Глава 5. Внутренние голоса
Вечер в этом доме наступал не как смена времени суток, а как оседание тяжёлого воздуха. Казалось, солнце не просто уходило — оно сдавалось, оставляя дом наедине с тенями прошлого.
На кухне потрескивал чайник. Лукас налил два кружки, поставил одну перед Амелией. Она почти не замечала запахов — ни мяты, ни корицы — будто всё обоняние съела усталость.
— Тебе стоит отдохнуть, — сказал он, мягко. — Завтра сложный день.
— А ты?
— Я немного почитаю в гостиной. Позовёшь, если что, хорошо?
Она кивнула и осталась одна.
⸻
Комната Марка встретила её тишиной, в которой будто что-то шевелилось. Она провела пальцами по пыльной полке, взяла книгу, потом убрала. Наконец, нащупала под матрасом тонкий блокнот.
Дневник.
Она села на кровать, включила настольную лампу. Свет был мягким, жёлтым, почти домашним. Стала читать.
«У неё тёмные глаза, как после грозы. Волосы вьются — такие, какими бывают у сказочных девочек на картинках. Я люблю, когда она смеётся. Хочу, чтобы она всегда была счастливой. Я её брат. Я должен...»
Страницы несли память. Детские рисунки на полях, капли чернил, выцветшие даты. Всё — живое. Всё — настоящее.
Она читала долго. Перелистывала. Сердце сжималось от записей про отца. Марк видел больше, чем она могла представить. Он знал о шприцах, о голосах, о моментах, когда их отец становился чужим, неузнаваемым.
«Я закрыл её в шкафу, когда он начал кричать. Сказал: не выходи, пока не услышишь мой голос. Потом я побежал. Он схватил меня, но я вырвался. Мама кричала, я слышал удары. Мне было страшно. Но Ами не должна была это видеть. Никогда.»
Слёзы текли сами. Она гладила страницы, как будто могла дотронуться до руки брата через бумагу.
Не заметила, как задремала, положив голову на сложенные руки. Лампа всё ещё горела.
⸻
Сон пришёл странно мягко. Будто всё вокруг растворилось, и она оказалась в белом пространстве — ни стен, ни звуков, ни пола.
И вдруг — он. Стоит в нескольких шагах. Марк. Такой, каким она его помнила в последний год: немного повзрослевший, серьёзный, с глазами, в которых всегда была печаль, даже когда он смеялся.
Он смотрел на неё долго. С добротой. И с чем-то ещё... будто вопросом.
— Ты всё читаешь, да? — его голос был глухим, но тёплым.
Амелия не могла ответить. Только шагнула ближе.
Он покачал головой. Улыбнулся, грустно.
— Не ищи меня, Ами.
Она остановилась. Застыла.
— Не ищи, — повторил он. — Это принесёт только боль.
Она хотела закричать. Попросить остаться. Спросить: где ты? жив ли?
Но он уже отступал в белое, как в дым. Таял.
⸻
Амелия проснулась внезапно. Свет лампы бил в глаза. Голова болела от слёз и сна.
Дневник всё ещё лежал на коленях. Страница открыта на той, где он писал: «Если она когда-нибудь это найдёт — прости меня. Я не смог спасти всех.»
Она долго сидела неподвижно, словно боялась сделать резкий вдох и разбудить ту тень, что всё ещё стояла рядом. В комнате было тихо. Лукас, вероятно, давно ушёл спать. Её сердце колотилось не от страха — от пустоты, которую оставило прощание. Или предупреждение?
«Не ищи меня». Но разве могла она не искать?
Амелия провела пальцами по строкам, ещё раз перечитала детское описание её самой — тёмные глаза, волосы, как у сказочных девочек. Он видел её такой. Он любил её. И, кажется, всё это время скрывал больше, чем мог выдержать один подросток.
Когда стрелки часов пересекли шесть утра, она, наконец, встала. Тело ломило, будто за ночь она пробежала марафон сквозь собственную память. Амелия зашла в ванную, умылась ледяной водой и долго смотрела в зеркало. Темные круги под глазами, бледная кожа, сухие губы. Она выглядела как человек, переживший бурю, но не выживший до конца.
Спустившись на кухню, она включила свет и машинально поставила чайник. Открыла холодильник. Там были яйца, хлеб, немного зелени. Она достала всё и начала готовить.
Просто чтобы руки были заняты. Просто чтобы не думать.
Она знала, что Лукас встанет скоро. Что снова будет смотреть на неё с той же внимательной мягкостью, в которой чувствовалась боль, накопленная за годы. И забота. Он заслуживал немного покоя. Хоть какого-то уюта.