Мэрлион: город проклятых душ

Университет, в котором не было ни счастья, ни даже банального покоя, давно перестал казаться местом для учебы или развития. Он больше напоминал мрачный вокзал, откуда каждый рано или поздно должен уехать и чем раньше тем лучше. Решение бросить учёбу далось легче, чем можно было ожидать: не было ни сожалений, ни страха. Только усталость и глухое желание выбраться из все ещё непривычного кошмара.

Предложение уехать, вырваться отсюда вместе с тем, кого Мирай внезапно и, казалось, безвозвратно полюбила, стало последней соломинкой. Тонкой надеждой на то, что всё ещё может быть нормально, как у обычных людей. Что впереди всё ещё может быть жизнь, в которой ночные кошмары когда-нибудь ослабнут, а страх умереть от лап неизвестных тварей, шныряющих по теням, останется лишь плохим воспоминанием.

С тех пор, как Алекса выписали из больницы, прошло несколько дней. Всё это время пара почти не покидали комнату Мирай, ибо нужно было восстановиться и физически, и морально. Раз за разом они листали объявления, искали дешёвое жильё в городах неподалёку от Мэрлиона, стараясь найти что-то достаточно тихое, чтобы чувствовать себя в безопасности. Лично для них теперь этот мир стал другим, без возможности жить так, как раньше. Именно поэтому квартирка Мирай стала временным укрытием для них обоих.

К счастью, по её возвращении из больницы, комната уже не напоминала место бойни. Кровь, следы борьбы - всё исчезло. Видимо, уборщицам быстро донесли официальную версию, что кто-то якобы пострадал от бешеной собаки. Вид такой «санкционированной» трагедии позволял быстро замять инцидент и не будоражить остальных студентов. Возможно, кто-то в университете был в курсе того, что произошло на самом деле, но молчал. Как бы там ни было, отголоски ужаса остались. Даже чистые простыни и блестящий от дезинфекции пол не могли стереть воспоминания о том, что на этом самом месте кто-то едва не умер. И всё это - в стенах места, которое должно было быть безопасным.

В какой-то момент удача, казалось, всё-таки повернулась к ним лицом. Среди сотен серых и безнадежных объявлений на сайте внезапно всплыло одно, будто специально предназначенное для них. Продавалась квартира — чистая, ухоженная, в тихом, отдалённом районе, достаточно далеко от Мэрлиона, чтобы можно было хотя бы попытаться начать всё сначала.
Не было ни сомнений, ни долгих обсуждений. Алекс и Мирай, обменявшись взглядами, сразу поняли - это шанс.

Сборы прошли в торопливом беспорядке, словно в лихорадке, уже не беспокоясь о том что хаотично собранные вещи все помнутся в чемодане от такой спешки. Времени понадобилось лишь пол дня, а затем покупка билетов на транспорт завтра утром и долгая дорога... Междугородний автобус обещал поездку в больше восьми часов и с пару остановками в других городах. Но прежде чем они покинули город...

Сильный ветер гнал по серому небу тяжелые облака, словно небо само сдерживало слёзы, не решаясь прорваться дождём.

Перед ними раскинулось небольшое поле. Одинокое, забытое. Несколько могил, поросших травой и мхом, будто сами пытались стать частью земли. Среди них одна выделялась особенно: аккуратная, с отполированным камнем и свежими, недавно поставленными цветами. Здесь кто-то всё ещё помнил, всё ещё приходил.

Когда Алекс впервые сказал, что хочет сюда сходить перед их отъездом, Мирай невольно напряглась. Слишком много фильмов, в которых подобное начиналось как эпизод прощания, а заканчивалось очередным ужасом. Но к удивлению здесь... было по-другому. Тихо. Холодно, но не враждебно. Печально, но не пугающе.

Мирай и Алекс стояли рядом, не прикасаясь, не нарушая тишины. Девушка лишь украдкой взглянула на оборотня. Сейчас, его лицо, казалось другим.. не тем, которое она видела каждый день. Линии его щёк, губ, глаз стали глубже, взгляд был тяжёлым, словно в моменте он смотрел не только на надгробие, а сквозь него - в прошлое, в то, что давно оставил, но так и не отпустил.

Кейджи долго молчал. Мирай уже хотела было что-то сказать, мягко коснуться его плеча, напомнить, что он не один. Но прежде чем она успела, он заговорил сам. Голос был глухой, чуть дрожащий, как будто каждое слово стоило усилий:

Алекс:— Прости меня, что ничего не сказал. Я знаю, мы не были особо близки... но ты всегда заботилась обо мне. А я... испугался. В школе я встретил одного парня, наркомана. Купил у него пару доз и всё покатилось. Я испортил себе жизнь, а потом... стал чудовищем. Я убежал, солгал тебе, сказал, что поступил в университет. А сам... сам просто исчез. Боялся что ты увидишь во что я превратился.

Кейджи на секунду замолчал, будто что-то защемило в горле.

Алекс:— Может, если бы я тогда пришёл к тебе и всё рассказал... может, ты бы смогла помочь. Я не знаю. Правда, не знаю. Но... прости. Прости, что меня не было рядом, когда ты умирала. Прости, что молчал всё это время. Прости, что не смог быть сыном, которого ты заслуживала.

Мирай слушала, не перебивая хрупкий голос, каким она его не слышала никогда. И даже сама удивилась, когда в груди сжалось от того, как по-настоящему он сейчас раскаивается. Лэйнор так и не сказала ничего. Просто сделала шаг ближе, медленно, мягко коснувшись его спины ладонью. Не чтобы утешить, не чтобы прервать, а чтобы дать понять: я рядом. Я здесь. Ты больше не один.

Ветер продолжал гудеть над полем, будто шелестел чужими воспоминаниями, но вдруг в этот мрачный пейзаж ворвалось нечто совершенно неуместное - крошечная бабочка. Она появилась внезапно, словно из ниоткуда, мелькнув ярким пятном в сером пространстве. Крылья её дрожали от усилий, видимо тяжело было лететь на порывах ветра, и всё же она упрямо пробиралась, словно шла навстречу именно им.

Мирай заметила её первой и тихо выдохнула, словно не веря глазам. Алекс же застыл, всматриваясь в это крохотное существо. Узнал. Та самая или очень похожая.. как тогда, в ресторане, когда мотылёк сел ему прямо на волосы, а он громко чихнул на весь ресторан. Случай казался давно забытым, но в этой бабочке было нечто до боли знакомое.

Юноша машинально протянул руку, и насекомое, словно решив, что это именно то место, где ей следует быть, осторожно опустилась на его раскрытую ладонь. Ветер всё ещё рвал пространство вокруг, а она сидела спокойно, сложив крылья, как будто отдыхала. Или... как будто узнала его.

«Мама, ты ли это?»

Что-то в его лице изменилось. Как будто годы напряжения, вины, невысказанных слов , всё это вдруг обрело форму. И распалось.

«Конечно... Как же я сразу не понял. Ты бы ведь никогда не злилась на меня, мам. Ты бы всё простила. Потому что... ты просто любила меня таким какой я есть.»

Слёзы, которых он сдерживал столько лет, начали медленно скатываться по щекам. Беззвучно. Не как взрыв боли, а как облегчение. Камень, который давил на грудь столько лет, испарился, оставаясь только тёплой лёгкостью. Нечто трепетное, почти детское, давно забытое чувство, что тебя по-настоящему поняли и приняли.

Бабочка вдруг взлетела, едва-едва, как будто ветер уже не был ей страшен и мягко опустилась на плечо Мирай. Та слегка вздрогнула от неожиданности, а потом, уловив в этом движении какую-то неуловимую доброту, невольно улыбнулась. Тонкой, искренней улыбкой, самой не до конца понимая, почему.

Дорога тянулась лениво, по серпантину шоссе, через редеющие леса, мимо небольших посёлков и полей, по которым скользили длинные тени утреннего солнца. Стоило автобусу пересечь черту города и ощущение невидимой пелены упала с плеч обоих, пусть никто об этом в слух и не сказал. Воздух стал легче... то ли от самовнушения, то ли действительно что-то мистически изменилось в окружающем пространстве, но тревога, сжимавшая грудь последние недели, отпустила.

Не обменявшись ни словом, Мирай склонила голову на плечо Алекса, а он - на её, погружаясь в лёгкий, почти детский сон, будто вернувшись в то забытое состояние, где не нужно бояться за сегодняшний день. Ровно как обычные люди, нуждающиеся в простом покое.

***
5 лет спустя.

Жизнь, в которой утро начиналось с запаха кофе, а не тревожных новостей, где по ночам не приходилось просыпаться в холодном поту..

Мирай, со своим острым умом и склонностью к уединению, нашла себя в IT-сфере, после того как в университете она увлекалась программированием, и после окончания курса устроилась в онлайн-компанию, где могла работать из дома. Эта работа стала её тихой гаванью, ведь ей не приходилось каждый день сталкиваться с шумом и суетой офиса, и она могла контролировать свой ритм, не выходя из зоны комфорта.

Большую часть времени девушка проводила за ноутбуком в просторной, светлой комнате, где у окна лежала её собака - теперь уже взрослая, почти огромная, с лоснящейся шерстью и повадками настоящего «охранника». Когда-то Коко был крохотным щенком, спасённым в один из трудных дней. Теперь же он спокойно дремал у ног Мирай, иногда ворча во сне и смешно поддрагивая лапами.

Несмотря на интровертность и любовь к уединению, Мирай не была одинока. За эти годы она завела несколько настоящих, крепких дружеских связей. Пара весёлых и целеустремлённых девчонок, с которыми она познакомилась в колледже, стали для неё настоящим открытием. Они не давали ей окончательно замкнуться в себе, регулярно вытаскивали её из дома, будь то уютная кофейня, небольшая выставка, прогулка по старому парку или даже поездка на выходные к морю.

Алекс, в отличие от многих своих сверстников, никогда не стремился к активной социальной жизни или академическим амбициям. Университет, с его шумными аудиториями, постоянным напряжением и бесконечными формальностями, казался ему чуждым с самого начала. Даже до событий в Мэрлионе он чувствовал, что не вписывается в привычные рамки. А после всего пережитого идея возвращаться в учебные корпуса, полные людей, казалась и вовсе невозможной.

Зато открыл для себя, что хочет работать с животными. Именно это чувство, желание заботиться, лечить, спасать - и привело его к ветеринарии. Он прошёл множество специализированных курсов, не торопясь, шаг за шагом. Учился у лучших, подрабатывал ассистентом в местных клиниках, наблюдал, впитывал, и со временем построил хорошую карьеру за счет своей репутации и числа спасенных питомцев.

Алекс даже сам оформлял приёмную: стены украшали фотографии животных, которых он вылечил, полки ломились от книг и справочников, а в углу всегда дремала пара кошек, которых он подобрал и вылечил, но которые так и остались жить с ним.

Особое внимание он уделил одной строке в описании клиники - как на сайте, так и на табличке у входа: «Принимаю всех, в том числе животных волчьей породы. Койоты, волки, гибриды — добро пожаловать».

Понимая, насколько редко такие пациенты могут появиться, Кейджи всё же настоял на этом уточнении. Для кого-то это странная прихоть. Для него - принципиальный момент. Он знал, как несправедливо и жестоко иногда обращаются с дикими животными. Знал, что часто таких существ оставляют умирать, не обращая внимания. И если когда-нибудь появится возможность спасти хоть одного, он хотел быть к этому готов. Разные ведь бывают случаи: койот, сбитый машиной и доставленный волонтёрами; старый волк, подстреленный охотником по ошибке и чудом выживший. Алекс встречал их всех с одинаковым вниманием, осторожно, без страха, словно разговаривая с ними на каком-то своём, интуитивном уровне.

Отношения, которые в начале вспыхнули с бешеным желанием, разгоревшимся на фоне опасности и близости к смерти, со временем приняли другую форму. Страсть не исчезла, но теперь она стала тише, глубже. Вместо того чтобы жадно хвататься за тела друг друга по несколько раз в день, как за последний якорь в шторме, они научились быть рядом.. спокойно, уверенно, без слов.

Каждый вечер, возвращаясь с работы, Алекс неизменно устраивался рядом с Мирай, включая галерею в телефоне. Он с детским восторгом листал фотографии своих пациентов -мохнатых, зубастых, испуганных, смешных. Кот, застрявший в переноске и изрыгавший проклятия. Пёс, который сдувал пузырь изо рта во время наркоза. Волчонок с перевязанной лапой, упрямо глядящий в объектив.
Иногда его руки были расцарапаны до крови, как боевые шрамы от кошек, которые терпеть не могли клиники. Мирай, как любительница всего пушистого, реагировала всегда одинаково: сочувствие, смех и гордость.

Самым трудным было не научиться жить вместе, не найти работу и не обустроить быт. Самым трудным было продолжать жить, несмотря на то, что внутри что-то навсегда изменилось.

Мирай не бросила себя в этом. Она посещала психолога, методично, честно, шаг за шагом выстраивая в себе новую опору. Травмы Мэрлиона не стерлись, скорее были как старая татуировка, тусклая, но неизгладимая. Временами всплывали запахи, звуки, образы, и сердце сжималось. Но девушка научилась их отпускать, не застревать в них.

Для Алекса путь был сложнее. Первые два года после переезда он не мог расслабиться: шарахался от резких звуков, настороженно следил за прохожими.. Порой спал с ножом под подушкой. Даже Мирай не сразу научилась подходить к нему со спины, не вызвав у него резкой реакции. Он жил, будто враг всё ещё где-то рядом. Будто они не в мирном городе, а в засаде.

Но время сделало своё. Сон, когда-то тревожный и обрывочный, стал глубже. Паника ушла. Кейджи больше не просыпался в поту, не вставал в три ночи из-за сонного паралича. Казалось даже странно.. слишком тихо, слишком спокойно. Словно должно было что-то случиться... но не случалось.

И вот он, человек. Просто человек. С обычной работой, с любимой девушкой, с собакой, которая вечно ворует его тапки. Тот, кто когда-то был машиной для выживания, теперь мог смеяться. Плакать. Молчать и не бояться.

Отпечатки остались. Но они не мешали идти вперёд.