Часть 4. Чудеса
Фокус. Мне с детства не нравилось это слово. В какой-то степени иллюзия для меня была равносильна обману. Безобидные шалости цирковых клоунов я еще могла принять. Но когда подобный трюк исполнил мой самый близкий человек, с целью не рассмешить, а посмеяться, я окончательно утратила веру в людей.
Мне было четырнадцать и я, по примеру одноклассниц, решила завести парня. Завести... Как же омерзительно звучит это слово. Но тогда оно нас нисколько не смущало.
Не то, чтобы я хотела с кем-то встречаться. Просто у всех нормальных девочек уже были ухажеры, а у меня нет. К тому же, где-то в глубине души я надеялась встретить человека, который захочет разделить мои переживания. Для этого ведь многого и не требовалось: мне было бы достаточно робкого прикосновения и минуты тишины. И такой мальчик появился.
Мы познакомились на школьной дискотеке в рамках традиционного «Осеннего бала». После того, как мы с девочками исполнили свой номер, он догнал меня на выходе из актового зала и робко прикоснулся к плечу. А когда я обернулась, достал из-за спины длинную белую розу. Я не могла ее не принять, понимаете? Первый раз в жизни мне дарили цветы!
В тот же вечер мы пошли на свидание. Ох, сколько всего мне пришлось наслушаться от отца по возвращении домой... Но я ни о чем не жалела: после того, как он проводил меня и трепетно поцеловал на прощание, меня уже и сам черт не страшил. Тогда я еще не понимала, что в любой жизненной ситуации нельзя недооценивать чертей. А тем более в редкие минуты счастья.
Вот и получилось, что крылья, которые я отращивала целых семь месяцев, отрезали в одно мгновение, оставив на спине безобразные кровоточащие язвы. Оказалось, что не зря я не верила в эту сказку, уж слишком она была хороша. Чего томить вас лишними душеизлияниями — он поцеловал мою подругу. Ту самую, с которой мы вместе ходили по узкому бордюру и загадывали желания, балансируя между сладкой иллюзией и жестокой реальностью. Поцеловал на спор с друзьями, у меня на глазах, на том самом месте, где однажды целовал меня и прошептал ей на ушко до боли знакомую заготовку, которую я хранила в сердце словно молитву: «Ты - одна миллион, и поэтому я никогда тебя не брошу».
Знаю, сейчас это звучит смешно. Подобные истории и у меня теперь вызывают рвотный рефлекс. Но шрамы на спине кровоточат до сих пор.
* * *
- Тебя папка что, совсем не кормит? - спросила я, выйдя из ступора после минуты напряженного молчания.
- Не-а! - выпалил мальчик и начал кружиться на одном месте.
Я недоуменно смотрела на коротыша, обуреваемая желанием спросить, как он провернул трюк с крышей. Но мне по-прежнему было страшно: этот странный мир был настолько неустойчив, что я боялась разрушить его движением ресниц, что уж говорить о попытках разгадать, на каких основах он держится. А мальчик, совершив не меньше двадцати оборотов вокруг своей оси, резко остановился и спросил:
- Ты хочешь кушать?
Меня нисколько не смутило, что после таких головокружительных кульбитов он нерушимо стоял на месте, словно прикованный. Такие мелочи уже не могли меня удивить. После слова «кушать» живот скрутило еще сильнее. Я выдавила из себя самую искреннюю улыбку на которую была способна и произнесла:
- Умираю с голоду!
Мальчик по-хозяйски снял со стены кухонное полотенце, накрыл им цветочный горшок с белыми декоративными камнями, что стоял на подоконнике, и приказным тоном произнес:
- Камни в хлеб!
Когда он отдернул полотенце, я не поверила своим глазам: в горшочке скворчало аппетитное мясное жаркое. От аромата восточных пряностей я чуть не потеряла сознание. Есть хотелось так, что я была готова хватать мясо руками, не боясь испачкаться или обжечься. И могла это сделать, если бы мальчика в тот момент не рассмешила моя растерянность. Этот его смех... Поверьте, люди так не смеются.
- Кушай. Приятного аппетита! - восторженно сказал он, протянул руку к потолку и начал прыгать так, словно всерьез надеялся до него достать. - Кушай! Кушай! Кушай!
Когда его пальчики коснулись потолка, кушать резко перехотелось. Я облокотилась на подоконник и случайно задела горшочек. Тот на секунду завис у края, после чего соскользнул и разбился в дребезги об обшарпанный бетонный пол. Кусочки дымящегося мяса разлетелись по всей кухне и превратились в огромных черных тараканов, которые тут же бросились врассыпную и скрылись в темных щелях. Мальчик опустился на землю, впился в меня своими холодными глазами и остервенело произнес:
- Папочка передает привет!
Ноги вмиг стали ватными и я плавно сползла по батарее. Мальчик придвинул табуретку к дверному проему, неуклюже на него взобрался и запрыгнул в темный пыльный тимпан.
Когда Алексей вернулся, я все еще сидела на полу.
- Шампанское заказывали!? - воскликнул он и поднял над головой нарядную оливковую бутылку. - Эй, ты чего?
Из головы не выходили тараканы. Усилием воли я ненадолго прогнала их и спросила:
- Почему ты не сказал, что у тебя есть сын?
Леша опустил бутылку, подошел ближе и, пронзив меня недоумевающим взглядом, сипло произнес:
- Сын? Какой сын? У меня нет детей...
Его непослушный глаз предательски задергался и съехал к подбородку. Оттолкнувшись от батареи, я что было сил рванула к выходу. Преодолев восемь этажей в лихорадочном беспамятстве, я выскочила на улицу в одном дежурном халатике и посмотрела на небо: солнце висело на том же месте, спрятавшись за облачком в форме сердечка. Времени на размышления не оставалось и поэтому я побежала к месту расставания со своим чудоковатым спасителем, который теперь казался мне самым адекватным из людей. Мысленно я молилась, чтобы он оказался там, где я так непредусмотрительно отвергла его доброту. Шансы встретить его снова равнялись нулю, но я снова и снова повторяла про себя: «Боже, если ты создал небо и землю, выведи меня из кошмара!». И Бог снова меня услышал.
Незнакомец сидел на расколотом валуне, посреди пустыря, кротко сложив руки на коленях. Казалось, он заметил меня еще на подходе и пока я преодолевала самые длинные несколько метров в своей жизни, не сводил с меня своего задумчивого взгляда. Оказавшись перед ним, я хотела попросить прощения за свой опрометчивый поступок, но в горле пересохло настолько, что вместо слов с губ сорвался отчаянный сдавленный хрип.
- Отдышись. Я никуда не денусь, пока ты этого не захочешь, - от его мягкого округлого тембра по коже пробежали мурашки.
Я послушно закивала головой и молча уселась рядом. А он все так же смотрел, не жалея искренней теплой улыбки.
- Что-то непонятное происходит, - выдавила я из себя, пытаясь выровнять дыхание. - Я вижу странные... Страшные вещи. Я что, умерла?
Лицо его приобрело скорбный вид. Окинув взглядом бесконечные ряды многоэтажек, незнакомец, наконец, произнес:
- Здесь все мертвы. Но никто из них никогда и не стремился к жизни. Одни бродят во мраке по незнанию, другие осознанно, не смотря на то, что истинный путь им давно известен. Они называют это жизнью, ходят и смеются, не зная, что их нет. Вот и ты почти пропала.
Вряд-ли его ответ меня устроил. Я хотела услышать ответы, а он лишь приумножил вопросы своей пещерной философией.
- Допустим... - ответила я, стараясь держать себя в руках. - А дальше что? Что мне делать? Отсюда вообще есть какой-нибудь выход?
Незнакомец встал, протянул мне руку и ласково произнес:
- Иди за мной и я укажу тебе путь.
Надо ли говорить, что я приняла его предложение, не задумываясь ни на секунду.
Мы неспешно пересекли безжизненный пустырь и по тропинке спустились к густому подлеску, за которым пролегало городское водохранилище. Незнакомец крепко сжимал мою руку и настойчиво вел туда, откуда однажды не вернулась девочка, которая жила этажом ниже. Ей было всего восемь и я до сих пор помнила ее посмертное фото на просевшем бетонном памятнике: круглолицая улыбающаяся девчушка с ямочками на щеках. Какой-то изверг выцарапал ей один глаз, но это нисколько не умаляло ее невинной красоты, загубленной в полиэтиленовом мешке на берегу водоема.
- Я правильно поняла, что ты любишь наблюдать за детьми? - начала я.
- Да, ты все правильно поняла, - невозмутимо ответил он и подал мне руку, когда я спускалась с каменистого склона.
- Ты, типа, подглядываешь за ними, когда они об этом не знают или как?
Улыбка озарила его лицо. Заправив непослушный локон за ухо, он произнес:
- Да, я присматриваю за ними. Даже когда они об этом не догадываются.
Его уклончивые ответы начинали выводить меня из себя, но, взяв себя в руки, я постаралась как можно точнее сформулировать вопрос:
- Как взрослый мужчина может присматривать за чужими детьми? Тем более, когда они не знают об этом. В любом случае, подобное поведение запрещено законом и за него предусмотрено наказание. А ты идешь тут такой, улыбка до ушей, и еще говоришь об этом с такой гордостью!
К тому моменту тропинка вывела нас к берегу. Незнакомец плавно опустился на залежи прошлогодней хвои и, положив руки на колено, ответил:
- Чувство гордости мне чуждо. А вот чувство любви живет во мне испокон века. Завет, по которому должны жить люди, основывается на любви. Любви к детям, к взрослым и ко всем тварям. Но я одинаково люблю всех.
- Так, а с детьми что? Только давай попроще! - дерзко воскликнула я.
- Дети чисты и целомудренны. Эти добродетели нужно оберегать, чтобы и взрослые учились им у детей, ведь когда они уходят, уходит и сама жизнь.
Я очень старалась понять, что он имеет ввиду. Но чем больше слушала, тем сильнее убеждалась во мнении, что он недалеко ушел от тех психопатов, что обитали за соседними стенами. Словно прочитав мои мысли, он, не став дожидаться ответа, поднялся на ноги и неторопливо зашагал к озеру.
- Куда идешь? - иронично поинтересовалась я. - Открывать сезон купания?
Подойдя к самому краю воды, он развернулся, протянул мне руку и произнес:
- Не сомневайся ни в чем и следуй за мной.
Как я могла не узнать его в тот момент? Даже если бы над его головой чудесным образом высветилось имя с направляющей стрелкой, я и тогда бы смотрела под ноги.
- Ты предлагаешь коллективное утопление? Ну уж нет, это точно не тот выход, который я ожидала увидеть!
Незнакомец опустил руку, отвернулся и наступил на идеально ровную водную гладь. Еще один мастер иллюзий хотел удивить меня прогулками по воде. И ему это почти удалось: он плавно переступал с ноги на ногу, оставляя за собой едва заметную рябь. И когда уже нас разделяло несколько десятков метров, он обернулся еще раз. В памяти снова всплыл памятник утопленной девочки и я выплеснула на него всю накопившуюся злость:
- Если ты так любишь детей, то почему же позволяешь душевнобольным нелюдям губить души восьмилетних девочек? Может быть переключишься на маньяков, которые вместо того, чтобы гореть в аду, отбывают пожизненные сроки и жрут баланду за наш счет? Или они тоже, по-твоему, заслуживают любви? Почему ты позволяешь отцам насиловать своих детей? Не с твоего ли молчаливого согласия они с самого детства становятся эмоциональными инвалидами? Вместо того, чтобы трепать языком и корчить из себя Спинозу, займись, наконец, делом. А эти фокусы оставь для наивных дурочек, которые будут после меня. Всего хорошего!
С этими словами я подняла камень и швырнула его в воду. Камень несколько раз отскочил от поверхности, словно ударившись об лед, и остановился прямо у ног незнакомца: если бы в тот момент я придала этому чуть больше значения, того, что было дальше, можно было бы избежать. Но чуда не произошло. Я была по горло сыта этими фокусами.