Зефирка
Был бы у меня такой кот, я б может и не женился бы никогда.
Из мультфильма «Каникулы в Простоквашино»
Лика
— О, да я смотрю, у кого-то прорезался голос? Рад, что ты выздоровела, — язвит Тим.
— А я смотрю, кто-то забыл, что женат и не может гулять ночи напролет без разрешения второй половины, — приходилось ли Вам орать на кого-то шёпотом?
— Что-то не припомню, чтобы меня располовинили, — Тим огрызается, продолжая поспешно одеваться, натягивает свои цацки на руки.
Мы частенько в последнее время метали друг в друга убийственные взгляды за закрытой дверью спальни, кусали друг друга словами, а потом спускались вниз на завтрак с родителями и играли счастливых молодоженов. Иногда оставались голодными, чтобы замолить грехи друг перед другом в постели.
Тим отказывался брать меня на свои выступления, как ни упрашивала, ни истерила. И я искренне не понимаю причину. Сидела бы в зале, как мышка, тихо-тихо. Или он не может быть самим собой рядом со мной?
***
Две пачки валидола — таким оказался размер отцовского терпения. Нас отправили в долгое путешествие по съемным квартирам, когда я была на пятом месяце беременности. Нет, конечно, меня-то никто не выгонял, но для Тима дверь в дом захлопнули. Я выбрала мужа, а не родителей. Кто бы сомневался.
Переехали в однушку старой постройки на первом этаже в двух кварталах от родительского дома. Привет, советский синтетический красный палас от тети, древние коричневые шторы с дедушкиной дачи, драный скрипучий диван и пузатый телевизор «Весна» от хозяйки квартиры. Я уже молчу про отсутствие холодильника и стиральной машины.
Но несмотря на особый неповторимый «шарм» нашего гнездышка, словно машина времени, переместивший нас в восьмидесятые, ощущение эйфории и свободы не покидало первые две недели. Ещё оставались деньги, которые подарили нам на свадьбу.
И вот лёжа в один из первых дней в полупустой комнате, без шкафов, в окружении стопок одежды на стульях, учебников и тетрадей на подоконниках, Тим спросил:
— Что купим на наши деньги? Теперь ведь сами себе хозяева.
— Много чего надо. Шкаф, холодильник, микроволновку, стиралку, компьютер, — но Тим не дал мне закончить.
— Нет, это всё можно и потом купить. Нужен памятный предмет, который будет с нами десятки лет, который достанется нашим детям. Может, рояль? — Я перекатилась со спины и посмотрела, не шутит ли он.
— А ребёнок твой будет спать в рояле? Потому что, кроме него, сюда больше ничто и никто не влезет. Дверные проёмы видел? — убеждаю его. Как можно быть таким оторванным от реальности?
— Ну хорошо, не рояль, так фортепиано, — настаивает он, выбравшись из кровати и надевая спортивные брюки.
— На кой нам фортепиано. Ты умеешь играть на нём? Нет. Я — тоже. Сейчас не до эстетики, — ох, если Тим что-то втемяшил себе в голову, приводить логичные аргументы бесполезно. Глаза горят, как у чокнутого.
— У твоих родителей есть же гитара, хотя никто не умеет играть, — справедливо замечает он, но гитара-то — не рояль.
— К ним приезжают друзья по понедельникам, славят Бога, гитара дяди Славика. Он на ней и играет. Таскать с собой не хочет.
— Ну, а я научусь. Ты же сама говорила, что в детстве мечтала о фортепиано и музыкалке. В чем проблема сейчас воплотить мечту. У нас всё впереди. Хочу, чтобы дети росли в творческой атмосфере, чтобы полюбили музыку, как люблю её я, чтобы стали особенными людьми.
Вспомнила, как в десятом классе Тим стоял возле Инессы в актовом зале, пока та играла. Может, о такой жене он мечтал?
Испугалась, что Тим растранжирит деньги, и на следующий же день пошла в магазин бытовой техники, выбрала бюджетный холодильник и стиральную машину. Чем я буду стирать пелёнки? Роялем? Тим обиделся, потому что хотел холодильник красного цвета. Всё ему надо не такое, как у нормальных людей.
***
Однажды проснувшись в обед, мы просто валялись в обнимку, Тим взял моё лицо в свои ладони и ни с того, ни с сего так серьезно сказал: «Детка, ты — мой лучший проект. Сам от себя в шоке, как удалось отвоевать тебя у оравы твоих поклонников. Очень тебя люблю».
Он не смог совмещать учебу и работу на стройке и теперь в качестве подработки только выступал в ночных клубах четыре дня в неделю. Арендную плату за квартиру помогал частично погашать Алекс. Дела в его с Максом студии звукозаписи пошли в гору.
Токсикоз оставил меня в покое, сменившись угрозой прерывания беременности. Но переполненные роддомы отказывались брать меня на сохранение, да и самой не хотелось, ведь на улице пьянила и цвела всеми красками весна.
Тим несколько дней подряд не мог проснуться с утра на учебу, а я не хотела расставаться с ним спящим, потому что очень скучала, ждала его ночи напролёт. Да и дома был собачий холод из-за трещины на окне и неплотно закрытой, искорёженной балконной двери. Отключили домашний телефон и наплевали на весь окружающий мир. Просто пропали.
Я не узнавала саму себя, ведь раньше не просыпала занятия. Тим неожиданно для всех, и прежде всего для меня, влиял не лучшим образом. Его мать надеялась, что я его исправлю, а выходило наоборот. Прогуливали учебу вместе, под одеялом.
Медсестра из поликлиники не могла меня разыскать и дозвонилась только до родителей. Те испугались, что мы поубивали друг друга, потому что и с ними не выходила на связь, поэтому наведались в гости. Засиделись за чаем до полуночи, а Тим всё не появлялся. Загулял с друзьями. Он по традиции отпрашивался всего на пару часов, клялся вернуться вовремя, но уходил чаще на всю ночь. Наверное, это главная причина, по которой пострадала моя дисциплина — скучала по нему, хотела хоть так ухватить свой кусок от него.
«Лия, это ваш первый год совместной жизни. Ты ждешь ребёнка. И где он? Да я ни на шаг не отходил от твоей матери в это время, разве что только на работу. Друзья почти забыли, как меня зовут», — отец закипал. Боялась, что ещё чуть-чуть и заставит собрать вещи, увезёт из этой халупы.
«Так и меня друзья забыли», — подумала я про себя.
***
Предстоящая летняя сессия вернула здравый смысл и вынудила взяться за ум.
Всегда видела, насколько мы с Тимом разные люди, но не хотела этого признавать. Сейчас различия становились более очевидным, заострились — маски из воска, плавясь, стекали с наших лиц. Приученная к дисциплине и прилежной учебе я с детства лишилась времени на развлечения, прогулки с друзьями были большой редкостью. Дома мне комфортно, но раньше меня окружали родные люди, а сейчас всё чаще оставалась совершенно одна. Танцевать не умею, да и не люблю — в ночном клубе мне не место, но готова была пойти туда, лишь бы быть рядом с мужем. Он даже с друзьями меня не знакомил. Будто стеснялся своей беременной жены.
Сказать, что не знала, за кого выхожу замуж, не видела его темперамент, было бы ложью. Но от этого не легче. Нам же кажется, что свадьба всё изменит. Все эти волшебные преображения чудовищ в принцев одной лишь силой истинной любви с детства живут в девичьих головах.
Но сила любви может быть проверена только узами брака. А узы — это вовсе не то, что рисует свободолюбивый и бунтарский ум Тима. Ложились спать в разное время, ел он дома редко. Да и ел ли вообще, потому что похудел так, что даже обручальное кольцо стало велико, Тим снял его, чтобы не потерять.
Тим
Вот чего боялся больше всего, женившись на Лике. Она понятия не имела, как не по-детски я тусил до свадьбы. Я не представляю свою жизнь без музыки, движа и танцпола. Мне это необходимо так же, как еда, сон и секс. Такое не проходит за один день.
Лика же — домоседка, совершенно не умеет дурачиться, всякое ее занятие должно иметь смысл и пользу. Даже если не нудит и не пилит, её осуждающий взгляд скажет не меньше слов. Дома при ней пить не могу, посидеть с пацанами на кухне за картами — тоже. Больше половины киноновинок под моральным запретом Лики. Вот и хожу без неё. Прячу бутылки в рюкзаке. В собственном же доме.
Ей никак нельзя позволить окунуться в мою среду, не поймет таких развлечений. Да от пары услышанных в клубе словечек и матов её глаза выпадут прямо на танцпол.
Лика начала играть жестко и показывать свои зубы: запрещать приказным тоном, ставить ультиматумы, падать мне на хвост, пытаться удержать дома, пуская слезу. Мозг закипел от её ежедневного штурма, и однажды я взорвался, наговорив лишнего.
— Сама захотела семью. Это ты вынудила меня жениться на тебе. Не слепая же была. А я предупреждал, что это идиотское решение. Что ты хочешь от девятнадцатилетнего пацана? Я свободный человек и буду делать то, что хочу. Как и ты можешь это делать.
Я — это я, а ты — это ты. Ты мне не мамка, а я тебе не нянька. Не могу же сидеть рядом круглые сутки и миловаться с тобой. Вот тебе самая типичная семейная бытовуха, которую хотел отсрочить. Так что привыкай. И так мозг закипает от мыслей о скорых родах и ребёнке. Дай хоть глоток свежего воздуха и не души нон-стоп.
— Почему мы не можем веселиться вместе? Твои друзья берут своих девушек? — спросила она, а у самой пуговицы вот-вот отлетят на халате, еле сходится.
— Посмотри на свой живот. Тебе нужен отдых, а не пьяные мужики повсюду, грохот клубной музыки и табачный дым в легких вместо воздуха. Кто мешает тебе заняться любимыми делами, встретиться с подругами? Ты хоть что-то в этой жизни любишь, кроме нытья?
Лика
А у меня и не осталось больше подруг. Он прав, я скучная, и ничем, кроме книг не увлекаюсь. Отплатить Тиму его же монетой никак не удавалось, хотя отчаянно желала этого. Жаждала мести. Мой беременный живот был для Тима абсолютной гарантией спокойствия, что никуда теперь не денусь, всё стерплю.
«05.06.2003
Дожили — завела дневник. Смешно. Говорю сама с собой. Или всё-таки с куском бумаги?
Будто мне пятнадцать, когда бросил Макс Богатырёв. Но сейчас говорить мне не с кем.
Сегодня подобрала котенка, который увязался за мной. Такой беленький, с разными глазками: один небесно-голубой, другой — серо-зеленый. Не смогла пройти мимо, он лежал прямо под плитой нашего балкона и жалобно пищал. Назову малыша Зефиркой. Такой ласковый.
Боюсь, что скажет Тим. Хотя пусть только попробует мне возразить.
С эмоциями беременных женщин что-то явно не так».
Тим
Возвращаюсь из клуба. Слегка навеселе. Уже светает.
Вот проклятье, это что Лика на лавке у подъезда? Ну, точно она. Сидит под фонарным столбом с каким-то бродячим спящим котом на коленях. А что это за книга у неё в руках? О. Май. Гад. Опять «Анна Каренина». Ну вот что прикажете мне с ней делать?
— Малыш, что ты здесь делаешь так поздно (или лучше сказать рано?) одна? — Сажусь рядом с ней на скамью.
— Что-то случилось со светом, внезапно погас, хотя у соседей дома светло. А я до смерти боюсь быть одна в темноте с самого детства. Мне было девять. В квартире отключили электричество, а родители ещё не вернулись. Зима. Быстро стемнело. Зазвонил телефон. Подняв трубку, услышала лишь молчание. Звонок повторился, как и тишина на другом конце провода. Я плакала и не знала, что делать, очень-очень страшно было. Больше всего на свете боюсь темноты и тишины. Потому и выскочила из дома сегодня прямо в тапках. Ты же знаешь, что без тебя не могу уснуть.
— А это твой телохранитель? — Киваю головой в сторону кота.
— Тим, можно мы его оставим? Ну пожа-а-алуйста. — Лия смотрит на меня своим фирменным взглядом Бэмби из-под густых ресниц.
— Детка, ты и, правда, у меня еще совсем детка. Оставляй, — вздыхаю и чмокаю её в лоб, приобняв за спину. — Пойдём домой спать. Я тебе кое-что принес.
Захватил для Лики трехлитровую банку гранатового сока (у неё началась анемия) и пакет её любимого грильяжа. Хотя кому-то пора завязывать со сладким, иначе превращение в бегемота неизбежно.
— Решила перечитать? — забираю книгу из рук Лики, чтобы она взяла своего найдёныша.
— Не закрывай, — просит она и встает со скамьи.
Заглядываю, на каком моменте книги Лика остановилась, — Каренина и Вронский видят один и тот же сон. Она просыпается, но оказывается, что не по-настоящему, а снова во сне. Вот чушь. Эта Анна такая чокнутая, вечно накручивает и себя, и Вронского донельзя. Почитаешь — жить перехочется. Так и не осилил эту «Каренину». Лика тоже чересчур большое значение придает снам, грузится без причины. Сны — всего лишь винегрет из событий минувшего дня, проснулся и забыл.