуждали, что генератор в депо шумит так, будто он вот-вот взлетит. Думаю, скоро с ним будут проблемы.
Конрад тяжело вздохнул. Грейхолл и его вечные мелочи. Шумит генератор, сквозняки в подвале, кошки в заборах. Но всё это и было Грейхоллом — затянутым, неспешным, словно всегда застывшим на грани чего-то большого, которое никогда не происходило.
— Ну и отлично, — пробормотал он. — Один спокойный день, хоть раз в жизни, это уже подарок.
За окном слегка дрогнули ветки, и по стеклу скользнула капля. Её пока не заметил никто из них.
Дверь участка снова скрипнула — легко, как будто её толкнули с нерешительностью. Конрад не поднял сразу головы, но по шагам понял, кто вошёл. Не потому что узнал — потому что надеялся, что это не он.
— Привет, — раздался голос Льюиса, его сына. Тот стоял на пороге в джинсах и чёрной футболке с эмблемой школьной команды. Волосы растрёпаны, в руках — рюкзак, перекинутый через плечо, а лицо — уже взрослое, но всё ещё с тенью мальчишеской обиды.
Ричи усмехнулся и махнул рукой:
— Здорово, кадет. Раненько ты.
— Солнце уже высоко, — парировал Льюис, проходя к столу и бросая рюкзак рядом с креслом отца. — Я подумал, раз каникулы, могу быть полезен. Помочь с отчётами, может, с патрулём... Что угодно.
Конрад молча кивнул, даже не посмотрев на сына. Открыл папку с отчётами, перелистнул первую страницу. Сделал вид, что читает. На самом деле не читал. Просто думал, что сказать.
— Ты ж знаешь, это не совсем игра. Тут не бейсбольная форма и не форма на выпускной.
Льюис усмехнулся.
— А я и не думаю, что это игра. Я не просто хочу ходить с рацией на поясе. Я хочу понять, как всё работает. Ты сам сказал — служба начинается не с формы, а с выбора. Ну, я выбрал.
Конрад, наконец, посмотрел на сына. Тот стоял уверенно, не просил — предлагал. В этом был и вызов, и попытка сблизиться. Но Хантер-старший знал, что сближение требует чего-то большего, чем просто слов.
Ричи встал, похлопал Льюиса по плечу.
— Ну, раз ты уже здесь, можешь проверить рации. Некоторые пищат без причины. А потом — пройдись по учётам. Вчера кто-то пытался зайти в городской архив ночью. Охранник говорил, что показалось, но, знаешь, в Грейхолле даже "показалось" может стать поводом.
— Сделаю, — кивнул Льюис. — Я не подведу.
Конрад смотрел на него молча. Не потому, что не верил. А потому, что слишком хорошо знал, что такое «служить» в этом городе. Особенно, когда свет вдруг может погаснуть — во всех смыслах.
Льюис взял с полки ящик с рациями — тяжёлый, пластиковый, с наклейкой «ПОЛУРАБОЧИЕ» — и пошёл в заднее помещение участка, которое больше напоминало заброшенный архив, чем техническую комнату. Внутри стояли железные шкафы, старый стол, изрисованный фломастером, и вентилятор, который не работал уже года три, но никто его не выносил — как памятник временам, когда техника здесь ещё работала без шуток.
Он поставил ящик на стол и стал аккуратно вытаскивать рации одну за другой, сразу же отделяя те, у которых отсутствовали батарейки, у которых кнопки западали или которые шипели при включении. Каждую деталь он отмечал про себя, машинально — как по чеклисту. Хотя чеклист у него был только в голове.
Брошюра по техобслуживанию радиостанций модели MX-84: он читал её перед сном две недели назад, один из тех случаев, когда не мог заснуть и искал в интернете всё, что могло быть связано с работой отца. Он знал, что это глупо, знал, что сам Конрад даже не знал названия модели, которую носил в кармане. Но Льюис всё равно читал, запоминал:
«Контакт в районе кнопки PTT со временем окисляется. Очистка — спиртовой ваткой или заменой модуля.»
«Обновление прошивки возможно только при подключении к терминалу службы.»
«Не носите рацию в кармане вместе с ключами. Даже если вы крутой коп.»
Он усмехнулся, вспоминая последнюю строчку. Тогда она показалась ему насмешкой. Сейчас — почти пророчеством.
Пока он чистил одну из раций, мысли его уплывали. Не к отцу — к тому моменту, когда впервые увидел его в форме. Это было, когда ему было десять. Конрад тогда зашёл домой весь в грязи, после погони по полям за каким-то угонщиком, которого так и не поймал. Но Льюис смотрел на него, как на героя фильма. Сейчас — не так. Сейчас он понимал, что у отца за плечами не погони, а бесконечные скандалы в мэрии, жалобы на "мальчишек, гоняющих ночью по мосту", и на миссис Кларк с её "живыми сквозняками".
Но всё равно хотел стать таким. Или, может быть, лучше. Рация в его руках пискнула. Он повертел её, зажал кнопку. Пустота.
— Тест, приём... — пробормотал он, не особо ожидая ответа.
Из динамика — только треск, будто кто-то провёл ногтями по стеклу. Льюис прищурился. Положил рацию в стопку с пометкой «нестабильна», перешёл к следующей. Снаружи, за окном, деревья начали раскачиваться. Лёгкий ветер, ничто особенное. Он ещё не знал, что этой проверкой он, возможно, включил последнюю работающую рацию в Грейхолле.
Линда Крейг стояла у заднего стола своей аптеки, осторожно пересыпая мелкие таблетки из заводских упаковок в маленькие стеклянные баночки. Каждую она подписывала от руки — чёрной ручкой, выцветшей, но всё ещё послушной. Ровный почерк, как у школьной учительницы, которую в жизни больше интересует порядок, чем сами дети. На стекле витрины отражалась её фигура — сутулая, в белом халате, с собранными в низкий пучок волосами, и с тем выражением лица, которое не менялось годами: сосредоточенность, переходящая в тревогу.
Аптека находилась на углу центральной улицы, прямо напротив кафе Айрис Спенсер. Здесь всё было как всегда — запах йода, тусклый свет, деревянные полки с запылившимися коробками. Даже электронный кассовый аппарат был уже в возрасте: иногда моргал, иногда зависал, и Линда каждый раз приговаривала:
— Ещё один сбой — и я отправлю тебя в музей.
Она расфасовывала очередную партию аспирина, думая о том, как быстро разлетается запас обезболивающих. В последние месяцы у неё всё чаще спрашивали снотворное, успокоительное, средства от давления. Люди становились нервными, особенно те, кто много времени проводил у телевизора.
Новости всегда знали, как вселить в человека уверенность, что катастрофа — уже за порогом.
Линда давно перестала смотреть новости.
Она посмотрела на часы: восемь тридцать пять. Через двадцать минут придёт первая волна постоянных клиентов — миссис Холлоуэй со своими таблетками от щитовидки, старик Моррисон, который никогда не помнит, как зовутся его лекарства, но точно знает, какого они цвета, и, возможно, кто-то из мамочек с лихорадящими детьми. Как обычно. Как всегда. Как будто город не скрипел, как старый шкаф, готовый вот-вот треснуть.
В соседней комнате послышался шорох. Линда чуть нахмурилась, вышла за прилавок и заглянула — но там, как обычно, только кошка. Чёрная, жирная, с выщипанным боком, по кличке Тень. Она спала на стопке журналов с медицинскими аннотациями десятилетней давности.
— Пугаешь меня, — сказала Линда и вернулась к столу. Упаковка с антибиотиками была повреждена — один блистер надорван. Она вздохнула. С каждым месяцем поставки приходили всё более ненадёжные. Склад, через который шла её аптека, давно работал на износ.
Она потянулась за списком заказов, но её взгляд остановился на аптечном журнале, куда она вносила реальный, неформальный учёт — что, кому, когда и зачем. Там были не только имена и даты, но и заметки:
«Паника, просит двойную дозу. Считать.»
«Говорит — для мужа. Ранее приходила с другим именем.»
«Подросток. Лжив. Отказала.»
Эта тетрадь никогда не попадёт в официальный отчёт. Она — как чёрный ящик самолёта. Если бы Линда исчезла, только по этим строчкам можно было бы понять, что происходит в городе на самом деле.
Она не знала, что уже через несколько дней к ней в аптеку начнут приходить не за таблетками, а за помощью. Что у неё будут просить не рецепты — а убежище. И что Тень, её ленивая кошка, однажды не заплачет, а зашипит, уставившись в тёмный угол аптеки.
Дверной колокольчик над входом в аптеку звякнул тонко, почти неуверенно — так, как всегда звенит в те утренние часы, когда заходят не за срочным лекарством, а по привычке. Линда не оторвала взгляда от листа, который заполняла, и только сказала без особой интонации:
— Открыто.
— Доброе утро, миссис Крейг! — раздался звонкий голос, наполненный тем юношеским теплом, которое бывает у тех, кто ещё не сталкивался с настоящей потерей. — Я только на минутку.
Линда подняла глаза и, как и ожидала, увидела Эли Морган, подругу её сына, ту самую, что носила всегда чуть не по сезону — летом в кардигане, зимой без шапки. Волосы, как всегда, собраны в высокий небрежный хвост, на носу — очки, которые она постоянно поправляла, даже когда те не сползали.
— Только на минутку, — повторила Линда, откладывая ручку. — В прошлый раз твоя "минутка" длилась тридцать семь. Я засекала.
Эли рассмеялась, подошла к прилавку, облокотилась на него, как дома, и заглянула через стекло, где аккуратно лежали пузырьки и упаковки.
— Но в прошлый раз вы рассказывали про противосудорожные. Очень интересно было, кстати. А сегодня... я просто хотела поздороваться. Ну и, может быть... — она чуть понизила голос и с улыбкой вытянула блокнот. — Тут один вопросик. Только один!
Линда тяжело вздохнула, но в глубине души чувствовала, как уголки губ едва заметно дрогнули. Не потому что радость — потому что Эли умела принести с собой свет, даже в это аптечное полумолчание.
— Какой на этот раз? — спросила Линда, беря блокнот.
— Глюкофаж. Только честно, это же для диабета? Или что-то ещё? Я просто читала, что его ещё иногда прописывают... ну, по другим показаниям.
— Против инсулинорезистентности, — отозвалась Линда автоматически. — А ты что, уже сама рецепты назначаешь?
Эли вспыхнула и улыбнулась шире.
— Ну, пока только мысленно. Но я же хочу в медицинский, вы знаете. Всё это... — она повела рукой вокруг себя, указывая на аптеку, — ...прямо как лаборатория! Я бы тут жила, если бы можно было.
— Ты хочешь жить среди гипохондриков и бумажек? — Линда прищурилась. — Смело.
— А ещё тут пахнет лекарствами, — добавила Эли. — И это... уютно.
Линда ничего не ответила, но на мгновение задержала взгляд на девушке чуть дольше. Она напоминала ей саму себя в каком-то далёком, забытом возрасте, когда будущее ещё казалось возможностью, а не чередой закрытых дверей.
— Идёшь к Аарону? — спросила она, будто между прочим.
— Он ещё спит, наверное. Я просто гуляла и решила зайти. — Эли поправила очки. — У вас уютнее, чем в доме. Там у него вечно эти наушники, стены дрожат.
Линда кивнула. В голове промелькнула мысль, что, быть может, сегодня стоит сказать сыну что-то доброе. Или хотя бы спросить, как он спал. Но эти мысли всегда приходили с запозданием — и оставались только мыслями.
— Ну что ж, юная врачиха, — сказала она, возвращая блокнот. — Иди. Но не забывай: иногда лекарства — это не решение. Иногда — это просто красивое оправдание.
Эли кивнула, не до конца поняв, но записав фразу в свою память. Кто знает, может быть, именно эту мысль она вспомнит, когда тьма спустится на город и настоящая медицина станет бесполезной.
Аарон Крейг проснулся, как всегда — не из-за будильника, а от тишины, слишком плотной, слишком правильной. Комната будто держала дыхание. Он лежал несколько секунд, глядя в потолок, пока не понял, где он, кто он и какой сегодня день. Затем протянул руку в сторону тумбочки, нащупал наушники, натянул их на голову — и только тогда мир стал безопаснее. Музыка не играла — наушники не были подключены, но само ощущение чего-то, закрывающего уши, действовало как броня.
Комната была такой же, как всегда: узкая, с потёртыми обоями, на которых в одном месте выступал пузырь. Постер с обложкой старого научно-фантастического фильма висел криво, над ним — лампа, которую он сам переделал из фонарика. Под окном — письменный стол, заваленный тетрадями, коробками от микросхем и маленькой рацией, которую он пытался починить ещё с зимы.
Аарон сел на кровати, провёл рукой по лицу и запустил пальцы в волосы.
Проверил телефон. Экран мигнул и погас. Батарея разряжена — он забыл поставить на зарядку. Снова.
Он встал, подошёл к окну, приоткрыл штору. Снаружи город был сонным, тусклым, но ещё целым. Машина миссис Холлоуэй медленно проехала по улице. Птицы сидели на проводах. Всё как обычно — и всё же в этом было что-то тревожное. Словно в воздухе витал медленный отсчёт.
Он зевнул и открыл ящик стола. Внутри лежал блокнот, в котором он вёл записи. Не дневник — слишком много личного. Скорее — архив наблюдений. Погода, шумы за окном, странные сны, имена тех, кто заходил в аптеку к матери. Он не знал, зачем это делал. Просто ощущал, что что-то должно случиться, и хотел быть готов.
Он заполнил новую строку: "Утро. 08:57. Странно тихо. Птицы есть. Улица — как всегда. Но внутри всё не так."
Он отложил ручку, подошёл к двери, открыл её. Где-то на первом этаже гремела посуда — значит, мать уже в аптеке. Кошка, Тень, спала на подоконнике, слегка шевеля ушами во сне. Всё было обыденно. Но в груди уже появилось это ощущение, как перед экзаменом, к которому не готов, но от которого нельзя отказаться. Аарон не знал, что к вечеру тишина будет не успокаивающей, а полной. И что его наблюдения станут тем, за что другие будут цепляться, когда свет исчезнет.
В здании Грейхоллской начальной школы было непривычно пусто и гулко. Коридоры, которые ещё пару дней назад звенели детским смехом и топотом кроссовок, теперь казались чужими. Пыль лениво оседала на подоконниках, стены молчали, а флюоресцентные лампы под потолком жужжали с таким звуком, будто напоминали: вы здесь — одни.
Таня Брукс, учительница младших классов, сидела за своим столом в кабинете №3 с кружкой остывшего чая и ворохом бумаг перед собой. Лето началось, дети разъехались — кто в лагерь, кто к бабушке, кто просто на улицу, где лужи от урагана высыхали медленно, как будто знали, что это не просто дожди. Но Таня осталась. Потому что отчёты. Потому что мэрия. Потому что «ещё бы чуть-чуть — и штраф».
Окно было приоткрыто, ветер лениво перелистывал страницы дневников. Где-то на дереве за окном кричала сорока, и этот звук был единственным живым напоминанием о том, что мир всё ещё существует.
Таня прищурилась, всматриваясь в таблицы: оценки, поведение, рекомендации, подписи родителей. Её глаза были усталыми, но в них всё ещё жила та внимательность, с которой она смотрела на учеников весь год. Каждый из них был для неё больше, чем просто фамилия и цифры. Лео, который боялся выступать у доски, но тайком писал рассказы. Джули, что рисовала людей без лиц и говорила странные вещи. Томми, у которого папа больше не звонил.
Она дышала медленно, ровно. В этих стенах она чувствовала себя нужной, почти незаменимой. За дверью — взрослый мир, в котором она была никем. Здесь — она могла держать строй.
На её столе лежала старая тетрадь, где она помимо отчётов вела свои личные заметки. Не о детях, нет. О себе. О том, как трудно быть доброй, когда никто не говорит спасибо. О том, как тяжело приходить в пустой кабинет после выпускного. О том, как невыносимо тянет в горло, когда последний звонок — и всё снова начинается с нуля.
Она потянулась за ручкой, но внезапный звук в холле заставил её замереть.
Шаги. Один, два. Очень лёгкие. И слишком отчётливые для пустого здания.
Таня выпрямилась, прислушалась. Ничего. Только ветер за стенами. Возможно, охранник. Или просто сквозняк — здание старое. Она встала, на всякий случай выглянула в коридор — длинный, залитый желтоватым светом ламп. Пусто. Ни души.
— Привиделось, — прошептала она себе. — Или Джули оставила мне воображение в подарок.
Вернулась к столу. Взяла первую папку. Написала дату. Подпись. Снова погрузилась в бумажный порядок.
А где-то на стене часы тикали слишком громко. И словно секунды тянулись чуть дольше, чем положено.
Утро пришло и в маленькую церковь святого Клемента, что стояла у края Грейхолла, на холме, где ветер казался чище, а звон колокола — громче. Она была старая, деревянная, с выцветшим крестом на шпиле и коваными фонарями, которые давно не зажигали по вечерам. За последние годы прихожан стало меньше, службы — короче, а молитвы — тише, но пастор Кевин Рид приходил сюда каждое утро, как по обету, который сам же себе и дал.
Он ходил по центральному залу с веником и тряпкой, шепча под нос старые строки из Псалтири. Его шаги отдавались эхом между скамьями, и в этом звуке было что-то умиротворяющее. Он не спешил. Любил это дело. Хотя для этого были люди — приходская молодёжь, уборщица по субботам — но Кевин всегда говорил:
— Наводить порядок в доме, значит наводить порядок в душе.
Тряпка ловко скользила по пыльной поверхности алтаря. Он останавливался, выравнивал свечу, поправлял скатерть, приглаживал край ковра. В этих движениях было что-то молитвенное — как будто он не вытирал пыль, а стирал с мира то, что мешает Богу быть услышанным.
Он не был классическим священником. Без рясы, чаще в потертом свитере и джинсах, с седыми прядями в бороде и голосом, в котором больше усталости, чем торжественности. Но жители Грейхолла уважали его. За честность. За то, что он не давал готовых ответов, а слушал по-настоящему. Даже когда сам больше не знал, кому молится.
Он прошёлся между скамьями, собрал пару забытых бумажек, конфетных фантиков, чей-то рисунок с солнцем и надписью «Бог улыбается». Улыбнулся в ответ, почти по-настоящему.
Когда-то он тоже верил в это.
Он остановился у кафедры, где висела табличка с сегодняшней датой и темой проповеди, которую никто не менял уже две недели. Надпись гласила: "Свет во тьме не угаснет."
Кевин посмотрел на неё долго. Потом взял губку и стёр её. Подумал. И написал: "Не бойтесь безмолвия."
Он не знал, почему именно это. Просто почувствовал, что тишина будет важнее слов. Особенно скоро.
А потом зажёг одну из свечей — тонкую, скрипучую от времени. Пламя дрогнуло, как будто усомнилось, но всё же загорелось. И в этом, пожалуй, был весь сегодняшний Грейхолл.
Аарон сидел на полу в своей комнате, спиной к стене, с ноутбуком на коленях, который сейчас больше напоминал мёртвый кусок пластика, чем рабочее устройство. Он уже в третий раз пытался включить его — безуспешно. Аккумулятор выдохся, кабель питания где-то внизу, а вставать и искать его было слишком большим усилием для утра, которое начиналось с раздражающей ясности. Всё вокруг слишком чёткое, слишком реальное. Ни музыки, ни шума, ни экрана, за которым можно было бы спрятаться.
Он услышал, как скрипнула лестница, и сразу понял, кто поднимается. Эли.
У неё была особенная походка — быстрая, небрежная, почти прыжковая. Как будто всё в мире ещё может быть интересным, если смотреть под правильным углом. Он хотел успеть спрятать дневник, но та уже стояла в дверях.
— Доброе утро, социальный интроверт! — сказала она весело и опёрлась плечом о косяк. На ней была футболка с надписью "Anatomy of coffee", джинсовые шорты и привычная улыбка, которую она всегда приносила с собой, как солнечный фонарик в тёмную комнату.
— Доброе, — буркнул Аарон, не вставая. — Что, аптека уже надоела?
— Ничего не надоело. Но ты — да. Сидишь тут, как затворник. Первый день лета, между прочим. Каникулы. Свобода. Законы природы и подростковой анархии обязывают нас это отметить. Поэтому я пришла с предложением века.
Аарон приподнял бровь.
— Ещё один эксперимент с карамельным чаем и сиропом из бузины?
— Нет. Хотя идея хорошая. — Эли подошла ближе и села напротив него, скрестив ноги. — Я говорю про "Кофейную Яму". Пять минут пешком. Там Маркус сегодня один на смене, значит, можно сидеть хоть до вечера, слушать его странную музыку и обсуждать, как тяжело жить, будучи слишком умными для этого мира.
Аарон вздохнул. С одной стороны — это была трата времени. С другой — Эли умела делать даже бессмысленные вещи уютными. С ней было... безопасно. Даже когда она лезла не в своё дело, она делала это по-доброму.
— У меня нет денег, — сказал он, пытаясь найти аргумент.
— У меня есть. На двоих. Купим один кофе и будем выглядеть философски бедными.
— Я ненавижу людей.
— А я — их нейтрализую. Пойдём, Аарон, пожалуйста. — Она чуть подалась вперёд. — Ты же знаешь, что если ты откажешься, я вернусь через час. С Маркусом. И он притащит тебе эспрессо с корицей. Без твоего согласия.
Он скривился, но губы предательски дёрнулись в полуулыбке.
— Ладно. Дай мне минуту.
— Минуту дам. Больше — нет, — ответила она и вышла из комнаты, довольная собой.
Аарон посмотрел на выключенный ноутбук, затем на дневник. Закрыл его и положил в ящик. Сегодня был первый день лета. Первый день чего-то нового. Пусть даже он этого не чувствовал. Пока.
В самом центре Грейхолла, за углом от главной улицы, с облупленной вывеской и окнами, в которых отражались только облака и старые фонари, находилось кафе «Кофейная Яма». Название когда-то казалось дерзким и ироничным — сейчас оно стало почти пророческим. Это место действительно было ямой, в которую проваливались те, кто не знал, куда ещё себя деть.
Утро в «Яме» начиналось не с кофе, а с тишины и запаха вчерашнего хлеба.
Маркус Эллиотт, один из постоянных бариста, пришёл раньше обычного — ещё до семи. Открыл дверь своим ключом, зевнул и тут же врубил музыку — старый инди-альбом с глухими ударными и вокалом, звучащим будто из другой комнаты. Он не любил тишину — в ней слишком много дум. А он был здесь не для того, чтобы думать.
Маркус был тем, кого сложно было классифицировать. Высокий, худой, с вечно заправленной в штаны футболкой и глазами, будто не спавшими уже неделю. Он двигался быстро, но плавно, как человек, у которого каждое движение выверено — но только им самим. Никто не знал, откуда он приехал, и когда он вообще появился в Грейхолле. Но он был. Был и кофе. Значит, вопросов никто не задавал.
На кухне уже возились Джас и Ромни — повара, которых город знал только по ругани из-за двери и удивительно вкусным вафлям. Джас включала старую духовку, матерясь себе под нос, а Ромни резал фрукты так, как будто пытался разрезать нечто личное.
— О, наш гробовщик кофе пришёл, — сказала Джас, увидев Маркуса.
— В любое утро, где ещё не выключен свет, я обязан быть, — отозвался он, надевая фартук. — Говорят, если я не налью первый эспрессо, город проснётся не с той ноги.
— А если ты опоздаешь?
— Тогда Грейхолл, возможно, начнёт жить правильно. Или сгорит. Не уверен.
Он вытащил банку с зерном, привычно поднёс к носу, вдохнул аромат. Он не улыбался — но в этом действии было больше удовольствия, чем в любом разговоре.
Открыл кассу. Всё работало. Пока.
За стеклом появилось утреннее солнце, которое никогда не было здесь ярким. Оно просто освещало пыль в воздухе. Где-то на улице прошёл велосипедист. Кто-то из соседей потащил мусор. Мир просыпался, как ленивый кот, растягиваясь во все стороны и не подозревая, что сегодня он сделает первый зевок перед бурей.
— Готовь фильтр, — сказал Маркус. — У нас сегодня будут гости. Те самые, кто думает, что лето — повод пить кофе с ванилью.
— Подростки? — уточнила Джас.
— Подростки, — подтвердил он. — Самые опасные создания на земле.
Кофемашина зашипела. Первый пар взвился в воздух. Пахло началом. Пахло тем, что вот-вот перестанет быть обычным.
Маркус только успел выставить табличку "Открыто", как дверь с хриплым скрипом отворилась, и в помещение ворвался Ларри Стэнтон — точно по расписанию, как рассвет или обваление очередного электрического столба в Грейхолле. Широкоплечий, с седыми висками, в выцветшей рабочей куртке с нашивкой "L. Stanton Auto Repair", он всегда двигался быстро и знал, чего хотел: чашку эспрессо — чёрного, как закат без надежды.
— Маркус, — буркнул он вместо приветствия, — двойной. Без пены, без разговоров.
— Утро в нашем аду начинается без перемен, — отозвался Маркус и включил кофемашину.
Ларри за это время уже занял привычное место — первый табурет у стойки, тот, где скрипел один болт, а под сиденьем было выцарапано "Говно, а не кофе" — собственноручно им же лет десять назад. Он снял шапку, провёл рукой по голове и шумно выдохнул. Пахло машинным маслом, пылью и старой злостью.
— Сегодня утром вызвали к северному шоссе. Опять кто-то заглох. Говорят — "машина умерла просто на ровном месте". Ну, конечно. В городе, где половина проводов ржавеет прямо в земле, удивительно, что хоть что-то ездит, — пробурчал он, глядя на то, как струя кофе заполняет чашку.
— Может, не место мёртвое, а люди сдаются раньше техники, — философски заметил Маркус.
— Люди? — Ларри хмыкнул. — Люди тут живут, как тараканы в мокрой коробке. Мэр сидит в своём кресле и делает вид, что это не его дело. Типа "природа шалит". Да это не природа — это система гниёт, провод за проводом, а мы — просто мешки с костями, которые чинят всё, пока не сдохнут.
Кофе подан.
Он выпил залпом, как лекарство от боли, не дрогнув.
— Грейхолл не умрёт красиво, — сказал он, ставя чашку. — Он просто перестанет дышать — и никто не заметит.
Маркус молча кивнул. Он никогда не спорил с Ларри. Его правда была грубой, но чистой, как бензин.
— Закинь мне, если что, в счёт, — бросил Ларри, уже выходя. — Если выживем до пятницы — оплачу.
— Пятница в этом городе — роскошь, — усмехнулся Маркус в спину.
Дверь снова скрипнула, закрываясь.
На улице завёлся его старый пикап, издав рёв, будто разбудили спящего зверя. Ларри, как всегда, уезжал чинить чью-то проблему — пока кто-то другой ещё не создал новую.
После ухода Ларри тишина в «Кофейной Яме» продлилась недолго. Маркус не успел даже сменить трек на колонке, как зазвенел дверной колокольчик, и в помещение вошла пара пожилых женщин — миссис Ховард и миссис Ленс, те самые, что приходили каждое утро не столько за кофе, сколько за возможностью побыть не одними. Они занимали свой угловой столик, заказывали «по-старому»: одна — латте без сахара, вторая — травяной чай с медом, но на пол-ложки.
— Сегодня не так душно, — сказала миссис Ховард, аккуратно раскладывая салфетку. — А значит, день будет тяжелый.
— Всё, что не дождь, — уже победа, — ответила миссис Ленс. — У меня вчера снова мигал свет. Как будто дом дышит через раз.
Маркус наливал латте и слушал краем уха. Эти разговоры были фоном, как старый проигрыватель — шуршащий, но тёплый. Он любил, когда "Яма" начинала дышать людьми, когда шум становился живым.
Следом пришли двое подростков с рюкзаками и длинными канцелярскими трубками —, вероятно, выпускники, празднующие свободу. Они громко обсуждали, кто из них первым научится управлять квадрокоптером, и спорили, можно ли снять заброшенную фабрику ночью. Заказали по фраппе с двумя добавками и плюшку на двоих.
— Живём, как в фильме ужасов: маленький город, странные звуки, отключения... — сказал один.
— Только ты слишком говорлив для жертвы, — ответил второй.
Появились девушка с ноутбуком — постоянная клиентка, молча садящаяся у окна, и молодой отец с малышкой, которая сразу же налила себе сахара из трёх пакетиков в воду.
Маркус крутился за стойкой, отмахиваясь от Джас, которая ворчала из кухни, что "вся мука пошла на эти ваши идиотские панкейки", и шутил с каждым третьим посетителем — только настолько, чтобы быть не навязчивым, но узнаваемым. В какой-то момент он просто перестал считать.
Кофемашина шипела. В воздухе витал аромат корицы и ванили. Кто-то смеялся, кто-то жаловался на погоду, кто-то кивал в такт музыке.
Кофейная Яма, как и всегда, принимала в себя Грейхолл — часть за частью.
Никто из них не знал, что именно сегодня, когда город был особенно живым, он сделает первый шаг к тишине.
Дверной колокольчик вновь звякнул — на этот раз звонко и уверенно. Внутрь вошёл Ричи Холт, помощник шерифа, в форме, но без кителя — рубашка с закатанными рукавами, рация на поясе, бейдж с поцарапанным именем. Он двигался быстро, словно каждое утро у него начиналось с тревоги. Маркус кивнул из-за стойки, не останавливаясь в работе.
— Три с собой, как всегда? — спросил он, заранее беря стаканчики.
— Угадал. Два американо — мне и боссу, латте — для младшего, — ответил Ричи и потёр лоб. — Хотя он заслужил воду и пару оплеух, но пусть думает, что мы добрые.
— Ох уж это отцовское воспитание, — хмыкнул Маркус, заливая порции.
— Я тебе потом расскажу, как он вчера пытался напялить бронежилет задом наперёд.
Ещё не успев дверь закрыться за помощником, как в кафе ворвалась Эли. Солнце вспыхнуло в её волосах, когда она резво подскочила к стойке, чуть не сбив табурет. На лице — воодушевление, глаза горят. Она тут же зафиксировала цель: Ричи.
— Доброе утро! — она выдохнула с такой силой, что Маркус подумал, будто она пробежала весь путь бегом. — Вы, случайно, не сказали сейчас «Льюис»?
Ричи обернулся с ухмылкой.
— А ты подслушиваешь, мисс Морган?
— Я просто... случайно услышала. Ну, то есть, если он сейчас в участке, то, может быть, ему нужна... помощь? Ну, знаете... учебные материалы, тетрадь, или... кофе? Или компания?
Маркус едва заметно покачал головой, поставив ей привычный ванильный капучино. Он уже знал этот взгляд Эли — так смотрят только на тех, кто совсем не замечает тебя обратно.
А следом за ней, тихо и почти незаметно, вошёл Аарон. Без спешки, без лишнего движения, с глазами, привыкшими видеть больше, чем хочется. Он остановился у дверей, скрестил руки на груди и наблюдал за происходящим с привычным оттенком иронии и легкой печали, которую давно научился прятать под маской спокойствия.
— Ты могла бы просто отправить ему открытку с сердцем, — негромко пробормотал он, подходя ближе.
— Очень остроумно, — бросила Эли, не отрывая взгляда от Ричи. — Может, я и отправлю. На настоящей бумаге. А потом выброшу.
— Или сожжёшь. В ритуале. Со свечой и надписью "Да сбудется роман".
Эли фыркнула, но улыбнулась. И это, пожалуй, было всё, чего Аарон хотел добиться. Он взял свою кружку, сел в угол у окна, где никто не мешал, и отпил глоток.
Он не был влюблён в Эли. Но она была его светлой частью, тем кусочком мира, который он не пытался анализировать или чинить. Просто существовал рядом. И когда она смотрела не на него, а на Льюиса, он не ревновал. Он просто понимал, что в жизни некоторых людей ты всегда остаёшься фоном — даже если ты заметнее, чем думаешь.
— Ладно-ладно, не смотрите так на меня, — Эли отступила от Ричи Холта с театральной обидой, заложив руки за спину. — Я же просто предложила помощь. Вдруг Льюис не знает, где лежит скотч. Или наручники.
— Он вчера пытался арестовать копировальный аппарат, — усмехнулся Холт, беря пакеты с кофе. — Если ты и правда хочешь ему помочь — пошли ему учебник по логике.
С этими словами он кивнул и вышел из «Кофейной Ямы», дверь за ним закрылась, и Эли осталась посреди кафе, на секунду растерянная, как будто у неё вырвали реплику прямо со сцены. Она повернулась, обвела взглядом зал, нашла глазами Аарона — и направилась к нему.
— Ну что, гений сарказма, — села напротив него с чашкой капучино, — ты теперь будешь надо мной смеяться, да?
— Уже смеюсь, — не поднимая глаз, буркнул Аарон, делая вид, что увлечён надписью на стакане. — Правда, молча. Из уважения.
— Какой ты всё-таки джентльмен. — Эли скрестила руки. — Между прочим, я искренне хотела помочь. Просто... знаешь, когда кто-то тебе нравится, логика уходит в отпуск. На всё лето.
— А вот это уже звучит как твой план на каникулы, — заметил Аарон, наконец подняв взгляд.
— Ха! Ты попался. Значит, ты тоже хочешь знать мои планы? Признавайся, Крейг.
Он пожал плечами, откинулся на спинку стула.
— Любопытство — не значит зависть. Но раз уж мы заговорили: какие у тебя планы? Кроме как превращаться в кофеинового шпиона.
Эли задумалась, глядя в своё отражение в окне. Солнце уже поднималось, заливая улицу мягким светом, и в нём её профиль казался неожиданно взрослым.
— Честно? — сказала она тише. — Я хочу почувствовать, что не зря осталась здесь. Что лето — не просто пауза между классами. Что-то настоящее. Не знаю... может, помочь людям. Найти, где я нужна. Что-то вроде этого.
— Звучит, как вступление к благотворительному марафону, — усмехнулся Аарон. — Но красиво.
— А у тебя?
Он замолчал на пару секунд. Взгляд скользнул по залу, по людям, по стенам, по той самой рации в его рюкзаке, которую он всё-таки прихватил.
— Я просто хочу понять, что здесь происходит. Почему я всё чаще просыпаюсь с ощущением, будто что-то под кожей города ползёт, готовое вырваться. Звучит глупо. Паранойя. Но у меня есть дневник. И я пишу в нём каждый день. Даже такие разговоры, как наш.
Эли удивлённо приподняла бровь.
— Ты серьёзно? Мы — часть твоего таинственного "городского расследования"?
— Ну, может, ты не убийца, — пожал он плечами. — Но всё остальное ещё под вопросом.
Она засмеялась. И в этом смехе было то, что заставляло Аарона оставаться в этом городе, даже если в глубине он мечтал — просто исчезнуть.
Ричи Холт вернулся в участок, неся в руках бумажный поднос с тремя стаканами кофе, который покачивался при каждом шаге, но чудом не проливался. Участок встретил его всё той же тишиной, за исключением слабого гула вентиляции и еле слышного скрипа кресла, в котором сидел Конрад Хантер, погружённый в очередной рапорт, словно пытаясь прочитать между строк нечто большее, чем просто цифры.
— Кофейное подкрепление прибыло, — объявил Холт, входя в кабинет и ставя поднос на край стола. — Один латте для будущего офицера. Два американо — для живущих в реальности.
— Если ты скажешь мне ещё одну шутку про кофе, я переведу тебя в отдел профилактики, — буркнул Конрад, отрывая взгляд от бумаг. Он взял свой стакан, подул на горячую крышку, как будто это имело хоть какой-то смысл, и сделал глоток.
Льюис в это время сидел за другим столом, склонившись над рацией. Он пытался разобрать, почему одна из них при включении шипит с характерным металлическим «щелчком», как будто сигнал доходит до конца и тут же обрывается. Холт подошёл к нему и протянул латте.
— На. Для мотивации. Отделить провода от внутренностей — это, конечно, круто, но кофе нужен мозгу больше, чем паяльник.
— Спасибо, — пробормотал Льюис, взяв стакан и не отрываясь от работы.
— Ты хоть спал? — спросил Конрад, внимательно наблюдая за сыном.
— Два часа. Потом вспомнил, что одна из раций может быть с отставанием по каналу. Захотел проверить, — пожал плечами Льюис.
— Отлично, — кивнул шериф. — Только не забывай, что ты всё ещё ученик. Это не кино. У нас нет репетиций.
— Да я и не прошу главную роль, — ответил Льюис с усталой усмешкой.
Ричи стоял, опершись на косяк, и с интересом наблюдал за этим мини-обменом репликами. Слишком много в этом было напряжения, которое скапливалось годами и никогда не выплёскивалось вслух. Он допил свой кофе, бросил стакан в корзину и сказал:
— Кстати, пока был в «Кофейной Яме», Эли пыталась пробиться в участок под видом "гуманитарной помощи". Убедить её остаться там удалось с трудом. Но ей явно надо официальное приглашение. Может, заведём бланк?
Конрад только хмыкнул.
— Эта девочка родилась с генератором энтузиазма. Если бы у нас таких было десять — мы бы починили город за неделю. Или сожгли. Пятьдесят на пятьдесят.
Льюис, услышав имя, сделал вид, что не услышал, но по тому, как он чуть крепче сжал стакан, Ричи понял: реакция есть.
— Ладно, — сказал Холт, оттолкнувшись от косяка, — пойду перезапущу сервер патрульных записей. Он вчера опять завис, и теперь выдает, что за прошлую неделю мы выписали штраф коту.
— А мы не выписывали? — спросил Конрад без тени шутки.
— Возможно, это была миссис Кларк. Или её живой сквозняк.
Ричи вышел, оставив в кабинете лёгкий запах кофе и невыраженного напряжения. Конрад взглянул на сына, но ничего не сказал. А Льюис снова вернулся к рациям — потому что проще иметь дело с проводами, чем с людьми, особенно, если один из этих людей — твой отец.
Тишина в участке продлилась недолго. Стационарный телефон на стене, тот самый, что обычно использовался только в редких случаях — или когда в участке был кто-то старше 60 — вдруг зазвонил. Звон был резкий, пронзительный, не терпящий промедления. Конрад Хантер вздрогнул, поднял глаза от рапорта и на секунду замер. Этот звук редко означал что-то хорошее.
— Холт, возьми, — бросил он.
Ричи уже шел по коридору, но на звон развернулся и снял трубку. Выслушал коротко, нахмурился, прикрыл микрофон рукой и повернулся к шерифу.
— Это мэр. Лично. Просит тебя срочно подъехать в офис. Прямо сейчас. Говорит, "это не тот случай, когда можно перезвонить позже".
Конрад молча встал, допил остатки кофе, выпрямился и натянул куртку с крючка. Взгляд его задержался на Льюисе — на секунду — потом снова стал сухим, официальным.
— Прикрой пока участок. Если что — вызывай Холта.
— А ты думаешь, что-то серьёзное? — спросил Ричи, снова подходя ближе.
— Если бы это был очередной отчёт или утренний истерик от миссис Кларк, он бы позвонил через секретаря, — ответил Конрад. — А если звонит напрямую, да ещё на городской проводной — значит, либо кто-то умер, либо город решил начать умирать официально.
— Воодушевляюще, — заметил Ричи, но шутка прозвучала глухо.
Конрад уже открывал дверь, когда в окно участка дунул первый серьёзный порыв ветра — короткий, но тяжёлый, как вздох. Шторы вздрогнули. Воздух внутри стал плотнее, как перед бурей.
Шериф посмотрел на небо. Облака сжимались в нечто темное, но ещё не грозовое. Он мог бы подумать, что это просто летняя жара играет с атмосферой, но что-то внутри — тот самый чутьё — подсказывало:
Это не просто вызов. Это — начало чего-то.
Как только за Конрадом закрылась дверь и глухие шаги затихли на крыльце, в участке повисла другая тишина — не рабочая, а ожидательная. Та, что приходит, когда остаются только двое, и один из них что-то собирается сказать.
Ричи Холт подошёл к кофейному аппарату, налил себе новую порцию уже остывшего американо, подул на него по привычке — и посмотрел на Льюиса, который сидел за столом с одной из раций, но уже больше не притворялся, что работает.
— Ну, выкладывай, — сказал Ричи, делая глоток. — Ты на меня так смотришь, как будто я — недостающая часть твоей курсовой.
Льюис чуть улыбнулся, потом сел ровнее, подперев подбородок рукой.
— Просто... раз уж мы тут вдвоем, и у меня есть доступ к живой энциклопедии сраного Грейхолла — почему бы не воспользоваться моментом? Мне интересно. Серьёзно. Не про отчёты и проколотые шины. А на самом деле. С чем ты сталкивался... ну, такого, что не расскажешь в мэрии. Или за ужином.
Ричи молча присел на край стола напротив. Его глаза немного потемнели — не от раздражения, а от той внутренней паузы, которую делают люди, решая, стоит ли говорить правду.
— Ты уверен, что хочешь это знать? — тихо спросил он. — Не из любопытства, а чтобы потом жить с этим?
Льюис кивнул.
— Если хочу быть в этом деле — по-настоящему — я должен знать. Не только про коды вызовов. А про людей. Про то, что ждёт, когда дверь открывается, а с другой стороны — не статистика.
Ричи задумался, затем отставил чашку и заговорил, не повышая голоса:
— Была женщина. Миссис Элрон. Тихая, пожилая. Звонила каждый месяц: "у меня в подвале кто-то есть". Мы приезжали, смотрели — пусто. Но однажды я решил задержаться. Просто... остаться у неё на кухне подольше, выпить чаю. Она рассказывала, как её дети уехали, как муж умер на этой же кухне от инфаркта. А потом, ночью, она умерла прямо в кресле. Без крика, без слов. Просто заснула — и всё. А в подвале, когда пришли санитары, нашли следы. Реальные. Шаги. Царапины на стене.
Он замолчал. Льюис смотрел молча.
— Или вот ещё. Вызов на семейную ссору. Думаем, обычная ругань. Заходим — отец с дробовиком. Дети прячутся под лестницей. Мать в истерике. Я поднимаю руки, говорю с ним. А он смотрит и говорит: "Это вы мне её и привели. Она с вами заодно." — Ричи провёл рукой по лицу. — Мы потом выяснили, что он несколько лет лечился у закрытого врача — и бросил. А в глазах у него была... не злоба. Уверенность. Он был уверен, что мы враги.
Льюис чуть сжал пальцы. Молчание повисло между ними.
— Так что, — Ричи выдохнул, — когда ты надеваешь форму, ты не просто следишь за парковкой. Ты входишь в чужие жизни, в самые тёмные их углы, где они сами боятся смотреть. Иногда ты помогаешь. Иногда — просто присутствуешь, когда всё рушится. И это, Лью... это тоже часть работы.
Льюис кивнул. Его лицо стало серьёзнее. Глубже. И в этот момент он впервые не выглядел сыном шерифа, а человеком, стоящим на пороге чего-то важного.
— Спасибо, — сказал он тихо. — Именно это я и хотел услышать. Настоящую сторону.
— Рад помочь. Только не думай, что ты теперь всё знаешь, — усмехнулся Ричи. — Настоящее только начинается. Особенно здесь. В этом городе.
За окном ветка ударилась в стекло. Ветер становился сильнее.
Конрад Хантер подъехал к мэрии и привычным движением поставил машину на место, где ещё едва различалась стёртая надпись "только для служебных авто". Он выдохнул, откинулся на секунду на спинку кресла, оглядел здание — старое, облупленное, с потемневшими от влаги колоннами, но всё ещё гордо стоявшее в самом центре Грейхолла, словно не хотело признавать, что город вокруг медленно сдаёт позиции.
Он ожидал ещё одного сухого разговора, протокольного и скучного, где мэр вяло пожалуется на жалобы горожан, а он кивнёт и пообещает разобраться. Так было десятки раз.
Однако как только он вошёл в кабинет, всё изменилось.
Мэр Джеймс Уоллис стоял у окна, закусив губу и постукивая пальцами по подоконнику. Это уже выбивалось из привычного. Обычно он был вальяжным, почти комично невозмутимым, любившим говорить медленно, с театральными паузами. Но сейчас он даже не обернулся сразу — будто раздумывал, как сказать плохие новости без пафоса.
— Джеймс, — бросил Конрад, не утруждая себя формальностями. — Ты звонил, как будто город горит. В чём дело?
Мэр повернулся. Его лицо было напряжённым, глаза бегали.
— Конрад, только что связались с нами метеорологи из Бриджуотера. У них на радаре — ураган четвёртой категории. И, по последним данным, он может развернуться прямо на нас.
Конрад нахмурился, но не изменился в лице.
— И?
— И? — переспросил Уоллис, повышая голос. — Ты вообще слышишь, что я говорю? Четвёртая категория! Это не гроза с порывами. Это —
— Это то же самое, что мы слышим каждый месяц, — перебил Конрад, медленно подходя к столу. — Эти «предупреждения» приходят как по расписанию. И ни один ураган за последние двадцать лет даже не поцарапал Грейхолл. Мы лежим между холмами, нам всегда везло. Ты сам это знаешь.
Мэр подошёл ближе, уже почти нависая.
— Нет. Это не то же самое. Они сказали, что траектория изменилась в последний момент. Он усилился. Ветер уже крутит на побережье, по ним прошёлся штормовой фронт — есть разрушения, отключения, жертвы. Если он сдвинется ещё чуть-чуть — он ударит по нам. Прямо. Не рядом. Не вскользь.
Конрад на мгновение замолчал. Потом устало провёл рукой по лицу.
— Ты хочешь, чтобы я поднял тревогу? Разослал уведомления? Объявил эвакуацию? Снова? — Он смотрел в глаза мэру. — А потом через два дня выслушивал от половины города, что мы параноики, а от другой — что это всё «отмывка бюджета на генераторы»?
Мэр Уоллис отступил, опустил взгляд, но затем поднял его с новой серьёзностью.
— Я не говорю объявлять панику. Но хотя бы — подготовить людей. Электричество, дороги, убежища, стариков на окраине. Всё может посыпаться. Если мы не сделаем хоть что-то — нас просто снесёт.
Конрад выдохнул. Смотрел теперь не на мэра, а в окно — куда-то вдаль, где небо уже начинало темнеть, хоть было ещё утро.
— Хорошо, — наконец произнёс он. — Я подниму тех, кого можно. Пускай проверят оборудование, генераторы, свяжутся со школой и церковью — на всякий случай. Но официально — никаких объявлений. Пока не будет видно самого неба.
— Договорились, — устало кивнул Уоллис. — Но если они окажутся правы, Конрад... это будет не шторм. Это будет перелом.
— Мы переживали ураганы. Мы переживём и этот, — сказал шериф, уже разворачиваясь к двери.
И всё же, выходя из кабинета, он обернулся. Впервые за долгое время в мэрии он почувствовал не раздражение, а странное, зловещее предчувствие, как будто Грейхолл действительно был на грани чего-то, что нельзя отложить на потом.
Когда Конрад вернулся в участок, в нём всё ещё ощущался налёт городской тишины, но теперь — другой. Не спокойной, а задержавшей дыхание. Как будто воздух сам почувствовал, что надвигается нечто большее, чем просто лето в Грейхолле.
Он распахнул дверь, шагнул внутрь, сбросил куртку на вешалку и направился прямо к дежурной. Ричи Холт поднял глаза от рапорта, а Льюис, всё ещё возившийся с рацией, напрягся, почувствовав перемену в отцовской походке.
— Слушайте внимательно, — без лишних предисловий сказал Конрад. — Только что был у мэра. Связались метеорологи из Бриджуотера. Говорят, что на нас может выйти ураган четвёртой категории. С высокой вероятностью. Если он не свернёт — нас ударит в течение двух суток, максимум трёх.
Льюис застыл. Ричи присвистнул, но не с ухмылкой — это был инстинкт тревоги.
— Что делаем? — спросил Холт, уже вставая.
— Поднимаем тихую подготовку. Без объявлений, без паники. Я не хочу, чтобы завтра весь город скупал воду и шины, как на конец света. Работаем тихо и быстро.
Он подошёл к доске и стал накидывать короткие задачи маркером:
1. Проверить генераторы — участок, школа, церковь, супермаркет.
2. Обзвонить владельцев грузовиков и внедорожников — составить список транспорта.
3. Связаться с местной клиникой и аптекой — составить список препаратов первой необходимости.
4. Подготовить здание школы под временное убежище.
5. Проверить старую рацию дальнего действия и стационарные линии связи.
Затем Конрад повернулся к Ричи:
— Твоя зона — школы и церковь. Поговори с Таней Брукс, пусть помогает — она с людьми умеет. Проверишь, что с подвалами. Возьми кого-нибудь из старших учеников, тех, кому доверяешь.
— Есть. — Ричи уже хватал кобуру и планшет.
— А ты, Льюис, — Конрад посмотрел прямо на сына, серьёзно, но без нажима, — раз уж ты так рвёшься в это дело, тебе задание. Идёшь в аптеку к Линде Крейг. Поможешь с каталогом препаратов, выяснишь, что у них в наличии, чего не хватает, и главное — что быстро портится. Нам нужно понимать, сколько мы можем продержаться без поставок.
— Сделаю, — отозвался Льюис сразу, даже с ноткой благодарности за доверие.
— И ещё, — Конрад задержался у дверей в кабинет, — не говорите людям, что это точно ураган. Говорите: "проверка систем на случай непогоды". Пока мы молчим — у нас есть шанс всё организовать. Когда город поймёт, будет уже поздно паниковать. Нам нужно быть впереди.
Ричи кивнул. Льюис сжал губы. Всё было по-настоящему. И впервые за долгое время Грейхолл не казался ему сонным городком на краю карты, а медленно, неотвратимо — становился ареной чего-то большего.
На главной улице Грейхолла стояла особенная тишина — не мёртвая, но такая, что словно ждёт чего-то. Здесь асфальт был потрескавшимся, но не брошенным, вывески над лавками выцветшие, но ещё гордо висящие. Пыль оседала на окна, но солнце всё равно золотило фасады, придавая всему этому месту вид старого, но упрямого города, который продолжает дышать — даже если об этом забыли.
Аарон и Эли шли в сторону небольшого парка, где качели ещё скрипели после последнего весеннего ветра. Эли прижимала к груди остатки пончика из «Кофейной Ямы», а Аарон шёл с руками в карманах, поглядывая по сторонам, будто впервые рассматривал то, что видел каждый день.
— Знаешь, если бы Грейхолл был чуть живее... — начала Эли, глядя на пустые окна бывшего фотосалона, — я бы сделала вот здесь выставку. Старые снимки, лица тех, кто здесь родился, жил, уехал, умер. Чтобы мы не забывали.
— А я бы закрыл кафе Маркуса, — хмыкнул Аарон, — и открыл артхаусный кинотеатр. Маленький. На двадцать мест. С запахом попкорна и покосившимся экраном. Вход — по любви к фильмам.
— Ты ужасен, — театрально ахнула Эли. — «Кофейная Яма» — священное место. Где ещё ты найдёшь кофе с привкусом бензина и драму на каждый день?
— Именно поэтому и закрыл бы, — усмехнулся он. — Чтобы было, где смотреть кино про эту драму.
Они прошли мимо продуктового, где старик в панаме курил, сидя на складном стуле у двери. Он поднял руку в молчаливом приветствии. Эли кивнула в ответ.
— Вот тут, — сказала она, остановившись у старого фонтана с застывшей водой, — я бы устроила летние вечера — сказки на закате. Для детей, для стариков, для всех. Представь: свечи, рассказчики, музыка...
— А потом налетел бы ураган и унёс всех в Неваду, — сказал Аарон, но в его голосе не было насмешки. Он посмотрел вверх, где небо уже начинало мутнеть вдалеке — почти незаметно. И добавил, уже тише: — Хотя, может, это и дало бы этому городу шанс переродиться.
Эли взглянула на него.
— Ты правда считаешь, что Грейхолл — умирающий?
— Нет. Он просто... уснувший. Как будто ждёт сигнала. Или потрясения. Чего-то, что изменит всё. Люди здесь хорошие, просто научились быть тише, чем жизнь.
— И ты надеешься, что что-то разбудит этот город?
Аарон пожал плечами.
— Надеюсь. Но боюсь, что когда это "что-то" придёт... не все будут к нему готовы.
Они шли дальше. Где-то на горизонте, едва слышно, начал завывать ветер. Но пока Грейхолл спал.
Мимо них, подскрипывая тормозами и на ходу поправляя ремешок на рации, пронёсся Льюис Хантер на своём старом велосипеде — быстро, целеустремлённо, с видом человека, которому есть дело до происходящего. Он не заметил их сразу, лишь бросил короткий взгляд, чуть кивнул — и поехал дальше, к аптеке.
— Ой! — вырвалось у Эли, и всё, о чём они только что говорили, мигом улетучилось, будто её мечты и планы растворились в колесе его велосипеда. — Это же Льюис. Похоже, он не в участке. Значит, у него есть минутка...
— Эли, подожди... — начал Аарон, но она уже пошла почти бегом, подскочив на ступеньках тротуара, как будто её только что зарядили энергией на сутки вперёд.
Он остался стоять на месте. Смотрел ей вслед. Смотрел, как волосы Эли заплясали на ветру, как она, смеясь, пыталась нагнать Льюиса, как махнула рукой, будто надеялась, что тот остановится.
Аарон не пошёл сразу. Он вздохнул — не от обиды, а от осознания привычного. Это было не в первый раз. И не станет последним.
«Ты всегда будешь тем, с кем можно разделить мысли и пончики... но не сердце», — подумал он, беззлобно, даже с лёгкой иронией. Его чувства к ней не были мучительными — просто тихими, как сам город, которому они принадлежали. И, как город, эти чувства, казалось, никогда и не начнут по-настоящему жить.
Он сунул руки в карманы и медленно пошёл за ней, словно не спеша догонять даже не её — а ту жизнь, которая, возможно, уходит немного в сторону от него.
Льюис притормозил у входа в аптеку, припарковав велосипед у знакомого железного поручня, краска с которого облупилась уже лет пять назад. Он не стал заходить сразу, вдохнул поглубже — аптекой пахло сухими травами, антисептиком и чем-то домашним, что неизменно ассоциировалось у него с семьёй Крейг.
Звонок над дверью издал свой характерный «дзинь», и из глубины помещения тут же показалась миссис Крейг — аккуратная, быстрая, с привычным чуть строгим выражением лица, но с добротой в глазах.
— Льюис, — произнесла она, снимая перчатки, — ты пришёл за каплями для брата, или отец отправил?
— Второе, — кивнул он, подходя ближе к стойке. — Официально — проверка. Ничего серьёзного. Просто... ну, на всякий случай. Отец хочет удостовериться, что всё оборудование в городе готово, запасы медикаментов проверены. Без паники. Только профилактика.
Линда чуть нахмурилась.
— Это связано с прогнозами по урагану, да?
Льюис пожал плечами — почти по-военному.
— Он сказал, что вряд ли дойдёт до нас. Но мэр хочет, чтобы мы были хоть немного готовы. Проверить генераторы, список необходимых лекарств, на случай перебоев. Ну и я, как бы... — он усмехнулся, — добровольный помощник. На лето.
— Аарон бы с тебя посмеялся, — усмехнулась Линда в ответ, но не зло. — Ну что ж, раз уж ты здесь — помоги. Запасы у нас в порядке, но порядок в них лишним не будет. Таблетки по алфавиту — это, знаешь ли, не просто для красоты.
Она поманила его вглубь, к заднему складу. Льюис пошёл за ней, открыв блокнот и вытаскивая из кармана ручку.
— Начнём с первой необходимости? Обезболивающие, жаропонижающие, антисептики?
— Именно. А потом глянем, хватит ли инсулина, антигистаминов и перевязочных средств. Если город вдруг окажется в изоляции — первыми пойдут люди с диагнозами. Нужно знать, кого и чем обеспечивать.
— Понял, — кивнул он, записывая, одновременно запоминая расположение коробок. В голове мелькнула та самая брошюрка о гражданской защите, которую отец сунул ему год назад: "Грамотная логистика — половина спасения". Тогда казалось скучной теорией. Сейчас — становилось жизненно важным.
Они погрузились в работу. Где-то за дверью снова прошелестел ветер. Линда на секунду застыла, посмотрела в окно.
— Ты правда думаешь, Льюис... — тихо произнесла она. — Что это всё — просто проверка?
Он не ответил сразу. Только посмотрел на неё.
— А вы?
Линда слегка кивнула — и снова натянула перчатки.
— Лучше быть готовыми. Даже если шторм пройдёт мимо — не каждый ураган начинается с неба. Некоторые — с тишины.
Не успели Льюис и Линда разобрать и трети коробки, как над дверью снова звякнул колокольчик — на этот раз громче, чем обычно, будто кто-то влетел с порывом ветра. В следующее мгновение в помещение буквально ворвалась Эли, вся на эмоциях, с растрёпанными волосами, блестящими глазами и с тем выражением лица, которое обычно предвещало одну из её спонтанных идей.
— Миссис Крейг! Льюис! — выпалила она, — мы пришли помочь!
За ней, с несколько виноватым видом, вошёл Аарон, приоткрыв дверь помедленнее и тихо прикрыв её за собой, словно надеясь, что его тут вообще не заметят.
Линда тут же выпрямилась, устало выдохнула и посмотрела на Эли, как медсестра смотрит на гиперактивного пациента с термометром во рту.
— «Мы»? — переспросила она. — Девочка моя, это не клуб добрых дел. Здесь лекарства, учёт, списки. Всё по инструкции.
— И именно поэтому мы пришли, — упёрлась Эли. — У вас тут работа. Мы можем быть полезны. Я умею читать названия, между прочим! А Аарон... ну, он может таскать коробки.
— Спасибо, что определила мою квалификацию, — буркнул Аарон, но с улыбкой, вставая в угол у дверного проёма.
— Я серьёзно, миссис Крейг! — Эли была в своём репертуаре — настойчивая, вдохновлённая, и абсолютно неотступная. — Это наш город тоже. Если ураган всё-таки будет, я хочу знать, что помогла. Хоть чем-то.
Линда закусила губу, прищурилась, потом посмотрела на Льюиса, который лишь пожал плечами с лёгкой, почти невидимой улыбкой.
— Если они хотят — пусть попробуют. Я прослежу, — сказал он. — Ты же сама учила меня, что в трудные моменты любая пара рук — на вес золота.
Линда качнула головой, вздохнула.
— Ладно. Только не болтать, не мешать и — не трогать шприцы. Эли, ты — в бумагах. Аарон, склад. Льюис — за старшего, раз уж всё это затеял.
— Принято, — весело сказала Эли и тут же шагнула к столу, будто всё это было тщательно спланировано заранее.
Аарон прошёл мимо Льюиса, остановился, негромко бросил:
— Когда в Грейхолле ещё будут такие каникулы, а?
Льюис усмехнулся, не поднимая головы:
— Только если повезёт.
За окном всё сильнее завывал ветер. А в аптеке — впервые за долгое время — работали вчетвером. Словно вместе против чего-то, что пока ещё не видно, но уже дышит в затылок.
Льюис стоял у стеллажа с перевязочными материалами, когда вдруг замер — будто мысль догнала его с запозданием, но с силой удара.
Он медленно повернулся к Эли, которая как раз сортировала бумаги по категориям, бормоча себе под нос названия препаратов.
— Подожди-ка, — сказал он, сузив глаза. — А откуда ты вообще узнала про ураган?
Эли застыла с листком в руке, как будто её поймали на месте преступления. Она на секунду задумалась, как ответить — искренне или с хитрецой. Но, увидев серьёзный взгляд Льюиса, выбрала правду.
— Ну... Я, э-э... услышала это утром. Когда папа говорил по телефону. Он сегодня рано вышел, я проснулась от грохота его инструментов и... Ну, знаешь, я не подслушивала специально! Просто услышала — краем уха, — добавила она быстро, оправдываясь. — Кто-то из мэрии дал ему задание проверить генераторы, «в рамках возможной непогоды». Тогда я и подумать не могла, что всё серьёзно. Думала, обычная бюрократия.
Льюис нахмурился, почти не скрывая удивления.
— Подожди. Твой отец знал про это с утра?
Эли кивнула.
— Ну да. Он был недоволен — у него как раз на сегодня было запланировано техобслуживание у Харперов. А тут вдруг — срочно, всё бросить, проверить сеть, генераторы...
Льюис посмотрел в сторону, на мгновение забыв, что вообще держал в руках. Мозг судорожно складывал пазлы: его отец, шериф, узнал обо всём только два часа назад, когда мэр лично вызвал его. Но если приказ электрику отдали утром...
— Значит, мэр знал заранее, — пробормотал он вслух.
— Что? — не расслышала Эли.
— Он знал до обеда. Может, ещё ночью. Но сказал отцу только в последний момент. — Льюис покачал головой, шагнув к стене, будто оттуда легче было думать. — Странно.
Аарон отозвался с заднего склада, лениво:
— Может, хотел убедиться сам? Или не хотел раньше времени поднимать шум?
— А может, у него есть причины не говорить правду сразу, — тихо сказал Льюис, почти себе. — Или он чего-то ждал.
Наступила короткая пауза. Ветер за окном ударил в стёкла аптеки, и они едва уловимо задрожали. Никто ничего не сказал.
Линда Крейг, не вмешивавшаяся в разговор, вдруг сказала от двери, сухо:
— В этом городе всегда было так. Люди узнают всё позже. Только не всегда у них остаётся время, чтобы подготовиться.
Старая «Шеви» Ричи Холта, покрытая пылью и царапинами, в которые вглядывалось полгорода, неспешно въехала на пустую парковку возле школы. Колёса с хрустом проехали по гравию, будто подтверждая — даже машина чувствовала, что день начинался с каким-то скрытым напряжением.
Школа, хоть и пустая из-за каникул, не казалась брошенной. Окна отражали сереющее небо, а на крыльце лежали стопки забытых коробок с методичками, оставленные кем-то из учителей. В воздухе стояла тишина, лишь издалека доносился звук ветра, крутящего пыль у забора.
Ричи заглушил двигатель, потянулся, поправил ремень и взял блокнот с набросками задач: Проверить подвал. Выяснить, есть ли запасные генераторы. Поговорить с Таней Брукс.
Он вышел из машины, закрыв дверцу слегка громче, чем нужно. Не потому что раздражён — просто привычка делать себя слышимым, особенно в местах, где тишина бывает слишком плотной.
На удивление, дверь школы оказалась не заперта. Он толкнул её, и она легко открылась, впуская внутрь немного уличного ветра и запах пыльных стен, старой бумаги и мела.
— Таня? — крикнул он, проходя по пустому коридору.
Ответа не было. Только глухой скрип где-то сзади — может, из учительской.
— Таня Брукс? Это Холт. Участок.
На это имя где-то наверху отозвался голос:
— Я в кабинете! Сейчас спущусь!
Через полминуты по лестнице спустилась Таня Брукс — женщина лет тридцати с мягкой улыбкой, в которой сквозила усталость тех, кто много лет воспитывает чужих детей и слишком мало времени уделяет себе. В руках у неё была папка с отчетами, на щеке — след от недавнего сна, видимо, задремала за бумагами.
— Ричи? Что-то случилось?
— Нет. Точнее, пока — нет. — Он протянул ей руку и взглядом показал на коридор. — Просто проверка. Мы с Конрадом хотим понять, какие городские здания могут использоваться как укрытия, если... ну, если на нас и правда надвигается ураган.
Таня кивнула, устало.
— Значит, слухи всё же не врут. — Она чуть вздохнула. — В этом здании подвалы старые, но сухие. Запасной выход есть. Правда, генераторы мы не проверяли с зимы. И один из них был на ремонте...
— Вот и начнём с них, — сказал Ричи. — А потом глянем на водоснабжение и класс, где можно разместить людей. Если что — ты будешь главным координатором.
— Я? — Таня усмехнулась. — Учитель младших классов — координатор?
— У тебя больше опыта работы с паникой, чем у половины сотрудников мэрии, — ответил он, и в этих словах было больше правды, чем шутки.
Она посмотрела на него, задержав взгляд.
— Ладно. Только, Ричи... если ты приехал с этим, значит всё не так просто, да?
Холт промолчал секунду.
— Я не люблю паниковать заранее. Но... ветер уже чувствуется. И у меня нехорошее предчувствие.
В школе снова стало тихо. Даже слишком.
Таня достала связку ключей и повела Ричи по коридору вглубь школы, туда, где начинались служебные помещения. Пол был чуть прохладнее, стены покрыты облупившейся краской, воздух пах влажным бетоном и старым деревом. Подвал встречал их приглушённым светом и тишиной, которую нарушали только их шаги и эхо.
— Вот, — сказала Таня, указывая на ржавую дверь с табличкой «Генераторная». — Один из них вроде бы работает, но второй ещё зимой дал сбой. Мы написали заявку в мэрию, но... ты же знаешь.
— Конечно, — кивнул Ричи. — Заявки в мэрию обычно умирают в том же ящике, куда их кладут.
Они вошли внутрь. Генераторы стояли в тени, массивные, металлические, с красными и жёлтыми сигнальными лампочками. Один — со следами починки, другой — покрыт пылью, с оборванным кабелем, будто кто-то пытался его починить, но бросил.
— Попробуем запустить первый, — сказал Ричи, и, включив рубильник, прислушался.
Скрежет. Щелчок. Потом — тишина.
— Чёрт... — пробормотал он. — Похоже, топливо засорено или стартеру крышка.
— Этот тоже не работает, — подтвердила Таня, уже опуская руки. — Значит, оба?
Ричи молча посмотрел на список задач, вырвал страницу, свернул и сунул обратно в карман.
— Будем вызывать Ларри Стэнтона, — сказал он, доставая телефон. — Если кто и может привести это железо в чувство, так это он. Даже если ему придётся ругаться на весь город — он сделает. Как обычно.
— Он снова будет проклинать мэра, — усмехнулась Таня, — и назовёт школу "гробом с Wi-Fi". Но да, починит.
Ричи набрал номер Ларри. Сигналы шли долго, и уже на третий звонок он ответил:
— Стэнтон на связи. Чего опять сдохло?
— Генераторы в школе. Оба. Нам нужно, чтобы хотя бы один заработал сегодня.
— Уточни: школа у которой окна на север и крыша, как консервная банка?
— Именно она.
— Буду через час. Но кофе мой — как обычно, крепче вашей веры в мэра.
— И не забудь разводной ключ, Ларри. Это не просто техосмотр. Может быть серьёзно.
— Оу... — Ларри замолчал. — Я понял. Выезжаю.
Ричи повесил трубку и посмотрел на Таню.
— Вижу, у нас есть целый час, чтобы найти, чем его ублажить. Я бы начал с того самого кофе.
Они вышли из подвала, и Таня уже тише сказала:
— Всё-таки... ты чувствуешь это, Ричи? Ветер, тишину, то, как свет стал другим?
Он кивнул.
— Да. И знаешь, что хуже всего?
— Что?
— Такое чувство... будто это только начало.
В кабинете мэра царила напряжённая тишина, нарушаемая только размеренными шагами по дубовому полу. Джеймс Уоллис, мэр Грейнхолла, ссутулившись и заложив руки за спину, нервно ходил взад-вперёд вдоль окна. За стеклом уже шумели верхушки деревьев — не яростно, но беспокойно, словно природа тоже пыталась предупредить.
А на его рабочем кресле, небрежно закинув ногу на ногу, как на троне, восседала Маргарет Уоллис — его жена. В светлом шелковом халате, с идеально уложенными волосами и чашкой кофе в изящных пальцах. Она наблюдала за мужем с ленивым интересом, будто смотрела скучную пьесу, актёр которой слишком увлечён своей ролью.
— Джеймс, дорогой, ты носишься, как пёс, запертый в оранжерее, — сказала она с тенью усмешки, отпивая глоток. — Сколько уже раз тебе метеорологи слали предупреждения? И сколько из них сбылись?
— Это другое, Маргарет, — отрезал он, даже не остановившись. — Сообщение пришло прямо с округа Хейвингтон, от главного центра. Они почти никогда не ошибаются. Ветер уже сменился, давление падает. Они говорят, что ураган может ударить по нам через двое суток, максимум трое.
— Ураган... — вздохнула она, покачивая ногой. — Как будто этот город не разваливается и без всяких ураганов. Может, это даже к лучшему. Очистит улицы. Смоет пыль.
Он резко обернулся.
— Это не смешно, Маргарет! Люди. Жизни. Я уже отправил электриков, предупредил полицию, сейчас начнём проверку всех ключевых зданий. А если всё и правда сбудется — нам придётся принимать эвакуированных. Мы не готовы. Ни по технике, ни по запасам.
— Тогда ты поступил правильно. Начал действовать. Так зачем ты ходишь кругами? — Маргарет стряхнула невидимую пылинку с подлокотника кресла. — Признай: ты боишься. Боишься, что если город пострадает, люди спросят: почему он не был готов? И ты не сможешь свалить это на кого-то другого.
Мэр напрягся. Пожал кулаки, глядя в окно, где небо заметно потемнело.
— Я боюсь не за себя. Я боюсь... что всё выйдет из-под контроля. И если мы сейчас не сделаем всё возможное — мы этот город потеряем окончательно.
Маргарет молча смотрела на него. Потом, вяло поднявшись, подошла, провела рукой по его плечу — почти материнским жестом.
— Джеймс... этот город уже давно трещит по швам. Просто ты ещё не хочешь этого видеть. Но знаешь, что иронично? Если действительно придёт шторм — это будет первый по-настоящему живой момент в жизни Грейнхолла за последние двадцать лет.
Она ушла вглубь кабинета, оставив его одного у окна.
А за стеклом, где серое небо сливалось с линией леса, первый громкий порыв ветра сорвал сухие листья с клёна у въезда в мэрию, и они закружились — как послание от того, что уже идёт.