Застывшие слезы
Люди плачут не потому, что они слабые, а потому, что они были сильными слишком долгое время.
Джонни Депп
Лика
— Поверьте, Константин, для меня это такая же неожиданность, как и для Вас... Не надо никуда приезжать. Мы больше не живем по прежнему адресу. Дослушайте... Нет, она не забеременела. — Тут вежливо-властный тон матери Тима срывается на львиный рык. — Никто тут не хитрит и не строит коварных планов. Мне-то что за выгода от их свадьбы? Вам она живая или мертвая нужна? Так застращали, что Лика чуть не умерла! Довели бедную девочку, что она травилась, — ловко же она всё перевернула с ног на голову. — Еле откачали, пока Вас дома не было. Да что же Вы за изверг такой? Хорошо, — с чем она там соглашается? — Лика, подойди к телефону. Отец хочет поговорить с тобой.
Трясущимся голосом произношу неуверенное «алло» и замираю, предвкушая шквал гнева и упреков магнитудой восемь с половиной баллов по шкале Рихтера.
— Совсем спятила? Без мозгов! Где ты сейчас? — рявкает отец.
Я же говорила. Он прибьет меня.
— Папа, пожалуйста, прости, — запинаюсь я.
— Адрес? — настаивает он всё тем же тоном.
— Папа, я не поеду никуда. Я боюсь. Останусь здесь, — говорю вполголоса, почти шепчу, потому что иначе услышит, что заплакала.
— Ты беременна? Только попробуй соврать! Это легко проверить.
— Нет, папа. Честно-честно, — ухожу с радиотелефоном в ванную, потому что всё это происходит на глазах у Тима и его матери, они мне наперебой что-то подсказывают, как во время опроса на уроке. Оттуда на меня выскакивает Рич, и я вскрикиваю от ужаса. Ад какой-то.
— Господи, как же ты умело всё это время врала нам. — Отец вздыхает и делает паузу. — Ты же только вот недавно бегала на свидания с Эриком? Прикрывалась им, как ширмой? Не стыдно, а? — Понятно, что слишком много откровений для одного телефонного разговора. Он был уверен, что я переключилась на другого парня. Успокоился, расслабился. Он задает столько вопросов, а слово вставить не даёт. Хотя мне бы сейчас только отмолчаться, дождаться конца этого страшного разговора. — К чему такая спешка? Это правда, что ты хотела покончить с собой? Когда это было? — Кажется, он совсем чуть-чуть смягчился.
— Правда, — прочищаю горло, чтобы не сипеть в трубку. Он этого не любит. — В те выходные, когда Вы были на озере. Пожалуйста, папа...
— Домой. Пулей! — приказывает отец.
— И что будет дальше? — Сомневаюсь, что семья Тима разрешит здесь остаться хотя бы до завтра. И куда тогда идти?
— Лика, не позорься ещё больше, — он говорит это с таким презрением. — Ради Бога. Ты не можешь у них оставаться. Как же мне хочется вломить этому борзому щенку, который так запудрил тебе мозги. Мало тебе ремня давал. — Последние слова прозвучали сквозь стиснутые зубы.
— Папа, пожалуйста...
— Что папа, что папа? Что, если я тебе запрещу выходить за него замуж? Пойдёшь вены резать? Не думал, что ты такая д-дура, Лика. — Папа вздыхает. — Когда дата регистрации?
— Двадцать первого декабря.
— Прекрасный подарок родителям перед Рождеством. Умница, дочка. Кому я год назад комнату обустроил? Чего спокойно-то не живется? Ты хоть понимаешь, что я только на днях купил новое оборудование в мастерскую, и осталось всего-навсего четыреста долларов. Что это за свадьба будет, а? — Всё-таки он задумался о свадьбе? — Да его никто из наших родных даже не видел раньше.
— Папа, не надо никаких застолий. Только прости меня.
— Нет уж, дорогуша, так не делается у нормальных людей. Поползут слухи всякие. Раз наспех и без торжества — значит, залетела. Домой! Трубку дай его нахальной мамаше.
Я больше не спорю с ним, выхожу из ванной и передаю телефонную трубку.
Не знаю, в каком ключе прошел их разговор, потому что стрелой вылетела из захламленной квартиры Тима. В полной истерике. Не могла остановить поток язвительных мыслей в голове, прокручивала ядовитые фразы отца. Хотелось почувствовать нестерпимую физическую боль, лишь бы заглушить то незримое, что раздирало изнутри, грубо и зверски прорывалось через ребра наружу.
Шла пешком до дома и била себя по голове, рыдала, все мышцы свело в области солнечного сплетения, будто рожала на свет всю скопившуюся внутри боль и обиду на отца, себя, Тима и его мать. Уже ничто не будет по-прежнему. Последние полгода превратились в сплошной кошмар.
Дома родителя ждали, как строгие и неподкупные судьи, на диване в большом зале.
— Какая же ты наивная дурочка, Лия. Могла ведь дождаться окончания учебы, выбрать любого достойного парня из церкви, и он был бы счастлив стать твоим мужем. Ты же только-только бегала на свидания с Эриком. За нос водила и его, и нас?
Я пытаюсь что-то ответить, но отец выставляет вперед ладонь, чтобы молчала, не перебивала.
— Здесь какой-то подвох. Почему сейчас? С какой стати из всех, кто крутился вокруг, тебе понадобилось срочно выскочить замуж за самого незрелого и неспособного заработать даже на хлеб. Оба студенты. Ты такой жизни хочешь? Очень счастлива, вижу. Аж нос распух и глаза еле открываются от слёз. От Вашей романтики и следа не останется после года нищенской жизни. Не прибегай потом в слезах. Уже забыла, как плелась под дождем по трассе после первого же разрешенного свидания? Щенок паршивый.
— Не передумала? Лия? — спокойно спрашивает мама, потому что отец слишком набрал обороты.
— Нет, — настырно отвечаю, глядя в пол.
— Тогда марш полы мыть. Они сегодня вечером придут свататься всей своей толпой.
Я не ожидала, что родители смирятся с моим выбором, что не выставят, как паршивку, не посадят под замок.
***
За день до свадьбы
Лика
Это был самый сумасшедший день.
Платье мы с мамой купили неделю назад. Родители упрекали, мол, это обязанность жениха, но видимо, ни Тима, ни его мать такая мысль не посещала. Я и так доставила кучу хлопот обеим семьям. Зная скромный бюджет торжества, выбрала нетипичное свадебное платье, но стильное. Конечно, представляя собственную свадьбу, всегда мечтала о кружеве, шёлке, корсете и шлейфе. Моё платье без воланов, пышных юбок с обручами, жемчужин, угадать в нём невесту можно лишь по белому цвету. Плотная трикотажная ткань держится на теле с помощью толстой лямки на одном плече, соблазнительно облегая грудь, талию и бедра. Чуть выше колена разрезы с обеих сторон привлекают внимание на ассиметричный подол в виде клиньев до середины голени. Не длинное и не короткое, не простое и не шикарное.
На туфлях мама экономить не позволила. Она считает, что обувь больше всего остального выдаёт отношение женщины к самой себе. Белые итальянские дорсей стали самыми дорогими за всю мою прежнюю, да и будущую жизнь.
На сегодня запланировано привезти столы домой, заимствованные у подруги семьи, забрать свадебный торт, купить шары и украсить зал в нашем доме. Всё своими силами.
Мама любит всё с размахом. И отец всегда был исполнителем её наполеоновских жизненных планов. Благодаря маме, зал в нашем доме площадью, как две однокомнатные квартиры, с камином, двумя рядами роскошных белых окон, выходящих на разные стороны сада, и тяжёлыми портьерами золотого цвета, будто прямиком из какого-то дворца. Их мама сшила сама.
Здесь и пройдёт свадебный вечер на сорок человек. Диван и кресла уже перенесли в другую комнату, освободив достаточно места для гостей.
Соня будет подругой невесты, потому что Алиса со мной больше не разговаривает. Не смогла понять и простить, что я пренебрегла Эриком и вернулась к Тиму после всего случившегося. Сказала, что я запудрила мозги и использовала порядочного парня. Сказала, что слабостям не место в разумной девушке, что устала меня спасать. Это она ещё не знает о его сексуальном ультиматуме и инциденте в ванной. Алиса с Ромой, хотя и целуются, более откровенные ласки решили приберечь для первой брачной ночи. Мы как-то обсуждали с ней эту тему наедине, и Алиса очень жестко отозвалась об импульсивной Дарине, которая чуть не лишилась девственности в горах на заднем сиденье Ауди своего парня.
Веня ещё не знает о свадьбе, как и остальные мои церковные друзья.
Едем с родителями по делам, в машине из-за печки и нас шестерых стало невыносимо душно. Маму подташнивает, поэтому отец приоткрыл окно, несмотря на декабрь на дворе. Мы с Тимом сидим, как немые, сзади, с Аней и Олегом. Тесно. Сыро. И слишком тихо. И всё же это отец настоял, чтобы Тим везде ездил с нами, внёс посильный вклад в организацию свадьбы.
На дорогах из-за временной оттепели каша из снега, смешанного с солью, превратилась в грязную жижу. Мимо нас пронесся черный внедорожник, в котором оглушающе громко гремела музыка, смачно на скорости облил мерзкой жидкостью водительское стекло. Капли пробрались и в салон автомобиля через щелку в окне.
Отец звереет. Стрелка спидометра взлетает, пока мы все соображаем, что происходит.
— Костя, успокойся, — металлическим голосом приказывает мать.
Но отец на этот раз не слушается её. Светофор. Скрип тормозов. Занос вправо. Распахивает дверь. Врывается холодный ветер в салон.
Переглядываюсь с Тимом, наши брови синхронно ползут вверх, а зрачки расширяются от ужаса. Отец вытаскивает из черного джипа громилу и бьет в самую скулу, удерживая другой рукой за ворот рубашки. Физический труд в мастерской и подаренная Богом рослость папы делают своё дело — водитель лишь виновато поднимает ладони. Удивительно.
Отец спокойно садится обратно за руль. И мы едем опять в гробовой тишине до самой пекарни. Я понимаю, что этот удар предназначался на самом деле мне и Тиму. Отец становился всё более взвинченным с каждым днем, приближающим нас к свадьбе.
— Ого, какой торт! — слышу знакомый добрый, глубокий мужской голос за спиной и замираю, но всё же поворачиваю голову в его сторону.
О, нет, пожалуйста. Только не сейчас. Боже, за что? Это должно быть не так. Мне хочется плакать, исчезнуть, испариться, провалиться сквозь землю, вообще никогда не рождаться.
— С чем вас поздравить? — спрашивает Эрик у отца, ничего не подозревая.
Белый медовый торт диаметром с большую пиццу, в один ярус с двумя мастичными лебедями навевает скорее мысли о годовщине родителей, потому что до свадебного никак не дотягивал ни размером, ни заурядным оформлением.
Слова застряли в горле, я в шоке от того, как такие идиотские совпадения могут происходить в реальной жизни, а не в кино. В моей невезучей жизни. Хорошо хоть Тим остался в машине. Только его здесь не хватало.
— Эрик, какая встреча! Так Лия завтра замуж выходит, — произносит он фальшиво-радостно. — Она тебе не потрудилась об этом сообщить? Если нет планов на завтрашний вечер, приходи к нам на свадебную пирушку.
Ну папа, зачем же так больно-то?
Знаю, только я во всем виновата, мои непростительный эгоизм, трусость и жестокость. Проще всего убегать от трудных разговоров. Пряталась от Эрика с того самого абсурда, приключившегося в ванной Тима. Отделывалась короткими фразами во время телефонных разговоров, не открывала электронные письма, скрывалась от него в церкви. Надеялась, что Эрику надоест, или сам всё поймет и перестанет. И ангел-хранитель действительно не звонил уже больше недели. Но чтобы тако-о-ое произошло...
Эрик отворачивается в сторону, снимает очки и трёт переносицу. А через минуту, вижу мокрые глаза, устремленные на меня. Боже, я думала, что такие мужчины не плачут. Нет, это не были ручьи и сопли. Просто застывшие капли во взгляде сильного и доброго взрослого человека. Ненавижу себя за эти слезы и готова расплакаться вместе с ним. Такие глаза не забыть. Чувствую себя настолько подлой, будто попрыгала на могиле близкого друга. И крошечная часть меня жалеет, что выбрала Тима вместо Эрика, выбрала проклятия родителей вместо благословения, мимолетную страсть вместо целомудрия. То, что должно было стать самым счастливым событием, превратилось в сущий кошмар.
Эрик справился с минутной слабостью, ставит свою коробку с пирожными на подоконник, подходит и прижимает меня к себе, обнимая за плечи, несмотря на отца, стоящего рядом, сглатывает ком и тихо, но всё ещё по-доброму, произносит над самой моей макушкой: «Поздравляю, Лия». Размыкает руки и быстрым шагом покидает кондитерский магазин. Коробка с пирожными, которые он купил, так и остается на подоконнике.
_____________________________
Дорсей — туфли в форме лодочек, только в данной модели закрыты пятка и носок, но не соединены друг с другом, оставляя свод стопы открытым.