пентагон / Нам Гю

тгк: кровь на наших руках

говори мне - Miyagi

Утро в квартире Чан Мин было необычным. Лучи солнца, пробиваясь сквозь занавески, окрашивали комнату в теплые золотистые тона, создавая атмосферу, наполненную странным затишьем. Она проснулась от мягкого шёпота своего мужа, Субона, который, казалось, был полон нежности и заботы. Его голос, обычно уже знатно ослабленный рутинами их совместной жизни, звучал по-новому, как будто он обрел второе дыхание.

Чан Мин медленно открыла глаза, и ее сердце затрепетало. Она не могла поверить, что все еще лежит рядом с ним, после того как он узнал об ее измене. В последовательности коротких мгновениях между ними вновь промелькнуло что-то знакомое — искры, которые она давно погасила в своем сердце. Чувство неловкости, которое она ожидала, уступило место неожиданной надежде.

Она подняла глаза и увидела, как Субон смотрит на нее, его губы чуть приоткрыты, а в глазах горит нежный свет. Он коснулся ее руки, и от этого простого жеста по коже пробежала волна электричества. В его прикосновении было что-то удаленное, но в то же время — близкое, будто подсознательно они оба пытались вспомнить, кем были прежде.

Субон заговорил о чем-то обычном — о кофе, о планах на день, о временных заботах, которые теперь казались незначительными по сравнению с тем, что произошло между ними. Но она почти не слышала его. Ее мысли блуждали в недалекое прошлое, когда они оба были полны надежд, когда каждое утро начиналось с бесконечных разговоров и смеха.

Вспомнив об их первой ночи, Чан Мин ощутила, как внутри нее зажигается искра — возможно, это был тот самый момент, когда они перешагнули границу отчуждения и вернулись друг к другу. Вчерашние события, измена, слезы — все это казалось частью трагедии, но в утреннем свете выглядели как предвестие нового начала.

Она наклонилась к нему, и их губы встретились в легком поцелуе, сначала робком, а затем все более настойчивом. В этом поцелуе, полном смирения и прощения, они оба нашли то, чего так долго ждали, — возможность начать все сначала. Чан Мин впервые за долгое время почувствовала, что, возможно, она сможет вернуть к нему хотя бы уважение.

Утренние лучи солнца окутывали их, словно обнимая, создавая ощущение уединения и тепла.

Субон медленно встал. Он повернулся к Чан Мин, его голос звучал непривычно решительно:
— Теперь все будет иначе.

Эти слова, словно проклятие, зависли в воздухе, вызывая у Чан Мин лишь недоумение и страх.

Субон направился к кухне, его шаги были твердыми, но в каждое движение вплеталась тень старых привычек. Он был тираном, каким-то временем сделавшим завоевателем в ее сердце, но теперь на его лице читалось новое выражение. Чан Мин осталась одна в комнате, глядя на дверной проем, через который исчезал ее муж. Она не могла поверить в его слова. Было ли это искупление или очередная игра?

Ее сердце сжималось от глухого предчувствия. Субон всегда мог быть ловким манипулятором, изменщиком, отнимающим свет и надежду. Все эти годы она тщетно ждала перемен, веря в возможность восстановления их отношений, но каждое новое обещание оборачивалось разочарованием. Теперь же она чувствовала себя как пойманная в сеть ошибка — словесная паутина, сплетенная в надежде на перемены, но полную неуверенности.

Чан Мин повернулась к окну, пытаясь найти в проникающем свете уверенность, хотя её внутренний голос кричал, что ничего не изменится. Она знала, что такие, как Субон, трудно исправить, и перемены могут быть лишь иллюзией, пусть даже горькой. «Как можно поверить ему?» — эта мысль пронзила её, став острием холодного реализма.

Чан Мин вышла на кухню, полна надежды. Утренний свет медленно пробивался сквозь занавески, заливая пространство мягким золотистым оттенком. Она шагала с легкостью, словно полагая, что тепло солнечных лучей сможет растопить накопившийся холод, который в последние дни заполонил их дом. Но стоило ей только зайти, как холодные тени вновь окутали её.

Субон, стоя спиной к ней, выглядел неузнаваемым снова. Его плечи были напряжены, а лицо искажалось в яростной гримасе. Серые тучи недовольства стояли у него на лбу, словно невесть откуда свалившаяся буря готовилась к обрушению. Она знала, что их отношения шаткие, но надеялась на лучшее. Однако реальность жестоко обманула её надежды.

— Ты опять здесь?! — раздался его голос, полный гнева и обиды. Чан Мин не могла не обратить внимания на грозные заголовки, расползающиеся по сети, безжалостно обнажающие секреты их личной жизни. Шепоты о неверности, скандалы, интриги — всё это наводило ужас. Беспокойство расползалась по её телу, оставляя за собой неприятный осадок.

Субон сжал кулаки, и, обернувшись, бросил на неё взгляд, полный осуждения и презрения. Он не переживал о них, о своих чувствах и о том, что они могли бы быть счастливы вместе. Нет, его волновали только угрозы для его карьеры. Он был рэпером, восходящей звездой, а теперь — объектом общественного осуждения. Ещё не так давно его музыка звучала с каждой стерлингом, а теперь его имя стало синонимом позора. Чан Мин знала: он не жалел о том, что произошло между ними, он горевал лишь о своей утраченной славе.

От резкого взгляда Субона Чан Мин сердце сжалось. Она вспомнила, как он буквально утром целовал ее..это было час назад. Но теперь этот свет угас, оставляя после себя лишь тьму. Она решила сделать шаг вперёд, но в тот же момент Субон схватил телефон и, не сдержавшись, прокричал:
— Все врут! Это всё неправда!

Но она чувствовала, что за этими словами скрывался страх, страх потерять всё, что он построил.

— Субон.., — произнесла она тихо, стараясь вложить в свое произношение максимум понимания. — Мы можем..

Но он перебил её, вновь наполняя кухню желчью и агрессией.
Теперь они стояли по разные стороны баррикад. Снова.

— Это твоя вина! — кричал он, указывая на неё, и от его слов веяло ядом. — Ты портишь нашу жизнь, ты виновата во всем!

В его голосе звучала ярость, пронзающая Чан Мин до глубины души, как острое лезвие. Каждый упрек, каждая шпилька - все это било по ней, как стрелы, и она чувствовала, как теряет почву под ногами.

Она смотрела на него с ужасом, как будто открыла страшные тайны, которые она всегда старалась игнорировать. Взгляд Субона был полон гнева и непонимания, и в этот миг она поняла: некоторые люди никогда не меняются. Его лицо искажала ярость, а глаза были как черные омута, в которых водились собственные демоны. Она чувствовала, как ее сердце сжимается от страха и грусти. Моменты запоздалого счастья, когда он обнимал её, смеялся, сейчас казались обманчивыми и призрачными, как тени, бегающие по стенам.

И вот, словно буря вдруг утихла, он резко остановился, его гнев далек и затих. Увидев, как её глаза наполнились слезами, он вдруг как будто осознал, что делает, и извинения рвались из его уст:
— Боже, Чан Мин. Я не хотел, прости меня...

Но эти слова звучали механически, как звук старого проигрывателя, который заедает на самом напряжённом моменте.

Чан Мин погрузилась в еще большее смятение. Как можно извиняться за то, что только что прокатило по её душе, как грузовик? Она почувствовала, как в груди закипает волнение, а мысли запутались в клубок, подобно клубку шерсти. Это было непонимание, которое обжигало её, и страх, от которого она не могла убежать.

Она не знала, что делать. Внутри неё клокотал ураган эмоций: растерянность, злость, горе и отчаяние. Она хотела и могла простить, но как можно простить того, кто способен ранить так глубоко, а потом так неумело вытаскивать свои когти?

Теперь, смотря в его изменившиеся глаза, она представляла, как этот узел боли будет распутываться, если вообще сможет. Где была та любовь, что когда-то соединяла их? Взгляд Субона, полон безразличия, не внушал доверия, как и самый нежный шёпот.

Чан Мин сделала шаг назад и почувствовала, как веяние унылого ветра застыло в воздухе. В тишине кухни, где резкостям была дана свобода, её мир рушился. Она осознала, что даже в самые тёмные моменты её жизнь всё ещё будет подвержена изменениям, всё ещё будет искать свет, пусть даже сквозь слёзы и тьму.
Правильный ли выбор она сделала, оставаясь с мужем?

***

Нам Гю медленно открыл глаза, и сразу же его поймала яркая светлая зона утреннего света, пробивающегося сквозь занавески. Однако первое, что он ощутил, – это резкая боль в губе. Она была такой интенсивной, что казалось, будто каждый пульс сердца отдает её в каждом нервном окончании. Поднявшись, он заметил, что подушка под ним стала красной от пятен – свежая кровь всё еще оставила свой след, словно паника ночи отразилась в знаках на ткане.

Ноги будто были ватными, и он с трудом направился в ванную комнату, его шаги звучали глухо, как предостережение. Зеркало, холодное и безучастное, встретило его отражение — он стоял, часовой механизм, занявший своё место во времени. Чёрные волосы были растрепаны, но несмотря на беспорядок, в его глазах горело страдальческое мужество. Он приподнял губы, и волна боли напомнила о себе; окровавленный след только усугублял его состояние. Он опустил голову, не в силах встретиться с собственным отражением — в глазах отражалась не только ранка, но и все его сомнения.

Он искал утешение в музыке. В привычном жесте протянул руку к телефону, но, нажав кнопку, вновь наткнулся на странные заголовки, словно они стали его личным проклятием.
"Любовник Чхве Чан Мин, жены Таноса" — слова, ставшие вывеской его позора, как яркое пятно на безупречной белизне. Невероятно, как быстро мир перевернулся: вчера все было еще довольно тихо, а сегодня каждый взгляд со стороны вызывал внимательные шепотки и осуждающие взгляды.

Нам Гю вдруг почувствовал, как предательская влага заполнила его глаза. Он хотел бы быть свободным, без обременяющей осведомленности окружающих. Он вспомнил ночи, полные страсти и нежности, и ужасы, связанные с реальностью. Можно ли любить, если сердце сжимает боль утраты, а вокруг лишь осуждение и недовольство?

Чувство невыносимой тяжести окутывало его, и в какой-то момент он понял, что больше не может жить, прячась от правды. Мелодии, что звучали в его голове, становились всё более мрачными и давящими, как тень, не отступающая ни на шаг. Так Нам Гю стал свидетелем того, как мгновенно распадается его мир, хранить тайны которого стало невозможно.

Нам Гю, словно статуя из мрамора, выходит из душа, и капли воды, стекающие с его волос, переливаются в свете лампы, как драгоценные камни. Полотенце, аккуратно обмотанное вокруг его бедер, подчеркивает мускулистую фигуру, создавая впечатление утонченной мощи. Его кожа, еще влажная и блестящая, отражает мелкие тонкие линии, которые обрисовывают силуэт, вызывая восхищение и завораживая взгляд. Нам Гю движется уверенно.

Он заходит в свою комнату, откидывая полотенце на кресло, и садится на кровать — ее мягкие подушки принимают его, словно облака. Элегантные жесты рук, украшенные татуировками, ловко перебираются к полке, где он ищет все необходимое. В комнате царит легкий беспорядок, но каждая деталь — это отражение его внутреннего мира.

Татуировки на его руке — это настоящие произведения искусства. На одной из них изображена медуза Гаргона — это не просто рисунок, это символ, олицетворяющий силу, восхищение женской красоты, жестокость. Ее свирепый взгляд и извивающиеся змеи вместо волос говорят о том, что Нам Гю не боится отражать свою темную сторону, принимая свои слабости и уязвимости. Она подтверждает, что красота может быть яркой и опасной одновременно.

Рядом с медузой, словно аллегория трансформации и надежды, красуется нежная бабочка. Она символизирует свободу, легкость, плодородие и перемены — отражение нежной, но сильной части его внутреннего мира. Каждое движение Нам Гю подчеркивает не просто физическую силу, но и внутреннюю борьбу, где темные и светлые стороны сосуществуют, придавая ему уникальность.

Наконец, он находит то, что искал, перемещая взгляд к маленькой таблетке, которую он собирается разгрызть. В этот момент время замирает; каждая секунда словно растягивается, а мир вокруг исчезает. Нам Гю ловит взгляд на татуировках и понимает, какие нити связывают его настоящее и прошлое, что каждый выбор — это шаг в бескрайнем лабиринте его жизни. Он кладет таблетку в рот, и, разжевывая ее, ощущает, как мир вокруг него начинает меняться, как будто он попадает в сказку, где границы между реальностью и фантазией стираются. Такая привычка, грызть таблетки, присуща более опытным и более зависимым наркоманам, для достижения быстрого эффекта, в отличии от Субона, который таблетку глотает или кладет под язык.

***

Прошло три дня, как словно злая тень окутала дом Чан Мин. Субон, словно небесная буря, бродил по его комнатам с яростью в глазах. Его лицо, искаженное гневом, отражало все переживания последних событий, и тишина вокруг только подчеркивала его внутреннюю бурю. Он не смел поднять голос на Чан Мин, но напряжение в воздухе было ощутимо.

Продюсеры, которых он когда-то считал союзниками, теперь звонили и отказывались от работы с ним, словно в их голосах говорила холодная реальность. Каждый новый отказ резал душу, как нож по бумаге - легко и бессмысленно. Субон чувствовал, как его мир сужается, превращая его в беженца в собственном жилище. Он не мог найти покоя: каждая пара слов, каждое мимолетное прикосновение Чан Мин вызывали у него противоречивые чувства. Он знал, что вся эта злость обращена не к ней, но и как справиться с ней — не понимал.

Дни превращались в ночи, тени сгущались, и Субон все глубже погружался в свой внутренний хаос. Его мысли крутились, как ураган, но он продолжал играть роль молчаливого страдальца. Соседние улицы, полные жизни и радости, казались ему чужими, как давно забытое воспоминание. Время текло, а он оставался в плену своих эмоций, словно в темной бездне.

Концерты, которые когда-то собирали многотысячные толпы поклонников, внезапно были отменены. Открытая агрессия и подноготная личной жизни певца шокировала общественность, и теперь его имя стало темой обсуждения на страницах таблоидов и в новостных лентах.

Ту ночь в клубе помнили все. Ужасный инцидент, в который оказался вовлечен Субон, быстро облетел все новостные каналы. Его жена, Чан Мин, оказавшись в центре внимания, чувствовала себя затянутой в водоворот событий. Каждый звонок, каждое сообщение, адресованные ей с просьбой дать интервью, сыпались, как град. Она знала, что можно было бы воспользоваться ситуацией – выставить своего мужа на свет, а себя в роли жертвы, но в глубине души понимала, что такое признание не принесет ей покоя.

Субон, оставшийся в гостиничном номере по своим причинам, звонил ей каждый день. Его голос был мягким, но в нем проскальзывала мрачная угроза:
— Не говори никому, Чан Мин. Не соглашайся. Если ты это сделаешь, ты пожалеешь, дорогая.

Эти слова закрались в ее сердце, заполнив его страхом. С каждым новым звонком она ощущала тиски его контроля, и, несмотря на ненависть к происходящему, ей было некуда деться.

Люди вокруг нее не понимали. Они видели только одну сторону медали, только тот образ, что был выведен на экран: образ жертвы, образ, жаждущего правды. Но в ее сердце были множества усталых вопросов, множество сожалений. Чан Мин знала, что если даст интервью, то многим откроется страшная правда о том, что в их доме происходит на самом деле. Но как она могла это сделать, когда каждый раз, когда она молчала, Субон шептал ей, как сильно он ее любит, как он не может без нее жить? Она понимала, что его любовь — это только тень, окутывающая их жизнь, удушающая и парализующая свободу.

Одновременно с этим в ее голове зрели мысли о том, что делать дальше. Она начала задумываться о том, может ли быть счастлива, если продолжит терпеть унижения ради кого-то, кто однажды уже показал свою истинную натуру. Ей хотелось побыть наедине с самой собой, уловить звуки своего выбора. Может быть, именно в этой тишине она найдет ответ на свой вопрос. Сейчас она как никто другой жалеет , что выбрала Субона в ту ночь в клубе, но с другой стороны..она защитила Нам Гю.

Пока же заголовки в газетах изображали ее идеализированной жертвой, и ее имя использовали, чтобы создать сенсацию, она умело прятала свою внутреннюю борьбу. Каждый день проходил в ожидании. Ожидании, что Субон одумается, что он просто выйдет из этого состояния, и все в их жизни снова станет таким, как прежде. Но с каждым новым днем она понимала, что это лишь утопия, и, возможно, наступит момент, когда ей придется сделать выбор. Выбор между тем, что она знала, и тем, чего заслуживала.
Куда же делать та стервозная, самовлюбленная натура Чхве Чан Мин?

Сидя на кровати, Чан Мин чувствовала, как ее сердце наполняется тяжестью. Глаза уже начинали болеть от слез, которые не прекращали течь по щекам. Прошло пять дней..пять дней она думает, что медленно тонет в своей жизни.
Она смотрела на экран телевизора, но не в силах была сосредоточиться на сюжете фильма. Все происходящее казалось лишь фоном для ее внутренней борьбы. Мужа дома не было — он ушел разбираться с проблемами, которые казались все более и более неразрешимыми.

Комната была наполнена полумраком, и только мерцание экрана придавало ей хоть какую-то жизнь. Она погрузилась в свои мысли и воспоминания. Каждый кадр фильма отражал ее собственные переживания, но они были слишком далеки от романтики на экране. Чан Мин внимательно вглядывалась в образы, но все же нашла себя затянутой в царство своих эмоций — грусть, страх, безнадега.

Внезапно телефон вибрировал на тумбочке, отрывая ее от угнетающих мыслей. Чан Мин протянула руку и взглянула на экран: сообщение от незнакомого номера. Зрительная память срабатывала мгновенно.

Незнакомый | 14:37
— Ты как? У тебя все нормально?

Словно по воздуху прошел легкий холодок. На мгновение ей показалось, что окружающий мир расплылся, и ей стало неуютно. В голове нарастал глубокий шепот. Неожиданно, словно призрак, откуда-то из темного прошлого всплыло воспоминание. Она как будто почувствовала запах алкоголя и дорого парфюма, и в тот же миг поняла, кто это был.

Сердце забилось чаще, пронзенное одновременно страхом и тоской. Она сразу вспомнила его глаза — смущенные, но полные обещаний. Эти глаза говорили о том, что он был рядом, когда все вокруг рушилось. Он знал, как сделать моменты светлыми, но также знал, как приносить боль. Их единственное столкновение в прошлом, тот короткий миг безумия, который оставил глубокий след в ее душе. Он взял с собой те воспоминания, весьма неуместные в ее жизни.

Чан Мин пыталась подавить внутри себя смятение. Ей не хватало его поддержки, но мысли о том, что за этим сообщением может стоять нечто большее, не давали покоя. Она понимала, что его возвращение — это как волк, который только и ждет, чтобы снова заглянуть в ее жизнь. Теперь все зависело от её решения: поддаться искушению или быть сильной.

Чан Мин глубоко вздохнула, и, несмотря на слезы, в ее жизни ещё оставался выбор. Но ответа, на который она так надеялась, всё равно не было. Она просто сидела на кровати, смотрела в экран, пока внутри нее сражались чувства, и в ожидании, каким будет следующий ход судьбы.